Сейчас в Архангельске

13:10 3 ˚С Погода
18+

Геологи на Полярном Урале. Часть II: взрывали, ели сухари в солярке и топили вездеходы

Когда-то не совсем давно горы Полярного Урала оглашались рёвом вездеходов и грохотом взрывов. Десятки балков давали приют людям из геологических партий. Однако быт Полярноуральской геологоразведочной экспедиции не был лёгким. 

Удалённые поселения Полярный урал Полярноуральская экспедиция
Михаил Пустовой
21 ноября, 2021 | 17:55

Геологи на Полярном Урале. Часть II: взрывали, ели сухари в солярке и топили вездеходы

Фото Михаила Пустового


Когда-то не совсем давно горы Полярного Урала оглашались рёвом вездеходов и грохотом взрывов. Десятки балков давали приют людям из геологических партий. Однако быт Полярноуральской геологоразведочной экспедиции не был лёгким. Её участники познали стремительные наводнения, беспросветные дожди, коварные прижимы на дорогах. А ещё порой сами создавали себе проблемы, поддав алкоголя... Очевидец происходящего – Игорь Перминов погружает читателя Go Arctic в атмосферу той эпохи. 

В предыдущей части – история о том, как Север затягивает геологов. 


Полярноуральская геология – бурят, взрывают, сторожат  

Полярный Урал в эпоху экспедиции – это отсутствие поселений в горах, кроме Полярного и Харпа, что разительно отличает регион от Мурманской области или Колымы… и относительная людность. Где-то стоят стойбища кочующих оленеводов – хантов, ненцев или коми, а где-то балки геологических партий или охотников да рыбаков. И ещё на фоне этого изыскания Полярноуральской экспедиции проходят не в таких отчаянных природных условиях, как у геологоразведчиков в других краях. 

«Чтобы неделю выбираться к людям – такое с нашими геологами сотворить было сложно. Где-то в Сибири, в Якутии – да. Туда забрасывали на вертолёте, с большим запасом продуктов», – снижает градус романтики Игорь Перминов, ветеран экспедиции и старожил посёлка Полярный. Арктический Урал – достаточно проезжаем для техники, что нанесло свой отпечаток на работу геологов. «Если в Сибири, кроме как доставки вертолётом, ничего не придумаешь, то здесь смысла в этом нет», – отмечает специалист.

– На Полярном Урале густого леса нет, и наземным транспортом вполне можно покрыть расстояние до точки. На наших картах даже написано: «Движение гусеничного транспорта возможно в любом направлении со средней скоростью в 10 километров в час. Где-то ты будешь 50 км\ч ехать, в другом месте – 5 км\час», – вдаётся в детали собеседник. 

Сама система изучения Полярного Урала складывалась исторически ещё с 1930-х годов. Геологические партии массово устремлялись в горные долины и цирки летом, а уходили в Полярный в октябре. В марте-апреле забрасывают запасы еды, взрывчатки, солярки и угля для партий на лето и осень. Ставят жилые балки и бани. «И ещё оставляли сторожа, чтобы местное население не воспользовалось ими», – улыбается Игорь Перминов. Также делаются пункты обогрева; как объясняет геолог, это: «Два балка, запасы солярки и бензина, куча угля, электростанция. Там отдыхают. Останавливаются во время пурги».

 

DSC_2276.JPG



«Понятие зимнего завоза у нас живо в памяти. Топливо для вездеходов на лето завозилось в конце зимы, когда уже был световой день, и было не так холодно», – говорит Игорь Геннадьевич. До того, как появились тягачи-транспортёры, в тундру уходили трактора, тащившие сани и лошади. Тогда приходилось доставлять и овёс, ведь лошади – вьючные и верховые – оставлялись на полевые работы. После заброски запасов геологи ждут спада весенней распутицы, которая сопровождается мощными паводками, превращая ручейки в бурлящие потоки. В июне геологи выступают из Полярного в горы. Снега уже почти растаяли, а вечная мерзлота «отходила» от зимних морозов.  

Каждая партия посвящает себя поискам конкретных полезных ископаемых и решению определенных задач. Партия «Райизкая» искала хромиты. Партии «Мраморная» и «Пайпудынская» – стройматериалы и фосфориты. «Саурейская» – свинцовые месторождения. Участники полевых работ делятся по специальностям. «Есть геологические, съемные партии – они занимаются пешим изучением для составления карт. За ними идут горные и  буровые отряды. Копать канавы. Вскрывать коренные породы и рудные скопления. Геофизики скважины изучают», – перечисляет ветеран. 

