Исчезнувший мир. Морские зверобои западной Арктики

Мы уже знакомы с древнейшими обитателями Арктики. Основным занятием этих людей на протяжении тысяч лет была сухопутная охота на копытных – мамонтов, овцебыков, бизонов, северных оленей и лошадей. В мезолите были и совсем экзотичные примеры охотничьей специализации – вспомним обитателей Жоховской стоянки, которые часть года жили охотой на белых медведей! Но если мы посмотрим на хозяйство исторически близких к нам народов Крайнего Севера, то увидим, что у них преобладают другие типы адаптации – оленеводство и морской зверобойный промысел. И в том, и в другом деле арктические народы достигли совершенства, но как они к нему пришли? Об этом мы и поговорим – в центре внимания нашего рассказа культура морских зверобоев Кольского полуострова и Северной Карелии.

Человек выходит в море

В постледниковую эпоху мир, окружавший арктических охотников, изменился очень сильно. Исчезла тундростепь и вместе с ней – мамонтовая фауна. Уже не было больших стад копытных, уцелел только северный олень, да и тот пережил сильный спад численности. Море поднялось и затопило обширные пространства Берингийской суши. А на западе Евразии открылись первые возможности для продвижения человека к берегам Северного Ледовитого океана – начал таять Скандинавский ледниковый щит.

Первые люди появились на побережьях Скандинавии и Кольского полуострова около десяти тысяч лет назад. Они пришли из Западной Европы по узкой полосе, открывшейся при отступлении ледника от берега Норвежского моря. Эти древнейшие колонизаторы европейского Севера уже хорошо понимали выгоду, которую даёт близость океана. Ведь любая сухопутная охота требует больших перемещений пешком и досконального знания биологии животных. При этом её результат далеко не всегда адекватен тяжёлому труду – вспомним регулярные весенние голодовки лесных юкагиров, сохранивших древний уклад охотников на лося. А вот промысел крупных морских животных, особенно при сочетании с рыболовством и морским собирательством, вполне может обеспечивать приморских обитателей пропитанием в объёмах, превышающих их потребности [1].

Правда, первые обитатели скандинавских и кольских берегов охотиться на морских животных ещё не умели. Люди культуры комса (так их называют археологи) были морскими собирателями. Они использовали выброшенные морем туши китов, собирали моллюсков и птичьи яйца.

Мезолитические артефакты с Кольского полуострова (по В.Я. Шумкину [2])

Позднее, около 6 тыс. лет назад, следующие поколения обитателей арктического побережья стали осваивать охоту на морского зверя – тюленей, моржей, китов и дельфинов. Произошло это в неолите – на последнем отрезке эпохи камня. Именно в это время далеко на юге произошёл переход к производящему хозяйству – скотоводству и земледелию. Впрочем, эта «неолитическая революция» совершенно не затронула север, где (в силу природной специфики региона) по-прежнему господствовал охотничье-собирательский уклад.

Именно в период неолита и раннего металла складываются те характерные хозяйственные модели, которые присущи коренным народам Арктики до наших дней. Исключением было только оленеводство, возникшее позднее. Однако культура сухопутных охотников на оленя и лося, а также культура морских зверобоев уходят своими корнями именно в эту эпоху – в период III – I тысячелетий до н.э. В некоторых случаях можно установить и прямую преемственность между древними обитателями Арктики и современными этническими группами (например, носителей ымыяхтахской культуры учёные соотносят с предками юкагиров, а древнеберингоморской культуры – с предками эскимосов).

Обитатели берегов Баренцева и Белого морей, начавшие учиться морской охоте, пришли, по-видимому, с востока, из глубины лесов Северной Евразии. Самым важным зверем для этих лесных охотников был лось. Охота на лося была основой их экономики, а культ лося (скорее, лосихи-матери) занимал центральное место в их мировоззрении. Однако на морских берегах лесные жители открыли для себя мир, несравненно более богатый пищевыми ресурсами, чем тайга. Надо было лишь научиться эти ресурсы добывать.

