Самым первым Новым годом, встреченным на территории нынешнего Норильска, можно считать 1922-й

Летом 1921 года у подножия горы Рудной геологи группы Урванцева построили первый норильский деревянный домик. Сейчас он перемещен в другое место. ttelegraf.ru

Точкой отсчета истории города стал Первый дом Норильска, построенный летом 1921 года. На зимовку в нем остались восемь человек во главе с руководителем геолого-разведочной экспедиции Николаем Урванцевым. Здесь они и встретили новый 1922 год.

Наряжали ли елку – неизвестно, ведь именно тогда в Советской России начались гонения на рождественское дерево как на «поповский пережиток».

В своих книгах Николай Урванцев не делает акцента на встрече Нового года первыми зимовщиками, – самый известный российский геолог, основатель Норильска, один из первооткрывателей Норильского рудного района и Архипелага Северная земля вообще не придавал значения праздникам. Однако о последующих зимовках рассказывал, что развлекались обычно разговорами, а иногда даже музыкой – заводили граммофон с пластинками Собинова, Шаляпина, Фигнера, Неждановой, Вари Паниной. А еще «гостевать» приезжали местные жители или, наоборот, приглашали к себе.

Первая зимовка и первый Новый год

В своих книгах «Норильск», «Открытие Норильска» и «Таймыр – край мой северный» Урванцев описал, чем занимался в предпраздничные дни 1921 года. Тогда в число зимовщиков вошли двое горнорабочих, горный инженер, два студента из Томска, завхоз с женой и сам Урванцев. Главной их задачей той зимой была проходка угольной штольни. В конце ноября с местными проводниками – нганасанами и долганом, и одним из томских студентов Урванцев отправляется на съемку реки Норильской и озера Пясино. Средство передвижения – стадо оленей в сто голов и нарты.

«По вечерам на стоянках у нас в чуме комфорт. Стоит стол, на нем керосиновая лампа, есть две табуретки. Когда топится печь, можно сидеть даже в рубашке. Но на полу вода в ведре, конечно, мерзнет. За столом можно спокойно привести в порядок свои записи, вычертить их и занести на карту».

А вот что рассказывал Урванцев о «предновогоднем походном меню» их декабрьской экспедиции: «Питание у нас своеобразное, к нему надо привыкнуть. Хлеб, конечно, не годится: он так промерзает, что от него топор отскакивает. Остаются только сухари и сушки да чай. Обед варить долго, хотя для скорости мы взяли с собой примус. Остается строганина – основной продукт питания северян зимой. Берешь с санок мерзлого чира или нельму килограммов на шесть, сунешь на минутку в печку, чтобы кожа чуть обтаяла, снимаешь ее пластом и начинаешь строгать вдоль острым ножом в стружку. Берешь ее, макаешь в соль, заедаешь сухарями и запиваешь чаем, непременно крепким и черным, как смоль. Вот и обед. После него первое время в желудке появляется ощущение пустоты и холода, как будто ничего не ел. Однако вскоре оно надолго сменяется чувством большой сытости».

В Норильск они вернулись в самом конце декабря, как раз к Новому году.

Новые 1923 и 1924-й

1923 год Урванцев отмечал уже со встреченной им «женщиной всей жизни» – Елизаветой Ивановной Найденовой (Пискуновой). И он был к тому времени женат, и она замужем, но новые отношения, стремительные и скоропалительные, оказались – навсегда. Родившиеся в один год – 1893-й – Урванцевы прожили вместе 60 лет, и умерли тоже в один год, в 1985-м, Елизавета Ивановна пережила мужа на 49 дней.

Их жизнь была бурной и длинной. О ней можно почитать здесь, здесь и здесь, оно того стоит.

О них, проживших вместе 60 лет, снят документальный фильм «История одной любви». «Мы никогда не теряли друг друга», – говорит Елизавета Урванцева в этом фильме. «Всегда я был уверен, что найду ее», – вторит ей Николай Урванцев.

