Баренцево море, война, Мурман: краеведение Михаила Орешеты

Губа Малая Волокова. Возле линии фронта. Фото Михаила Пустового

Арктика, война, бесконечные снега и людские истории с берегов Мурмана. Такова фабула книг мурманского писателя украинского происхождения Михаилы Орешеты. Прошлое пересекается с настоящим, призраки непогребенных солдат взывают к живым в тундрах, а старожилы рассказывают об осиротевших берегах Баренцева моря. 

А там сотни бойцов лежат…

Мурманский вечер. По-северному темно. Уже поздний сентябрь. Но зацепившееся за Мурман тепло непривычно будоражит сознание. Улицы полны прохожих. Воздух пахнет сухой, ещё не раскисшей от дождей и заморозков, листвой рябин и берёз. В такие беззаботные часы меньше всего вспоминаешь груз мурманской истории, но её творец ждёт корреспондента GoArctic. 

Книги Михаила Орешеты дышат холодом прибрежных скал и туманами мурманских фьордов, которые посещали суда, на которых он ходил в море в годы, когда ещё не познал седины. Ещё Орешета помнит тягучее солнце Донбасса. Там он провёл своё детство, написав как-то гневное письмо о народном быте генсеку Хрущеву, из-за чего он – пионер, оказался допрошен КГБ. Украина теперь недостижима. «Внесли из-за Крыма на «Миротворец», к родным давно не ездил», – говорит писатель, похрустывая широкими плечами. Жатва гражданской войны на Украине пронеслась и по его роду.  

Полвека Григорьевич живёт на Севере. И уже несколько десятилетий пишет свои книги из цикла «Осиротевшие берега». Одни потолще, другие – потоньше. Их сюжеты сотканы – из его биографии, обрывков из документов и диалогов с теми, кто участвовал во Второй мировой войне на Мурмане. Добывал рыбу на траулерах. Жил в поселениях, ныне вычеркнутых из списка населенных пунктов. Есть там гомерические строки о том, как Орешету колотили советские солдаты в снегах под хребтом Муста-Тунтури, приняв во тьме за дезертира. Хватает и местных анекдотов. Есть неприятные для многих разборы, например о том, где погиб генерал Журба, вместо останков которого в Мурманске погребли неизвестного солдата. Ещё на страницах «Осиротевших берегов» встречаются… призраки. Местные литераторы долго отказывались признать украинца за автора, а затем – выбрали ответственным секретарём мурманского отделения союза писателей. 

ПВО.

Громогласного Михаила Григорьевича трудно застать в его офисе. Его кабинет располагается в канцелярии совета ветеранов войны. Мы две недели не можем согласовать мой визит. Я имею своё промысловое дело в тундролесье и только ночую в городе. А Орешета – известный поисковик. Хоронить забытых советских солдат, возвращая судьбы пропавших без вести их родным, он начал в брежневские годы. Коммунисты доказывали ему, что он – Орешета, занят погребением «костей фашистов». Немцев. Леса, утёсы и тундры края белели от скелетов. Существующие могилы уничтожались. Да и поныне некоторым до них нет дела. «Под Печенгой захоронение восстанавливаем. Нас уверяют, что его нет. А там сотни бойцов лежат», – говорит мне старожил. 

Заочно мы знакомы давно, тезка не раз консультировал меня для GoArctic и хибиногорского Opentown. Как-то я написал заметку в СМИ с его комментариями, назвав Орешету – Ошеретой. Михаил Григорьевич этого «не заметил», попросив в письме дополнить текст информацией. Новость переросла в статью. А сегодня я разглядываю полярного писателя впервые. Этим вечером мы перебрасываемся эмоциональными диалогами и прощаемся. В моих почерневших от ягод руках его книжные новинки. Я прочту их, когда закончится сезон сбора черники и на Лапландию ляжет зимний саван. Это случится в прифронтовом районе на Западном Мурмане. До описываемых в книге мест будет рукой подать, а колючая проволока и каски там всё ржавеют с войны.    

