Неблагодарное дело – пытаться разрушить устоявшиеся исторические стереотипы, но стоит попытаться понять, почему на территории Таймыра в начале 1930-х гг. вдруг вспыхивает контрреволюционное восстание местных жителей, в тот период, когда, казалось бы, уже вовсю идёт строительство светлого социалистического будущего. Пожалуй, это было самое последнее контрреволюционное восстание в стране.
Для этого необходимо на некоторое время погрузиться в жизнь северянина дореволюционной эпохи.
Традиции и ритуалы, в основе своей, продиктованы законами комфортного проживания в тех или иных климатических условиях. Ведь многие обряды, запреты имели практическое применение. Показательным в этом смысле может быть пример с тонущим человеком. Общеизвестно, что тундровики не умеют плавать. Это и понятно: для того чтобы научиться плавать, необходимо иметь рядом пригодные для этого водоёмы. В тундровых озёрах и реках невозможно находиться даже несколько минут. Не говоря уже о возможности поплескаться — настолько холодная вода. Но переправляться через реки и озёра приходилось. У ненцев существовало поверье: если человек вдруг упадёт с лодки или ещё по какой причине окажется в реке и начнёт тонуть (что естественно — он же не умеет плавать!), его ни в коем случае нельзя спасать — дух воды на него за что-то прогневался и забрал к себе. С нашей современной точки зрения это выглядит как преступное равнодушие. Но с точки зрения практики выживания в тундре совершенно оправданно: человек, оказавшийся в ледяной воде и не сумевший сам оттуда выбраться в короткое время, скорее всего, переохладился и неминуемо заболеет, если его даже успеть спасти. А в условиях перекочёвки это — тяжелейшее бремя для всей семьи, и может быть даже опасно для целого рода. При отсутствии достойных условий содержания больного и соблюдения любых других минимальных медицинских требований болезнь очень и очень чревата последствиями. Так что тонущий человек и отказ приходить ему на помощь — жестокая, но, как ни странно звучит, жизнеобеспечивающая для целого рода необходимость [1].
Северяне, в силу традиций, редко развязывали друг с другом войны в типичном понимании. Война между племенами, родами, народами Севера происходила, как правило, по «облегчённому» сценарию. Для объявления войны подавались определённые сигналы – например, к противнику посылали оленя, на боку которого был изображён прицеливающийся лучник [2]. После этого начинался долгий церемониал – из переговорщиков, оговоренных условий войны (что можно делать, чего нельзя, как объявляется перерыв на ночной отдых и проч.). Ближний бой – редчайшее явление у северных народов. Причём, если он всё же случился, резоны на дальнейшее его продолжение тоже принимались путём переговоров старейшин. Зачастую определение победителя происходило и вовсе бескровно – ритуальной битвой шаманов. Надо понимать, что в суровых условиях Крайнего Севера вся эта обрядовость была направлена на снижение количества жертв, ибо человек на Севере силён родом, каждый, в прямом смысле, на счету, в одиночку выжить невозможно.
Так же традиционно для северянина и упование на богатого родственника. В большевистском понимании разделения народа на эксплуататоров и угнетённых бедняков у кочевого северного народа не существовало. Богатый родственник – это всегда большое везение. Ибо он никогда не оставит менее удачливого сородича и его семью – накормит, напоит, разделит, как правило, всю добычу поровну. Конечно, придётся немного поработать за хлеб, но лучше так, чем голодная смерть в белой безмолвной пустыне полярной ночью… Эта черта уклада жизни тундровика была известна советской власти и даже отражалась в официальных документах: "Остатки патриархально-родового строя, явления родовой взаимопомощи… у народов Севера чрезвычайно затемняют классовое расслоение… – указано в Протоколе VII расширенного пленума Комитета содействия народностям северных окраин при президиуме ВЦИК 21-30 апреля 1930 года [3]. – Взаимоотношения в полинатуральном хозяйстве народов Севера чрезвычайно трудно подводить под понятия экономических взаимоотношений капиталистического общества". Причём эта жизнеобеспечивающая традиция трактуется в документе с истинно революционным негодованием: «Опекунство кулаков. Приём на иждивение сирот и бедняков, причём состояние на иждивении, конечно, окупается максимальным использованием труда иждивенцев» [4].
