Сейчас в Архангельске

14:13 2 ˚С Погода
18+

Олени идут в лес

Как лесное оленеводство помогает сохранению традиционных оленеводческих практик.

Коренные народы Севера Оленеводство Ямал Тайга и тундра
13 мая, 2021 | 15:29

Олени идут в лес
Тундровой олень в лесу.

Мы привыкли считать северного оленя символом тундры, её огромных просторов. Здесь выпасаются многотысячные стада этих ветвисторогих красавцев, которых иногда называют «цветы тундры». Да, трудно представить наши тундры без оленей, как и без островерхих чумов – кочевого жилища пастушеских семей. Но мало кто знает, что северное оленеводство зародилось не в тундре, а лесной зоне Центральной Азии. Прошло не менее тысячи лет после одомашнивания оленей, когда их стада стали осваивать тундровые пастбища. 

Сегодня принято считать, что на территории Евразии есть два направления оленеводства – тундровое и таёжное. При этом тундровое оленеводство из локального ответвления за короткий исторический период превратилось в самостоятельную, многочисленную и, нередко, в единственную из существующих отрасль традиционного природопользования вплоть до берегов Чукотского моря. Лесное оленеводство сохранилось, но заметно южнее – в лесной полосе Дальнего Востока и Сибири. Пока таёжный северный олень использовался в качестве транспортного средства и тягловой силы, пока в нём была потребность у охотников, рыбаков, перевозчиков груза и почты по бескрайним северным просторам – у отрасли было будущее. Но времена меняются вместе с потребностями человека: продукты охоты и рыболовства стали добываться в гораздо меньших объёмах, как следствие – упала потребность и в ездовых оленях, что усугубилось появлением вездеходов и мотонарт. 

А ещё в лесном оленеводстве возникла кадровая проблема: перестала быть престижной профессия пастуха. Молодёжь игнорировала дело предков, предпочитая чуму и палатке квартиры в посёлках и городах, даже будучи безработной. На многочисленных съездах и собраниях коренных малочисленных народов, производственных совещаниях, научных конференциях зазвучало тревожное: «Лесное оленеводство исчезает!». Прогнозы науки были тоже малоутешительны: если не изменится отношение к лесному оленеводству, спасать через пять-десять лет будет некого, отрасль исчезнет. Кто-то говорил: невелика беда, ведь основная масса продукции поступает из тундрового оленеводства, здесь работают многочисленные и самые квалифицированные кадры оленеводов. Но и тундровое оленеводство испытывало немало проблем, сложнейшая из которых – дефицит пастбищ, особенно в ведущем регионе мирового оленеводства – Ямало-Ненецком автономном округе. Но дальше разговоров, проектов и невыполняемых программ дело спасения лесного оленеводства не трогалось с мёртвой точки, которая постепенно превращалась в точку невозврата.

Однако, видимо, есть какая-то закономерность в мироздании и жизни общества: когда всё становится на грань краха, появляется человек, который не только говорит, что так жить нельзя, но и начинает действовать. Видимо его посылают высшие силы для выхода из создавшегося тупика, иначе как это объяснить: тысячи умов проблему не одолели, а один – смог.

Таким человеком стал обычный оленевод, ямальский ненец Михаил Едайкович Яр. Нет, видимо не обычный. Раз потянул такую ношу. Мне повезло, что я хорошо знаком с ним, давно слежу за его непростой судьбой и наконец-то могу кое-что рассказать о деле всей его жизни, пройденных путях и достигнутых результатах. Но сначала, как принято, о самом герое очерка – Михаиле Едайковиче. Здесь достовернее будет перейти к прямой речи.

