Наследники Пегой Орды: селькупы

То, что слово «Арктика» связано с созвездием Большой Медведицы, знают, наверно, все. А мы сегодня поговорим об арктическом (точнее, субарктическом) народе, который видит в знаменитом «ковше» не медведя, а… лося!

Однажды герой Ича со своими охотниками преследовал небесного лося, который носит на рогах луну. Долго гнали, из луков стреляли, но не сумели попасть. Убежал лось…

Звёзды «ручки ковша» - это стрелы охотников, пролетевшие мимо цели. А сам «ковш» - это и есть Лось, важнейший зверь в жизни селькупов – лесного народа, который в ходе своей истории продвинулся на север и сумел адаптироваться к суровым условиям Арктики. О северных селькупах – наш рассказ.

Древние самодийцы Приобья

Селькупы – самодийский народ. Общие предки роднят их с жителями западносибирских и таймырских тундр – ненцами, энцами и нганасанами. В свою очередь, самодийцы – часть огромной и очень древней уральской языковой семьи, к которой относятся финские (от собственно финнов и эстонцев до марийцев и удмуртов) и угорские (венгры, ханты и манси) народы. Возможно, к этой же семье относятся и юкагиры (в целом ряде современных исследований эта языковая семья называется «уральско-юкагирской»).

Происхождение отдельных современных народов уральской семьи – предмет многолетних исследований и сложных дискуссий с изощрённой доказательной базой. Чем глубже погружаются учёные в толщу веков и тысячелетий, тем сложнее их работа. Письменных свидетельств – нет или почти нет. Фольклор сибирских и арктических народов записан очень поздно – конечно, он отражает какие-то события древней этнической истории, но отрывочно и опосредованно. На первое место выходит археология.

Именно археология показывает, что этническая история южных самодийцев – а именно к ним относятся современные селькупы – началась (насколько это можно проследить) в районе верхнего и среднего течения Оби в эпоху так называемой кулайской археологической культуры (ранний железный век). На основе кулайской культуры развилась более поздняя археологическая культура VI–VIII вв., которую археологи достаточно уверенно связывают именно с предками селькупов. По могильнику Рёлка вблизи села Молчаново на Оби археологи назвали эту культуру «рёлкинской».

Вооружение рёлкинцев: наконечники стрел, фрагмент кольчуги, тюркский конический шлем. VI-VII вв. [1]

Люди рёлкинской культуры жили в условиях южной тайги, недалеко от степных границ. Они хорошо знали ковку железа и литьё бронзы, хозяйство их было в основном охотничье-рыболовным, но в южной части ареала рёлкинцев есть и находки земледельческих орудий – железных сошников. Разводили лошадей – судя по изображениям (бронзовым привескам и накладкам), это были невысокие, плотные лошадки, хорошо приспособленные к суровым условиям Сибири.

Близкими соседями рёлкинцев (условимся звать их так для удобства) были степные тюркские племена. Отношения с ними могли быть как враждебными, так и союзническими, но в любом случае это соседство наложило на культуру рёлкинцев значительный отпечаток. Прежде всего это касалось костюма и вооружения – оно в рёлкинской культуре преимущественно всадническое, степное. А основа степного вооружения – это мощный составной лук. Наконечники стрел самой разной формы – частая находка в древнесамодийских захоронениях Оби. Кстати, луки селькупов высоко ценились у соседей и много веков спустя, но об этом поговорим чуть позже.

Кроме луков, древние предки селькупов использовали в бою сабли и палаши с характерным кольцом на рукояти. Это оружие дошло до нас не только в своём непосредственном виде (правда, при помещении в могилу своих воинов рёлкинцы сгибали клинки сабель пополам – чтобы покойник не смог воспользоваться оружием, если вдруг решит вернуться в мир живых), но и в виде изображений на бронзовых фигурках-амулетах – именно такими палашами вооружены на этих амулетах стилизованные всадники.