Помогать бедному родственнику мог не обязательно зажиточный оленевод. Приполярная перепись 1926-1927 годов показала, что и в очень небогатых хозяйствах практиковался найм рабочей силы из числа вовсе неимущих сородичей. Причём валовый доход на душу в хозяйстве без найма был значительно выше, чем в хозяйствах с наймом [5] – то есть если человек не брал «в прокормление» бедного родственника, то жил богаче сам. Значит, в вековой традиции определяющим для тундровика было не личное богатство как таковое, а помощь менее удачливому сородичу.
Как видим из приведённого выше документа, на дворе 1930-й год, а Комитет содействия Северу только начинает вникать в проблемы территорий. И не мудрено. Таймыр и сегодня является малодоступным пространством, а в первой трети ХХ века – в отсутствие современных транспортных средств – и подавно. А сложившийся уклад, который был обеспечен инфраструктурой Российской империи в виде хлебозапасных магазинов, судовладельческих компаний и прочего, был разрушен после революции 1917 года и налаживался долго, очень долго. Знаменитый геолог и географ, первооткрыватель территории Николай Урванцев свидетельствовал: «Район Норильска в то время представлял совершенно пустынное место» [6]. Даже важнейшее для Востоксоюззолота строительство Норильского меде-никелевого комбината, начатое в 1930-м году, буксовало практически два года, пока не было передано в другое ведомство (впрочем, и там мало что продвинулось, и Норильскстрой вплоть до 1935 года передавался из рук в руки, как чемодан без ручки, – нести невозможно, а выкинуть жалко), в том числе и из-за нарушенной инфраструктуры. В частности, первые строители, благодаря новой транспортной организации – Госпару (Государственному пароходству), пришедшему на смену частным судовладельцам, опоздали с заброской летом 1930 года в назначенное место почти на месяц (не забываем, что период, благоприятный для строительства на севере, очень короток), а план грузоперевозок и вовсе был сорван… [7] Что уж говорить, если для оленеводческих совхозов и совхозных стад издаётся «Зооминимум», утверждённый Наркомземом РСФСР 29 мая 1931 года, в котором новоиспечённых колхозников учат элементарным вещам: какова наиболее целесообразная цифра выпаса оленей, состав стада, каковы принципы браковки оленей, как разбивать стадо во время гона и прочее, и прочее, и прочее… [12]
В 1927 году в Туруханском крае (именно сюда Таймыр административно относился в те годы) в виде опыта началась попытка организации и упорядочения жизнеобеспечивающих структур в соответствии с новым временем и новыми задачами: путём слияния двух кооперативных систем, пришедших на смену родовым хозяйствам и хлебозапасным магазинам, – потребительской и промысловой, -- была создана первая сеть северных смешанных (интегральных) кооперативов: Туруханский интегралсоюз. Впереди ещё будет много различных изменений, которые в своей основе должны были приспособить устоявшуюся жизнь в условиях Крайнего Севера к новым экономическим порядкам. Пожалуй, тогда это и началось.
Тундровик не понимал, что происходит и, главное, как теперь жить.
И – пошло-поехало… Бедняки и середняки погрязали в кредитах, богатые оленеводы саботировали организацию колхозов. В районе станка Часовня (станок Норильский) вплоть до 1937 года (!) даже существовала так называемая «дикая артель» эвенков, которые наотрез отказалась принимать участие в какой бы то ни было общественной жизни, обитали замкнуто, стараясь держаться подальше от колхоза [9]. И всё это сопровождалось неминуемым обнищанием северян, которое было неизбежно во время эпохи перемен – слома старой системы жизнеобеспечения на севере и создания новой. Уполномоченные от Советов, приходя в чумы, приносили с собой новые законы, идущие вразрез с вековыми традициями, и однажды тундровики решили перекрыть источник всех нагрянувших бед – тех самых уполномоченных начали убивать. Причём убивать по-зверски. Редко когда их расстреливали – в основном, одевали на шею маут, привязывали к саням и волокли по тундре [10], чтобы утопить в озёрах. Да, сегодня это звучит дико, но пуля в тундре, на севере – на вес золота. Зачем её тратить попусту?.. Таким образом было уничтожено тридцать шесть уполномоченных в самом начале – в апреле 1932 года [10]. Причём убивали не только представителей власти. Тех, кто был на её стороне, тоже не щадили. Например «активный бедняк» К. Кудринов был найден повешенным у себя в чуме… [11]. Показательно, что в Дудинке – центре недавно образованного Таймырского Долгано-Ненецкого национального округа – ничего не знали о восстании два месяца! Вот такие расстояния, вот такая система коммуникаций на огромных просторах авамо-хатангской тундры…
Считается, что восстание начал двадцатидвухлетний сын русского купца Баранкин. Он хорошо знал местный язык и пользовался авторитетом у населения. Вполне возможно, что Баранкин действовал из своих, узко-классовых соображений, но туземцы активно поддержали его и, вооружившись, начали не только убивать партийцев и активистов, но и с удовольствием грабить фактории Интегралсоюза. Идейным же вдохновителем восстания считается долганин (долганский этнос тогда только формировался) Роман Бархатов, которого туземное население уполномочило для переговоров с властями. В июне 1932 года, уже после восстания, его спящего убивает на Диксоне кто-то из своих. При нём была найдена телеграмма во ВЦИК с мольбой о помощи – прийти и разобраться с безобразиями, творящимися на таймырской земле. Обычная вера в хорошее начальство где-то там, в центре (как и при царе), при том что негодяи на местах только вредят и о себе думают...
