На острове Врангеля: три года с душевнобольным

Зимовка -- серьёзное испытание для любого человека, оказавшегося в Арктике. В конце 20-х годов XX века на северных архипелагах начинают строиться полярные станции. Предполагалось, что на них должны были возникнуть сплочённые коллективы единомышленников. Возникает также идея, что на северном острове вполне можно провести не одну, не две, а сразу несколько зимовок, и можно жить целыми семьями, то есть колонизировать остров.

Остров Врангеля идеально подходил под осуществление этого смелого замысла, там европейцы вполне могли положиться на опыт выживания северных народов, которые жили бы бок о бок с поселенцами. Однако для иностранцев остров Врангеля успел стать синонимом смерти, и тому виной был опыт колонизации 1921-23 годов. Идея колонизации принадлежала знаменитому канадскому исследователю Вильялмуру Стефанссону.

Среди поселенцев был канадец Алан Крофорд, американцы Фред Морер, Лорн Найт, Мильтон Голл и эскимоска Ада Блэкджек. Причем Фред Морер уже имел полярный опыт – он был участником экспедиции на судне «Карлук» 1914 года.

16 сентября 1921 года поселенцы высадились на острове с запасом продовольствия на 6 месяцев, попутно они должны были заниматься охотой. Колонисты рассчитывали, что следующим летом на остров придёт обещанное Стефанссоном судно, но оно не пришло. Трое мужчин погибли в попытке вернуться домой, один умер от цинги. Выжить смогла только Ада.

Разлад в управлении

Первая советская колония прибыла на остров в 1926 году, её начальником был назначен Георгий Алексеевич Ушаков. За годы, проведённые Ушаковым на острове, в бухте Роджерс были организованы хорошие условия труда и быта, он смог подружиться с эскимосами и чукчами, наладить совместную охоту, досуг и подготовить всё необходимое для новой партии колонистов, которая прибыла на ледорезе «Ф.Литке» в 1929 году.
Новая партия состояла из шести человек: начальника Арефа Ивановича Минеева, его жены Варвары Феоктистовны Власовой, врача Н.Е. Синадского, заведующего рацией Феодосия Тарасовича Шатинского, младшего радиста Валентина Фомича Боганова, повара Петрика, гидрометеоролога Константина Михайловича Званцева. Рядом оставался жить промышленник Иосиф Миронович Павлов, хороший друг и соратник Ушакова.

Что представляла собой бухта Роджерс, где должны были поселиться зимовщики?

Примечательно, что колонию на остров Врангеля посылали сразу три учреждения: начальника острова и врача посылало Акционерное камчатское общество (АКО); радистов – Наркомат почт и телеграфов, метеоролога – организация под названием Убеко Дальвост, что означало "Управление безопасности кораблевождения по морям Дальнего Востока".

Отсутствие единой организации стало основной причиной конфликтов. Многие вопросы, таким образом, приходилось решать не коллективно, а обращаясь на материк в вышеуказанные инстанции.

Разные учреждения выделили подопечным разные средства: лучше всего обеспечил своих сотрудников АКО, а меньше всех – Убеко Дальвост, в подчинении которого находился молодой метеоролог Константин Званцев. При этом Званцев был единственным из них, кто мог называться квалифицированным научным сотрудником.

Начало конфликтов

Первый конфликт возник по вопросу организации питания.

Изначально планировалось, что многие зимовщики поедут с жёнами, которые готовили бы своим мужьям, но мало кто из женщин захотел составить компанию своим супругам, обслуживая их нужды на краю света. Однако начальник острова Минеев боялся, что в одиночку полярники станут питаться всухомятку, игнорируя горячую пищу, это могло привести к желудочно-кишечным заболеваниям. Нужно было организовать коллективное питание.

Для этого в Петропавловске был нанят повар.

На каждого врангелевца была установлена фиксированная цена на паёк – по 120 рублей плюс оплата труда повара.