Изображения медведей в металлопластике рёлкинской культуры [2]

Кстати, рёлкинские всадники далеко не всегда едут верхом на лошадях – есть и фигурки человека, оседлавшего лося! Встречаются в рёлкинской металлопластике и просто фигурки лосей, показывающие большую значимость этого зверя для духовного мира древних самодийцев. Кроме лося, почитали медведя – его морда часто украшает различные украшения и детали одежды рёлкинцев.

«Большого лося сильный народ»

Первые контакты древних самодийцев с Древней Русью относятся ещё ко временам новгородских походов за Урал. Конечно, это контакты не сводились только к военным действиям и попыткам Новгорода, а затем и Московской Руси, обложить угро-самодийские племена данью. Как и позднее по всей Сибири, взаимодействие развивалось по нескольким параллельным линиям, и среди этих линий не последнее место занимала взаимовыгодная торговля, зафиксированная ещё «Повестью временных лет». Уже в средневековье в приобских землях появлялись русские импорты – мечи, железные топоры, бронзовые украшения. Другая линия – это промысловая колонизация севера Западной Сибири, в которой активно участвовали не только жители Русского Севера, но и коми-зыряне.

В конце XVI в., когда с похода Ермака началось планомерное присоединение Сибири к Московскому царству, в области расселения приобских селькупов (дальних потомков рёлкинцев) сложилось военно-политическое объединение, получившее в русских источниках название «Пегая Орда».

Средневековые наконечники стрел из Нарымского Приобья [3]

Происхождение этого названия не вполне ясно, но учёные предполагают, что оно могло возникнуть от хантыйских слов «пег» или «пегай», то есть «чужой» или «левый» [4]. Действительно, по отношению к хантам Средней Оби селькупы выступали чужаками и нередко – военными противниками. Слово «орда» тоже может иметь параллели в угорских и самодийских языках (например, от хантыйского «урдем» - «делить»), но, в любом случае, для русского уха оно было вполне привычно. Вообще, специальная терминология, которой пользовалась русская администрация по отношению к сибирским «иноземцам», была, главным образом, тюркского происхождения (слова «ясак», «юрта», «улус», «улусные люди», «шерть» и т.п.). Причина была в том, что сложился этот понятийный аппарат в эпоху покорения Западной Сибири, где в конце XVI столетия основным противником русских были тюркоязычные сибирские татары «Кучумова юрта», да и позже, при взаимодействии с тюрками Южной Сибири, все эти понятия хорошо работали. Правда, в дальнейшем эти выражения применялись и к нетюркским народам – например, к юкагирам.

Но вернёмся к Пегой Орде. Её название можно объяснить и непосредственно из селькупского языка – от слов «пёк» или «пякка» (в разных диалектах), т.е. «лось», и «орфэл» или «орфэл-куп» («сильный человек», «богатырь», от слова «ора» - «сила»). Получится «Большого Лося сильные люди», или «Священного Лося богатыри» [5]. Культ лося у селькупов и их предков, был, как мы помним, очень древним, сохранялся он и в эпоху рёлкинской культуры и много позднее, в средневековое время.

Священные лоси – бронзовые привески рёлкинской культуры[6]

Пегая Орда возникла в условиях постоянных войн, в которые были вовлечены селькупы Оби на протяжении средневековья. Селькупские вожди – маргкоки и коки – сражались с хантами на севере, эвенками и енисейскими кетами – на востоке, татарами – на юге и юго-западе, а часто и друг с другом. Общество стало расслаиваться, в нём постепенно оформлялась дружинная прослойка профессиональных воинов. В то же время до полноценного государства – с налогами, бюрократией и легальным аппаратом принуждения – было ещё очень далеко. Учёные называют такие переходные (уже не первобытные, но ещё не государственные) общества «вождествами» (от англ. chiefdom).

