Игарка – первый порт Севморпути: взлёт, падение, уроки

Удивительное дело: среди тех, кто бывал в Игарке, не бывает к ней равнодушных – во всяком случае, я не встречала. Кто-то Игарку проклинает за потраченные годы, но большинство вспоминает Игарку с глубокой болью. Образцовый город советского Заполярья, по частоте посещения журналистами, пожалуй, опережавший современную «конфетку Арктики» -- порт Сабетту; город, куда в 1970-е на заработки приезжали со всей страны… Сегодня Игарка, в конце 1980-х достигавшая численности населения 18 тысяч жителей, насчитывает лишь 4,5 тысячи человек (если не считать отдельные ЗАТО, для населённого пункта в статусе города в России это беспрецедентное сокращение). Большая (историческая и производственная) часть города сожжена или разрушена (в основном, в рамках проекта по «рекультивации» территории – в идеале, он отвечал международным критериям «управляемого сжатия» депрессивных городов, но на практике обернулся, очевидно, коррупционным использованием средств и оставил после себя развалины). «Проплешины» городской ткани Игарки хорошо видны с самолёта (см., например, фото здесь).

На плане города в экспозиции Музея вечной мерзлоты слева видно две небольшие кучки изогнутых «червячками» многоэтажек  – «1-й микрорайон» и «2-й микрорайон». По сути, это всё, что осталось от города. Старый и Новый город – Игарка прошлого, развалины и отдельные частные дома, в которых по каким-то личным причинам остаются жители.

Жители были сселены, в основном, в два кирпичных микрорайона на бывшей южной окраине; градообразующее предприятие утрачено полностью. Социальная деградация (алкоголизм) значительной части населения – удручающая; в городе, куда три десятилетия назад ехали из разных районов страны на заработки, налицо нехватка работников даже на простейшие должности (продавщица, водитель, работник совхоза и т.п. Местные предприниматели, продолжающие деятельность в Игарке, нередко привозят работников на эти должности с юга Красноярского края вахтовым методом.

Но обо всём по порядку. Игарка – порт на Енисее, десятилетиями специализировавшийся на перевалке экспортного сибирского леса на морские суда, поставлявшие его по Севморпути и далее до иностранных портов. Выходя в некоторые годы на второе место в СССР после Архангельска по объёму отгрузки леса, Игарка была одним из «валютных цехов» страны.

Основанная в 1929 году, Игарка стала одним из первых советских городов Заполярья и мощнейшим символом успехов советской власти по освоению Севера. «Посмотрите на карту нашего Севера. По всей Арктике сияют сталинские огни новых городов и районных центров. Заполярная Игарка 12 лет тому назад насчитывала только 49 человек, а сейчас Игарка имеет 20 тыс. жителей», -- рапортовал И.Д. Папанин XVIII-му съезду партии в 1939 году.

Игарка стала не только экспортным портом, но и мощнейшим центром производства идеологической продукции. Игарке посвящались книги (одна из них – книга детских рассказов «Мы из Игарки» экспонировалась за рубежом и приобрела особенную известность; город постоянно посещали иностранные журналисты, без упоминания его не обходилось, наверное, ни одно обсуждение успехов освоения Севера; Игарке прочили будущее «Сибирского Архангельска»[1]. «Столицей Арктики» предпочли окрестить Игарку, где рождалась и проверялась практикой вся стратегия освоения Севера[2].

С началом отгрузки леса через Игарку, по сути, началось систематическое, «поточное» использование западного крыла Северного морского пути (СМП) как коммерческой магистрали. Да, к моменту основания Игарки было предпринято уже немало попыток наладить выход с Енисея на внешний рынок: экспедиции купца Михаила Сидорова, в том числе плавания капитанов Виггинса и Шваненберга; торговые операции норвежца Йонаса Лида, Карские операции колчаковского времени и первых лет Советской власти... Но именно из Игарки был налажен «поточный», регулярный экспорт, позволивший  преодолеть экономический барьер высоких страховых выплат торгового судоходства по СМП:  «увеличение тоннажа заходящих в Енисей судов … свидетельствует о повышении степени изученности условий прохождения, а отсюда и уменьшение опасности этих рейсов. Характерным для последнего является из года в год падающий размер страховки уходящих в Игарку судов», -- сообщали из города уже в 1935 г.[3]

Витрина советского Заполярья, героиня многих репортажей и книг, в постсоветское время Игарка прошла по одному из самых катастрофичных сценариев трансформации, потеряла градообразующее предприятие, почти три четверти населения и статус города краевого подчинения. И чем глубже проникаешь в судьбу Игарки, тем больше задаёшься вопросом о том, насколько неизбежной была эта трагедия.