«В Новониколаевске [в 2022-м] я познакомился с будущим спутником моих Норильских и Таймырских экспедиций – Елизаветой Ивановной Найденовой, приехавшей сюда из Москвы по делам. Я был тогда довольно колоритной фигурой: человеком, только что вернувшимся с далекого Севера, где зимовал, вел разведку угля, путешествовал все лето по неведомой реке, плавал на простой рыбачьей лодке далеко по побережью Ледовитого океана. Все с интересом слушали мои рассказы о Севере, о его большом будущем. Рассказывал с увлечением. Елизавета Ивановна – молодая женщина с живым энергичным лицом – слушала внимательно. Видно было, что мое путешествие в далекие края ее весьма интересовало, вполне отвечая складу ее характера. Я смотрел на нее и думал: вот человек, с которым я мог бы пройти жизнь, не боясь никаких трудностей. Думал и, не удержавшись, шепнул рядом сидевшему товарищу: “А знаешь, эта женщина будет моей женой”. Тот вместо ответа только недоверчиво улыбнулся. После этого вечера я Е. И. Найденову (затем Урванцеву) из своего поля зрения не выпускал, а старался встречаться чаще. На прощание при ее отъезде в Москву я сказал: “Поедем вместе на Север, там интереснее жить и работать, там все неведомо, все придется создавать заново на нетронутых местах”. И она огласилась. Условились встретиться в Москве, зажить вместе и вместе работать», – писал Урванцев в книге «Открытие Норильска».

1926 год, посередине – Е.И.Урванцева. Из архива фотографий Н.Н. Урванцева / ttelegraf.ru

И уже в 1923 году Елизавета Ивановна была включена в состав Норильской горноразведочной экспедиции из 32 человек под руководством Николая Урванцева. Подготовка к экспедиции во времена НЭПа оказалась делом непростым: вместо денег им выдали чеки взаиморасчетов, которые не принимали ни в одном магазине, требовали наличные. Ситуация была безвыходной, но геологов выручил Вениамин Свердлов, брат Якова Свердлова: «Взяв рекомендательную записку от В.М. Свердлова, Е.И. Урванцева пошла на прием к наркому здравоохранения Н. А. Семашко. Он принял ее очень любезно, подробно расспросил, просмотрел список, кое-что добавил и в заключение сказал: “Вот вы люди молодые, будете так далеко на севере целый год, надо и вам как-то встретить Новый год”, и дал записку на склад – отпустить экспедиции хорошего вина, в том числе и шампанского. Потом, при встрече в Норильске нового 1924 года, мы от души помянули добрым словом Николая Александровича за его внимание и заботу», – из той же книги. 

Зимовки

В последующие зимовки – скорее всего, благодаря Елизавете Урванцевой, – появились самовар с чайным сервизом и тот самый граммофон с пластинками, о них упомянуто в книге «Открытие Таймыра». Любимым блюдом Урванцева, а затем и всех зимовщиков, стала строганина. Рыбы было много – чиры, нельмы, муксуны штабелем хранились в сенях.

«Мы гостеприимно принимали всех, кто к нам заезжал. Угощали чаем, сушками, сухарями, наиболее уважаемым иногда подносили стаканчик, выручали, чем могли, поэтому в рыбе и оленьем мясе недостатка у экспедиции не было. Обычно вечером за ужином или после него кто-либо вспоминал: “А не построгать ли нам?”».

Книги Николая Урванцева – это особый мир, забытый мир привычной в советское время спокойной, бытовой героики. Как для бурения вечной мерзлоты приспосабливали лодочный мотор, а в качестве «незамерзайки» использовали солевой раствор, позаимствованный у рыбаков. Как изобретали и строили новую жизнь.