Первой стадией освоения моря была, очевидно, охота на лежбищах. В Западной Арктике так можно было добывать моржа (на берегу) и тюленей, прежде всего – гренландского тюленя (этих били на льду). А затем люди стали учиться добывать китов.

Оторваться от земли и сразиться с огромным животным в его родной среде – для этого нужна была настоящая революция сознания! Даже спустя тысячи лет, во времена викингов, уже имея совершенные суда и железное оружие, жители Скандинавии не выходили на китобойный промысел. При этом кит вполне осознавался, как ценный пищевой ресурс – в исландских сагах есть рассказы о том, как из-за выброшенных на берег китовых туш между отдельными родами происходили настоящие сражения.

Но морская охота требует не только храбрости, но и специализированных технологий. Прежде всего, для неё необходимы хорошие лодки. Посмотрим, как эту проблему решили лесные охотники Беломорья. В этом нам помогут замечательные художественные памятники, оставшиеся от неолитической эпохи – комплексы петроглифов.

Мир, запечатлённый в камне

Петроглифы – изображения, выбитые на поверхности скал или камней. Обычно они располагаются где-то вблизи воды, на горизонтальной или слегка наклонной поверхности. Древние люди выбивали петроглифы с помощью кусков твёрдого камня (например, кварца). Глубина выбивок обычно не превышает одного сантиметра, поэтому петроглифы не всегда хорошо различимы (кроме того, они разрушаются со временем из-за процессов выветривания). Для фиксации изображений учёные используют различные приёмы и разные режимы освещения.

Петроглифы нередко располагаются группами, иногда – большими, включающими десятки изображений. Отдельные фигуры могут достигать двух- и даже трёхметровой длины, но обычно петроглифы значительно меньше. Часто близкорасположенные фигуры образуют сюжетные композиции. Эти сюжеты могут относиться к охоте, мифологии или ритуалам. Интерпретировать некоторые композиции довольно трудно, но, в любом случае, петроглифы – важнейший источник для изучения мировоззрения древнего человека.

В комплексах петроглифов Карелии, Кольского полуострова, Северной Норвегии археологи обнаружили много сходных черт (например, повторяющиеся сюжеты, совпадение конструктивных особенностей лодок и т.п.). При этом по манере исполнения и стилю изображений каждая группа самобытна – где-то фигуры выбивались по всей площади, в других местах древние художники прорабатывали только контуры. Некоторые петроглифы выбиты поверх более ранних изображений, образуя палимпсесты. Таким образом, наскальные панно западноарктического ареала созданы, вероятно, несколькими разными группами древних племён, при этом тип хозяйства у этих племён был сходным, близкими были и их верования.

Самый крупный массив петроглифов (около 3400 изображений) находится в Карелии, в низовьях реки Выг, недалеко от побережья Белого моря. На береговых скалах выбиты различные животные, сцены охоты с участием лыжников (читаются даже следы лыж на снегу). Некоторые охотники используют луки. Есть и сцены морской охоты на китов и даже на моржей (это единственный комплекс петроглифов, где встречены изображения этого зверя). Для морской охоты используются большие лодки с головой лося на носу и выступающим форштевнем.

Материалы неолитических стоянок, расположенных вблизи наскальных панно реки Выг, позволили археологам определить временной период, в котором создавались и почитались беломорские петроглифы – примерно от 5700–5000 лет назад до начала суббореального периода (около 3700 л.н.) [3].

Сцены морской охоты в массиве петроглифов реки Выг (по Н.В. Лобановой [4])

Петроглифы реки Выг изучаются с 1930-х гг. Значительно позднее, в 1973 г., были открыты петроглифы реки Поной на восточном берегу Кольского полуострова. Этот комплекс сравнительно невелик и включает несколько отдельных камней, на которых выбиты преимущественно стилизованные фигуры животных (см. фото заставки).

Река Поной. Фото Артемия Позаненко.

В 1997 г. на юге Кольского полуострова был открыт ещё один массив петроглифов – на береговых скалах Канозера. Само озеро находится в некотором отдалении от побережья и никогда не было заливом Белого моря. К настоящему времени здесь выявлено более 1200 изображений [6].