В первую очередь, обращает на себя внимание контраст между усилиями первостроителей по созданию города с постоянным населением, диверсифицированной экономикой, продовольственным самообеспечением, культурного и информационного центра обширного района Заполярья -- и финалом классического монопрофильного поселения, всецело зависящего от градообразующего предприятия – настолько, что даже прославленное само по себе Игарское педагогическое училище народов Севера было закрыто по прекращении перевалки леса, хотя никакой технологической или финансовой связи между градообразующим предприятием и училищем, надо думать, не существовало.

Настоящая статья представляет собой попытку переосмыслить экономическую историю Игарки с точки зрения концепции фронтира и, в частности, «эффекта Джека Лондона», предложенного аляскинским экономистом Ли Хаски[4]. Основной материал, который используется в настоящей работе – это интервью и личные наблюдения, сделанные во время командировок в Игарку в 2013 и 2018 годах (во втором случае -- в ходе совместной экспедиции с коллегами из ТюмГУ М. Агаповым и Ф. Корандеем).

Взлёты и падения фронтирных городов: концепция выхода из ресурсной ловушки

Понятие фронтира как «места встречи дикости и цивилизации»[5] ввёл в науку американский историк Ф Дж. Тёрнер в своём докладе «Значение фронтира в американской истории» в 1893 г.[6]; позднее концепция Тёрнера была оформлена в книге с похожим названием[7]. Большое внимание он уделил тому обстоятельству, что фронтир – не линия, но, скорее, приграничная зона, пограничье – и эта зона подвижная, по мере освоения территории она продвигается на новые земли. Именно так пограничье «прокатилось» практически по всей территории США от восточных районов до Великих равнин, и по мнению Тёрнера, фронтир «закрылся» к моменту написания его исторической работы.

В концепции Тёрнера закрытие фронтира подразумевало переход территории в освоенное состояние. Однако впоследствии в работах по фронтирной тематике нередко поднимался вопрос циклов «взлётов и падений» (boom and bust)^[8]: бум экономической активности фронтира вызывается, как правило, открытием нового ресурса или снятием барьера по его освоению – и вслед за бумом логично наступает фаза истощения ресурса и соответствующей спад экономической активности. Фронтир США был связан, главным образом, с освоением новых сельскохозяйственных земель, поэтому фаза истощения и спада была не так выражена[9], как в случае горного фронтира – освоения месторождений полезных ископаемых, знаменитых золотых и им подобных «лихорадок». История «горного» фронтира знает массу примеров забрасывания городов по мере исчерпания месторождения (города-призраки в районах былой добычи ресурсов – «медный» Кеннекот на Аляске или «золотая» Форти Майл, Сороковая Миля, на Юконе).

В связи с «развилкой» траекторий развития территории по мере истощения ключевого ресурса большой интерес представляет упомянутая работа анкориджского экономиста Ли Хаски^[10]. Хаски показывает, как в период фронтирного бума в удалённых областях может быть создан критический объём диверсифицированной местной экономики, что позволяет запустить механизм экономического развития территории с опорой уже на внутренний спрос – и тем самым продлить жизнь фронтирного региона после спада экспортной отрасли. “Гипотезу Джека Лондона, -- пишет автор, -- можно сформулировать так: "эксплуатация ресурса вызывает такой рост и развитие сопутствующих отраслей, что они продолжают существовать и после спада ресурсного бума, что, в свою очередь, стимулирует новую экономическую активность" … Гипотеза Джека Лондона даёт возможность более оптимистичной «послебумовой» истории. Структурные изменения, которые происходят во время бума, могут изменить экономическую среду таким образом, что она будет способствовать появлению новых возможностей экономического развития в будущем. Местные политики, возможно, пожелают обратить внимание не только на извлечение природных ресурсов, но и на ту часть экономики, которая останется после бума освоения»[11].