Скважины в среднем бурили метров на 300-350. Некоторые партии уходили ещё дальше в глубину и проходили все 500 метров. Буровики кочуют по горам, собирая и вновь устанавливая буровые установки и полевые лагеря. «Между скважинами может быть и 50 метров, а может и пять километров. Если первое, то хорошо – поставили лагерь, протянули до буровой освещение от дизеля», – ностальгирует Игорь Перминов. 


Как вгрызаются в горную породу? 

– Брали старую буровую штангу и оттягивали молотом острие. На другом конце оставлялся буровой замок в роли площадки для ударов кувалды. В комплекте такие забурники были от 1,5 до 2,5 метров. Забурник двое молодцов с солидными кувалдами забивали, периодически проворачивая ключом-воротком. По достижении коренных пород забурник вытаскивался ключом. На дно шпура на проводе детонатора опускался патрон-боевик. Через определенный шаг пробивался следующий шпур на линии заданной геологом и заряжался. Когда все шпуры по длине канавы пробиты и заряжены, производилась прострелка канавы. Одновременный подрыв патронов приводил к образованию камер над поверхностью коренных пород. Заполнением камер основным объемом взрывчатого вещества производилась зарядка канавы. Последним или первым опускался на проводе патрон-боевик. Канава заряжена. Бригада покидает площадку. Взрывник монтирует цепь проводов. Взрыв на выброс. Бригада берет комплекты лопат, разбивает участки по количеству проходчиков и частит её до скалы, чтобы геолог мог зарисовать и отобрать пробы, – описывает вскрытие горных пород Игорь Геннадьевич.  

И, как он детализирует: «Инструмент для буровзрывных работ на канавах изготавливали в кузне ремонтно-механической мастерской экспедиции на базе в Полярном».  

Но вот скоротечное полярное лето в горах заканчивается. Срываются снега. Морозы кусают тундру не только по ночам, но и днём. Числу к 10 октября партии сворачивались. Вездеходы загружены. Пора в Полярный. «В результате полевых работ набирается масса информации, проб и камней. Её нужно перерабатывать. Проводить анализы в лаборатории. Не все анализы можно было делать в нашей лаборатории, что-то отправляли в центральные города», – объясняет то, чем занимались геологи зимой Перминов.


DSC_6570_cr.JPG


Изучают пробы и записи полевых наблюдений в камералках. Составляют геологические карты местности, геологические разрезы, интерполировали и экстраполировали. Спустя три года работы партии, подводятся итоговые отчёты. Вручную. «В одном отчёте могло быть только одних книг штук шесть. Плюс папки. Потом появились подразделения – перебивать ручками отчёты в компьютеры», – заканчивает Перминов.

После ухода партий буровые консервируют, готовят к перевозке. В самый лучший балок селят дежурного сторожа. Выдают ему рацию, чтобы он по расписанию выходил на связь. Сторожа в экспедиции – это отдельная история. Они долго живут в полном одиночестве, карауля буровые и разогревая печи на пунктах обогрева для подходящих партий. И даже получали за это премии. Володя, прозванный «хозяином Щучьего озера», посвятил себя карьере дежурного сторожа. «Самый дальний сторож жил у нас на реке Сыня, в километрах 200 от Полярного. Ему избу срубили. Там лес нормальный. Планировали вести капитальные съёмочные работы. Федорович так там три года и просидел. Есть люди, которые могут жить в одиночестве. Есть люди, которые не переносят одиночества. Молодые не выдерживали. В сторожа шли люди в возрасте», – объясняет Игорь Перминов.  


Как геологи репеллент перегоняли 

«Водку мы не пьём», – писал мне Игорь Перминов, когда я собирался к нему на базу «Перевал». Последнюю рюмку он опрокинул тридцать лет назад. До этого он, как и многие геологи экспедиции, был не чужд общения с Бахусом. В одном из зданий Полярного геологоразведчики даже успели завалить пивными бутылками целую комнату. Пластиковые баклажки пытались закатать трактором в канаву, не зная, что с ними делать. 

