Далёкий Гыдан: кордон, морошка и белые медведи

Гыданский полуостров – далёкий и дикий арктический край Тазовского района в Ямало-Ненецком округе. Мир практически безлесной тундры и мерзлоты. Населенных пунктов – ненецких сел и вахтовых посёлков - пересчитать по пальцам. На севере полуострова раскинулся национальный парк «Гыданский». Самое безлюдное место, какое можно себе представить. Зимой здесь торжествует убийственная стужа. Весной приходят птицы, учёные и… медведи. Один из тех, кто отправляется на кордон на острове Шокальского – Андрей Горчаковский. Педагог, зоотехник в оленеводческом хозяйстве, а ныне заместитель директора национального парка по научной работе.

Он прожил полвека в Арктике и рассказал GoArctic: как нашел общий язык с кочевниками, почему полярный медведь не охотится на людей, что делают ненцы в парке и как исчезает популяция дикого северного оленя.

Полярная история в четырёх частях.

Старожил Сопки мертвецов

Сухощавый и предельно прямой в общении Андрей Горчаковский – старожил небольшого посёлка Тазовский, продуваемого ветрами из окрестной чуть украшенной деревьями тундры. Селение из семи тысяч жителей, в котором среди деревянных трущоб высятся яркие бетонные новостройки, расположено на приподнятом берегу реки Таз. Большую часть года реку покрывают льды, а когда их нет, то она медленно тащит свои тёмные воды к дельте. В водах ещё хватает рыбы – щуки, налима и сиговых, и она подкармливает сотни людей, не работающих на нефтегазовые и бюджетные организации.

Посёлок – столица Тазовского района, одного из двух муниципалитетов Ямало-Ненецкого автономного округа, в котором велика доля коренного, титульного населения. А основали селение в 1883 году тюменские шотландцы из семьи Вардроппер. Купеческая компания вела рыбный промысел в низовьях Таза. Их фактория именовалась Хальмер-Седе (Сопка мертвецов). Правительство сделало всё, чтобы их дело не шло. Поселение осталось, разрослось в 20 веке от ссыльных, аборигенов и временщиков, а суеверные коммунисты его переименовали.

В СССР район опутали путепроводы, исполосовали гусеницы вездеходов. Рядом с Тазовским в 1962 году дала факел газовая скважина. Тазовская нефтегазоразведочная экспедиция открыла 28 месторождений на северо-востоке ЯНАО. Её база – ныне обшарпанный медвежий угол, поселок Газ-Сале, сосед райцентра. До недавних пор вахтовики год за годом продвигались всё дальше на север, в некогда девственные тундры Гыданского полуострова.

Сам Горчаковский – русский, как и многие другие, никем не заменимые специалисты в Тазовском. Он из семьи ученых и харбинцев. Мать – Наталья Горчаковская, известный орнитолог. Некоторые люди из его рода не пережили сталинский террор.

На краю Евразии мужчина уже полвека.

«Попал сюда по распределению, совершенно случайно, летом 1971 года. Это очень длинная история, длиною в 50 лет. Я даже не знаю, стоит ли начинать её рассказывать. Я должен был ехать в Баргузинский заповедник, в Забайкалье. Сложилось так, что родина велела ехать в Тюменскую область. В области я выбрал Ямало-Ненецкий округ», – начинает свой рассказ Андрей Горчаковский. На улице барабанит осенний, по-полярному зябкий, до боли в пальцах, дождь.

В Тазовском районе у него сложилась весьма… многогранная биография. «В посёлке Гыде начал работать преподавателем биологии и химии. Затем – зоотехником в оленстадах. Механиком-водителем, трактористом, капитаном судна на воздушной подушке и так далее. Спустя 10 лет жизни в районе, когда дети в школу пошли, переехали с семьёй в Тазовский. Работал в совхозе, но он перестал существовать», – вспоминает собеседник GoArctic.

Про оленеводство в 1970-1980 годах стоит сказать отдельно.

