Сейчас в Архангельске

16:58 3 ˚С Погода
18+

За красками Севера: как Коровин и Серов ездили в Арктику

Два русских передвижника запросто сели в Архангельске на пароход и отправились к Полярному кругу в поисках новых красок и впечатлений. Звали молодых художников Константин Коровин и Валентин Серов.

Художник коровин в арктике Художник серов в арктике Северные панно коровина
Андрей Епатко
13 мая, 2020 | 15:05

За красками Севера: как Коровин и Серов ездили в Арктику
К. Коровин. Скалы на берегу моря. 1899 г.


Художника Константина Коровина (1861-1939) я открыл для себя, когда познакомился с его мемуарами, которые живописец издал, будучи в эмиграции, в 30-х годах прошлого века. В особенности меня привлекли его воспоминания о Севере, куда Коровин отправился вместе со своим собратом по мольберту – В. Серовым на исходе XX века[i]. Мне показался удивительным тот факт, что выдающийся портретист и не менее талантливый театральный декоратор Коровин, одинаково ценимый в Париже и Петербурге, совершил путешествие по Русскому Северу и Скандинавскому побережью в то время, когда там ещё не было туристов в полном понимании этого слова. В конце XIX века Север только открывался пытливому взору путешественников… А тут два русских передвижника запросто сели в Архангельске на пароход и отправились к Полярному кругу в поисках новых красок и впечатлений. Звали молодых художников Константин Коровин и Валентин Серов.

Коровин

 Портрет Коровина кисти Серова. 1891 г.


Из записок Коровина:         

«На полу раскрытые чемоданы. Я укладываю краски, кисти, мольберт и бинокль, меховую куртку, бельё, большие охотничьи сапоги, фонарь и целую аптечку. Ружья я не беру; я еду на Дальний Север, на Ледовитый океан. Писать с натуры. А возьмёшь ружье, начнётся охота, и какие же тогда этюды? Беру только несколько крючков для рыбной ловли и тонкую английскую бечеву и груз. Беру и компас.

            - Зачем компас берёте? Что ему там показывать? Там же Север. А вот ружье не берёте, - говорит мне пришедший приятель, архитектор Вася. – Надо взять штуцер и разрывные пули.

            - Разрывные пули? Зачем?

            - А если вы случайно попадете на льдину, в Белом море? Ведь там этакие голубчики ходят… Тогда вы без штуцера что будете делать?

            - Какие голубчики? – удивляюсь я. Вася прищурил на меня один глаз.

            - Белые медведи и моржи – вот какие… Моржей вы видали? Нет? Так у него клыки в два аршина… Да-с… Встретит он, знаете, рыбаков, клыками расшибает лодку; рыбаки, конечно, в воду, а морж и начинает кушать их по очереди… Это не шуточки. Потому там [на Севере] никто не живёт. Посмотрите-ка на карту…

            Развёрнутая географическая карта лежит на столе. Смотрю – действительно, Архангельск, а дальше – за Архангельском – ничего.

            - Ага, видали! – говорит Вася. – Ничего и ничего, можно сказать, пустое место, а вы, по-моему, зря едете. Туда преступников ссылают. Вы просто замёрзнете где-нибудь в тундре, вот и всё. Вам хотя бы собак свору взять, на собаках ехать. Кастрюлю тоже надо взять, обязательно соли. Там ведь сырую рыбу жрут, а вы же не можете… Будете навагу ловить, по крайней мере, уха будет. И что это вам в голову пришло ехать к черту на куличики?.. Вон смотрите на карту – Мурманский берег, Вайгач, Маточкин шар… Шар! Какой же это шар? А это? Зимний берег. Летнего нет… Хороша местность, благодарю покорно. Названия одни чего стоят: Ледовитый океан, Сувой, Панной, Кандалахша…»


Идея отправить обоих художников на Север принадлежала предпринимателю и меценату Савве Мамонтову, строившему в 1890-х годах в Архангельской области железную дорогу (будущий финансист революции мечтал о промышленном использовании богатств Арктики). Мамонтов предложил Коровину и Серову маршрут, от которого живописцы не могли отказаться: им предстояло совершить путешествие по Белому морю и Кольскому полуострову с последующим посещением Швеции и Норвегии. 

«Мы вас приговорили в Сибирь, в ссылку, - писал Мамонтов Коровину. – Вот что: в Нижнем [Новгороде] будет Всероссийская выставка, мы решили сделать проект павильона «Крайний Север», и вы должны поехать на Мурман. Вот и Серов хочет поехать с вами. Покуда Архангельская дорога ещё строится, поедете от Вологды по Сухоне, Северной Двине, а там на пароходе «Ломоносов» по Ледовитому океану».