Исключение решили сделать для метеоролога Званцева, который не мог вносить сумму, приемлемую для остального коллектива. Ещё на «Литке», при общем одобрении, Минеев решил сделать для него исключение и чуть снизить долю.

Но на острове этот разговор был забыт, и вскоре радисты обвинили Званцева в том, что он не доплачивает, как остальные.

Как честный человек метеоролог незамедлительно вышел из состава кают-компании и позже готовил себе самостоятельно. Надо сказать, что сам начальник был не в восторге от некоторых сотрудников. Не затрагивая профессиональных качеств радистов, он сетовал, что на Север этих людей привело лишь желание заработать. Сами радисты не всегда считались с указаниями начальника.

Дело в том, что в Хабаровске обоим радистам было сказано, что на острове они не должны будут никому подчиняться и могут действовать сообразно своей воле. Минеев действительно не имел права вмешиваться в работу радио- и метеорологический станции. Мог повлиять только на своих непосредственных сотрудников – врача и повара. Остальные зимовщики жили «по указаниям с материка».

Но зимовка есть зимовка, и за неимением спальных мест начальник острова подселил в дом радистов метеоролога, что ещё больше усилило изначальный конфликт.

В знак протеста радисты поселились во второй половине дома – в аппаратной, а жилую не стали даже конопатить, отделывать и вставлять стекла. Впрочем, метеоролог позаботился обо всём самостоятельно.

Как было сказано, среди этого состава зимовщиков Званцев являлся единственным научным специалистом, остальные учились на опыте и по обширной библиотеке, оставленной Ушаковым. На острове также имелся богатый научный инструментарий.

Досуг на острове Врангеля

Постепенно колонисты обживались на острове: начальник, доктор и промышленник Павлов достраивали новый склад для фактории, радисты монтировали радиостанцию, повар Петрик достраивал печи, которые называли в шутку «индийскими гробницами», а метеоролог занимался отделкой своей комнаты.

В конце октября зимовщики стали готовится к охоте на песцов, Охота была одним из немногих развлечений, доступных полярникам.

Во время плавания на «Литке» было решено, что охота станет совместным занятием. Однако идею коллективного промысла первым нарушил доктор. Он заявил, что не станет охотиться ради кого-то, а добытую им пушнину собирался продать.

Сам Минеев сдавал пушнину в фонд Акционерного камчатского общества, за что не получал никаких средств. Это во многом укрепило его авторитет перед зимовщиками.

Приём пушнины был также необходим для поддержания отношений с туземцами, его приурочили к празднику 1 мая.

В это время на факторию приезжали промышленники – эскимосы и чукчи. Для них посещение фактории было равнозначно приезду в столицу, где всё было новым и интересным.

Первого мая в доме радиостанции для них даже устраивали показы кинокартин. В программе таких встреч для эскимосов и чукчей предусматривались пляски, песни и стрельбища. Они приносили на обмен множество песцовых шкурок, шкур белых медведей, моржовые клыки и даже бивни мамонтов.

Помимо работы и охоты, во время досуга зимовщики могли пользоваться богатой библиотекой, завезённой ещё Ушаковым, или играть в шахматы.

Как говорилось ранее, большим любителем охоты был врач экспедиции Синадский. Он оказался очень практичным человеком и часто надолго покидал факторию в поисках зверя, эскимосы смеялись над его особенностью постоянно рассказывать и приукрашивать истории, среди них он нашёл себе новых друзей и даже невесту, но в коллективе зимовщиков часто конфликтовал.

В конце концов, он бросил начальнику заявление об уходе. Возвращать врача пришлось особым указом со стороны материка. Возможно, его состояние и желание выйти из коллектива, было обусловлено постоянным напряжением и уходом за душевнобольным человеком – поваром Петриком.

Повар Петрик

В самый последний момент перед отплытием «Литке» из Петропавловска к составу зимовщиков присоединился молодой человек, нанятый поваром.

