Будни священника Иоанна на Новой Земле

В одном из номеров журнала «Заветы», вышедшем в 1914 году, художник Василий Переплётчиков поместил свой очерк «Новая Земля». В нём он упоминает о живущем на архипелаге священнике отце Иоанне Коврове. Переплётчиков отмечает, что отец Иоанн -- ещё довольно молодой человек; он зимует на Новой Земле в Белушьей Губе, где служит священником в Белушьей церкви-школе. Живописец искренне восхищается миссионером, живущим посреди длинной полярной ночи, там, где температура в избе в течение всего года не поднимается выше пяти градусов. «Полная отрезанность от всего мира и соседство полудиких самоедов – вот блага, выпавшие ему на долю», - пишет Переплётчиков.

            Художник вспоминает о своей беседе с отцом Иоанном: 

Каждый год, по свидетельству Переплётчикова, отец Иоанн ездил в двухмесячный отпуск в Архангельск, но всегда с радостью возвращался на Новую Землю, к своей убогой церкви и самоедам…

Недавно, листая «Архангельские епархиальные ведомости» за 1915 год, я наткнулся на публикацию дневника Коврова. К сожалению, не все страницы в издании сохранились, но даже отрывочные сведения о пребывании отца Иоанна на Новой Земле представляют большой интерес для исследователей Русского Севера. Нельзя не отметить, что публикация пришлась очень вовремя: после революции публиковать дневники священников стало не только затруднительно, но и опасно

Записи Иоанна начинаются с сообщения об эпидемии кори, которую привёз на архипелаг из Архангельска «самоед» Илья Вылка. Речь идёт о будущем великом ненецком художники Тыко Вылке. Именно после приезда последнего, эпидемия стала распространяться по новоземельским становищам. Отец Иоанн, можно сказать, спас нашу северную живопись: приготовил Илье порошки, и тот выздоровел.

23-е сентября 1913 года… Ковров отмечает, что это – первый церковный праздник на острове. Мысль совершить литургию пришлось оставить: в храме ещё нет полов. В самом же доме тесно: кроме семьи миссионера там живут ещё трое рабочих…

Следующий день начался тревожно: прибежал «самоедин», просит посмотреть некоего Алексея. Последний получил на пароходе новое ружье. При первом же выстреле разнесло ствол. Выброшенным обратно патроном Алексею ранило в нижнюю часть правого глаза. Отец Иоанн осмотрел раненого… «Вышибло ли у него глаз, узнать не могли, так как бровь и щека сильно опухли. – пишет Ковров. -- До моего прихода Алексей сидел на улице, закрыв лицо грязной тряпкой. Я завел его в ближайший дом Ильи Вылки и осторожно промыл рану тёплой водой. Затем на глаз наложил кусок марли, смоченной раствором борной кислоты. Глаз повреждён настолько сильно, что видеть им Алексей, вероятно, не будет».

24-е сентября… Отец Иоанн ходил навестить больных в дом Ильи Вылки: у дочери будущего художника корь. Девочка по ночам бредит… Раненый накануне Алексей всё ещё лежит на топчане. Снова перевязка…

Утром неожиданно подул сильный ветер, принёсший обильный снегопад. Сила ветра была такая, что выйти за порог было невозможно. Впрочем, ветер затих также неожиданно, как и начался.

25-е сентября… «Больных с каждым днём становится всё больше, - отмечает отец Иоанн. – Сегодня заболели мать и брат Алексея. Я решил послать за фельдшером в становище Малые Кармакулы. Но кого послать? Все мужчины кроме Павла Немчинова и Кузьмы Ледкова больны. Последний всё время пьян, следовательно, совершенно бесполезен. Пришлось просить Павла, который тут же собрался и уехал в Кармакулы».