Пьют в экспедиции с размахом. Когда геологи выходят в поле, как правило, отправив семьи в отпуск куда-то южнее, начинается не только работа, но и веселье. «Браги ставили море», – посмеивается Игорь. Иногда люди экспериментируют и ставят на бражку умеющую бродить голубику. «Но ягоду, в основном, добавляли в готовую брагу. Она приобретала рубиновый цвет. Как мы говорили: Рубин Полярноуральский», – продолжает герой.  


DSC_6565 Енгаю.JPG


В поле, как правило, бочку браги готовят во время перевозки буровой на следующую точку бурения. Пока ещё шел каротаж (геофизическое изучение скважины); до того момента, когда трактора потащат балки к новой точке, остаётся два-три дня. «Выпили. Полежали. Ополоснули бочку. И кряхтя, цепляем прицепы к тракторам», – признаётся геолог. Бражничество порождает в среде геологов многочисленные трагикомические ситуации. Некоторые из них приводят к дорожно-транспортным происшествиям с участием многотонных вездеходов. Человеческих жертв удаётся избежать, но это уже другая история.   

В свое время, и не только геологи, приноровились получать алкоголь даже из… «Дэты», средства от комаров. «Она прозрачная тогда была. И со спиртом. Её «ломовкой» называли. Если на морозе поставить лом под небольшим наклоном и лить на него «Дэту», то спирт стекает вниз, а всё остальное – намораживается», – уточняет Игорь Перминов. 


Разбили ящик водки, утопили вездеход в озере 

Грунтовая дорога на закрытое Харбейское вольфрам-молибденовое месторождение ныне глухая. Изредка на ней появляются туристы и проходят оленеводы. Появилась она на рубеже сороковых-пятидесятых годов. От Полярного до брошенного комбината 55 километров. «Где надо, в узких логах, дорога отсыпана, на 1-3 метр и более. Но нигде по земле она не идёт. Покрытие качественное, за час до Харбея доезжали», – описывает её знаток местности Игорь Перминов. Впрочем, в 1980-е мостов уже почти нет. Они разбиты, или их снесли паводки. Взамен есть – отсыпки, тормозящие вездеходы. 

В один из дней 1980 года на тракте наблюдается странная картина. Гусеничный транспортёр-тягач валяется кверху дном. «Теоретически, он не подлежит опрокидыванию», – улыбается ветеран. Внутри него, среди студентов геологов, одногруппников Игоря, находится легендарный заместитель начальника Северной научно-исследовательской геологической экспедиции Юрий Кощеев. Он уже поддатый. Также в кабине разбитый ящик водки.  


DSC_6632.JPG


Об этом эпизоде в геологии Игорь Перминов рассказывает подробно, посмеиваясь в свою бороду. Вездеход, которому суждено перевернуться, попадает в Полярный из Воркуты с базы Объединения после капитального ремонта аж…в Риге. Все узлы в двигателе заменены на новые, а корпус подвергнут усилению. СНИГЭ перехватывает машину у экспедиции благодаря связям с нужными людьми. Но, как разводит руками Игорь: «Не смогли найти водителя на Полярном; они уже были распределены по партиям. Или, может быть, экспедиция обиделась, что нам попал ГТ-Т с «капиталки». Хорошая ведь машинка». Чтобы выехать вдогонку ушедшей экспедиции, экстренно привлекают за рычаги студента Владимира Петрова. Критерий отбора – парень, излагает собеседник: «В армии несколько раз выгонял гусеничный БТР из бокса. Решили его срочно подготовить для ГТ-Т. Благо в гараже ПУГРЭ водителей-трактористов хватало, а учебный полигон имелся». 

Студенты загружают тягач продуктами, ящиком водки и тремя бочками бензина. Вовка не спеша начинает движение. Под гусеницами автогужевая дорога, однопутная, узкая. Значительно позже её расширят отсыпкой под  БелАЗы, чтобы вывозить фосфориты. Тракт петляет. Кульминация поездке наступает на крутом спуске с горки к мостику на 24-километре. 

– Вовка впервые включил четвёртую передачу. Но некоторых нюансов динамики машины он не знал. В итоге – правой гусеницей мимо моста, а мост был над трехметровой насыпью. Гусеница повисает. Начальник проснулся, помотал головой назад и вправо. Вовка так и делает. И…Мы сидим вверх ногами. Всё сверкает, – продолжает Игорь Перминов.  

