Про акторов и оленей

Летний переход с оленями по тундре. Фото из архива С. Терешкова

Про оленеводов и их культуру написан не один десяток монографий, но это тема настолько неисчерпаемая, что до сих появляются ученые, которые берут ее в разработку. Один из таких ученых – старший научный сотрудник сектора археологии и этнографии Музейно-выставочного комплекса имени И.С. Шемановского (г. Салехард) Станислав Терешков.

Станислав коренной москвич, но переехал в Салехард, чтобы собрать материал для диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук с рабочим названием «Оленеводческая культура народов Северо-Западной Сибири: акторно-сетевой подход». Он участник экспедиций в Скандинавскую и Русскую Лапландию, на Чукотку и Ямал.

Стас Терешков и олени. Фото из архива С. Терешкова

Тундровики vs газовики

– Станислав, что такое акторно-сетевой подход?

– В классическом гуманитарном знании акторами, то есть участниками социальных отношений, являются только люди. Ученые, работающие в русле акторно-сетевой парадигмы, считают акторами других живых существ, а также различные явления неживой природы. Это близко к мировосприятию оленеводов-ненцев, у которых есть такая присказка: «Не мы пасем оленей, а олени нас». К примеру, каслания или кочевки начинают сами животные. Весной они идут на север, к морю или в горы, где прохладней и меньше комаров. Осенью олени возвращаются на юг. При этом свои коррективы вносит погода, которая тоже является актором.

– Вы изучаете только ненцев?

– Нет, для меня важнее регион. В Ямало-Ненецком автономном округе оленеводами, помимо ненцев, являются также ханты, коми и энцы. Опять же надо понимать, что северные народы не ведут традиционный образ жизни поголовно. Сами они себя разделяют на поселковых и тундровиков. Естественно, традиционный образ жизни – это про вторых. Кто тундровики по национальности, для меня не так важно.

– Я правильно понимаю, что в советский период практика создания совхозов ограничивала естественную миграцию оленей?

– Это было характерно для Чукотки, где каждую оленеводческую бригаду прикрепили к определенному району. На Ямале маршруты касланий почти не изменились. Более того, здесь сохранилось большое поголовье частных оленей. Их либо держали в совхозном стаде, либо каслали родственники, формально числившиеся в совхозе как охотники-заготовители. Этот опыт позволил оленеводам Ямала благополучно пережить 90-е годы. В других районах Крайнего Севера поголовье оленей тогда падало, причем в разы, а на Ямале оно, наоборот, возросло.

– Как оленеводство сочетается с современными представлениями о частной собственности на землю?

– Для оленеводов важна доступность пастбищ. Если на твоем пастбище случился гололед, нужно иметь запасные варианты, куда перегнать оленей. Есть моменты, связанные с маршрутами касланий. Они необычайно длинные, но всегда есть узкое место, через которое проходят все стада – брод реки, например. Нельзя это место закрыть, объявив его частной территорией. Между тем, в ЯНАО открывают новые месторождения газа, что создает ощущение неуверенности в завтрашнем дне у оленеводов. Они понимают, что с пастбищ, на которых они каслают, их в любой момент могут прогнать.

Три актора. Фото из архива С. Терешкова

Пить или не пить

– Один мой знакомый фотограф жил среди оленеводов пару месяцев, и у него сложилось впечатление, что это «люди с другой планеты». Мол, зубы не чистят, но они у них в идеальном состоянии. Душ не принимают, а от тела ничем неприятным не пахнет…

– Было бы хорошо узнать, у каких оленеводов жил ваш знакомый. Те, с кем общался я, пользуются зубной пастой и умываются по утрам. Понятно, что принять с утра душ в тундре не получится, особенно зимой. Здесь выручают традиционные способы гигиены. Один из них связан с мужской курткой малицей, которая носится мехом к телу. Олений волос по структуре трубчатый и ломкий. Он трется о тело, счищая с него грязь и пот, а затем опадает. Достаточно периодически вытряхивать малицу, чтобы поддерживать тело в чистоте.