Восстание, конечно, достаточно быстро подавили – уже в мае. Отряд начальника Игарского ОГПУ Шорохова, прибывший на его ликвидацию, был очень хорошо вооружён, в том числе пулемётами.
Интересно, что тогда же, в 1932 году мало, кто был наказан. Не потому, что пришлось осудить бы всё население, – открытые данные говорят о том, что в восстании участвовало не более 10% от общего числа туземных жителей Туруханского края. На судебном процессе о «контрреволюционном движении» в 1934-м году во всём обвинили, безусловно, "кулаков", а также и тех, кто допускал «перегибы» в проведении новой политики. Настоящая расплата пришла, в основном, в 1938 году – аресты начались в ноябре-декабре 1937 года, всего, по доступным данным, было репрессировано 169 человек, многие из них расстреляны в Дудинке в 1938-м году [13]. А 2 июня 1938 года президиум Таймырского окрисполкома принял постановление «О передаче колхозам оленей репрессированных кулаков, шаманов, князей». Тогда, можно считать, Октябрьская революция на Таймыре наконец-то завершилась…
Автор: Лариса Стрючкова, член Клуба исследователей Таймыра, член Союза журналистов России.
Фотографии жителей Енисейской губернии начала XX века отсюда.
Литература:
1. Стрючкова, Л.Н. Шесть этносов Таймыра / Л.Н. Стрючкова. – Норильск : АПЕКС, 2017. – С. 13.
2. Денисов В.В. Северные войны / В.В. Денисов // альманах «Неизвестный Норильск», № 16. – 2012. – С. 43.
3. М. Ильин Смешанная (интегральная) кооперация на Крайнем Севере: сборник директивных, законодательных и ведомственных постановлений М., Л., 1932 г. – С. 48.
4. Там же – С. 45.
5. Там же – С. 48.
6. Урванцев, Н.Н. Норильск : история открытия и освоения медно-никелевых руд сибирского севера \ Н.Н. Урванцев. – М. : «Недра», 1969. – С. 37.
7. Курилова, Л.Н. За несколько лет до 35-го \ Л.Н. Курилова // альманах «Неизвестный Норильск», № 29. – 2018. – С. 8-9.
8. М. Ильин Смешанная (интегральная) кооперация на Крайнем Севере: сборник директивных, законодательных и ведомственных постановлений М., Л., 1932 г. – С. 85.
9. Убрятова, Е.И. Язык норильских долган / Е.И. Убрятова. – Новозибирск, 1985. – С. 15.
10. Маскин, В.Н. Коллективизация дыбом / В.Н. Маскин // Заполярная правда, №7, 2007. – С. 5.
11. Маскин, В.Н. «Тёмные» / В.Н. Маскин // Заполярная правда, №31, 2007. – С. 10.
12. М. Ильин Смешанная (интегральная) кооперация на Крайнем Севере: сборник директивных, законодательных и ведомственных постановлений М., Л., 1932 г. – С. 139.
13. Свеча памяти : Таймыр в годы репрессий / Таймырский краеведческий музей. – Норильск : АПЕКС, 2017. – С. 108-135.