Никто не погиб, но кто-то поцарапан. Бензин не потек. «Ящик водки разбился. Обычно бывает наоборот», – вздыхает геолог. ГТ-Т, весом в 8 тонн, перевернул на гусеницы возивший камень с Мраморного КрАЗ. «Так с мятой кабиной и незакрывающимися дверями и уехал дальше. Команду заменили», – заканчивает байку Перминов. 

Ещё Игорь Перминов как-то тонул с вездеходом и пытался вычерпать озеро ведром. 


DSC_6745.JPG


Очередной День Шахтёра (29 августа): участники геологической партии выпивают бражку, отмечая праздник, как горняки. Попутно мужчины грузят пробы, чтобы отвезти их к дальнему озеру Щучье. Однако для части камней-образцов не хватает ящика. На соседней горке, как они помнят, валяется пустая тара. Вездеход заведён. «А я тут предложил зайчиков пострелять. Солнце светит, какие зайцы? Но свернули в карликовые кусты, в них как раз зайцы и живут. Но ни одного зайца я не увидел», – сожалеет Перминов. Едут к покинутым балкам. «Вот уже 100 метров до балков. И тут… под нами озеро размером с две комнаты брызнуло. Его не видно было. И в следующий момент – подводная лодка: вездеход воткнулся в глину. Гусеница пошла на разувание. Из воды торчит угол тента. Эжекторная в открытом состоянии, и над этим местом воронка крутится», – вспоминает герой. Транспортёр стал жертвой термокарстового провала в отошедшей мерзлоте, который заполнила вода. Впрочем, они были не первыми. Ранее озеро «приютило» тягач АТС-59Г. 

– Рация была, но нас никто не слышит. Вертолёты пролетают высоко и нас тоже «не слышат». Жрать нечего. Нашли на речной террасе ящики с сухарями, макаронами. Они были пропитаны соляркой. Поели. Нормально, – посмеивается Игорь Перминов. 

Спасают «утопленника» долго и мучительно. До ближайшей геологической партии – 50-60 километров. Часть экипажа уходит за помощью. Рядом протекает река Хуута (приток Байдарата). «Копали канаву – спускать воду в реку. Найденными в балке выварками и вёдрами черпали озеро. По стекла дверей машины вычерпали. Но это не выход», – описывает спасработы геолог. Вездеход вытаскивают, используя ломы и сложную конструкцию из тросов, забурников и буровых штанг. Забурники пошли на якоря, воткнули их в тундру. На все эти мучения потрачен весь день. «Вытащили. Воду слили, солидолом помазали. Но только черный дым плюнул, и аккумулятор сдох», – закончил рассказ геолог. 

Хуже всего для техники было на Северном Урале. Бывал Игорь Перминов и в тех краях: «Там мерзлоты нет и болот немеряно. Как-то работая на границе с ХМАО, отряд  геохимиков на ГАЗ-71 из нашей экспедиции хапанули серьёзные болота. Вездеход «прилип» и притонул. Попытки освободиться только усугубили ситуацию. Снарядили серьёзную экспедицию, на двух «газонах» – спасать. Более тяжелая техника сама потонет. Пробивались 300 километров. Еле вытащили». 

Впрочем, из-за халатности даже новенький трактор экспедиции так и остаётся в ручье, неподалёку от Полярного, где он прирос к торфянику и глине. Ещё у экспедиции горели машины. Как-то из-за короткого замыкания вспыхивает транспортер, везший, помимо прочего, на буровую на Рай-Из банки с кинофильмами. Двигатель расплавляется. Но, как ни странно – фильмы только немного «деформируются». «Дружная у нас была экспедиция. Всё начальство в Полярном было. Они перед министерством и отчитывались. Но если бы мы сожгли камералку, то до Москвы, конечно, дошло бы», – иронизирует Перминов.  Впрочем, нечто подобное и происходит. Как-то в Полярном сгорает новое общежитие.