Ко времени столкновения с русскими в 1590-х гг., Пегая Орда представляла собой, по-видимому, сложную систему мелких селькупских вождеств, во главе которой уже стоял единый предводитель – князь Воня. Русские служилые люди продвигались в его владения с северо-запада – по Оби снизу вверх, из «Обского городка», основанного в 1585 г. напротив устья реки Иртыш. Этот городок просуществовал до 1594 г. – в это время русские продвинулись по Оби, подчинили местные хантыйские племена и основали новую крепость Сургут. С основанием Сургута и связаны первые упоминания Вони как князя Пегой Орды – сургутским воеводам предписывалось взять с него ясак за два года. Если Воня вносил ясак, воеводы должны были освободить из плена его сына Урунка, который уже некоторое время содержался в Тобольске. Как попал в плен Урунк – ясно не вполне, возможно, что его захватили давние противники селькупов – среднеобские (кодские) ханты, организовавшие независимый поход на Пегую Орду.

Воня, очевидно, сына выкупил (прямо источники об этом не говорят, но следующая царская грамота в Сургут предписывает собирать с него ясак уже за другие два года), однако подчиняться русским не захотел. Платить ясак за следующие годы он не стал, и русских ясачных сборщиков в свои владения не пустил. Однако собственных сил для решительного отпора у вождя Пегой Орды было недостаточно. Прежний властитель Западной Сибири хан Кучум был ещё жив в конце 1590-х гг. – вот с ним Воня и попытался заключить военный союз. Через сургутского князца Бардака стало известно, что Кучум подкочевал к границам Пегой Орды (вспомним о связях древних рёлкинцев со степными тюрками!), и селькупы сносятся с ним и продумывают совместное нападение на Сургут.

На «Большого Лося сильных людей» был организован карательный поход. Точная его дата неясна, но скорее всего, это произошло в 1597 г. (годом позже был окончательно разгромлен сам Кучум). В походе вверх по Оби приняли участие русские казаки из Берёзова, кодские ханты и служилые сибирские татары из Тобольска. О деталях этого похода известно не очень много, главное – он был успешен. Объединённый отряд добился победы, взял Нарымский городок и захватил множество пленных. Насколько совпадает место этого «городка» с русским Нарымским острогом – не вполне ясно, но русское укрепление – будущий город – было основано, скорее всего, уже в следующем году [7].

Нарым на карте из «Чертёжной книги Сибири» С.У. Ремезова. 1701 г.

Однако это был ещё не конец. В 1602 году Пегая Орда «отложилася». О подробностях этого мятежа известно ещё меньше, чем о походе 1597 года. Ясно, что он был подавлен, а его предводители – поимённо известны князец Басарга и сын Вони Сегей – оказались в плену, и в 1603 году их допрашивал о причинах мятежа сургутский воевода Ф. Головин. В связи с событиями 1602 г. в землях обских селькупов был основан второй острог – на реке Кеть.

Крушение Пегой Орды привело к разрушению непрочного единства обских селькупов. Часть народа покинула родные места и отправилась на север. Там, в бассейнах рек Таз и Турухан, образовалась новая общность – северные селькупы.

Жизнь «остяко-самоедов»

Само слово «селькуп» обычно переводят как «таёжный человек». Правда, исторически до сравнительно недавнего времени селькупов никто так не звал. В русских документах они фигурировали как «остяки» (так же звали и хантов, и енисейских кетов), или «остяко-самоеды» (этот термин впервые использовал финский лингвист А. Кастрен, изучавший селькупов в 1840-х гг.).

К тому времени, когда этнографы и лингвисты стали исследовать культуру селькупов, этот народ уже давно обитал в двух разных ареалах – южном (Нарымское Приобье) и северном (бассейны Таза и Турухана). Ещё более сложным оказалось деление селькупского языка, в котором выделяют три группы диалектов – северную, южную и центральную. А внутри северной группы таких диалектов учёные насчитывают до шести!