Как говорит Горчаковский: «Раньше отдельных оленеводческих хозяйств было немного. Работали совхозы, была трудовая дисциплина. Её даже никто особо не насаждал. Есть пять пастухов в стаде, у них 1500-2000 голов. Надо их караулить. Каждый пастух сутки дежурит. И попробовал бы кто-то в чуме лежать и не выйти на смену! Его бы вытащили оттуда. Все работают сообща. Психологию людей ещё не успели переделать обучение в интернатах и пособия».

Сегодня старожил тоже занимается северными оленями, правда дикими. Как и белыми медведями, птицами и тем, что растёт в арктической тундре, такой однообразной, но заманчивой. Почти 20 лет Горчаковский поглощён Гыданским заповедником, пониженным в 2020 году до национального парка. Прелюдией же была работа в 1990-е в Комитете по экологии, который прикрыли, а специалистов уволили. Кого-то пригласили уйти в «Гыданский».

Поэтому мужчина так и остался в тупиковом поселке, окруженном звенящей тишиной.

На краю арктической Евразии – так сложилось

Говорят, что Крайний Север затягивает своей природой. Фантастическим миром Тазовский край, в отличие от Чукотки или Лапландии, назвать сложно. Озёра. Мрачной темноты реки. Пески по берегам. Коварная илистая няша. Болота. Редчающие к северу рощи лиственниц, берёзок и тальника. Тундра без камней. Пробивающий до костей ветер с Ледовитого океана.

Его задержал Тазовский край не своими теряющимися в горизонте тундрами.

«О господи…. Везде, где она не изгажена человеком, природа прекрасна. Что в пустыне Калахари, что во льдах Северного Ледовитого океана. Везде свои прелести. Но не в этом дело. Здесь я не потому, что в Тазовском районе особая природа. Здесь у меня всегда было интересное дело. Вот я и задержался. Было интересно работать механиком-водителем, зоотехником. Ездить по стадам. Это было для меня ново. Я сумел найти с оленеводами общий язык. Работали славно и дружно. Польза была. Мясо сдавали. Хорошо было», – рассуждает Андрей Горчаковский.

Но почему-то в разговоре он периодически с добрыми нотками вспоминает один забайкальский уголок:

«Я мог три года отработать в Гыде и уехать в Баргузинский заповедник. Северо-восточное побережье Байкала. Там природа, если смотреть глазами туриста, несравнима со здешней. Подплываешь на лодке и видишь камушки. Ступаешь туда – а там 30 метров глубины до камней. И ходят там здоровенные ленки. Познавший горные края Сибири и скучающий на равнинах Обдорска, я понимаю то, о чем мне говорят».

Однако он так и живёт на краю материка, в ЯНАО.

«Возможно, сложилась бы у меня жизнь совершенно по-другому. А может, и нет. В Баргузинском тоже были суда на воздушной подушке и мотодельтаплан. Не знаю, что и говорить. Так сложилось», – вдруг вздохнул Андрей Горчаковский.

Наверное, Север всё-таки затягивает человека. Двусмысленное выражение – знаю.

Другой мир: появилась морошка, разрушаются берега

В Тазовский с юга, пересекая полярный круг, ведёт тупиковая, плохая, но всесезонная дорога, открытая в 2006 году. Дальше на север – в национальные села Находка, Антипаюта и Гыда один путь: на катере по воде (если нет льда), на снегоходе (если уже зима) или на вертолёте – если разрешит погода и хватит денег. В посёлке часто гудит в небе: борта уходят и приходят с месторождений и вахт. Раз в год Андрей Горчаковский идёт на вертолётную площадку и улетает на МИ-8 на остров Шокальского в Карском море.

«Четыре с половиной лётных часа вертолётом из Тазовского. Вертолёт – 160-170 тысяч за час (а ещё и обратно). На одну заброску выходит порядка 9 лётных часов. Кучеряво», – отмечает ученый особенности окружной логистики.