DSC_2821.JPG


Торговля с аборигенами: солярка и печки за оленину  

Хлопает дверь в базу «Перевал». Скрипит деревянная лестница. Показывается смуглое лицо воркутинского оленевода Ивана. Его малица облеплена снегом. «Дядя Игорь – соль есть?» – спрашивает после разговора о делах в тундре ненец. Иван – баптист и возглавляет общину оленеводов-протестантов. В один из дней он и его братья по церкви вводит сухой закон в стойбище. Те, кто был не согласен, уходят кочевать отдельно. Несколько лет назад «отщепенцы» выпиливают на дрова часть реликтового леса лиственниц, и их из-за этого ищут инспектора природного парка. «Денег на бензин – поехать за дровами, у них нет. Вот и пилят всё подряд», – сожалеет Перминов. Через час гул снегохода Ивана тонет в пурге. 

Кочевники часто заезжают к Игорю Перминову. Кончается бензин, поломка, дует злая арктическая пурга, надо обогреться, или просто по пути. Вполне ожидаемо, Игорь угощает меня жирным супом из оленины, после которой есть протухшую курицу из салехардских магазинов не хочется. Оленя в тундре продают тысяч за пять рублей. 

Когда молодой геолог Игорь Перминов постигает Полярный Урал, ненцы и ханты казались ему – выходцу из города, смешной экзотикой. «Едем мы из цивилизации. Заезжаем на площадь буровых работ. А тут эти чумы стоят. Ненцы в малицах. И мы, как дикари, себя ведём – достаём свои фотоаппараты и фотографируем оленеводов», – ведёт рассказ мужчина. Впрочем, дальше произошел конфуз. «Один паренёк заходит в чум и…выходит с таким конкретным фотоаппаратом с (дорогим) объективом. И щёлк нас. А мы – со «Сменами» и прочими ФЭДами», – с улыбкой вспоминает старожил. 

Геологи, как и оленеводы, живут по отработанной организации. Геологи стягиваются на зиму в посёлки, а «летом» уходят на полевые работы. Кочевники к окончанию зимы пересекают по льду Обь, возвращаясь из Сибири ближе к побережью Ледовитого океана. Или поднимаются из окрестностей Катравожа. Переходят по долине Ханмея в долину Харбея. «Аргиш красивый – нарты вытягиваются на километр», – отмечает годами наблюдавший быт оленеводов Перминов. Жить ненцам и хантам становится легче, но их быт не меняется. Как и у геологов. Единственное, что у них появляются снегоходы, квадроциклы, электростанции, спутниковые тарелки. Но с техникой они не очень ладят. Квартир больше стало. У кого в Воркуте, у кого в Салехарде», – говорит он.  


DSC_2658.JPG


Геологи и оленеводы оказались нужны друг другу. «Такие моменты обмена, как солярка, дрова на оленей, были у нас всегда. Или рыбу они притащат. Сети у нас напрокат брали. Печки, трубы для чумов для них всегда делали», – перечисляет партнёрские операции Игорь. Рублями стороны не пользуются. «Да и как они говорят: «У нас денег нет». Может и душой кривят. Денег-то нет, а машины покупают. Прижимистые они. Да и деньги нам-то и не нужны были», – подмечает Перминов. 

Более близко геологи и кочевники сходятся, по словам героя, редко: «Были смешные исключения. Были мы как-то на Дне оленевода в одном стойбище. Там наш выпивший водитель подженился… на несколько часов. Что дальше было, он и сам не помнил. Какие женщины, если мы пьянствовали», – посмеивается он. Однако один водитель экспедиции остаётся жить среди ненцев. Николай Ремезов становится мужем Анны Неркаги, ненецкой сочинительницы хантыйских корней и «хозяйки» Лаборовой. Супруг моложе суженой. 

– Анна среди ненцев выделялась. Властная женщина. А Колька выпить любил. Она его по-своему закодировала. Теперь он не пьёт, занимается хозяйством, – касается судьбы коллеги Игорь.

Обратная сторона Полярноуральской геологоразведочной экспедиции – в тундрах остался лежать металлический хлам. Олени калечат ноги об него и гибнут от копытки.   


Бурлящая вода и смерть в горах 

«Однажды налетели туманы. Зарядил дождь. Они на Полярном Урале длятся днями. Приходится геологам сидеть в палатках, чаи гонять. Нам-то хорошо – продуктов полно. Но вот кто-то заходит и говорит: «Я что-то не пойму. На Хараматалоувском перевале вижу какие-то разноцветные тряпки». Оказалось, что идёт группа туристов по геологической дороге. Спускаются. Дети, возрастом от 6-го класса. Замёрзшие. Отогрели их, накормили и сразу в баню. Инструктор признался: «Хорошо, что вы тут оказались. Иначе бы меня посадили»», – переходит Игорь к опасным и трагическим ситуациям в горах. 