Итак, в августе 1894 года Коровин и Серов отправились в двухмесячное путешествие по Северу. Художники выехали из Ярославля в Архангельск по трассе строящейся железной дороги.

Железная дорога
Строительство Московско-Ярославско-Архангельской дороги. Фото 1896-1897 гг.


Несколько дней они провели с путейцами и познали всю «прелесть» работы в полевых условиях. «Серов и я увидели, что днём писать с натуры нельзя, - вспоминал Коровин: - мешают мириады всевозможной мошкары, комаров и слепней. Лезут в глаза, в уши, в рот и просто едят поедом. Намазались гвоздичным маслом – ничуть не помогало. Мошкара тёмными облаками гонялась не только за нами, но и за паровозиком времянки». А однажды художники увидели на просеке огромного медведя… В конце концов друзья заблудились: искали в лесу птицу, которая чудесно пела, шли на голос и заплутали.

«Я полезу на дерево, - говорит Серов.

Я [его] подсаживаю, - пишет Коровин. – Он ловко взбирается, хватаясь за ветви длинной ели.

- Сторожки не видно, - кричит Серов с дерева. – А что-то белеет справа, как будто озеро или туман…

Вдруг слышим – идёт недалеко паровоз, тарахтит по рельсам, попыхивает. Мы быстро пошли на приятные звуки времянки, и оба провалились в мох, в огромное гнилое дерево, пустое внутри, а внизу завалившееся в яму. Там была холодная вода. Мы разом выскочили из этой гнилой ямы, побежали и скоро увидели нашу сторожку.

Серов посмотрел на меня и сказал:

- А ведь могло быть  с нами прости-прощай…»

По пути в Архангельск живописцы посетили на Северной Двине глухое село Шалукту и остались им очарованы.

            

«Деревянная высокая церковь замечательная. Много куполов, покрытых дранью, как рыбьей чешуей. Размеры церкви гениальны. Она – видение красоты. По бокам церковь украшена белым, жёлтым и зелёным, точно кантом. Как она подходит к окружающей природе!

            Трое стариков-крестьян учтиво попросили нас зайти в соседний дом. В доме большие комнаты и самотканые ковры изумительно чистоты. Большие деревянные шкафы в стеклах – это библиотека. Среди старых священных книг я увидел Гончарова, Гоголя, Пушкина, Лескова, Достоевского, Толстого.

            В горницу вошли доктор и учительница, познакомились с нами.

            Я и Серов стали писать у окна небольшие этюды. Нас никто не беспокоил.

            - Что за удивление! - сказал Серов. – Это какой-то особенный народ…»


Медвежий угол

      Медвежий угол. Фото А. Епатко, 2011 г.



Когда же художники окончили работу, к ним подошли четыре нарядно одетые девушки. «Наши девицы хотят вас покатать, показать реку», - сказал доктор.

После водной прогулки девушки разостлали на лужайке большую скатерть, вынули из корзин тарелки, ножи, ножи, разложили жареную рыбу, мёд и мочёную морошку, налили в стаканы сладкого кваса…

«Здесь особый народ… - говорил доктор. – Я ведь давно с ними живу… Они всем рады. Ведь здесь никто не бывает, и дорог сюда нет. Это – оазис… Только зимой сюда приезжают, но редко…»

«Удивление, - подумал я, (пишет Коровин). – В глуши тундры какие милые душевные люди! Я ещё узнал, что в селе Шалукта никто не пьёт водки и не курит[ii].

- Село управляется стариками по выбору, - рассказывал доктор, - и я не видывал лучших людей, чем здесь… Но жаль, что с проведением дороги здесь всё пропадёт: исчезнет этот замечательный честный быт… Старики это понимают».

На прощанье гостям подарили роскошные берёзовые туеса[iii], замечательно сработанные местными крестьянами.

«Шалукта, чудесная и прекрасная, что-то сталось теперь с тобой?» - вопрошал Коровин, работая над воспоминаниями спустя три десятилетия.

Расставшись с гостеприимным селом, художники продолжили свой путь по Северной Двине. Колоритный Архангельск, издавна являвшийся своеобразными «воротами» к Северу, пленил живописцев. Впервые попав в портовый северный город, Коровин не упускал случая запечатлеть прелесть поморского быта. Здесь он написал несколько этюдов, среди которых «Архангельский порт» и «Пристань в Архангельске».

Пристань в Архангельске
 К. Коровин. Пристань в Архангельске, 1894 г.


