На дальних заморских реках
Как управляли Восточносибирской Арктикой в XVII в.
«Дальние заморские реки» -- так в русских документах XVII столетия собирательно называются Яна, Индигирка, Алазея, Колыма и Анадырь. Термин был чисто техническим – его использовали, чтобы отличать ясак (пушной налог), поступавший с этих рек, от ясака, который собирался в центральноякутских волостях – но при этом очень точно отражал ситуацию: по отношению к Якутскому острогу реки были именно «дальними» -- путь туда мог занимать годы, и «заморскими» -- основные маршруты на эти реки проходили по Северному Ледовитому океану.
Реки Восточной Арктики на карте С.У. Ремезова. 1701 г.
Продвижение русских по рекам севера современной Якутии началось в 1630-х годах и происходило стремительно. В 1633 г., вскоре после основания Ленского (будущего Якутского) острога, был предпринят большой поход тобольских и енисейских служилых людей вниз по Лене. Отряд Ильи Перфильева открыл морской путь на Яну, а несколько позже – и на Индигирку, «Собачью реку». В конце десятилетия Посник Иванов Губарь, опираясь на показания местных жителей, разведал сухопутный маршрут к верховьям Индигирки через Верхоянский хребет. В 1642 г. Дмитрий Михайлов Зырян (Ярило) достиг Алазеи, в следующем году началось освоение Колымы. И наконец, в 1648 году с Колымы отправилась на восток знаменитая экспедиция Федота Алексеева Попова и Семёна Иванова Дежнёва, обогнувшая северо-восточную оконечность Азии – Большой Каменный Нос (впоследствии – мыс Дежнёва). За казачьими отрядами (а нередко и впереди них!) на новые места устремлялись купцы и «промышленные люди» - охотники-промысловики.
Это движение «встречь солнцу» имело вполне материальную мотивацию – добычу пушнины (и, в гораздо меньшей степени, других ресурсов, например, моржовой кости). Основным способом получения пушных богатств для казны было «объясачивание» туземных народов. Эвенки, эвены, юкагиры и другие народы Сибири и Севера давали ясак собольими (изредка – лисьими) шкурками «под аманатов» - заложников, которые содержались в русских острогах и ясачных зимовьях. Кроме того, торговые люди занимались скупкой пушнины независимо от царской администрации.
Основным транспортом наших первопроходцев было тяжёлое мореходное судно – коч. Именно на таких судах русские отряды перемещались по Северному Ледовитому океану – от одного речного устья до другого, из Лены – в Яну, из Яны – в Индигирку, из Индигирки – в Колыму. Другую сеть маршрутов русской Восточной Арктики образовывали сухопутные пути, издавна известные коренным жителям края. В самом начале освоения Восточной Арктики, во времена походов Посника Иванова на Индигирку, русские ещё передвигались по этим путям на лошадях, но в дальнейшем использовались главным образом собачьи упряжки. Сани-нарты, на которых русские перемещались по «дальним рекам», могли иметь и специальные «нартенные» паруса, облегчавшие движение в случае попутного ветра (см. иллюстрацию заставки). Оба пути были трудны и опасны: кочи затирало льдом, а на суше русский отряд мог быть атакован «немирными» аборигенами.
В результате походов 30-х и 40-х годов XVII столетия, на севере современной Якутии сложилась устойчивая система русских опорных пунктов, связанных сетью морских и сухопутных путей. Главной задачей этой системы был сбор и транспортировка пушнины – «государева ясака», важнейшего ресурса Русского государства.
«Великого государя ясак»
Этнографическая карта северо-востока Сибири в XVII в. отличалась от современной. Собственно якуты ещё не расселились по «дальним рекам». Юкагиры и родственные им племена (чуванцы, ходынцы, анаулы) расселялись на огромной территории от верховьев Анадыря на востоке до бассейна реки Яны на западе. Чукчи обитали не только на собственно Чукотке, но и значительно западнее – в тундрах между устьями Алазеи и Колымы. С 1630-х гг. власти Якутского острога пытались силами казачьих отрядов привести эти народы в русское подданство. Устанавливая отношения с «иноземцами», царская администрация стремилась договориться с родовой верхушкой – тойонами (у якутов), «князцами» (у эвенков и эвенов), «лучшими мужиками» и другими авторитетными предводителями. Удавалось это не всегда – например, у чукчей такой верхушки ещё не сложилось.
Маршруты русских экспедиций на северо-востоке Азии (по карте из «Атласа Арктики», 1985).
«Ясачных иноземцев» берегли. Воеводские наказы предписывали привлекать их в подданство «ласкотой, а не жесточью», угощать предводителей, выдавать за ясак подарки (чаще всего – железные изделия и бусы). Промышленникам и казакам категорически запрещалось «холопить» ясачных (обращать их в рабство), а торговым людям – скупать драгоценные собольи шкурки до того, как аборигены сдадут ясак («отторговывать иноземцев прежде государева ясаку»). Конечно, на практике колоссальная удалённость от центральной власти создавала большой простор для злоупотреблений и притеснений, на которые коренные жители отвечали восстаниями, осадой острогов, нападениями на отряды казаков, доставлявших ясак.