Сегодня поразительно, почему идея возможного «закрытия» районов нового освоения внятно не поднималась в первые десятилетия освоения Советского Севера, хотя речь шла именно о ресурсном освоении, а американские примеры городов-призраков рубежа XIX—XX веков должны были быть ещё «на слуху».

Изучение материалов 1930-х годов приближает к ответу на этот вопрос: помимо узкой задачи обеспечения ресурсами экономики страны, ставилась и задача преображения собственно Севера. Советский Север в той логике просто не мог стать зоной вахтовых посёлков (хотя в реальности он в какой-то степени таковым и был: сталинским вариантом вахтового освоения богатств слабо заселённых территорий можно, с массой оговорок, считать гулаговские лагеря). В официальной идеологии Советский Север неизменно подавался как результат преображения отсталого и дикого Севера царских времен. Чеканно это противопоставление прозвучало в 1934 году в речи С.М. Кирова, потом многократно цитировавшейся: 

Клише противопоставления большевистского прогресса, выражавшегося в вовлечении всё новых «спавших» ресурсов в хозяйственный оборот,  беспробудной дикости царских времен, сохранялось десятилетиями: ещё в 1960-е С.В. Славин, главный теоретик освоения советского Севера, начинал свою книгу с пассажа о том, что «ко времени Великой октябрьской социалистической революции природные богатства Севера не только почти не осваивались, но и были изучены в ничтожной мере…»[13].

Постулированный как основной экономический закон социализма непрерывный рост и совершенствование социалистического производства подразумевал, в числе прочего, постоянную потребность в новых ресурсах; состояние постоянного соревнования с враждебным капиталистическим миром существенно усиливало эту потребность. Освоение Севера подавалось как ответ на эту потребность (здесь, пожалуй, допустимо обобщение на все годы Советской власти). Продолжим чтение Славина: 

Даже беглое знакомство с идеологией марксизма-ленинизма позволяет понять, что урбанизация Арктики имела при этом особое значение: ведь города для той системы – не просто крупные населённые пункты, но место концентрации пролетариата. Они считались прогрессивными в противовес крестьянским областям и тем более – «отсталым окраинам». Именно поэтому города виделись подлинным «венцом» социалистических преобразований. В духе этой идеологии арктическое пространство национальных посёлков по типу, например, канадского или аляскинского, никак не могло удовлетворять задачам масштабных социалистических преобразований. Только пролетарские города и могли означать в те годы торжество социализма; именно города, «сияющие огнями» (здесь, кстати, возможна параллель с ленинской формулой коммунизма через электрификацию всей страны) стали мерилом успехов освоения Севера. Очевидно, что этот идеологический фундамент определил «правильный» вариант Советского Севера – это Север городской. И на Крайнем Севере выросли города.

Молодая Игарка отлично иллюстрирует раннюю политику советской власти по отношению к освоению Севера, подразумевавшую преобразование «отсталой окраины» в новую социалистическую реальность.

Обратим внимание на то, что по ходу создания молодых городов Крайнего Севера большое внимание уделялось их «полноценности», это должны были быть не просто производственные центры, но очаги цивилизации окружающей территории. Читаем первую книгу о городе 1935 года (городу всего шесть лет!): 

Сделаем ещё один мысленный шаг – и возникает аналогия: в раннем СССР при освоении Севера заведомо предполагался «эффект Джека Лондона», то есть переход от узко-сырьевого, незрелого, несбалансированного хозяйства к полноценному, «нормальному» обществу обычного, нефронтирного города. По большому счёту, в пределе освоение Севера должно было уничтожить Север как понятие. Однако в случае Игарки ситуация сложилась прямо противоположным образом, за первоначальным взлётом в 1930-е, за рекордными производственными показателями и, казалось бы, экономическим расцветом 1970-80-х последовало сокрушительное падение – тем более странное, что экономика Игарки была основана на выгодах экономико-географического положения, которое, в отличие от месторождений полезных ископаемых, казалось бы, не может быть исчерпано.