"Родился в семье оленеводов, четвёртым ребёнком. Были ещё пять братьев и сестра. Мать умерла рано, росли с отцом, он так и не женился, т.к. я был против: категорически, до припадков, против. Теперь-то, сам став отцом, понимаю свою мальчишескую глупость и эгоизм: жить в тундре без женщины, да ещё с большой семьёй – это врагу не пожелаешь. Но отец смог, вырастил нас. Ни один из братьев не стал оленеводом, все осели в городах и посёлках. А меня, как одержимого, тянули олени. Сначала уговорил директора совхоза взять меня учеником пастуха в бригаду, потом был пастухом. Поступил в Салехардский зооветтехникум, отслужил в армии, после стал работать зоотехником в Ныде и заочно закончил Тюменскую сельхозакадемию. Перешёл на работу в совхоз «Ямальский» – это на самом севере полуострова, в Сеяхе, директором там был тогда легендарный Кадыров. Это была жёсткая, но очень полезная школа работы в тундре, опыт общения с настоящими тундровыми кочевниками. Они не просто пастухи, они – оленевладельцы. Каждый из них – это личность со своим характером, порой очень витиеватым. Каждый – представитель своего рода и знает, что за ним стоит сила и поддержка этого рода. Приняли меня поначалу насторожённо, присматривались. Не обошлось без конфликтов. Пришлось проявить характер, особенно при закупе оленей – нелюбимом для тундровиков процессе. Но всегда старался действовать не только жёстко, но и с пониманием ситуации, с учётом материальных возможностей кочевника. Сейчас, оглядываясь на собственный опыт, могу утверждать, что в тундре капиталистические отношения не должны существовать. И это не политика – это реальная жизнь. Материальное расслоение в тундре – не большевистская выдумка, а реально экономическая данность, существующая сотни лет. Но если до советской власти богатые оленеводы, в известной мере, были «тундровыми банками», субсидировали бедняков, то сегодня их роль на пастбищах чаще отрицательная: они занимают лучшие пастбища, малооленные боятся к ним подходить со своими стадами, т.к. если стада смешаются – «богатый» начинает диктовать условия: когда проводить вылов оленей, в каком месте, на каких условиях и т.д. А уж про хищническую эксплуатацию пастбищ многооленными знают все. Если проводить сокращение поголовья на Ямале, то надо начинать со стад сельхозпредприятий: там пастухи имеют сотни, если не тысячи оленей, вместе с муниципальными размер стада достигает 7-8 тысяч – это уже «чёрная смерть» пастбищам".

Вторую школу руководителя Михаил прошёл, когда организовал первое на полуострове Ямал ООО в оленеводстве «Северное оленеводческое хозяйство «Ямал». В него вошли частные оленеводы севера полуострова, которые испытывали серьёзные трудности со сдачей оленей на мясо. Существующие в районе организации принимали мясо от частников в последнюю очередь, сильно занижали заготовительные цены. Тундровикам хранить заготовленное мясо было негде, вот и соглашались на такие невыгодные условия. Михаил договорился с заготовителями пригнать оленей в район фактории Паюта на железной дороге Обская-Бованенково. Было много возражений: далеко гнать, непривычный маршрут, оленей можно потерять. Но всё получилось, и это была первая победа нового руководителя над привычным, опыт ломки стереотипов. Потом будут и другие победы, но этот эксперимент был определяющим для формирования характера будущего тундрового «бунтаря». К тому времени у самого Михаила с женой было довольно большое собственное стадо и стал возникать вопрос: где его пасти? На Ямале свободных пастбищ давно нет, всё поделено-переделено. Можно было, используя административный ресурс потеснить кого-то из старожилов тундры, но такой подход авторитета бы Михаилу не добавил, да и не в его это было характере. Он сам не раз защищал малооленных и слабых оленеводов от «богатеев», и за это его уважали и побаивались. Но сложившуюся ситуацию надо было менять кардинально и не совсем обычным способом.

Идея перегнать стадо тундровых оленей на юг, на пустующие лесные пастбища родилась не вдруг. Долго Михаил её обдумывал, взвешивал все «про» и «контра», искал совета у бывалых оленеводов. Увы, идею почти никто не поддержал, более того, многие были уверены, что после перегона олени не приживутся в новых условиях: убегут снова в тундру или их съедят хищники, гнус и браконьеры. Даже родной брат кричал: «Ты потеряешь стадо, останешься безоленным!». Но решение было уже принято и отступать было поздно: начался перегон стада в надымскую лесотундру.


 База.