Обвинение в жестоком обращении с местными жителями могло стать дополнительным козырем в спорах землепроходцев между собой. Так, Юрий Селиверстов после конфликта с Семёном Дежнёвым на Анадыре в своей известной челобитной, описывая различные злоупотребления Дежнёва и Никиты Семёнова, обвинял их в истреблении анаулов (юкагироязычного племени, обитавшего на Анадыре): «И ныне Анадырь река стала пуста от них, Семёна Дежнева да Микиты Семенова да Онисима Костромитина, иноземци все врозь поразбежались и прибиты, и ни аманатов имать не у ково, анаули прибиты все» [1]. В то же время сам Юрий не раз сражался с «иноземцами» -- в этой же челобитной он упоминает свою стычку с ходынцами (другим племенем юкагиров), отказавшимися давать аманатов, а в 1653 г. возглавил поход против чукчей, совершивших нападение на русских торговых и промышленных людей на Алазее [2].
Модель ясачных отношений предполагала военную защиту тех «иноземцев», которые давали аманатов, уплачивали ясак и были приписаны к ясачным зимовьям. На крайнем северо-востоке Евразии эта практика касалась в первую очередь юкагирских племён – собственно юкагиров, ходынцев, чуванцев и анаулов. Внешними агрессорами по отношению к этим племенам выступали чукчи, мирные отношения с которыми русская администрация сумела выстроить лишь к концу XVIII столетия. Чукчи не хотели давать ясак и не понимали, почему с появлением в регионе новой силы – русских – больше нельзя «громить» юкагиров и (в более позднее время) коряков.
Кроме «иноземцев», на «дальних заморских реках» обитало множество русских переселенцев – промышленников (они постоянно жили в своих небольших зимовьях, разбросанных по обширным территориям), служилых и торговых людей (эти занимались доставкой русских товаров из Якутска, скупкой мехов у ясачных людей и промышленников). В качестве центров управления всем этим сложным, разнородным обществом выступали ясачные зимовья – те самые опорные пункты, основанные передовыми отрядами казаков.
Сбор ясака. Миниатюра Ремезовской летописи
Заботы приказного человека
Термины «зимовье» и «острог» в русских документах XVII века порой разграничены довольно зыбко. Например, Якутск, столица всей огромной страны, протянувшейся от Лены и Вилюя до тихоокеанских берегов, – всегда «острог», а вот зимовья «дальних заморских рек» могут называться как «зимовьями», так и «острожками»: например, «в старом зимовье, в прежнем острожке». Такая формула будет означать, что зимовье (дом или несколько домов, в которых служилые люди остаются на зиму) имело укрепления (собственно острог). Обычно считается, что острог – более «серьёзное» поселение, чем зимовье, но фактически любое поселение, основанное нашими землепроходцами, должно было обязательно иметь хоть какие-то укрепления – иначе его легко бы захватили «немирные» местные жители.
Современная реконструкция сибирского ясачного зимовья. Музей-заповедник «Томская писаница».
А кто командует зимовьем на «дальних заморских реках»? Всей жизнью округи, тяготеющей к ясачному зимовью, руководит центральная фигура низового звена русской администрации в Сибири – «приказный человек», или просто «приказный». Посмотрим на его службу поближе.
Приказный – военная должность. Он повёрстан в казачью службу и имеет звание – десятник, пятидесятник или сотник (в особых случаях «на приказе» мог оказаться и рядовой казак, но это исключение). Вот почему не следует смешивать термины «приказный» и «приказчик»: приказчики – это люди торговые, подручные купцов, иногда располагавшие и немалым собственным капиталом, что позволяло им выступать организаторами экспедиций. Например, Федот Алексеев Попов – это именно приказчик (его хозяином был богатый купец Усов), а вот Семён Дежнёв – приказный (в им же основанном Анадырском зимовье). Торговые люди играли в освоении Сибирской Арктики огромную роль, но зимовьями командовать всё-таки не могли – это государственная служба.
Зато государевы люди в целом ряде случаев совершенно не могли обойтись без купеческой помощи. Именно торговые люди завозили летом на своих кочах хлебные припасы на зимовья, привозили ткани, железные вещи и многое другое. Были случаи, когда собранный ясак доставлялся на судах торговых людей – они оказывались крепче и надёжнее «государевых».
На зимовьях купцы уплачивали необходимые пошлины – этим ведал специальный выборной человек – таможенный целовальник. Правда, к 1670-м годам торговля на «дальних заморских реках» стала приходить в упадок: не стало соболя (а ведь интересы торговых и промышленных людей вращались именно вокруг него!). Добывать необходимое для уплаты ясака количество шкурок становилось всё тяжелее. Юкагиры выменивали соболей у русских промышленников, отдавая взамен оленьи шкуры и мясо [3].