– Я слышал, что к крупнотабунному оленеводству северные народы перешли сравнительно недавно, в 18 веке…

– Именно так. Оленеводы вообще очень восприимчивы к новым веяниям. Да, они по-прежнему носят традиционную одежду и живут в чуме. Но при этом у них рядом с чумом стоит электрогенератор, и досуг они коротают за просмотром телевизора или фильмов на ноутбуке. Малицей и чумом они пользуются только потому, что в условиях арктической зимы это самое лучшее. Зато летняя традиционная одежда у оленеводов ушла в прошлое. Например, когда-то на Ямале обувь шили из оленьей кожи, а потом долго коптили ее, чтобы она меньше впитывала влагу. Резиновые сапоги вообще не восприимчивы к воде, поэтому они постепенно вытеснили традиционную обувь.

– Есть такой стереотип, что северные народы спиваются. Это так?

– Все зависит от контекста. На Ямале даже в поселках я с этим не сталкивался. В некоторых других регионах российского севера проблемы с алкоголем имеются. Не потому, что тамошние оленеводы особенные, а в силу удручающей экономической ситуации в регионах. Людям там банально нечем себя занять. (Можно сравнить с «вымирающей» русской деревней.) При этом тундровики повсеместно алкоголем не злоупотребляют. Да, когда едешь к ним в гости, считается хорошим тоном захватить с собой в качестве гостинца бутылку водки. Вечером эту бутылку разопьют (одну на всех обитателей чума), и хватит – завтра работать. Ну и, конечно, тундровики расслабляются на Дне оленевода. Там-то их обычно и видят редкие туристы, а потом делают некорректный вывод о поголовном пьянстве среди северных народов.

Приятного аппетита! Фото из архива С. Терешкова

Шкурный интерес

– Вы упомянули о качестве жизни, которую могут себе обеспечить семьи, занимаясь оленеводством. Сколько должно быть оленей у семьи, чтобы уровень жизни был достойным?

– Прожиточным минимумом среди самих оленеводов считается 250-300 оленей на семью. К примеру, чтобы подготовить чум к зиме, нужны шкуры 80 оленей. Вот вам и ещё один актор – традиционное жилище. Оно не может существовать без крупнотабунного оленеводства, но и оленеводство таких масштабов немыслимо без чума. На практике большинство семей в тундре остаются малооленными. Поэтому по специальной госпрограмме раз в 10 лет северным народам Ямала региональные власти выделяют нюки (покрышки из оленьих шкур) для чумов.

– Что со школами-интернатами для детей оленеводов?

– Для первых двух поколений учащихся этот опыт был травмирующим. Вплоть до того, что детям запрещали говорить на родном языке. Теперь же ребенок едет в поселок, где он уже не раз бывал и где у него есть родственники. Общежития при интернатах построены по семейному типу. Другим стало и отношение родителей к школам-интернатам. Раньше они не понимали, зачем туда детей отдавать. Какое-то непонятное образование, когда ребенок должен учиться пасти оленей, рыбу ловить и помогать по хозяйству. Сейчас родители ценят образование за возможность выбора иной судьбы, чем у них. В ситуации, когда будущее оленеводства в регионе туманно, второй вариант становится все более востребованным.

– Будущее оленеводства туманно из-за возможных претензий газовиков на земли, по которым проходят маршруты касланий?

– Не только. Пастбища уже не справляются с имеющимся количеством оленей. Эта проблема традиционно возникала. Только раньше перевыпас приводил к резкому падению поголовья оленей, и пока оно восстанавливалось, пастбища отдыхали. Успехи ветеринарии и дотации оленеводам сделали свое дело, и сейчас этот механизм не работает. Поэтому школа-интернат – полноценный актор современной оленеводческой культуры.

Настоящее и будущее оленеводческой культуры. Фото из архива С. Терешкова

***

Алексей Егоров, специально для GoArctic