И во время зимовок: «Одной из частых тем наших разговоров был вопрос о будущем Норильска. Все были уверены, что, конечно, его ожидает промышленное развитие. В этом нас убеждали и непосредственная близость крупного месторождения каменного угля хорошего качества к рудному месторождению, и его богатство, где, кроме меди и никеля, имеются благородные металлы. Кроме того, Северный морской путь в Сибирь уже стал широко использоваться для доставки грузов в устья Оби и Енисея. Морским и речным судам уголь совершенно необходим. Его можно доставлять по Пясине, судоходность которой, как и оз. Пясино и р. Норильской, установлена нашими работами прошлого года. А от нас до р. Норильской всего 12-15 км. Прокладка узкоколейки тут не представит труда. Все наши споры сводились к тому, скоро ли это произойдет. Я был убежден, что это случится на наших глазах, думал дальше принимать участие в изучении и освоении Норильска и вообще всего Таймыра».

1920 год. Начало. Нулевой пикет Норильска, Николай Урванцев (сидит) / ttelegraf.ru

Урванцевы

Чтобы ощутить масштаб личности и деятельности Урванцева, нужно прочесть и узнать намного больше, чем только историю зимовок и «историю любви». С ней все более-менее ясно: при «правильной» встрече люди усиливают друг друга, происходит синергия. Елизавета и Николай и поодиночке были неслабы, вместе же стали еще сильнее. И бесстрашнее.  

А в остальном, как и во всякой жизни, разночтений, неоднозначностей, темных мест и белых пятен в их биографиях достаточно. При всем романтизме и героизме любви, покорений и преодолений.

При встрече с Елизаветой Найденовой Николай Урванцев оставил жену и новорожденного сына. Как писал «Северный край», отношений c этим единственным сыном Урванцев не поддерживал. О внуках и правнуках ничего неизвестно. Нет информации и о племянниках, а у Николая Урванцева был брат и четыре сестры.

Жалела ли Елизавета Урванцева о том, что в их семье не было детей, тоже неизвестно. Но известно, что восемь лет после брака с Николаем Урванцевым вместе с ними в квартире находился тяжело больной первый муж Елизаветы, за которым она ухаживала по согласию с Николаем.

Известно, что она была начальницей Центральной лагерной больницы (ЦБЛ) Норильска. И существует рассказ об этом от одной из заключеных: «Начальник больницы Елизавета Ивановна Урванцева, в полувоенной форме и сапогах, производила впечатление фельдфебеля в юбке. Грубая и бездушная, она ценила только дисциплину и безоговорочное повиновение. <…> ЦБЛ в 1951 году. Начальница больницы Урванцева была поглощена одной заботой: ей надо было угадывать, в чем на данный отрезок времени заключается «партийная линия». Больше всего она боялась, что ее могут заподозрить в симпатии к заключенным и в послаблении режима. Так что администрация была сугубо тюремная». Цитата по книге Евфросинии Керсновской «Сколько стоит человек (Повесть о пережитом) Тетрадь девятая: 1947–1952. Черная роба или белый халат Лагпункт “Нагорный”» (удивительный, кстати, документ эта книга, как, впрочем, и все свидетельства тех безумных времен; иллюстрирован рисунками автора).

По иронии судьбы, первая жена Николая Урванцева, Варвара, тоже врач, кадровый сотрудник НКВД, в 1937–1939 заведовала больницей Томской расстрельной тюрьмы.

А сам Урванцев был репрессирован, ему припоминали в том числе темную историю «дореволюционных связей», приведших его на север, в итоге сослали в тот же самый Норильск.

Как бы то ни было, семейная история Урванцевых закончилась вместе с их смертью, наследников и личных воспоминаний они не оставили, а Первый дом Норильска, построенный в 1921 году, – стоит, в нем сейчас музей.

Приближается новый 2024 год. Почти все, о чем мечтали страстные, метущиеся люди, зачинавшие Норильск больше ста лет назад, сбылось (кроме железной дороги Норильск – Питер). А за закрытыми ставнями Первого дома, в холодной темноте, хранятся воспоминания. Звуки граммофона, позвякивание чайных чашек, взволнованные голоса людей, мечтавших о том, что сбылось.