Полярный Урал – это частые дожди летом и в межсезонье. Весной – в июне, разбухшая от половодья и заторов река Собь хлещется у железнодорожной насыпи поста 110-километр, за которым стоит Полярный. В теплые летние дни июля и августа реки, как Большая Пайпудына и даже Собь нетрудно пересечь вброд человеку, по отмелям и галечникам. Но чем дальше в горы, тем непредсказуемее ведут себя водоёмы после того, как зарядит ливень. «Некоторые реки, как Харамаоалоу, поднимаются махом. За полчаса. Такой поток воды с неба хлещет», – с расстановкой произносит Перминов. 


DSC_6741 река.JPG


– Стояли мы на речной террасе, над Малым Ханмее. Терраса возвышается метра на два над рекой. В ней мы пещерку вырыли для электростанции, чтобы не тарахтела, и нам спать не мешала. Так вот, когда Ханмей вдруг поднялся, мы электростанцию чуть ли не из воды вытаскивали, – рассказывает он. В другой раз паводок на Малом Ханмее всё-таки добирается до жилых палаток…. 

Разгул мокрой стихии заставлял геологов играть в кошки-мышки с жизнью. Не раз, отправляясь на участок из лагеря, участники экспедиции становятся перед фактом, что обкатанный брод…пропал. «На 14-м километре у нас буровая работала. Мы поехали поохотиться. Погода была плохая, но штук пять куропаток подстрелили. Возвращаемся по Ханмею Большому. Стемнело, гроза началась. Ручейки до того опухли от воды, что путал их с притоками рек. Подъезжаю к переправе у Малого Ханмея, а там... посреди реки только камень торчит на месте острова. А дальше – стремнина, а на её дне камни большие были. Гусеницы там только так сбрасывает. Еле до лагеря дочапали», – говорит ветеран полярной геологии. Особенно сложно водителям, когда приходится в темноте пробиваться через петляющую по галечникам и островам дорогу. «Подъезжаю к реке, вижу воду и траву. И куда ехать? Ориентировку теряешь. Так и поплыть можно», – констатирует Игорь. 

Впрочем, из всех передряг Игорь Перминов успешно выходит. Однако к другим судьба не столь благосклонна. В озере Хадатаёганлор в старые времена гибнет водитель экспедиции. Берега озера местами обрываются прижимами. Шофер отправил свой вездеход «Газон» вплавь. В объезд. Водолазы ищут тело, но так и не находят. 

В истории Полярноуральской геологической экспедиции человеческие жертвы – большая редкость. Но смерть часто проходит рядом с геологами. Практически на глазах Игоря Перминова разбился вертолёт, врезавшись 9 сентября 2007 года в склон горы  Ханмей. «Я его как-то сфотографировал, а спустя неделю он погиб», – признаётся он. Из шести человек никто не выжил. «Вертолёт был закреплён за геофизиками. Рейс был не очень зарегистрированный. Шел он из Воркуты, и народа в кабине было много. Облачность была низкая…», – описывает происшествие Перминов.   

В горах, неподалёку от посёлка Полярный, чернеют обломки вертолётов.  «Смотрим, над Собью идут два вертолета. Через несколько дней приехали из города, нас опрашивали. Оказывается, вертолёты перегоняли из Салехарда в Коми. Им надо было держаться железной дороги. Но какого хрена они в горы ушли? То ли Пайпудыну с Собью спутали, или срезать решили. Ушли на отроги Пайпудмуте. Произошла у них жесткая посадка», – копается в памяти старожил. Летчики погибают не сразу. Одетые не для гор, они ушли в туфлях навстречу холоду и смерти, удаляясь от такого близкого к ним посёлка. «Нашли их. И не вместе, а поодиночке. Один лежит, другой, третий…», – вздохнул Перминов. 

В третьей части цикла – как на Полярном Урале геологи нашли золото, а Полярный стал посёлком-призраком, и труды экспедиции оказались практически невостребованными.   


***

Михаил Пустовой, специально для GoArctic

далее в рубрике