Для Михаила было очень важно, что его поддержала жена Соня. Она родом из западных ненцев – Вылко, но семья уже давно кочевала по Ямалу. Рано лишилась отца. Мать так и не вышла замуж, и Соне с детских лет приходилось не только выполнять женскую работу, но ловить оленей и ездить на дежурство в стадо. Выучилась на медика – и снова в тундру, разъездным фельдшером. Была порой единственным акушером на всю сеяхинскую тундру, днём и ночью спешила на выручку больному. Её знали и любили в тундре, и потому ей было ещё страшнее, чем мужу, покидать привычный быт, родственников и друзей, отправиться в края, где не ступала её нога. В отличие от жены, Михаил всё-таки родился и вырос в Нори, на надымской земле. Но как настоящая ненецкая женщина и верная жена, Соня поддержала Михаила, и это для него сыграло главную роль: надёжный тыл даёт мужчине уверенность в будущем сражении. А то, что это было сражение, теперь можно говорить абсолютно без преувеличения. Об отношении к переводу оленей я уже написал выше. Но во многом противники были правы: условия выпаса на новом месте оказались совсем не «курортные». Поэтому в первый год далеко в лес не пошли, летовали недалеко от Обской губы. Лесотундру освоили позднее, постепенно построил Михаил здесь производственно-бытовую базу, изгородь, склад, гараж и, главное, освоил премудрости выпаса оленей в лесу. Катастрофически не хватало людей: те немногие добровольцы, что решились здесь работать, не умели делать порой элементарных вещей. А кого-то просто поманили высокие заработки – Михаил платил хорошо, – но реальной пользы от этих «работников» не было, больше вреда. За время существования фермы, через её «трудовую школу» прошли люди разных национальностей и судеб: грузины, киргизы, таджики. Самыми надёжными оказались выходцы с Украины. Попробовали устроиться и «синенькие»: но и они удрали, сказав, что на зоне было легче. Из ямальских оленеводов десять лет проработал Володя Слепушкин, но потом Михаил отправил его на родину – там он был для семьи нужнее.


  Михаил и Соня.


Но было и самое главное преимущество, ради которого всё и началось: огромные пустующие пастбища – гони оленей, куда хочешь, ни с кем не смешается стадо. Как смеётся сейчас Михаил: даже съездить в гости не к кому было. Соседи есть, но не оленеводы. Их Михаил предупредил сразу: не разводите и не распускайте собак – рядом олени. Соседи оказались понятливые, собак убрали. Особенно досаждали медведи, каждый год собирая немалую «дань» телятами. Оружие приходилось носить с собой всегда: и для человека мало приятного встретить «хозяина тайги». С благодарностью вспоминает Михаил Едайкович тех руководителей, кто поверил ему в период становления хозяйства, оказывал и материальную, и моральную помощь: губернатора Юрия Неёлова, мэра Владимира Ковальчука, генерального директора Леонида Чугунова.

Поголовье оленей росло, и к Михаилу стали обращаться за племенными оленями из различных регионов. Надо сказать, что он не замыкался только на хозяйственных вопросах, но и был участником многих конференций, съездов и совещаний по оленеводству. Был и у скандинавских оленеводов. Нередко выступал с высоких трибун, не всегда нелицеприятно для руководителей агропрома округа, но всегда справедливо и честно. На этих собраниях к нему подходили и просили продать оленей. Михаил всегда детально разбирал необходимость продажи оленей, изучал маршрут и условия перегона или перевозки и, конечно, сам участвовал в них. Ямальских оленей приняла таймырская, ханты-мансийская, эвенкийская земля. Не всегда удавалось сохранить перемещённых оленей, и Михаил сделал совершенно однозначный, хоть и суровый вывод: прежде, чем завезти наших, посмотрите, почему исчезли ваши олени. Если вы не сберегли своих, то как сохраните чужих, ямальских? 

По глубокому убеждению Михаила, основа успешного оленеводства – люди, люди и ещё раз люди: 

«Ко мне иногда приезжают «поучиться» оленеводству, порой издалека приезжают. Как-то были молодые ребята с Чукотки, жили у меня на базе, и я учил их «жить с оленями». И с сожалением наблюдал, что все их разговоры сводятся к обсуждению зарплат оленеводов. Два месяца они жили на Ямале и ни разу не поинтересовались местной культурой, историей, обычаями. Глаза загорались лишь при упоминании о деньгах и прочих благах цивилизации. Разве они будут работать в оленеводстве? Деньги, конечно, в нынешние времена важны, но не важнее самого оленя. Наши, ямальские, пока не теряют кровной связи с оленем, живут с ним, независимо, платят им за это или нет. Но и среди ямальских оленеводов снегоходы, квадроциклы, телевизор и прочий «культурный» тренд становится преобладающим. Ездовых оленей всё меньше, нарты мало кто делает – покупают. Женщины, как только поставят чум, садятся не за шитьё, а устанавливают тарелку и часами смотрят сериалы. Когда такое было в тундре?» 