Подобно наскальным изображениям реки Выг, канозерские петроглифы показывают мир древних охотников. Отдельные композиции изображают охоту на китов, есть и сцены сухопутной охоты: охотники на лыжах (или без них) преследуют копытных и метают в них дротики. Отметим, что изображений лучников на Канозере нет. Охотники в сюжетах петроглифов используют только древковое оружие разных видов – лёгкие метательные копья и гарпуны, а иногда – своеобразные рогатины, копья с широким упором на древке, призванные выдерживать вес зверя.

Одна из групп петроглифов Канозера (по Е.М.Колпакову и В.Я. Шумкину [7])

Комплексы петроглифов – ценнейший источник для воссоздания мира древних охотников Европейской Арктики. Но их интерпретация – очень сложное дело, изображения схематичны (в силу трудоёмкой техники исполнения) и могут допускать различные толкования. Ярким примером такого трудного для трактовки сюжета стали изображённые на скалах морские лодки.

Помощники зверобоя – лодка и гарпун

 «Прячась за бортами, гребцы осторожно подгребали к белухе.

            Несколько раз белый бок животного мелькал совсем близко, но, вдруг нырнув, белуха показалась из воды уже далеко от лодки. Снова терпеливо подбирались охотники к беспечно игравшему зверю. Наконец лоснящееся на солнце длинное туловище появилось у борта лодки. Со свистом рассекая воздух, гарпун Кремня врезался в бок животного.

            Белуха бешено закрутилась на месте, пытаясь освободиться от засевшего в тело острия.

            Наступил самый напряжённый и опасный момент охоты. Обезумевшее от боли животное билось с такой силой, что могло опрокинуть неповоротливую ладью. К счастью для промышленников, белуха то ныряла, то выпрыгивала на поверхность в стороне от лодки. Не отрываясь, следили охотники за метавшимся животным».

Так историк и писатель Александр Михайлович Линевский в своей книге «Листы каменной книги» рисует сцену морской охоты древних обитателей Беломорья. Но была ли «ладья» неолитических охотников в самом деле неповоротливой? Да и какой она, собственно, была – промысловая лодка Западной Арктики?

У западных и восточных арктических зверобоев развитие судостроения пошло разными путями. На востоке жители морского побережья создали технологию шитья лодок из моржовых шкур. Уже среди петроглифов Пегтымеля мы можем увидеть изображения довольно крупных (вмещающих до семи-восьми человек) лодок, внешне сходных с более поздними чукотскими и алеутскими байдарами.

Морские лодки западных зверобоев не сохранились до наших дней (хотя в Северной Финляндии есть находка вырезанной из дерева лосиной головы, возможно – украшавшей нос такой лодки [8]). Об их конструкции и технологии постройки пока можно только догадываться.

Изображения неолитических лодок на Канозере [9]

Зверобои Кольского полуострова, насколько мы можем судить по археологическим находкам и, в меньшей степени, по изображениям, строили свои мореходные лодки из дерева. Тип этих лодок универсален для обширной области от Онежского озера до северной Норвегии. Судя по изображениям на мысе Бесов Нос (восточный берег Онежского озера), скалах Канозера и реки Выг, в норвежской Альте отдельные экземпляры могли вмещать свыше десяти человек, а длина самих судов может, таким образом, превышать десять метров! Общая черта всех морских лодок – высокие штевни, далеко выдающиеся вперёд и вверх. Имеются и характерные носовые украшения в виде головы лося – священного животного для неолитических охотников всей северной Евразии.

Беломорские зверобои в лодке. Иллюстрация П.И. Луганского к повести А.М. Линевского «Листы каменной книги». Художник изобразил охотников в кожаной лодке, конструктивно похожей на чукотские байдары, хотя в повести Линевского лодку делают из дубового ствола.

Кое-что о судостроении этого времени могут рассказать погребальные сооружения, обнаруженные археологами в захоронениях Кольского Оленеостровского могильника (не путать с мезолитическим Оленеостровским могильником на Онежском озере!). По сохранившимся остаткам дерева и смолы можно определить их как «лодки-гробовища», изготовленные специально для погребений и, возможно, для переправы умерших через пролив. Использоваться для нужд мореплавания эти лодки, сделанные из досок и просмолённые по стыкам, не могли из-за своих маленьких размеров.