Как описал своё первое впечатление Званцев: «Мне понравился этот подвижный, весёлый матрос… Никто из нас не подозревал тогда, сколько бед нам причинит этот весёлый парень…».

К поварскому искусству, правда, Петрик отношения не имел, до этого он десять лет был служителем маяка. Но стоял 1929 год. В это время Арктика ещё не получила той популярности, как чуть позже, и энтузиастов-романтиков было не так много. Достать повара, который согласился бы работать на острове Врангеля, оказалось непросто.

Ещё во Владивостоке Минееву предлагали хорошего повара, но… с уголовным прошлым. Такой кандидат был сразу отсеян, Минеев представил, каким ужасом может обернуться на уединённом острове жизнь с преступником.

Нового повара нашли в Петропавловске-на-Камчатке. Петрик согласился на работу, чтобы обеспечить деньгами двоих детей. На тот момент он работал в Петропавловской конторе Совторгфлота.

На корабле будущий повар добросовестно учился своему ремеслу, добровольно помогал кокам на камбузе, а судовой пекарь научил его выпекать свежий хлеб. Помимо этого, Петрик заботливо ухаживал за собаками.

К своей непосредственной работе на острове Петрик приступил не сразу, вначале он занимался на фактории устройством печей, так как на материке имел опыт работы печником. В это время обязанности повара взяла на себя Варвара Власова.

В начале зимовки Петрик выглядел оживлённо, сам много шутил и простодушно смеялся над шутками в свой адрес. К своим непосредственным обязанностям он приступил, когда закончил печи в рации и каменку в бане. Кулинарному искусству Петрика обучали всем коллективом. Его поселили в бывшей ванной, которая играла роль маленького склада. Все называли его жилье «клопушкой-кормушкой».

Здесь стоит отметить, что слово «клопушка» вполне могло подойти ко всему помещению, Совторгфлот купил для острова старый дом вместе с клопами, стоит ли говорить, что эти паразиты не способствовали уютной обстановке.

К сожалению, некоторые зимовщики и сами вскоре забыли о чистоплотности. Так, Минеев сетовал, что с наступлением полярной ночи радисты не хотели мыться, стирать грязную одежду и как-либо приводить себя в порядок. Они поддались деструктивному воздействию полярной ночи.

Радистов не понимал также Званцев, который, живя вместе с ними, продолжал придерживаться строго расписания – вставал в 6 утра, занимался гимнастикой, делал холодное снежное обтирание, одевался, проводил научные наблюдения, составлял радиосводку для Бюро погоды и Управления кораблевождения, топил печь, а уже после готовил завтрак. Чёткий распорядок дня позволял Званцеву находиться в хорошей физической форме даже в самый разгар полярной зимы. 

Званцев:

Идея чёткого графика была неновой: ещё во время экспедиции ГЭСЛО (1910-15 г.г.) врач экспедиции Леонид Михайлович Старокадомский настаивал на соблюдении чистоты и следовании чёткому распорядку дня как противодействии цинге и другим заболеваниям.

Однако если затрагивать тему цинги, то, за исключением редкой кровоточивости десен, эта болезнь практически не беспокоила зимовщиков.

Позаботились об этом заранее. Ещё в Японии было решено набрать на зимовку апельсинов и лимонов. Сохранился даже способ, которым их заготавливали: часть цитрусов нарезали ломтиками (вместе с кожурой), укладывали в бочку слоями и засыпали сахаром. Этих запасов хватило на три года. Помимо этого, благодаря охоте у полярников не было недостатка в свежем мясе, а полярной весной (в начале июня) собирали яйца с птичьих базаров.

В разгар полярной зимы у повара стали появляться первые странности, виной тому оказалась тяжёлая наследственность, проявившаяся на зимовке.

В первую очередь, это сказалось на его непосредственных обязанностях: он стал пренебрежительно относиться к приготовлению пищи и мог целую неделю кормить зимовщиков одним гороховым супом. Вначале над этим простодушно подшучивали, но позже решили составить меню очередности блюд: в первое время Петрик готовил всё, что там было указано, но вскоре перестал.