Игарка как фронтир: переомысмысление известного. Географическое положение как «месторождение»

Чаще всего фронтир возникает на резком «открытии» нового вида ресурса – в связи с открытием самого ресурса или возможностей его добычи (известный пример – открытие прерий Великих равнин для американских колонистов с изобретением стального плуга, способного поднять мощный пласт степной дернины[16]) или транспортировки. Происходит слом барьера – информационного, технологического, инфраструктурного и т.д.

Строительство Игарки «открыло» массовый экспорт енисейского леса, причём Игарка была выбрана как уникальное место стыковки речной и морской навигации: сюда могли быть относительно безопасно доставлены плоты (ниже по течению Енисея, на почти морских штормовых ветрах сплав слишком тяжёл) – и одновременно хватало глубины для захода морских судов: «Наиболее южная доступная для глубокосидящих морских судов гавань  на Енисее – Игаркская протока одновременно является наиболее северным пунктом, допускающим достаточно безопасный сплав плотов в речной протоке», -- писали в 1928 г.»[17].

Кроме того, удобная протока позволяла судам укрываться от штормов (обычных в этом районе на Енисее), а также относительно безопасно зимовать (портовые краны в Дудинке до сих пор приходится ежегодно поднимать на возвышенность, спасая от ледохода – в Игарке таких проблем благодаря наличию протоки не возникает). Однако была важна и технологическая инновация: найден дешёвый способ массовой транспортировки леса по Енисею – при этом происходил слом не только технологического, но и психологического барьера: у того же автора читаем, как создавался  демонстрационный эффект самой возможности массовой доставки леса по Енисею. Речь идёт о транспортировке леса самосплавом в плотах волжского типа вместо доставки с применением буксирных судов – в значительной степени на личной инициативе волжанина Б.В. Лаврова, назначенного председателем Комсевморпути (Ростислав Горчаков описывает, как Лавров пригласил на Енисей плотоводов с Вятки, как в 1930-м лично вёл головной плот через пороги начальник лесоуправления Комсевморпути Ф.П. Тетенькин)[18]. Были и сугубо инфраструктурные изменения: в 1934 г. был взорван самый сложный, Осиновский порог на Енисее.

Идеально подходящее под перегрузку сплавного леса местоположение Игарки оказалось «исчерпанным» при отказе от самосплава леса в плотах. Для других способов транспортировки Игарка сохраняет некоторые преимущества (в первую очередь, удобная протока) – но, как показывает опыт развития Дудинки, они уже некритичны. По выражению экономистов, местоположение Игарки оказалось «специфическим активом» – то есть активом, пригодным преимущественно к одному варианту использования, вроде месторождения редкого металла (пригодному только к добыче металла). В современных условиях доставка леса из Лесосибирска с применением современных судов смешанного типа (суда «река—море») выгоднее, чем через Игарку, необходимость порта в которой, по сути, отпадает. Правда, оценки В.Е. Голенкова показывают, что даже в современных условиях (2007) экспорт леса через Игарку может быть рентабелен – однако это верно только при соблюдении целого ряда условий, в частности, только в отношении экспорта в северные страны Европы[19].

Таким образом, можно считать местоположение Игарки своего рода «месторождением», которое отрывает возможности получения экономических выгод на определённый этап – и затем исчерпывается. Здесь, однако, появляется новый вопрос: почему Игарка продолжала работать в 1960-80-е годы, когда произошел переход к экспорту леса в транспортных пакетах вместо плотов, когда появились суда смешанного типа? Исчерпание первоначального «месторождения» не привело к закрытию города. Более того, именно в 1970-е были достигнуты максимальные показатели экспорта леса. И наоборот, почему накопленный за годы расцвета Игарки потенциал не уберег её от краха в пост-перестроечный период, почему этот знаменитый на всю страну город не смог получить «эффект Джека Лондона», не превратился в комплексный центр освоения низовий Енисея?

Игарка 70-х: расцвет или закат?