Лодки с головой лося на носу: 6-8 – Онежское озеро; 9-13 – река Выг; 14-16 – Альта (Норвегия) [10]

Тем не менее именно на основе этих находок можно сделать некоторые выводы о судостроительной технике древних обитателей Кольского полуострова. Археолог В.Я. Шумкин предполагает, что в основе конструкции мореходных лодок лежит широкая килевая доска, к которой крепятся нос, корма и борта [11]. Подобную конструкцию имеет найденная в Дании «ладья из Хьёртшпринга», относящаяся к IV–III вв. до н.э., то есть уже к железному веку.

Некоторые изображения Канозера позволяют предположить, что мореходные лодки могли быть и цельнодеревянными, выстроенными в технике долбления и контролируемого выжигания. В историческое время такие лодки известны у очень многих народов. Конструкции долблёнок мира очень разнообразны, но они всегда зависят от размеров и свойств того дерева, из которого делается лодка.

Наибольшее внешнее сходство эта часть канозерских лодок обнаруживает с долблёными каноэ индейских племён северо-западного побережья Северной Америки (юго-восток Аляски и канадская провинция Британская Колумбия) – тлинкитов, хайда и др. Эти племена, основой хозяйства которых было рыболовство, а у некоторых – морская охота, создали высокую культуру прибрежного мореходства. Природные условия, в которых жили племена северо-западного побережья, до известной степени сходны с неолитическим Беломорьем: такие же каменистые берега и острова, поросшие лесом, в проливах между островами – киты, сивучи, морские котики. Даже палтус, один из основных объектов неолитического рыболовства на Севере, водится и там, и там.

Слева: изображения лодок из Канозера. Справа: индейцы-тлинкиты в долблёнке (рис. И. Г. Вознесенского, 1844 г., из собрания Музея антропологии и этнографии РАН [12])

Подобно лодкам Канозера, долблёные морские каноэ хайда и тлинкитов имели высокие штевни с выступающей вперёд подводной частью. Такие лодки, способные вмещать до сорока человек, индейцы строили из красного кедра и использовали для военных походов. У живших южнее племён нутка (о. Ванкувер) и мака (территория современного штата Вашингтон) деревянные каноэ аналогичной формы применялись и для китобойного промысла.

Правда, условия для строительства больших долблёных каноэ у индейцев были несравненно лучше, чем в Беломорье. Красный кедр и родственные ему виды хвойных деревьев по своим размерам не имеют аналогов в наших северных лесах. Вот южнее, в зоне широколиственных лесов, можно было строить крупные долблёнки из дуба, чем и занимались славянские племена в эпоху раннего Средневековья. Впрочем, древний климат отличался от современного и не раз менялся, так что могли быть и условия для роста достаточно крупных деревьев. Даже в наши дни крупная осина, пригодная для постройки лодки длиной 10-15 метров, в Карелии не такая уж редкость.

Интересное сходство обводов индейских каноэ и лодок, выбитых на скалах Канозера, объясняется, конечно, не прямыми контактами (две культуры разделены тысячами километров и тысячами лет), а, скорее, своеобразной конвергенцией – выработкой сходных форм в сходных условиях. Независимо друг от друга жители приморских лесов сумели понять, как именно нужно строить лодку, чтобы она могла уверенно выйти на морской простор.

Другим важнейшим изобретением древних охотников, сделавшим возможным промысел крупных морских животных, стал поворотный гарпун.

Принцип гарпуна – костяного острия с выступами, с помощью которых оно прочно застревает в теле животного, – известен с глубокой древности. Для мезолита Евразии использование разнообразных гарпунов стало обычной практикой. Однако для охоты на крупного морского зверя с лодок обычный гарпун, жёстко закреплённый на древке, был неудобен. Животное могло уйти под воду вместе с ним и вновь подняться на поверхность на значительном расстоянии, совсем не в том месте, где оно было загарпунено. А делать многометровые лини (с которыми выходили на промысел китобои Нового времени) технологии неолита и эпохи раннего металла ещё не позволяли.