Культура северных селькупов в том виде, в каком её застали и изучили этнографы, - это результат смешения старых традиций жителей Приобья с разносторонними влияниями, которые восприняли на новом месте наследники Пегой Орды. Новыми соседями северян оказались народы с развитым оленеводством, причём это оленеводство было разных типов – у ненцев на северо-западе крупностадное, у эвенков на востоке – транспортное.

В целом селькупский тип хозяйства – охотничье-рыболовный. Олень для северных селькупов важен, но у них никогда не было таких больших стад, как у ненцев. Зато они успешно освоили охоту на «дикаря» - на юге, на Оби, дикого оленя очень мало, и там главным объектом охоты у селькупов всегда был лось. На севере селькупы стали добывать не только лося, но и оленя. Кстати, до совсем недавнего времени некоторые селькупские роды на Севере принципиально не употребляли в пищу лосятину – по-видимому, так сохранялась память о древнем тотемном значении лося для отдельных племенных групп.

Как и у многих других народов тайги и тундры, у северных селькупов не было традиции делать долговременные запасы продовольствия, что не раз приводило к жестоким голодовкам. Русская администрация в XVIII–XIX вв. пыталась решать проблему с помощью государственных хлебных магазинов, но переломить эту ситуацию до конца так и не смогла [8].

Охотничий сезон у селькупов начинался в августе и продолжался до весны. В конце лета и осенью охотились на водоплавающую и боровую дичь, зимой промышляли пушных зверей, добывали на берлогах медведей. В конце зимы и ранней весной, по насту, загоняли лосей и оленей (северные селькупы использовали для охоты на копытных также мощные луки-самострелы, которые настораживали на звериных тропах). Ружья и боеприпасы к ним были делом дорогим и труднодоступным, и почти до ХХ в. основным охотничьим оружием селькупов был традиционный лук (его делали из кедра, отдельные детали – из берёзы и черёмухи). Для промысла пушных зверьков зимой широко применяли самоловы – плашки, черканы и др.

Важнейшее место в жизни северных селькупов занимала вода. Реки Таз, Турухан и их притоки были для этого народа и транспортными путями, и источником пропитания. Основным водным транспортом у селькупов были (и во многих местах остаются в наши дни) долблёные лодки. В бассейне Таза их строили из осины, сосны или кедра [9].

Северные селькупы. Фото финского этнографа Кая Доннера. 1912 г.

Тазовские селькупы ловили рыбу почти круглый год. Своеобразный рыболовный календарь выстраивался по временам года и способам ловли – с апреля начинался лов сетями, летом использовали невода, с августа – крючковую снасть и поколку острогой. Зимой практиковали подлёдный лов сетями, на мелких речках большую часть года использовали ловушки-запоры, перекрывавшие русло целиком [10].

Лодка использовалась не только для рыбалки, но и для сезонных перекочёвок по охотничьим угодьям. Наличие у селькупской семьи нескольких промысловых участков, на которых жили иногда довольно продолжительное время, вызвало к жизни различные конструкции временных жилищ (например, односкатных шалашей, полностью открытых с одной стороны) и свайных лабазов, которые использовались для хранения запасов продуктов, а иногда – и как культовые сооружения.

В целом, если мы посмотрим на жилище и зимний транспорт селькупов, то увидим немало общего с ненцами. У «остяко-самоедов» на севере получил широкое распространение чум, правда, покрышки чумов чаще делались не из оленьих шкур, а из берёсты (а в наше время – из брезента). Селькупские нарты похожи на ненецкие, но несколько легче, запрягают в них обычно двух оленей. Есть отдельные свидетельства, что у северных селькупов бытовала и нетипичная для ненцев практика верховой езды на оленях: с одной стороны, предки селькупов – это, как мы помним, всадническая культура, с другой – таёжный олень крупнее и сильнее тундрового.

Североселькупский чум. Фото финского этнографа Кая Доннера. 1912 г.