В ходе интервью в Игарке многие информанты называли 1970-80-е годы лучшим периодом, «золотым веком» Игарки. Действительно, именно в этот период были достигнуты рекордные показатели в ключевой отрасли города: в 1978 г. через Игарку отправляется максимальный объём пиломатериалов – 1322,5 м³ (сопоставимый, хотя и меньший объём экспорта держался до 1990 г.).

«Аутентичная» иллюстрация динамики отгрузки леса через Игарку: экспозиция Музея вечной мерзлоты.

Рекордные объёмы перегрузки леса, многократно превышающие довоенный уровень, стали возможны благодаря внедрению в предыдущее десятилетие новой технологии транспортировки: в Игарке теперь перегружались уже не отдельные бревна, а мощные «пакеты», зачастую с баржи на лесовоз напрямую, минуя берег.

Революционная технология в ключевой отрасли Игарской промышленности -- транспортировке леса – в изложении в специальной литературе: Невенкин К. Г., Лапин Г. П. Лесной экспорт с Енисея: (Пособие для работников лесоэкспортных предприятий Сибири) / Под ред. Н. А. Никоненко. Красноярск: Кн. изд-во, 1975. 280 с. 

В эти годы Игарка радикально преображается: массово ведётся строительство многоэтажных (5-9 этажей) домов: застраиваются так называемые первый (1970-е) и второй (преимущественно 1980-е) микрорайоны. «В 10-й пятилетке [1976—1980 – Н.З.] сдано более 32-х тысяч квадратных метров жилой площади в новых, каменных домах. Растут первенцы высотного строительства — девятиэтажные дома», -- писали в юбилейном, 1979 году[20]. Эти микрорайоны-новостройки, по сути, и есть то, что осталось от Игарки сегодня (см. фото в начале статьи).

Распределение современного многоквартирного жилья в городе Игарке по периодам постройки.

Источник: Дом.МинЖКХ.РУ. 

Наконец, колоссальная победа над удаленностью: в 1977 г. пущен прямой авиарейс на Москву[21].

Казалось бы, город процветает. Продолжение развития перевалки именно в Игарке – несмотря на утерю преимуществ положения города по сравнению со временами самосплава -- легко объяснить известным экономистам феноменом «зависимости от пути», а также возрастающей отдачей от использования уже освоенного места: проще продолжать там, где уже сложился город, есть инфраструктура. Однако при детальном изучении эволюции Игарки возникает ощущение, что глубина кризиса 90-х была подготовлена предыдущим периодом развития Игарки, а именно 1970—80-ми годами.

Прорывные, революционные решения были сделаны раньше, в 1960-е годы. Так, рекордные объёмы перегрузки леса, многократно превышающие довоенный уровень, стали возможны благодаря внедрению в предыдущее десятилетие новой технологии транспортировки: в Игарке теперь перегружались уже не отдельные бревна, а мощные «пакеты», зачастую с баржи на лесовоз напрямую, минуя берег[22]. После пожара 1962 г. появилась новая часть Игарки – «Новый город» (преимущественно деревянные двухэтажные дома), разработан новый Генплан (предусматривающий те самые микрорайоны, которые строятся два следующих десятилетия). Получает распространение образ «Белокаменной Игарки» (строительство первого многоэтажного микрорайона в 1960-е началось с сооружения светлого (панельного) дома, однако последующие пяти- и девятиэтажки все красного кирпича); образ отражал превращение Игарки в «настоящий» город.

После пожара 1962 г. появилась новая часть Игарки – «Новый город» (преимущественно деревянные двухэтажные дома), разработан новый Генплан (предусматривающий те самые микрорайоны, которые строятся два следующих десятилетия). Иными словами, к началу 1970-х город уже вошёл в новую реальность, и казалось бы, наконец, стал из фронтирного «нормальным» городом. 

Игарка «Белокаменная». Первый пятиэтажный дом Игарки выстроен так, что с него начинается пейзаж города при подходе к порту кораблей (впрочем, сегодня в «белокаменность» верится уже с трудом.

В 1964 г. было организовано городское телевидение, в 1965 г. – уникальная подземная часть Музея вечной мерзлоты (в переданной от исследовательской станции шахте). В 1966 г. в Игарку заходит первый круизный теплоход: дан старт развитию туристической индустрии.