Поворотный гарпун произвёл настоящую революцию в морском промысле. Теперь линь крепился непосредственно к наконечнику, а сам наконечник мог легко отделяться от древка. При натяжении линя гарпун поворачивался и надёжно закреплялся в теле зверя. К линю можно было крепить поплавки, которые не давали зверю уйти на глубину. Правда, в наскальном искусстве Арктики гарпунный линь обычно тянется прямо в лодку, точнее – в руки гарпунера.

Новое орудие промысла получило наибольшее распространение на побережьях Чукотки и Аляски, у охотников протоэскимосских культур. Но поворотный гарпун не был исключительно берингоморским изобретением, он был известен и на берегах Баренцева моря. Находки таких гарпунов известны в Кольском Оленеостровском могильнике, где они соседствуют с различными типами «традиционных», неповоротных гарпунов.

Гарпуны из кольского Оленеостровского могильника: слева – обычный, с наконечником-вкладышем из камня, справа – поворотный, с отверстием для линя [13].

Кто же стал главной добычей западных зверобоев, когда у них появились мореходные лодки и эффективные гарпуны? В охотничьих сценах Канозера в качестве объекта охоты изображены китообразные. Точному определению эти условные «киты» поддаются плохо, наиболее вероятно, что в большинстве случаев древние художники изображали белух (Delphinapterus leucas). Среди петроглифов реки Выг можно встретить изображения моржей. Тюленей мы в наскальном искусстве почти не встретим, их находки единичны. Но при анализе костей животных, найденных на древних стоянках, картина будет иная: тюлени (в первую очередь, гренландский) окажутся на первом месте, а костей китообразных (белух, морских свиней, косаток) будет сравнительно немного [14].

Морские охотники Чукотки смогли сохранить свои традиции до наших дней. Менялись культуры, конкретные типы гарпунов, орнаменты, но неизменной оставалась опора на ресурсы моря. Даже упадок промысла в «малом ледниковом периоде» Средневековья не привёл к гибели чукотско-эксимосской охотничьей культуры. Западным охотникам на тюленей и китов повезло меньше. На рубеже новой эры культура морских зверобоев Кольского полуострова пришла в упадок. Точная причина этого пока не вполне понятна. Это могло быть связано с климатическими изменениями, эпидемиями, нарушениями экологического баланса. Население здешних мест уменьшилось в числе и вернулось в тундру – к сухопутной охоте, а позднее, уже в I тысячелетии нашей эры, начало осваивать мелкостадное оленеводство. Этот тип хозяйства господствовал здесь на протяжении всего Средневековья и Нового времени.

Автор: М.А. Савинов, кандидат истор. наук, научный сотрудник Арктического музейно-выставочного центра (Санкт-Петербург). 

Примечания:

1.      Шумкин В.Я. Морской зверобойный промысел населения Северной Фенноскандии эпохи раннего металла как эмбриональный вид производящего хозяйства // Археология Арктики. Вып. 3. Калининград, 2016. С. 131.

2.      Там же. С. 123.

3.      Лобанова Н.В. Петроглифы в низовьях реки Выг: проблемы хронологии и периодизации // Российская археология. 2015. № 4. С. 30.

4.      Там же. С. 29.

5.      Шумкин В.Я. Морской зверобойный промысел населения Северной Фенноскандии. С. 128.

6.      Колпаков Е.М., Шумкин В.Я. Петроглифы Канозера. СПб., 2012. С. 8.

7.      Там же. С. 62.

8.      Колпаков Е.М., Шумкин В.Я. Лодки в петроглифах Канозера и Северной Евразии // Археология, этнография и антропология Евразии. 2012. 1 (49). C. 81.

9.      Там же. С. 78.

10. Шумкин В.Я. Морской зверобойный промысел населения Северной Фенноскандии. С. 135.

11. Там же. С. 133.

12. Тлинкиты. Каталог коллекций Кунсткамеры. СПб, 2007. С. 17.

13. Шумкин В.Я. Морской зверобойный промысел населения Северной Фенноскандии. С. 131.

14. Там же. С. 126-128.