Благодаря возможностям Саввы Мамонтова, в распоряжении художников оказался комфортабельный пароход «Ломоносов», направлявшийся на Мурман…

Коровин вспоминает путешествие по Белому морю без особого удовольствия: из-за сильного шторма не удалось посетить Соловки. Пароход так здорово качало, что Серов свалился с морской болезнью. Слух о том, что столичный живописец лежит «в болезни» дошёл до капитанской рубки… Коровин с удивлением увидел, как два человека в форменных фуражках отпаивают Серова ромом. Последнему и вправду полегчало, едва он принял из рук шкипера крепкое «лекарство»…

К вечеру «Ломоносов» миновал Полярный круг. На корабле это событие отметили шикарным обедом, меню которого говорило о близости границы… «Семьдесят сортов закусок, русские, шведские, норвежские пунши, шампанское. Бутылки, на них ярлыки разных стран, сёмга, оленьи языки, зубатка, пикша, кумжа, форели, - всё это порто-франко, без пошлины», - писал с восхищением Коровин.

Ночью живописцы прогуливались по палубе, откуда наблюдали таинственный берег, погружённый в бурую полумглу. На чёрных скалах виднелись поморские кресты. «Это их (поморов – А.Е.) маяки», - замечает Коровин… Впечатление от увиденного художник отразил в одной из своих северных работ.

Поморские кресты 

 К. Коровин. Берега Мурмана (Поморские кресты). 1894 г.


Неожиданно из воды показалась «чёрная громада корабля»… Художники не успели удивиться, как вдруг эта «громада» ушла в море, обдав обоих целым каскадом брызг.

"Это кит! Сильной струей, фонтаном он пустил воду вверх, - пишет Коровин. – Как плавно и красиво огромный кит выворачивается в своей стихии! Должно быть, хорошо быть китом!

- Валентин, - говорю я Серову. – Что же это такое? Где мы? Это замечательно. Сказка.

- Да, невероятно… Ну, и жутковатые тоже места… Эти глыбы как будто говорят – уезжайте-ка лучше подобру-поздорову…"

Названия картин Коровина сродни географической карте: по ним можно определить маршрут «Ломоносова»: «Святой нос», «Устье реки Териберки», «Остров Кильдин», «Екатерининская гавань», «Церковь и кладбище в Еретиках», «Берега Мурмана (Поморские кресты)».

Обогнув полуостров Рыбачий, пароход отшвартовался в заливе Святого Трифона, легендарного основателя Печенгского монастыря. Художники остановились в небольшом монастырском домике и стали готовиться к поездке в древнюю обитель. Пока местные карелы седлали для поездки лошадей, внимание художников привлёк молодой парень, лежащий на песке. Он был одет в яркий зипун, обшитый жёлтым, белым и голубым кантами. «Каков франт!» - не удержался Коровин… На голове парня была белая песцовая шапка с кожаным верхом и красным помпоном; его белую рубашку украшали цветные ленты, а на руках переливались бриллианты, изумруды и сапфиры…

Вечером того же дня, в келье за самоваром, один из монахов рассказал художникам, что тот франт, которого они видели – главный олений пастух. Он пасёт десятки тысяч голов. Умелых пастухов, знающих, как сохранить в тундре оленей и приплод, очень ценят и хорошо платят. «Такие пастухи очень богаты, - пишет Коровин. – Так вот кем был этот франт с кольцами!».

Разговор с иноком происходил в Трифоно-Печенгском монастыре. Коровин вспоминает, что после чаепития они с Серовым уже приготовились было пойти в лес «на этюды», как их остановил отец Ионафан. Старец предупредил гостей, что в окрестностях бродит восемь «медмедей».

«А у вас пистоли али пужала есть какие? – спросил он. – Так вы милостивицы, медмедей не попутайтесь: они тут свои, и человека никак не тронут. Уж вы не застрелите их случаем из пистоли, ежели испугаетесь…

 Я и Серов посмотрели на отца Ионафана с полным изумлением:

- Как медведи... Почему свои?..»


Настоятель заметил, что «медмеди», хотя и звери вольные, но нередко заходят на монастырский двор. Недавно вот случай был, рассказывал Ионафан: 

«Как-то вечером монах с фонарём в руке нёс из монастырской кладовой испечённые хлебцы в трапезную… Вдруг слышим, как он кричит у ворот:

- Эва, ты, еретик этакой!.. Пусти…

Оказывается, медведь отнимал у крыльца от него каравай хлеба, а монах угощал зверя фонарём по морде.

