Тайные истории художников Бартольдов. Северный след

Сергей Федорович Бартольд (1899–1942) «Зима. Оленья упряжка с нартами». Ленинградская обл., Мурманский округ, с. Ловозеро. Саамы. 1933-34гг (из фондов Российского этнографического музея). Источник: ethnomuseum.ru

Они сгинули в 1942-м, братья Сергей и Евгений Бартольды – художники, исследователи и краеведы. Тогда же сгинул еще один брат – Владимир. То ли их всех расстреляли, то ли – одного расстреляли, один умер, один исчез, – источники не точны. В 42-м погибла практически вся семья: трое из четверых детей, братья, – репрессированы, мать умерла в блокаду, отца не стало давно, и – уцелела одна сестра, поменявшая фамилию и прожившая всю оставшуюся жизнь тише воды и ниже травы.

Имена и работы художников Бартольдов, скрытые и забытые, проявились спустя почти столетие. Хрупкие акварели безвестных авторов пережили смутные времена, войну, перемещения по стране, десятилетия хранения, чтобы наконец-то показать свою скромную неординарность, свою монументальную повествовательность.

Даже если не знать о судьбах художников – их работы привлекают внимание.

Яркие, точные живописные рассказы о жизни и быте кольских саамов начала 1930-х, по колориту и настроению отличающиеся от всего, что создано на эту тему – это Сергей Бартольд. Его работы можно определить выражением художников-концептуалистов – как «иллюстрации, сбежавшие от текста», то есть – произведения, ставшие самодостаточными, имеющие собственную ценность и создающие новые смыслы. 

Написанная акварелью в 1933-34 годах детальная панорама Мурманска длиной 12 метров – это Евгений Бартольд. Масштабная работа создавалась для Центрального географического музея в Ленинграде, как и панорама Хибин длиной 65 метров его авторства (тоже акварель/бумага), которую успели выставить в музее, и она пользовалась особым успехом у школьников. 

Почему у школьников, у детей? Здесь вскрывается ещё одна тайна. 

Евгений Федорович Бартольд (1900–1942) Фрагмент 12-метровой панорамы Мурманска, 1933-34гг (из фондов Мурманского областного краеведческого музея). Источник: mokm51.ru

Пясецкий, музей и смерть

Дело в том, что пейзажные полотна Евгения Бартольда были сделаны по образу и подобию движущихся панорам Павла Яковлевича Пясецкого – еще одного забытого человека с фантастической биографией. 

Доктор медицины, хирург, художник, писатель, путешественник, во всем добивавшийся успеха. Делал операции, лечил на войне, посещал Академию художеств, ездил в экспедиции, собирал коллекции, писал книги, рисовал, разработал технику «живописного кино» (в основном – пейзажного), наклеивая акварельные работы в определенной последовательности на рулоны ткани длиной около 100 метров; демонстрировал свое изобретение общественности, прокручивая «пленку» с одного вала на другой на особо устроенном станке... 

П.Я. Пясецкий демонстрирует свою панораму на общественной лекции. Журнал «Нива», 1895 год, № 3

И это, собственно, причина, почему веселились дети 30-х годов в Географическом музее, глядя на работу Евгения Бартольда, вероятно, оформленную по образцу Пясецкого – они смотрели цветное кино. Практически арт-хаус. 
 
Когда в 1894 году Пясецкий получил заказ на пейзаж всего маршрута строящейся Транссибирской магистрали (около 10000 км), получившееся изображение длиной почти в тысячу метров – самую длинную живопись в мире – показали в 1900 году всей планете на грандиозной Всемирной выставке в Париже. 

А потом – революция и 1919 год. Безнадежно голодный, тревожный, тяжелый – об этом времени жестко и порой узнаваемо писал всвоем дневнике современник Пясецкого, музейщик и историк Ю.В. Готье.

Молодая власть, несмотря на гражданскую войну и красный террор, изыскивала потенциально полезные ресурсы для подкрепления самоценности. Так в 1919 году был основан тот самый Центральный географический музей (ЦГМ) в Петрограде; он должен был восславить просторы родины и подчеркнуть ее разнообразие. С 1936 по 41-й годы успешный новаторский музей будет разорен и уничтожен ровно за то же самое: «демонстрация разнообразия» признана враждебной антисоветчиной. 