В 1970-е развитие идёт уже не столько качественно, сколько количественно. При этом валовые показатели достигаются зачастую в ущерб качеству. Так, например, погрузка леса на лесовозы требует особой квалификации и опыта, однако ввиду острой нехватки рабочей силы к погрузке массово привлекаются сезонные рабочие[23]. Здесь в свидетели можно призвать известного писателя В. Конецкого, заходившего в 1975 г. в Игарку в качестве капитана лесовоза: он с ужасом вспоминает о допуске на погрузку беспечных студентов-практикантов)[24]:

По-видимому, аналогичное замещение качества валовыми показателями происходило и в других сферах; в частности, массово построенные квартиры 1970-х, в среднем, были теснее квартир в более старых домах.

Динамика средней жилой площади в Игарке в пересчёте на одну квартиру – по периодам строительства (из домов, сохранившихся по состоянию на 2019 г.). Источник: Дом.МинЖКХ.РУ.

Общая политика доминирования в сырьевых районах ведомственных интересов, характерная для эпохи, дополняла картину «оконвееривания» Игарки. Главный специалист по архитектуре и строительному контролю Е.Г. Смирнова рассказывает, как в 1980-е приходилось проводить по документам культурные учреждения (в частности, школу искусств) как жилые или производственные помещения[25]: по нормативам много «культуры» Игарке больше не полагалось.

Это утверждение противоречит официальной риторике тех лет, которая выглядит вполне фронтирной, практически в духе Тёрнера: дух первопроходцев позволяет-де идти к новым победам. Читаем юбилейное издание:

Но если вдуматься, то речь как раз и идёт о постепенной подмене принципиальных инноваций – количественным ростом. Заканчивается собственно фронтир (или первая его фаза, в зависимости от датировки) – и начинается эпоха массового производства.

Материал подготовлен, в значительной степени, на основе статьи: Zamiatina, N.Yu. (2020). Igarka as a frontier: lessons from the pioneer of the Northern Sea Route. J. Sib. Fed. Univ. Humanit. Soc. Sci., 13(5), 783-799. DOI: 10.17516/1997-1370-0607, а также ряда других более ранних публикаций автора: Замятина Н. Ю. Арктическая урбанизация как фронтир // Научный вестник ЯНАО № 3 (92). Обдория: история, культура, современность. — Т. 92. — Государствеенное казенное учреждение Ямало-Ненецкого автономного округа Научный центр изучения Арктики Тюмень, 2017. — С. 114–120; Замятина Н. Ю. Пульсирующие города и фронтирная урбанизация Российской Арктики // Пути России. Север — Юг : Сборник статей. Том XXIII / под общ. ред. М.Г. Пугачевой и В.П. Жаркова. — Общество с ограниченной ответственностью Нестор-История Москва; Санкт-Петербург, 2017. — С. 22–30; https://kislorod.life/opinions/pulsiruyushchie_goroda/?sphrase_id=41676; https://goarctic.ru/society/karavan-sarai-tipologicheskie-osobennosti-arkticheskikh-gorodov/ и др.

[1] Лавров Б. Город Заполярья // Техника – молодежи. 1935. № 12. Стр. 76—78; см. также Горчакова; истории Игарки 1930-х посвящена серия электронных публикаций на специализированном сайте: Блог Валентины Гапеенко: URL: https://gapeenko.net/

[2] Лапин Г., Летопись Игарского ЛПК за 80 лет. Красноярск, 2012.

[3] Игарка / [Ред.: Остроумова, Брилинский, Чепурнов]. [Игарка]: издание Игарского горсовета, 1935 (Красноярск : Красноярский рабочий). Стр. 7.

[4] Huskey L. Alaska’s Economy: The First World War, Frontier Fragility, and Jack London // Northern Review. 2017. № 44. P. 327–346.

[5] Тёрнер Фредерик Дж. Фронтир в американской истории / Пер. с англ. — М.: Издательство «Весь Мир», 2009. Стр. 13.

[6] Turner F. J. The Significance of the Frontier in American History // Annual Report of the American Historical Association for 1893. Washington, D.C. 1893. Pp. 199-227.