- Я ему уже дал хлеба, - продолжал Ионофан. – Так он всё тащить хочет. Тоже и у них, медмедей: не у всех совесть-то одна. Отнимает хлеб прямо у дому, чисто разбойник! Другие-то поодаль смотрят, у тех совесть есть, а этот, Гришка, он завсегда такой озорной…»

Поездка в Печенгский монастырь оказалась очень плодотворна для Коровина. Исходив живописные окрестности обители, художник создал ряд замечательных этюдов: «Сентябрь в Печенге», «Водопад св. Трифона», «Ручей св. Трифона в Печенге», «Зима в Лапландии», «На дальнем Севере».

Ручей в Печенге

     К. Коровин. Ручей св. Трифона в Печенге.. 1894 г.


Далее путь Коровина и Серова лежал в Швецию и Норвегию. С борта парохода Коровин зарисовывает трёхсотметровую скалу – самую северную точку Европы – мыс Нордкап.

Заход в норвежский Хаммерфест ознаменовался такими знаменитыми коровинскими этюдами, как «Северное сияние» и «Гавань в Северной Норвегии».

Гавань в Норвегии

   К. Коровин. Гавань в Норвегии. 1894 г.


По возвращении из Скандинавии друзья совершили ещё одну поездку на Север. На этот раз на Новую Землю…

Удивительно, что это часть Заполярья не вдохновила Коровина на создание полотен. Эмоции от посещения Новой Земли художник доверил своему дневнику: 

«Вот маленькая часовня с синим куполом, а дальше к скалам тянутся самоедские чумы, из которых идет дым. Бело-чёрные чайки, зелёные мхи, полоски снега на горах – всё это похоже на одежды самоедок. Как будто огромные утюги, мрачные и тяжкие, лежат над берегом горы, точно заковывая Ледовитый океан. Всё мёртво и одинаково до того, что хочется бежать и никогда больше не видеть этой Новой Земли».

Впрочем, Серов и Коровин не сильно скучали: забросив этюды, художники приняли участие в охоте на белого медведя.

В 1896 году в Нижнем Новгороде открылась 14-я Всероссийская художественная и промышленная выставка. По поручению Саввы Мамонтова Коровин вместе с архитектором Л. Кекушевым работает над оформлением павильона «Крайний Север». Павильон, срубленный из внушительных бревен, внешне напоминал промысловые избы. В одном из писем из Нижнего Коровин писал: 

«Стараюсь создать в промышленном павильоне Северного отдела то впечатление, вызвать у зрителя то чувство, которое я испытывал сам на Севере. Вешаю необделанные меха белых медведей. Ставлю грубые бочки с рыбой. Вешаю кожи тюленей, шерстяные рубашки поморов. Среди морских канатов, снастей – чудовищные шкуры белух, челюсти кита».

Там же были выставлены живописные панно, созданные Коровиным специально к выставке. Их названия говорят сами за себя:  «Снимание жира с кита», «Белые медведи», «Тундра с оленями», «Фактория на Мурмане», «Охота на моржей», «Тюлений промысел на Белом море»[iv].

Поезд самоеда

   К. Коровин. Панно «Поезд самоедов». 1899 г.


«Северный павильон с Константиновыми фресками чуть ли не самый живой и талантливый на выставке»[v], - писал с восхищением художник Василий Поленов.

В 1900 году Коровин познакомил с северными мотивами европейскую публику... Будучи в Париже, художник работает над оформлением Русского павильона. Александр Бенуа пишет с восхищением о коровинских панно:

«Его стынущие в холоде и мгле северные пустыни, его леса, обступающие редким строем студёные озера, его бурные и сизые тучи, его стада моржей и вереницы оленей, наконец, фонтаны жёлтого солнца, играющего на всплесках синих заливов, - всё это является настоящим откровением Севера».
  

За свои северные панно Коровин удостоился высочайшей награды Франции – ордена Почетного легиона.

После Коровина природа Заполярья стала источником вдохновения для многих живописцев, среди которых такие имена как А. Борисов, А. Архипов, Л. Туржанский, В. Переплётчиков. Как ни далека от искусства Коровина живопись некоторых из этих художников, тем не менее они обязаны его северным работам как творческому импульсу, побудившему их обратиться к арктической теме.

Птицы

 К. Коровин. Птицы. 1899 г.



Автор: Андрей Епатко, ст. научный сотрудник Государственного Русского музея.




[i] Воспоминания Коровина о Севере впервые вышли в свет в парижской эмигрантской газете «Возрождение»: рассказы «Самоед» (1838) и «На Северной Двине» (1939). 

[ii] В Шалукте жили старообрядцы.

[iii] Берестяные сосуды, использующиеся для хранения различных пищевых продуктов и засолки грибов. 

[iv] Ныне эти панно хранятся в Третьяковского галерее.

[v] Е. Сахарова. Василий Дмитриевич Поленов. М.-Л., 1950. С. 296.


 

 

далее в рубрике