Михаил Яр считает, что если не возродить лесное оленеводство, то и тундровое так же обречено на исчезновение – это вопрос времени. И оттуда уйдут люди, если не поменять технологию, сделать её близкой хотя бы со скандинавской. Скандинавская система имеет тоже немало проблем, но она более адаптирована к современному образу жизни, не испытывает недостатка в оленеводах. Там никогда не было колхозов и совхозов – только частное хозяйство. «Один олень – один хозяин» – только такая формула сохраняет оленеводство, а в сельхозпредприятиях олень обезличен, как бы ничей. Почти всю продукцию на Ямале производят частные хозяйства: сельхозпредприятия лишь скупают выращенное частниками да получают многомиллионные дотации, на которые и существуют. Если сокращать поголовье оленей на Ямале, то надо начинать с сельхозпредприятий: все пастухи в них имеют собственных оленей и безработными не останутся, а вот пастбища разгрузятся. Поселковые жители, как и ранее, обслуживают, оленеводов: шьют одежду, чумовые покрышки, обувь, делают нарты и упряжь – всё это пользуется спросом. Благо навыки у многих поселковых ещё не утеряны, и в сохранении оленеводства они заинтересованы не менее кочевников.

Не все проекты заканчивались успешно. С горечью Михаил вспоминает о перегоне ямальских оленей в Республику Коми. Сделано это было по просьбе ижемских оленеводов. Собрали стадо в тысячу голов и полтора года Михаил со своими пастухами гнали оленей через уральские горы и тайгу к заказчикам. Испытали множество проблем на этом сложнейшем перегоне, потеряли чуть не половину животных, но загнали стадо в заранее приготовленную изгородь. Михаил даже оставил там специально подготовленную семью оленеводов для охраны и правильного выпаса оленей. Всё бы шло хорошо, но к этому времени в Коми поменялось руководство республики, и оказалось, что новому губернатору и минсельхозу республики этот эксперимент показался ненужным. В результате олени погибли от болезней и хищников, нужное дело оказалось загубленным.


  Загон оленей в кораль.


Два года назад Михаил по поручению международной ассоциации «Оленеводы мира», членом президиума которой он является, начал эксперимент по переселению безоленных семей ямальских оленеводов в Камчатский край. Необходимость в таком переселении возникла не сразу. Как я уже писал выше, во многих оленеводческих регионах существует острейшая проблема дефицита кадров пастухов. Причины этого неоднократно обсуждались и учёными, и чиновниками, но действенного решения так и не найдено до сих пор – молодёжь бежит из тундры и тайги. В то же время на Ямале несколько десятков семей потеряли оленей в результате стихийных бедствий, а восстановить поголовье им уже невозможно из-за острого дефицита пастбищ. Поскольку высококвалифицированные пастухи и чумработницы остались без дела, возникла идея предложить им поработать в другом регионе. Согласились далеко не все, но тем, кто решился, была предоставлена материальная помощь, организован авиаперелёт вместе с чумами и оленегонными собаками. И всей этой непростой работой руководил Михаил Яр, для этого пришлось ему несколько раз летать на Камчатку, решать возникающие проблемы.

Ещё один эксперимент начался в прошлом году на самом Ямале: организация оленеводческих ферм в лесной зоне. Цель – перегнать часть оленей с перенаселённых тундровых пастбищ в изгороди и организовать там выпас по новой технологии. Для этого по грантам были выделены значительные бюджетные ассигнования. Пока экспериментальные фермы существуют в двух районах: Надымском и Тазовском. Если их работа окажется успешной, освоение лесной зоны оленеводами продолжится и в других районах округа. Главным консультантом проекта является всё тот же неугомонный Михаил. Подобраны оленеводы, построена изгородь, получены первые телята. Учёные и специалисты округа внимательно следят за этим экспериментом: от его результатов во многом зависит будущее ямальского оленеводства. Образно говоря, тундровые домашние олени возвращаются на свою «историческую родину» – в тайгу.


  Обход изгороди пастухом.

 

Автор: Южаков Александр Александрович, главный научный сотрудник, доктор сельскохозяйственных наук, ФГБУН «Северо-Западный центр междисциплинарных исследований проблем продовольственного обеспечения».

Фотографии А.А. Южакова, кроме фото "Загон оленей в кораль" (оно сделано Елизаветой Яптик). 



далее в рубрике