Селькупское оленеводство сходно отчасти с ненецким, отчасти с эвенкийским. Как и у всех оленеводческих народов, практиковались сезонные перекочёвки, связанные с истощением пастбищ. Для защиты оленей от гнуса в летнее время северные селькупы сооружали «оленьи дома» - загоны или сараи, у входа в которые разводили дымокуры [11].

Зимнее полуземляночное жилище северных селькупов. Фото финского этнографа Кая Доннера. 1912 г. Разные виды заглублённых в землю срубных жилищ известны у всех групп селькупов, в таких же неглубоких полуземлянках обитали рёлкинцы.

Традиционная одежда селькупов шилась из меха – оленьего, заячьего, иногда использовали мех собаки, широкое применение находили лапки пушных зверьков – сама шкурка отправлялась на уплату ясака или на продажу, а из лапок шили «сборный мех», шедший на различную одежду. Северные селькупы для шитья одежды обычно использовали сухожильную нить (на юге знали и волокно из стеблей крапивы). Обязательным атрибутом мужского костюма был нож, зачастую – русского производства. Ещё в XVII в., в рамках выдачи «государева жалования» за вносимый ясак, к северным селькупам попадали высококачественные изделия кузнецов Русского Севера, сделанные по сложным кузнечным схемам и украшенные эмалью [12].

Селькупский сокуй – верхняя меховая одежда – был почти аналогичен ненецкому. Фото финского этнографа Кая Доннера. 1912 г.

В наши дни селькупская культура в значительной мере размыта (в основном – в результате преобразований советского времени), в хозяйстве и быту прочное место заняли современные технологии. Возрождение языка и традиций сталкивается с серьёзной проблемой утраты непосредственной передачи знаний от поколения к поколению, но всё же традиционная культура народа вызывает в наши дни интерес не только у исследователей, но и у самих селькупов. Предпринимаются даже попытки возрождения отдельных национальных посёлков, признанных в советское время «неперспективными».

Островки традиционной культуры и образа жизни селькупов ещё сохраняются. И сохраняются они именно на Севере, в тазовско-туруханском ареале: здесь (прежде всего, благодаря компактному проживанию и меньшему числу приезжих) для этого сложились значительно лучшие условия.

Автор: М.А. Савинов, кандидат истор. наук, научный сотрудник Арктического музейно-выставочного центра (Санкт-Петербург). 

Литература:

1.      Финно-угры и балты в эпоху средневековья. М., 1987. С. 344.

2.      Там же. С. 346, 348.

3.      Там же. С. 350.

4.      Вершинин Е.В. Русская колонизация Северо-Западной Сибири в конце XVI–XVII вв. Екатеринбург, 2018. С. 153.

5.      Чиндина Л.А. Пегая Орда – Большого Лося сильный народ // Вестник Томского государственного университета. История. 2013. № 3 (23). С. 95.

6.      Финно-угры и балты в эпоху средневековья. М., 1987. С. 346, 348.

7.      Вершинин Е.В. Русская колонизация Северо-Западной Сибири. С. 85–87.

8.      Пошехонова О.Е., Ражев Д.И., Слепченко С.М., Марченко Ж.В., Адаев В.Н. Пищевые стратегии северных селькупов в XVIII–XIX вв. // Вестник археологии, антропологии и этнографии. 2019. № 4 (47). С. 131.

9.      Тучкова Н.А., Глушков С.В., Кошелева Е.Ю., Головнёв А.В., Байдак А.В., Максимова Н.П. Селькупы. Очерки традиционной культуры и селькупского языка. Томск, 2012. С. 95–96.

10. Тучкова Н.А. и др. Селькупы. С. 66–67.

11. Тучкова Н.А. и др. Селькупы. С. 92.

12. Зиняков Н.М., Пошехонова О.Е. Кузнечные изделия русских ремесленников XVII-XIX вв. у верхнетазовских селькупов (по материалам могильника Кикки-Акки): технологическая характеристика // Вестник археологии, антропологии и этнографии. 2020. № 1 (48). С. 65–75.