[7] В русском переводе: Тёрнер Фредерик Дж. Фронтир в американской истории / Пер. с англ. — М.: Издательство «Весь Мир», 2009. — 304 с.

[8] Например: Boom & Bust: A Guide to managing ups and downs in communities / Assche Van Kristof, Deacon Leith, Gruzmacher Monica, etc. Edmonton, Alberta: University of Alberta, 2016. 234 pp. URL: https://issuu.com/uaextension/docs/boom_and_bust_a_guide.

[9] Хотя пыльные бури, охватившие сравнительно недавно заселенные колонистами-гомстедерами земли Великих равнин в 1930-е годы, можно считать вариантом проявления фазы спада и в случае с сельскохозяйственным фронтиром.

[10] Huskey, 2017. См. также: Goldsmith O.S., Berman M., Huskey L. An interactive multiregional model of a frontier economy: Anchorage and the State of Alaska. Regional Science Perspectives, 1987, vol. 17 (1), pp. 55–76; Huskey L. Import Substitution. The Hidden Dynamic in the Growth of Frontier Regions // Developing America’s North Frontier. Ed. by T. Lane. Anchorage, 1987. Pp. 43-55..

[11] Huskey L. Alaska’s Economy: The First World War, Frontier Fragility, and Jack London // Northern Review. 2017. № 44. P. 344

[12] XVII съезд Всесоюзной коммунистической партии (б). 26 января - 10 февраля 1934 г. Стенографический отчёт. Москва: Партиздат, 1934 г. Стр. 255.

[13] Славин, С.В. Промышленное и транспортное освоение Севера СССР. Москва: Издательство экономической литературы, 1961. Стр. 4.

[14] Славин, С.В. Промышленное и транспортное освоение Севера СССР. Москва: Издательство экономической литературы, 1961. Стр. 4.

[15] Игарка / [Ред.: Остроумова, Брилинский, Чепурнов]. [Игарка]: издание Игарского горсовета, 1935 (Красноярск : Красноярский рабочий). 45 стр. Стр. 7.

[16] Billington Ray Allen, Hedges James Blaine. Westward Expansion: A History of the American Frontier. The McMillan Company: NY, 1949. Pp. 693—694.

[17] Цит. по: Горчаков Р. Удивительная Игарка. Красноярск: Медведь, Инкомбук. 1995. 210 стр. Стр. 44.

[18] Там же. Стр. 53—54.

[19] Голенков В.Е. Совершенствование технико-экономической оценки развития регионального водного транспорта на примере транспортной системы «Енисей – Северный Морской путь». Автореферат дисс. на соиск. уч. ст. к.э.н. С.-Петербург, 2007.

[20] Новиков В. Ф., Трошев Ж. П. Игарка – города Красноярского края. К 50-летию города Игарка. — Красноярск.: Книжное издательство, 1979.— 120 с, 11 ил.— (Серия «Города Красноярского края) Электронный источник: https://31marta.ru/igarka-goroda-krasnojarskogo-kraja-novikov-v-f-troshev-zh-p-16-06-1979-god-kniga-....

[21] Горчаков, 1995. Стр. 176.

[22] Невенкин К. Г., Лапин Г. П. Лесной экспорт с Енисея: (Пособие для работников лесоэкспортных предприятий Сибири) / Под ред. Н. А. Никоненко. Красноярск: Кн. изд-во, 1975. 280 с. 

[23] Разумеется, сезонные рабочие привлекались к работе в порту практически на протяжении всей его истории, и динамику проследить не удается; любопытно, однако в первой половине 1930-х говорили о необходимости сокращения их численности: «Почти се эти пункты объединяли в едином комплексе несколько отраслей производства… с таким расчётом, чтобы внутри каждого хозяйственного узла эти отрасли обеспечили полную загрузку и всестороннее использование рабочей силы, допуская лишь для отдельных отраслей завоз сезонных рабочих на погрузочные работы и промыслы». (Славин, 1961, стр. 116. См. также: Горчаков, 1995).

[24] Конецкий В. Вчерашние заботы. М.: АСТ, Текст, 2007. Стр. 434.

[25] Интервью автора, 2018. Подобные случаи были и в других промышленных центрах.

[26] Новиков, Трошев, 1979.