Зимовья иногда по разным причинам переносились на другое место. Некоторые из них просуществовали довольно долго и даже превратились в небольшие города, как, например, Зашиверск или Среднеколымск. История многих других завершилась в конце XVII века – когда упала численность соболя и начался отток промышленников с «дальних рек». Некоторые арктические зимовья – Алазейское и Стадухинское – изучены археологами [4], и эти исследования позволяют заглянуть в повседневный мир русских служилых людей.
Археологические раскопки Алазейского зимовья показали, что оно имело укреплённую и неукреплённую части. В укреплении (сохранились остатки двух сторожевых башен и тына) размещалась аманатская изба, в которой содержались заложники-юкагиры. Помещение для аманатов (по сохранившихся документам, в 1670-х гг. их обычно было четверо) врезалось в стену укрепления. Отдельно располагалась группа построек, в которых, очевидно, жили служилые люди, рядом с этими домами располагалась часовня [5]. Эта Никольская часовня упоминается в документе середины 1670-х гг. в связи с жалобой колымского промышленника, которого дьячок Василий Гаврилов пустил на ночлег, а затем будто бы обобрал, вскрыв топором принадлежавший промышленнику опечатанный мешок с собольими шкурками [6].
Реконструкция сторожевых башен Алазейского зимовья (по А.Н. Алексееву) [7]
Коллектив зимовья был по численности близок к коллективу современной полярной станции – например, на Алазее это обычно семь-восемь человек. Для полноценного контроля местности, и в первую очередь – кочевников-юкагиров, этого числа не хватало. Приказный Алазейского зимовья Никита Тютин просил увеличить численность казаков-зимовщиков до пятнадцати человек, в том числе, видимо, и по причине чукотской опасности: зимовье находилось вблизи зоны контакта ясачных юкагиров и чукчей, совершавших на юкагиров грабительские походы.
Деревянные ножные колодки и наручники из раскопок Алазейского зимовья (по А.Н. Алексееву) [8] В такие колодки некоторые приказные сажали ясачных людей, чтобы добиться выплаты ясака, недобор которого на Алазее в 1670-х гг. носил хронический характер, но по объективным причинам: упала численность зверя.
Казаки стерегли аманатов, иногда отправлялись в небольшие экспедиции за непослушными аборигенами, которые уклонялись от уплаты ясака, но основная их повседневная работа на зимовье была связана с добычей продовольствия – они охотились и ловили рыбу, которая на «дальних реках» была главным пищевым ресурсом. По данным отписок, составленных при передаче зимовья от одного приказного к другому, на зимовье имелась лодка-карбас, сети, нить для починки сетей («прядено неводное»), пешни, а также инструменты для судоремонта. Рыбой питались как русские, так и аманаты, для длительного хранения её заготавливали в виде юколы (вялили).
На зимовье постоянно находились документы и велось делопроизводство, для чего требовалась бумага. Здесь хранились приправочные книги, по которым принимался ясак с юкагиров, а также наказные памяти – воеводские инструкции, с которыми новые приказные выезжали к месту службы. Зачастую такая память содержала указание о расследовании каких-либо злоупотреблений предшественника, на которого поступила жалоба в Якутск. Авторами жалобы могли выступать как русские промышленники, так и ясачные люди – юкагиры или тунгусы. Но встречаются и такие челобитные, в которых аборигены просят оставить приказного на следующую «перемену» (фиксированный срок службы приказного на зимовье обычно составлял два года) – потому что тот был человеком «добрым и смирным», не обижал их и давал за ясак подарки.
Приказный должен был разбираться во всех конфликтах между ясачными и русскими людьми, добиваться своевременной и полной выплаты ясака. Некоторые из этих сибирских управленцев оказывались жестокими вымогателями, но были и вполне добросовестные люди, честно делавшие свою работу и умевшие найти баланс между интересами казны и «ясачных иноземцев».
Автор: М.А. Савинов, кандидат истор. наук, научный сотрудник Арктического музейно-выставочного центра (Санкт-Петербург).
Примечания:
1. Архив СПб ИИ РАН. Ф. 160. Оп. 1. Д. 335. Л. 13.
2. Нефёдкин А. К. Военное дело чукчей (середина XVII—начало XX в.). СПб., 2003. С. 24.
3. Савинов М.А. Будни ясачного зимовья - русские и юкагиры на Алазее в 1670-х гг. // Полярные чтения-2019. Арктика: вопросы управления. М., 2020. С. 54.
4. Алексеев А.Н. Первые русские поселения XVII–XVIII вв. на северо-востоке Якутии. Новосибирск, 1996.
5. Алексеев А.Н. Первые русские поселения С. 19-20.
6. Савинов М.А. Будни ясачного зимовья. С. 44.
7. Алексеев А.Н. Первые русские поселения. С. 22.
8. Там же. С. 24.