Позже радисты вышли из состава кают-компании и стали столоваться отдельно, хотя вместо приготовления горячих блюд питались чаще бессистемно: в основном довольствовались хлебом, маслом, консервами и шоколадом.

На острове ни у кого не было установленных выходных, но для Петрика решили сделать исключение, один день в неделю он был полностью отстранён от обязанностей на кухне. Однако пик обострения душевных заболеваний возникает у больных не в начале полярной ночи, а чуть ближе к весне, когда организм истощён.

В это время состояние повара ухудшилось, он стал мрачным, практически не разговаривал и с трудом отвечал на вопросы.

В какой-то момент было решено отправить Петрика к его знакомому -- промышленнику Сергею Афанасьевичу Скурихину, который отправил жену с дочерью на материк вместе с «Литке». Его промысловый дом находился на мысе Блоссом, в 110 километрах от фактории. С Петриком они были знакомы ещё в Петропавловске. Скурихин страдал от недостатка общения, поэтому с радостью согласился принять к себе старого знакомого. Петрик провёл у него полторы недели, после чего приехал обратно.

Болезнь обостряется

Во второй половине лета у Петрика стали появляться безумные идеи. Так, он верил, что увиденная им красная звезда является предвестником войны. А вскоре, с наступлением второй полярной ночи, повёл себя ещё более странно, например, как-то просил радистов прогнать какую-то «невесту». Оказалось, что каждую ночь его преследует дух, который будто летает под окнами, поёт и повторяет «Я невеста». Скорее всего, эта галлюцинация появилась в результате того, что когда-то Петрик потерял жену и остался один с двумя детьми. К женщинам во время болезни он относился с подозрением и не раз пугал жену начальника Власову. Минеев предупреждал зимовщиков, что Власова выстрелит в любого, кто решит подшутить и подкрасться сзади.

Минеев говорил серьёзно: Власова была сильной женщиной и занималась практически всем наравне с мужчинами. В том числе она принимала участие в научной поездке по острову в 1932-м году для описи рек и сбора геологических образцов. Как отзывался о её работе начальник зимовок и "по совместительству" муж Ареф Минеев, «пробыв в дороге много дней, она выполнила большую часть намеченного плана, в условиях, в которых не всякий мужчина справился бы».

Власова:

Но Петрика преследовали не только женские духи, он утверждал, что слышит мертвецов. Званцев писал:

Сложно представить, какое впечатление оказывало такое соседство на зимовщиков, а вот суеверных эскимосов, живших рядом, всё это приводило в суеверный ужас, и казалось, что они вот-вот покинут проклятое место. Заверить их, что рассказы Петрика являются плодом больного сознания, было невозможно, а лишиться помощи эскимосов было бы сопряжено со множеством проблем.

27 сентября 1930 года доктор дал Минееву рапорт, в котором сообщил о психическом заболевании повара. С этого момента Петрика было решено изолировать.

В фактории находилась привезённая баня, и хотя ею постоянно пользовались, было решено предоставить её для изоляции больного. Против этой идеи выступил только радист Шатинский, соседство радиостанции с баней вызывало у него серьёзные опасения.

Вскоре баню оконопатили, обили войлоком изнутри дверь и окно, перенесли кровать, стол и стулья.

3 октября 1930 года Петрик заселился в баню, поначалу смена обстановки пошла ему на пользу, он с энтузиазмом взялся за оборудование своего жилища. Там он разобрал каменку и сложил хорошую плиту. В ней можно было готовить пищу и печь хлеб. В ноябрьские тёмные дни снова наступило ухудшение.

Больной часто концентрировал свой гнев на ком-то из зимовщиков, но чаще этому подвергался начальник Минеев, и, как уже было сказано, от этого страдала единственная на фактории европейская женщина Власова.