А что же Пясецкий? Его панорамы попали в музей. Но доподлинно неизвестно – до или после того, как он умер от истощения – считай, от голода, в том же 1919 году, 77-ми лет от роду. 

Фрагмент одной из панорам П.Я. Пясецкого (Из собрания Государственного Эрмитажа)

Каждый клан счастлив по-своему

Похоже, основное правило устойчивости и благополучия (кроме наличия ума, личных достоинств, нахальства и пр.) – это связи: родственные, дружеские, рабочие, душевные, идеологические и т.д. Количество и качество связей часто определяет качество самой жизни. 

Это такая «социальная химия»: постоянные взаимодействия людей как элементов и частиц образуют новые конфигурации и формы, меняющие составы и свойства.

К примеру, вот упрощенная схема клана: один выдающийся востоковед женат на сестре другого именитого востоковеда, муж второй сестры которого тоже знаменитый востоковед; и друзья-знакомые у них известные востоковеды, и жены соратницы, и дети – преемники. 

И так в каждом деле. Среда русской интеллигенции пронизана связями как грибница.

Директором ЦГМ был назначен сын знаменитого Петра Семенова-Тян-Шанского – Вениамин Петрович Семенов-Тян-Шанский (В.П.) (кстати, клан Семеновых-Тян-Шанских крепок до сих пор).

В.П. по привычке собрал в свой музей только тех, с кем дружил, жил, кого ценил и знал.

С детских лет он был знаком с Пясецким (и пытался помочь в 1919-м); учился в одной гимназии с Федором Владимировичем Бартольдом, отцом Сергея и Евгения, (и помог им, дав работу); жена одного из племянников В.П. была подругой детства братьев (и написала воспоминания о Бартольдах), а второй племянник приютил их на горной метеостанции в Хибинах, когда сгустились тучи.

Но что же погубило братьев-художников?

Сергей (слева) и Евгений с отцом Федором Владимировичем Бартольдом, Выборг, лето 1914 г. (Из архива Ф.В. Бартольда) terijoki.spb.ru

Обратная сторона достоинств «клановой грибницы» – если потянуть за один корешок-ниточку, можно много вытянуть за раз. А уж за несколько раз!

У дедушки и бабушки Сергея и Евгения – биржевого маклера Владимира Бартольда и наследницы банкирского дома «Лампе и Ко» Эммы Софии Лампе (обрусевших немцев и дальних родственников – немецкие кланы сильны) – было пятеро детей, но единственная родительская отрада – это «выдающийся востоковед» Василий Бартольд, ученый, академик, величина; старший же их сын умер в молодости, дочь прошла по жизни незаметно, а вот средненькие Федор и Борис...

Поколения людей границы 19 и 20 веков, проникшиеся (кто романтично, кто прагматично) идеями слияния интеллигенции с народом, спасения доброго и мудрого народа от гнусного угнетения, – попадали в ловушку: их преследовали, сажали, высылали, уничтожали как при проклятом царизме, так и при победившей народной власти. 

Федор и Борис Бартольды, образованные петербургские буржуа, отпрыски состоятельного почтенного семейства, по молодости лет попали в революционеры. И как трагически выяснится позже – не в те революционеры.

Сергей Федорович Бартольд (1899–1942) «Поимка оленя арканом». Ленинградская обл., Мурманский округ, с. Ловозеро. Саамы. 1933-34гг (из фондов Российского этнографического музея) ethnomuseum.ru

Они стали эсерами, причем из боевых. В ссылках Федор женился на эсерке и обзавелся четырьмя детьми, а на своей финской даче потом укрывал легендарного Азефа и других «политических», Борис же считался профессиональным революционером и опасным террористом.

Когда умерли богатые родители, наследство ухнуло в ненасытную пасть «революционной борьбы». Но братья все же получили возможность пожить за границей.

А за границей тогда были «все наши»: в Париже старшие дети Федора, будущие художники Сережа и Женя, учились с Максимом Пешковым; и, подружившись с его мамой, Екатериной Пешковой (тогда – эсеркой), женой Максима Горького, Бартольды подключились к грибнице такого масштаба, что уже не распутаться им было вовек.
 