Полёт с дозаправкой в Гыде. И вон он – кордон парка «Гыданский»: белые медведи, нерпы, местные дикие северные олени и сильные полярные ветра. Обская губа сливается с Карским морем. Ближайший ненецкий посёлок Гыда остаётся в 270 километрах к югу от острова.

Последний раз перед нашим разговором собеседник GoArctic был на кордоне в 2020 году. Полевой сезон 2021 года вышел никакой – его не было. Такая ситуация. Год сложился неудачно. Но когда человек добирается до цели – перед ним снова другой мир.

Гыданский нацпарк – это классическая арктическая тундра на самой северной оконечности тёзки-полуострова и ряде островов в Карском море. Кордон – единственный признак «цивилизации» на продуваемом холодными ветрами пологом острове Шокальского. Дом для тех, кто сюда сумеет добираться – одинокая изба. От неё в разные стороны по усадьбе тянутся дощатые тротуары. Рядом пара построек. И всё. Дальше травянистая тундра, линзы озёр, термокарстовые вспучивания, песок по берегам, местами ягель. На материке – то же самое: молчаливый ландшафт, лишь где-то далеко каслают редкие ненцы-оленеводы.

Впрочем, человек на остров повадился давно. Когда-то здесь стояла изба Ленинградской гидрографической экспедиции. Её смыло. На исходе СССР пришли другие люди.

«Наш кордон появился благодаря тому, что на рубеже восьмидесятых-девяностых на острове жили охотники. Вовка Гапонов и Вася Квасинок. Они мечтали разбогатеть. А по слухам, на острове Шокальского песца – хоть руками лови. Вот они и поехали. Построили избу. Разбогатеть не разбогатели», – превращается в краеведа Горчаковский.

За ту часть века, как собеседник работает на самом краю Тазовского района, тундра сильно поменялась. Смягчение холодного климата Арктики наполняет природу новой жизнью. «Из растений появилась куртинка морошки, которой никогда не было на острове Шокальского. Занимает она площадь два метра на два. Сначала морошка зелёная уходила под снег. В 2019 году были почти нормальные ягоды. Тенденция освоения некоторыми растениями северных широт продолжится. Всё это отмечается не только нами», – констатирует учёный. Обживается в парке и полярная ива.

Обратная сторона медали – процессы разрушения берегов, вызванные потеплением климата.

Ещё в «Гыданском» на горизонте регулярно объявляются полярные медведи карско-баренцевоморской популяции. Сотрудники и учёные, работая на маршрутах, носят с собой средства отпугивания. Однако Андрей Горчаковский совершенно спокоен, говоря о хозяевах Арктики:

«Особых проблем с медведями мы не испытываем. Были, естественно, неприятные ситуации. Но, ни я, ни люди, которые со мной работали, от медведя не страдали. Человек биологически не входит в рацион белых медведей, на уровне подсознания он не рассматривает людей, как добычу».

Здесь герой GoArctic приводит в сравнение более знакомый человеку вид медведей, некоторые повадки которого досужие люди подсознательно переносят и на его белого сородича. Разумеется, сдобрив и то, и другое изрядной порцией городских мифов, вроде байки о косолапых, задравших в 2014 году у кольского посёлка Териберка дюжину грибников.

«А вот бурый медведь всеяден. Хотя… Мне доводилось работать в Баргузинском заповеднике и на Алтае. И я знаю, что не каждый бурый медведь бросается на человека. Чаще всего он избегает встречи с ним. Но есть отдельные особи, которые считают: человеком можно поживиться. Не говоря уже о шатунах, которым всё равно, что сожрать», – развивает животрепещущую тему Андрей Горчаковский.

Про медведей мы ещё поговорим отдельно.

Во второй части цикла – из-за чего пустует зимой кордон на острове Шокальского, ждут ли туристов на Гыдане и почему люди безразличны к самым редким птицам.

***

Михаил Пустовой, специально для GoArctic