Вечером в избу священника явился ещё один раненый: Василий Пырерко просил перевязать ему ногу, которую он рассёк, когда рубил мясо для собак. Ковров посетовал, что больной поздно пришёл к нему – произошла большая потеря крови. «Я было её сам остановил, но потом она снова пошла», -- признался Василий. На вопрос, каким образом он пытался остановил кровь, тот отвечал: «Я разрезал у собаки пониже уха и её кровью помазал свою рану. Кровь было остановилась, а теперь вот снова пошла». – «Ты разве раньше так делал когда-нибудь?» -- изумился отец Иоанн. – «Нет, сам я так никогда не останавливал, но слышал от других, что так надо лечить рану».

В своём дневнике батюшка отмечает, что это довольно странный и, по-видимому, малоэффективный способ: например, Козьма Ледков уверял его, что никогда не слышал о таком способе лечения ран, хотя живёт на Новой Земле более двадцати лет.

    Тыко Вылка. Становище Белушья губа (Новая Земля). 1950-е гг.

26-е сентября… С утра дул тихий южный ветерок, затем пошёл снег, который уже в 10 часов сменился дождём. Днём рабочие взялись делать в церкви амвон. Отец Иоанн с досадой замечает, что у них не хватило опилок, чтобы подсыпать под пол. Из-за этого придётся отложить работы до будущего года: опилок на Новой Земле за золото не купить…

«Теперь рабочие с нетерпением ожидают парохода, чтобы покинуть суровые, чуждые им Новоземельские берега, - пишет священник. – То и дело кто-нибудь из них выбегает на лицу и пристально всматривается в морскую даль. Но парохода всё нет и нет…»

Весь этот вечер отец Иоанн занимался пилой, которая сильно затупилась. Автор «Дневника» отмечает, что это один из самых важных для него инструментов: для отопления храма заготовлены только крупные доски, которые Ковров в свободное время распиливает на дрова.

28-е сентября... Священник посетил больных детей Ильи Вылки и перевязал Алексея, под глазом которого сильная опухоль. «Козьма Ледков продолжает пить, -- записывает в дневнике отец Иоанн. – У него унесло в море вместе со льдом карбас стоимостью 120 рублей. У берега стоит на якоре его ела[i] и нагруженный дровами плот. Я боюсь, что и это всё у него унесёт. Но самому Кузьме ни до чего дела нет: нужно прежде всего покончить с вином».

29-е сентября… Отец Иоанн, наконец-то смог выкроить свободное время и начал раскупоривать ящики с церковными вещами: завтра он собирается отслужить утреннюю службу. Жена вымыла в классе стены, на одну из которых повесила несколько икон. В самой церкви служить нельзя: она завалена строительными материалами, а в алтаре ещё не набран пол… Хотя печь в здании храма усиленно топится, температура не поднимается выше 4°. «И это в сравнительно тёплую погоду! – грустно замечает Ковров и вопрошает: -- Что же будет здесь, когда наступит лютая новоземельская зима с сильными восточными ветрами?»

       Александр Борисов. Самоедский мальчик Сан. 1901 г.

Вечером в дневнике новая, малообнадёживающая запись: 

Миссионер пожурил гостя за то, что он -- православный христианин – осмелился в нетрезвом виде встречать Христов праздник. Убеждал его идти домой и лечь спать, а наутро прийти в церковь и помолиться.

Пока отец Иоанн говорил, Козьма сидел и смиренно слушал. Но лишь только настоятель замолк, гость снова произнёс: «Батя! Подай хоть одну рюмочку. Больше я сегодня пить не буду, а завтра приду в церковь…»

30-е сентября... В воскресенье состоялся водосвятный молебен. Помолиться пришли все рабочие и пять самоедов. Днём из Архангельска пришёл пароход и встал на рейде напротив церкви. Отец Иоанн, узнав, что на этом пароходе едет фельдшер, попросил его на обратном пути заехать в Белушью губу – осмотреть больных. Тем временем эпидемия кори начала угрожающе распространяться: болезнь щадила лишь стариков, а молодые почти все слегли.

Весь следующий день по причине сильного шторма рабочие безуспешно пыталась добраться до парохода. Второго октября до Белушьей губы добрался фельдшер. Переезд (более суток) на собаках дался ему нелегко.