Губа Чан. Причалы.

Порт-Владимир: посёлок, который мёртв 

Кроме войны было море. Михаил Орешета повидал такие места на Мурманских берегах, от которых осталась одна нежить. Дряхлый рыбацкий пирс, обнесенные «металлистами» и рассыпающиеся дома, погост с могилами и груды ржавой бочкотары от военных. Об этом у писателя вышла книга – «Порт-Владимир» (2019). Есть на Мурмане извилистый фьорд Ура (ударение на первую букву, слово саамское). Если заходить в него с Баренцева моря, то справа по борту затаился посёлок подводников Видяево. Родной причал для атомной подводной лодки «Курск». Слева по курсу – остров Шалим и островок с насмешливым названием Еретик. На старой карте на Шалиме – Порт-Владимир. Актуальная пометка – посёлок нежилой. Век назад в этом пристанище зарождалась история мурманского Тралового флота.    

Лет шестьдесят назад жизнь на островах кипела. Тысячи рыболовов и членов их семей размещались на Шалиме. В Порт-Владимир шли траулеры с треской. В тундрах снимали огромные урожаи морошки. А ещё раньше поморы, век за веком, приходили в губу Ура на лов рыбы и уходили обратно к себе в городишко Колу или в деревни Терского берега. В 1883 году на Еретике открыли китобойный завод, к которому приросла усадьба и фактория. Вскоре появился и Порт-Владимир, превратившись в первый русский посёлок в губе. Параллельно сотни финнов освоили южные берега губы Ура. Появилось село, нареченное в честь губы, и далее колхоз «Тармо». В 1940 году Ура-Губа осиротела без депортированных сталинистами финнов. В 1969 году осиротел и Порт-Владимир: трудящихся заменили гарнизоном. Да и тот в итоге убрали. Перестройка. Минувшим летом я бродил по утесам фьорда и мечтал проникнуть в Порт-Владимир. Но получилось – только читать книгу о нём от Орешеты. 

Губа Ура. Одиннадцать вечера

Книгу автор готовил долго. Читать её местами жутко. Даже человеку, которого не раз трепали морозные арктические ветра, доводя до бессмысленного состояния. Это всё ерунда. Вот от бесхитростных воспоминаний свидетелей войны леденеет сердце. Май 1942 года, Порт-Владимир, превращенный в тыловой госпиталь, принимает морпехов, уцелевших после провального десанта на мыс Пикшуев. Из 8333 тысяч человек потеряны 5268 матросов. Раненых и обмороженных такое количество, что не хватает людей, чтобы отнести их с причала в госпиталь. Эвакуированные люди вмерзают в каменистую тундру. Там и остаются: «Поземка заметала их тела, глазницы, открытые в отчаяние рты»… 

Михаил Орешета раз в год с бывшими порт-владимирцами высаживался на остров Шалим. Навестить когда-то многоголосые причалы, почтить могилы предков… И между словом, сегодня рассказывают, что некий москвич дистанционно вложил деньги в рыболовецкое дело в богатой губе Ура. На продукции ставили штамп «сделано в Порт-Владимире». В один день коммерсант объявился в акватории фьорда и, наняв лодку, высадился на Шалиме. На него взирали безлюдные руины порта. Впрочем – это одна из гуляющих по региону баек. Но вот возродить посёлок давно требуют. 

И ещё. Тиражи таких книг на Мурмане мельчают. Лет десять назад сочинения Орешеты выходили тысячными тиражами. «Порт-Владимир» издан у попечителя краеведения Игоря Опимаха в количестве 200 штук. Другие авторы получают из типографии и того меньше. Нынешние мурманчане не любят читать о прошлом.  