Часто Петрик выходил по ночам из бани и бродил по фактории, страдая бессонницей. В одну из таких ночей он затащил к себе одну из собак из упряжки Минеева и попытался её повестить, собаку спас пришедший вовремя врач.

С этого момента было отдано распоряжение общаться с больным только посредством врача. Сам Синадский, как уже было сказано, не хотел постоянно следить за Петриком и часто ограничивался тем, что вводил тому большую дозу морфия.

Позже за больным вызвался ухаживать Константин Званцев, к которому Петрик относился чуть лучше, чем к остальным.

Так, Званцев стал ночевать у больного, пытаясь отвлекать его разговорами и заботясь, чтобы в бане всегда было опрятно и натоплено.

Как-то во время одной из попыток Званцева успокоить Петрика, тот попытался его задушить. Избежать расправы метеорологу помог револьвер, висевший на стене. Званцев смог до него дотянуться и выстрелить в воздух. Во время помешательств Петрику казалось, что метеоролог не изучает погоду, а сам насылает на остров вьюги и полярную ночь.

Одинокую жизнь и уход за больным для Званцева помогали скрасить походы в факторию, где он крепко подружился с охотником Нноко, а в 1931 году он снова вошёл в состав кают-компании. В это время там столовались ещё трое: Минеев, Власова и доктор. Готовили по очереди. Разлад в этот маленький коллектив вносил лишь врач, он считал всё невкусным и постоянно грозился уйти. В это время он решил жениться – на эскимоске Пувзяк, которая вскоре также присоединилась к составу кают-компании.

Промышленник Павлов питался отдельно – с семьёй и женой Анной (Асенго).

В первой половине марта 1932 года Петрик стал сжигать всё, что было приобретено им на острове. Он сжигал как мелкие вещи, так и мебель, находившуюся под рукой. В какой-то момент его идеи стали переходить на постройки, и он решил сжечь радиостанцию, о чём незамедлительно сообщил радистам.

Помимо прямых угроз, он жёг слишком много топлива, например, мог натопить баню до предела, а потом открыть настежь дверь, чтобы выпустить жар. На зимовке это неоправданная роскошь.

В это время на материке ходили упорные слухи, что зимовщики застрелили больного. Это не было лишено оснований, действительно, такая идея витала в воздухе, хотя и была отвергнута, тем более во время полярного дня Петрик мог снова стать смирным: готовить, стирать, общаться.

Петрик:

В периоды просветления Петрик сам приходил в ужас от того, что мог совершить во время очередного приступа. Однажды он направился к радистам с просьбой передать своему сыну сообщение на материк, что у него нет иного выхода, как покончить с собой. Правда, до этого не дошло.

Для особо тяжёлых случаев были сшиты две смирительные рубашки, однако к ним прибегали всего три раза, стараясь не усугублять психологическое состояние больного.

6 сентября 1932 года Петрика в последний раз спеленали в смирительную рубашку и погрузили на самолёт. К сожалению, сделать это раньше не позволяло тяжёлое состояние льда в Чукотском море.

В течение трёх лет полярники жили в постоянном страхе, но ни разу не попытались избавиться от больного – вместо этого на него действовали успокоительным, изоляцией и постоянным контролем. Конечно, психологическое состояние колонистов оставляло желать лучшего, но даже в таких условиях ими проводилась научно-исследовательская работа и была подготовлена почва для новой смены зимовщиков. Правда, на фактории ещё оставались Минеев с Власовой, причём Званцев тоже хотел остаться ещё на одну зимовку, но из-за болезни жены был вынужден покинуть остров.

Позже Минеев опишет этот опыт следующей фразой:

Автор: Аксёнова Юлия Владимировна, научный сотрудник Музея Арктики и Антарктики.

Литература:

К. М. Званцев «Зимовка». Изд-во Молодая гвардия, 1934 год.

А.И. Минеев «Пять лет на острове Врангеля». Изд-во Молодая гвардия, 1936 год.

А.И. Минеев «Остров Врангеля. Изд-во Главсевморпути, 1946 год.