4-е октября…. Отец Иоанн сообщает, что одни больные поправились, но вместо них заболели другие. По его мнению, болезнь распространяется из-за неряшливости самоедов: они ленятся вымыть не только своё помещение, но и своё лицо, руки, детей… В одном из домов священник встретил мальчика, обе щеки которого были покрыты грязью будто коростами. Отец Иоанн даже спросил отца мальчика, когда последний заболел. Самоед с удивлением посмотрел на гостя, потом на сына и поспешил успокоить, заявив, что у мальчика лицо просто в грязи. «Воздух в самоедских жилищах так тяжёл, что посторонний посетитель невольно зажимает нос и спешит поскорее выбраться на свежий воздух», -- сетует Ковров.

В записи от 5-го октября священник фиксирует, что никто из самоедов на утреннюю службу не пришёл. Причина банальна: одни пьяны, другие больны. Не обошлось без происшествий: самоеды Василий и Григорий Пырерко накануне вместе пьянствовали, вечером же поссорились, дело дошло до драки. Григорий ударил Василия ружьём по голове и причинил ему довольно серьёзную рану, которую пришлось перевязывать фельдшеру.

Вечером к отцу Иоанну явилась подвыпившая гостья, которая начала хвастаться и выдумывать всякие небылицы: называла себя гадалкой, делала разные предсказания и уверяла, что может воскресить умершего. Ковров не удержался и спросил у неё, отчего же она не воскресила свою недавно умершую дочь. Не получив вразумительного ответа, отец Иоанн выставил гостью за дверь. «Тяжело изо дня в день в день видеть пьянство самоедов, -- пишет он, -- но ещё тяжелее сознавать свое бессилие. Если б я мог помочь выбраться им из этой тёмной беспросветной жизни, пробудить в их душах новые интересы, сделать их существование более осмысленным!»

6-е октября... Очередная невесёлая запись: «Сегодня исповедал девочку Ильи Вылки. Через несколько часов она скончалась».

Весь день 9-го октября отец Иоанн посвятил подготовке классного помещения к учёбе: расставлял парты, приколотил несколько полок для книг. «Вот и вся обстановка нашей школы, -- замечает он. – Завтра начинаю обучать самоедских детей».

На следующий день в школу явилось шесть человек. Все в малицах[ii]. Говорят только «по-самоедски», русского языка не знают.

   Великий ненецкий художник Тыко Вылко. Фото начала XX в.

11-е октября... Ковров провёл с учениками первый урок «Божьего закона». Заучивали молитву «Во имя Отца и Сына…». Сначала читали молитву хором, потом поодиночке. Один из учеников заявил по-самоедски, что не хочет говорить. На вопрос священника «Почему?», мальчик отвечал, что ему жарко. Отец Иоанн предложил ему снять одежду, но оказалась, что малица у него надета прямо на голое тело. «Так, рассердившись на жару, Иоаким промолчал весь урок», -- замечает не без юмора священник.

15-е октября... Учеников пришло только четверо. Дети снова продолжили заучивать русские слова. После уроков отец Иоанн провёл водосвятный молебен в доме Ильи (Тыко) Вылки. Ковров замечает, что ранее живописец жил в становище Малые Кармакулы, но с весны нынешнего года перебрался в Белушью губу. Причиной переселения он называет женитьбу на вдове брата. 

Действительно: известие о смерти старшего брата застало Илью (так звали Тыко на большой земле) в Москве, где самобытный ненец учился живописи. По ненецкому обычаю, Тыко немедленно возвратился на Новую Землю, где женился на вдове брата. Ковров полагает, что Вылко женился из сострадания к племянникам. Однако здесь дело не в чувствах, а в древнем ненецком обычае, без которого в суровых реалиях Севера род может пресечься…

Ковров оставил единственное в своем роде описание избы художника: 

Замечание о снимках работ Вылко очень любопытно. Дело в том, что из раннего наследия художника ничего не сохранилось, кроме акварелей, преподнесённых Николаю II в 1910 году (ныне входят в собрание Государственного Русского музея в Петербурге). Возможно, перед тем как расставаться со своими работами, Тыко переснимал их. Если бы упоминаемые фотографии сохранились, искусствоведы имели бы представление о раннем периоде творчества выдающегося ненецкого живописца...