«Затем взял мину в правую руку…» 

Арктическая стужа. В Мурманской области чем дальше от Баренцева моря – тем свирепее зимние холода. В рыбацкой избушке гудят старики. Один из них уходит за дверь и…. Не возвращается. Его находят спящим под елью. «Крепкий мороз прихватил щёки, на небе полыхали пазори. Иванов блаженно спал, завернувшись в овчинный тулуп», – пишет Михаил Григорьевич в сборнике эссе «На житейских перекрёстках» (2011). Ветерана утомил шум однополчан и жар от печи. Так проходит партизанская маёвка отряда «Большевик Заполярья» на одном из островов на одном из островов некогда великой реки региона – Лотте, а ныне окруженном гладями Верхнетуломского водохранилища. 

Военный музей Титовка.

Орешета в «На житейских перекрёстках» – словоохотен, и по-гоголевски искрометен в юморе. Обильного цитирования документов, что порой портит сборники, как «Титовский рубеж», здесь нет. Писатель отдаёт аудитории себя. И про лыжные походы на три сотни километров вспоминает, и про водку в избах-приютах честно скажет. За своё письмо Хрущеву размолвит, о том, как советовал генсеку в очередях постоять. Даже до комичной ситуации с самоуверенными телевизионщиками из Анапы добрался. Как переодевал их в армейские шинели, чтобы южане не замерзли от сентябрьских морозов. Люди с юга – популярная тема анекдотов на Мурмане. И ещё Орешета воспевает девичьи прелести, что для чопорных мурманских авторов – редкость.

Война – краеугольная часть книги.  Полуострова Средний и Рыбачий, хребет Муста-Тунтури и его окрестности – дом родной для писателя. Полуострова – это советский тыл, а другие локации – зона боёв. «Я подошел к обрыву. Посмотрел. Внизу никого. Затем взял мину в правую руку. Размахнулся и… снаряд выскользнул из ладони, звонко ударился об камень и волчком закрутился на отполированном взрывами пятачке. Ветераны молча наблюдали. Вижу, как зашевелилась фуражка на голове у (генерал-лейтенанта) Скробова», – вспоминает Орешета. О том, как в августе 1978 года он чуть не отправил на тот свет уцелевших в войне фронтовиков Рыбачьего. Кстати, ветераны через страницу вспугнут нудистов, загоравших в окружении мин – о чём, конечно, молодежь, проводящая медовый месяц в палатке, не ведала. Такое было время. 

Муста-Тунтури. Места боев.

Ещё в сборнике есть литературные некрологи. Как сказал недавно классик Владимир Сорокожердьев – «Расцвет художественной и литературной жизни (на Мурмане), наверное, уже никогда не повторится. Осталась богатая память и многочисленные книги». Орешета с любовью вспоминает о собратьях по цеху. Кого забрала старость в не лучшие для страны годы, другой не вернулся с весенней рыбалки – коварный лёд и случайный товарищ по походу, который свернул с пути, оставив старика одного в глуши. «Был человеком тундры», – говорит он о покойном. После того, как ряды прозаиков поредели, новое поколение писателей в Мурманске не впечатляет. Ну а доморощенные поэты – это так, самовыражение, а не титаны слова. Впрочем, я что-то увлёкся.  

«На житейских перекрестках» – это и книга, которая живописным языком расскажет о той жизни в Мурманской области, которую запомнил переселенец с Донбасса. Расцвет региона в 1970-1980 годах. И казусы развития: «сказочные» зарплаты в глуши Беломорского побережья, наличие в сельском магазине дефицитного холодильника и... отсутствие электричества для него. Ещё затронут мир интеллигенции после Перестройки. И анекдоты о западных туристах, ищущих туалеты на трассах, которых нет и поныне.