Вообще ссылки только объединяли «неблагонадежных» – это были и клубы единомышленников, и места для брачных знакомств. В ссылках перезнакомились все. Так Борис Бартольд, транжира и гуляка с домашним прозвищем «кавалергард», зачем-то женился на старой и некрасивой соратнице Горького/Пешковой – Вере Кольберг, а в ее семье все были меньшевики, которых ссылки сблизили со Сталиным и Аллилуевыми...

Ну, и все. Узор сложился. Дальше можно было уже ничего не делать – все сделано и зафиксировано. Кто, с кем, о чем.

Когда произошла революция большевиков, все зафиксированное оказалось кстати.   

Был автобус битком,
Ехал понемножку,
Парень с розовым лицом
Вскинул вдруг гармошку

И взвилась, всем близка,
Древняя, степная,
Азиатская тоска,
Удаль воровская.

Эх-ма, нам бы так,
Гикаем да свищем,
Вынимаем за пятак
Нож из голенища...

Все примолкли, чуть дыша,
Сердцем с песней слиты...
В каждом русская душа,
Все в душе — бандиты.

(стихотворение Лидии Бартольд-Пляшкевич, уцелевшей сестры Сергея и Евгения).

Евгений Федорович Бартольд (1900–1942) Фрагмент 12-метровой панорамы Мурманска, 1933-34гг (из фондов Мурманского областного краеведческого музея). Источник: mokm51.ru

Дети за отцов или эстетика пределов

«Самое страшное началось в 1937 году, когда я поняла, что часы мои сочтены, так как уже были арестованы все меньшевики, все эсеры, все троцкисты, все бухаринцы, все мое окружение», – рассказывала родственница Бартольдов. Она провела в лагерях 21 год.

Эсера Федора Бартольда взяли в 1919-м, но потом все смутно и подозрительно: каким-то образом после ареста он попал за границу и работал в Торгпредстве СССР в Гельсингфорсе. Боевик Борис после 1918-го вообще исчез.

Зато остались дети: Сергея арестовывали три раза, Евгения – два. Сергей, старший (1899), жил в Подмосковье, работал учителем черчения; Евгений (1900) был художником, жил в Ленинграде. Возможно, из-за биографий старших родственников карьеры братьев в столицах не складывались, и с 1928 года они начали ездить на север. Евгений сотрудничал с Географическим музеем, Обществом пролетарского туризма и экскурсий, созданным в Хибинах, был инструктором на базе в Имандре, писал путеводители по Карелии и Кольскому полуострову, рисовал; Сергей занимался охотой и охотоведением, работал в геологоразведочной компании Монче-тундры, и тоже рисовал. Они путешествовали, были исследователями и натуралистами, и суровые края с пространствами, порой похожими на белые листы бумаги, стали их вторым домом. А Онеглаг и Устьвымлаг – последними адресами.

Ты помнишь, друг, ты помнишь, брат,
Людей, которых нет?
Как прям был их правдивый взгляд,
Какой в нем ясный свет!..

...Когда-нибудь – пройдет метель,
Настанет тишина,
И в чью-то детскую постель
Свой бросит луч луна;

И кто-то, может быть, во сне,
Под серебром луча,
Припомнит песню о стране,
Где нету палача.

Ну, а пока пусть снег летит,
Наш заметая след.
Нам в жизни не было пути,
Нас больше в мире нет.

(Лидия Бартольд-Пляшкевич)

Сергей Федорович Бартольд (1899–1942) «Поздняя осень. Перекочевка саамской семьи». Ленинградская обл., Мурманский округ, с. Ловозеро. Саамы. Бумага, акварель. 1933-34гг (из фондов Российского этнографического музея). Источник: ethnomuseum.ru

Евгений Федорович Бартольд (1900–1942) «Острова», бумага, пастель, 65х46 см, 1936 (из фондов Музейно-выставочного центра «Апатит»). Источник: mvc-apatit.ru

Сергей Федорович Бартольд (1899–1942) «Зимняя улица в селе». Ленинградская обл., Мурманский округ, с. Ловозеро. Саамы. Бумага, акварель. 1933-34гг (из фондов Российского этнографического музея). Источник: ethnomuseum.ru

Евгений Федорович Бартольд (1900–1942) «Осень в Хибинах». холст, масло (из фондов Музейно-выставочного центра «Апатит»). Последняя из известных работ художника датирована 1937 годом. В 1938-м его арестовали. Источник: mvc-apatit.ru 

***

Анна Щетинина, специально для GoArctic