В разговоре со священником Тыко Вылка выразил желание петь и читать в церкви. Ковров обрадовался доброму намерению живописца и тут же передал ему книгу песнопений и псалтырь.

16-е октября... Вернулся с охоты старый знакомый священника Михаил. Его поездка на олений промысел была крайне неудачна: в горах ненца застала непогода, и он провёл ночь под открытым небом – без огня и хлеба. Провизии он не взял, так как надеялся убить оленя, мясо которого заменяет новоземельцам хлеб. «Чтобы укрыться от холода, - продолжает Ковров. – Михаил устроил себе конуру из собак. Сам охотник лёг около саней, а кругом себя и на себя уложил собак, которые своими телами согревали хозяина». После такой ночи собаки еле притащились в посёлок. У животных был такой вид, что Тыко Вылка выделил собакам на корм полмешка муки и полтуши оленьего мяса.

На следующий день отец Иоанн зашёл проведать больную дочь Павла Немчинова… Девочка лежала на грязной шкуре. Лицо ребенка покрывала грязь и оленья шерсть. «Пол в этом доме, вероятно, никогда не мыт. Его не видно из-под грязи», -- отмечает Ковров. Пришлось долго убеждать мать девочки, чтобы она вымыла больную дочь…

В тот же день в доме священника произошел переполох: загорелся деревянный настил под печкой. Только благодаря помощи набежавших соседей, огонь удалось потушить. Для этого пришлось спешно разбирать печку и гасить пламя. В итоге из бывших двух печей осталась одна. К счастью, один из ненцев выделил священнику маленькую чугунную печь.

21-е октября... В церкви служили благодарственный молебен за избавление от грозившей опасности. 

Увы, чугунная печь грела слабо: в доме отца Иоанна – холод, ноги зябнут даже в валенках. Снаружи свирепствует буря – из дома не выйти. Занятия с детьми прекратились. Это вынужденное безделье тяготит священника, который, по его собственным словам, начинает падать духом. «Впереди всё кажется таким страшным, -- пишет он в своем дневнике, -- что жутко туда и заглядывать».

Весь день 23-го октября Ковров занимался обогревом своего дома: вместе с Михаилом они натаскали глины и кирпичей и начали складывать новую печь. Однако 24-го последний не явился на работу. «Он пьян и забыл свои обещания, -- негодует священник. – Придётся самому как-нибудь закончить печь. Я надел фартук, -- продолжает Ковров, -- намял глины с песком и принялся за работу, с которой день тому назад не думал справиться. Трудился я до одиннадцати вечера и кое-как закончил печь. Положил в неё дров и затопил. Дым хорошо тянуло в трубу. Слава Богу, мои труды не пропали даром!».

26-е октября... священник занимался ремонтом церковной крыши: во время бури, свирепствовавшей на Новой Земле, с крыши вырвало несколько досок; пришлось лезть на конёк и приколачивать их снова.

29-е октября... После восьмидневного перерыва, вызванного непогодой, занятия с детьми возобновились: ученики снова заучивают русские слова, молитвы и учатся выводить элементы русских букв.

«Самоеды опять гуляют, -- записывает в своём дневнике отец Иоанн. – Навезли вина из Пропащей губы. Некоторые, не достав вина, запаслись спиртом, который обычно доставляют на Новую Землю для спиртовок, а здесь он идёт для питья. А Иван Ледков, за неимением вина и спирта, пьёт даже керосин, который, по его словам, хмелит лучше всего».

30-е октября... После долгих пасмурных дней на горизонте показалось солнце в виде большого красного круга. Это был последний отблеск «летних» дней: вскоре солнце скрылось, и уже -- до весны. Надвигается полярная ночь…

Продолжение следует.

[i] Двух- и четырёхвесельный карбас.

[ii] Малица – обычная ненецкая одежда, сшитая из оленьих шкур.