 Рыбачий: тысячи израненных, тысячи не вернувшихся 

Крайний север Мурмана. Рыбачий и Средний – два слившихся друг с другом через тонкую пуповину-перемычку полуострова. Ледовитый океан лижет их скалистые берега. Сугробы ложатся за ночь в октябре. Но бывает, что в декабре снега так мало, что на снегоходе толком не проехать. Изредка, моросят дожди в январе. Царят ветра и сырость. Теряется в горизонтах тундра, но есть и лесные урочища. Здесь тысячи поморов вели промысел, жили сотни финнов, саамы, был посёлок геологов, кочевали оленеводы – но осиротели берега, отданные военным, и туристам на внедорожниках, калечащих тундры. Кроме парочки турбаз, военных частей и кунгов «браконьеров» – жилки на полуостровах нет. Как-то Минобороны подарило оленеводам посёлок Цып-Наволок, но затем забрало обратно. И его разграбили «металлисты». Рыбачий – любовь и боль для Орешеты. Он годами перебирает эти струны. «Рыбачий» (2015) – книга про два полуострова. 

Полуостров Средний.

Чёрные утёсы хребта Муста-Тунтури отделяют полуострова от материка. Блокированный в июне 1941 года немцами гарнизон «рыбачинцев» годами вел позиционные бои в скалах. В итоге 20 тысяч человек воевали, отрезанные на «Гранитном линкоре» от материка. Условия их быта были жуткими и по меркам той войны, а СМЕРШ и доносчики косили ряды измотанных бойцов. Лобовые атаки в полярный день, разлетающиеся от немецких мин укрытия из камней, сырость в землянках, тысячи обмороженных, непроходимые снега, самоубийственные рейды на лыжах в тыл врага за «языками». Только в октябре 1944 года линию фронта пробила Петсамо-Киркенесская операция, соединяя гарнизон с основными силами Карельского фронта. Но по сей день тундры усыпаны ржавыми осколками снарядов. Валяется колючая проволока. 

«Рыбачий», его военная часть, строится на сплаве интервью с очевидцами и цитировании документов РККА. В результате у Орешеты складывается доверительная картина жизни гарнизона «рыбачинцев»; одна история, в его изложении, – про солдаток-прачек, чего стоит. А образ и действия противника – как в ледяном тумане; немецкие источники обойдены вниманием (в регионе из краеведов их изучал, разве только подполковник Северного флота Дмитрий Дулич, автор доскональной книги «Канатная дорога на Мурмане»).  

«Рыбачий» – это и мир. Столетиями поморы посещали край для промысла. Велась торговля с норвежцами. В историю интересно погружаться; но уходя в старину, Орешета предлагает поверить, что русский гарнизон якобы стоял на Рыбачьем ещё в 11 веке. Но… ведь до начала 16 века ни о каких русских поселениях на Мурмане не известно. А в 19 веке правительству уже реально предлагали провести железную дорогу к незамерзающей губе Кутовая, построить порт на богатом рыбой месте. Ещё в «Рыбачьем» автор напоминает о финских усадьбах 19-20 веков в чудном, лесистом урочище Пумманки, которое я не раз проходил, дивясь стройным берёзам и лугам. Частенько при этом книги Михаила Орешеты ждали своего часа вечером на привале в моём рюкзаке.  

Рыбачий. Поселок Озерки.

Смерть на острове 

Больше краеведа-поисковика я так и не повидал. В Мурманске кончилась очередная полярная ночь. Лучи солнца приласкали бескрайние полярные снега. Сонные люди ожили после месяцев долгого мрака и серости скупого дня. Пошла на спад первая, еще слабая для региона волна Ковид-19. Началась нормальная северная зима, вслед за которой придёт недолгое тепло и зацветёт иван-чай. Но Михаил Орешета так навсегда и остался с вечным холодом – 8 февраля 2021 года его неукротимое, казалось бы, сердце остановилось. Это случилось на острове Партизанский. Уже давно и его острове... Вдали от города, посреди посреди льдов Верхнетуломского водохранилища, чьи берега зеленеют тайгой.  Писатель, прожив 69 лет, как и герои его книг, стал историей Мурмана.  

***

Михаил Пустовой, специально для GoArctic

Ноябрь 2020 – февраль 2021