Новый Уренгой как общенациональный город-символ
Нераспознанный потенциал эпохи первопроходцев – наш и американский опыт
Реконструкция десанта надымских газодобытчиков на пути в Новый Уренгой. Фото: Игорь Букин / Газпром добыча Надым
Скоро пятидесятилетний юбилей «газовой столицы» страны, города Нового Уренгоя. В декабре 2023 года прошла реконструкция санно-тракторного десанта строителей, вышедших из поселка Пангоды для обустройства будущего Нового Уренгоя1, грядет череда праздничных мероприятий. За пределами Ямало-Ненецкого округа мало кто придал этому значение. Но только ли местный, ямальский это праздник?
Дело даже не в том, что уренгойский газ – один – дает существенную часть общенационального бюджета, согревает миллионы человек населения страны. Вспомним, как часто звучало слово «Уренгой» из всех радиоприемников страны десятилетия назад. Слово было известно каждому, и жители всей страны без исключения участвовали в создании Уренгоя, освоении его месторождений. По сути, Новый Уренгой – один из общенациональных символов созидательного подвига.
Мы почти забыли сегодня первостроителей сибирских и северных городов, тех, кто прокладывал по болотам трубопроводы и дороги, кто открывал месторождения – даже тогда, когда в существование этих самых новых месторождений вообще-то мало кто верил, кроме них, будущих первооткрывателей. Именно эти люди создавали новую позитивную систему смыслов. Сегодня немало говорят то о необходимости поиска новых национальных смыслов, то о необходимости опоры на старые. Среди того позитивного, что уже было создано в нашей стране – та самая уверенность первостроителей Севера и Сибири в возможности построения счастья (пусть и «трудного счастья», как тогда говорили) – своими собственными руками.
Подготовка техники к отправке. А.Морковин и К.Ватолин, декабрь 1973 года. Фото: архив ССОиСМИ / Газпром добыча Надым
Где-то с 1950-х до конца 1980-х Сибирь и Север стабильно давали стране не только электроэнергию, газ и нефть – это было место производства смыслов эпохи, и самый главный из них – это образы «настоящей» жизни, основанной на созидательном труде, честности перед собой и товарищами. Историки давно зафиксировали, как на фоне рассыпающейся – после разоблачения культа личности Сталина – идеологической системы именно вокруг новых сибирских строек формировался новый «исторический оптимизм»2. «Миллионы людей разного возраста после войны, после освобождения из лагерей или ссылки, накануне демобилизации находились в ситуации выбора места жизни»3, – и для них новые стройки стали и в чем-то убежищем, социально одобряемым местом реализации амбиций этих людей – заметим, людей с непростым характером, а зачастую и биографией.
«По-видимому, в условиях развитого социализма имеются и сохранятся на ближайшую перспективу социальные группы, ориентированные на трудовую деятельность с особо сложных условиях. Их личностные установки на приоритет высоких заработков на деле означают ориентацию на комплекс целей, для которых высокие заработки служат необходимым, но недостаточным и не единственным условием. Среди этих целей: стремление личности к самоутверждению, достижению экономической независимости, выделению из своей социальной микрогруппы (ровесников, односельчан); желание утвердить себя как личность в экстремальных условиях; стремление к смене впечатлений, интерес к познанию мира и прочее. Эти социальные группы и будут служить источником кадров пионерных отраслей. <…> По складу характера эти работники зачастую тяготятся жестко регламентированным промышленным производством, не имеют особой склонности к упорядоченному быту»4.
Но именно на великих стройках эти люди они не стали изгоями, напротив – тут они сами создавали и новые города, и по сути, реально новый социум, новые смыслы. «На сибирских стройках, став повседневностью, энтузиазм освободился от идеологического оформления без видимого напряжения» – в основу новой системы ценностей, носителями которой стали первостроители, сам собой в сложнейших условиях лег «социальный идеал об искренности отношений, востребованности способностей, «оценке по делам», <…> искренность (честность, принципиальность) и полезность5. Великие стройки на сибирских реках (в первую очередь, Братская ГЭС) совпали с «оттепелью», затем пришла эпоха «освоения нефтяных и газовых богатств Западной Сибири», изменились идеалы – все более важным становились мечты о личном счастье – но неизменным осталась опора на собственные силы, взаимопомощь, способность к по-настоящему героическому труду.
22 апреля 1978 года. Пуск газа с УКПГ-1, который ознаменовал собой начало освоения Уренгойского нефтегазоконденсатного месторождения. Фото: Газпром добыча Уренгой
Из одного места в другое перекликаются сегодня воспоминания тех лет – о том, какие формировались особые, непривычные столичным наблюдателям человеческие отношения в палатках, балках и «бочках» первостроителей: «Какие, к черту, в Пангодах «партократы»! А если все мы без исключения прошли через «бочки», балки, времянки, общежития и т.д. и т.п.!.. Кто из нас «крат», а кто просто человек?!», – крик души в воспоминаниях о поселке Пангоды, откуда, собственно и вышел санно-тракторный десант на освоение Уренгоя6.
Почему новые – позитивные – смыслы не стали основной новой советской идеологией (а по сути, они могли бы стать основной не только обновления ее, но и ее спасения)? Почему сегодня образы первостроителей угасли в масштабах страны, и вспоминаются только на Севере, и то, в общем, только под юбилеи? Тому есть, как минимум, две причины. Во-первых, сильная официальная увязка первостроителей с коммунистической идеологией. Новые смыслы «настоящей» жизни первостроителей для большинства населения страны оставались где-то очень далеко от обычной жизни. Они транслировались в песнях Пахмутовой, фильмах о сибирских стройках – но только Север и Сибирь, кажется, были определены как «зоны подвига». Позитивные смыслы, генерируемые зоной освоения, по сути, никак не проливались на остальную территорию страны, не связывались с возможностью становления новой идеологии на национальном уровне. Как представляется, – очень зря. По сути, была упущена идеологическая составляющая возможности «перезагрузки» советского общества, которая, вместе с экономическими реформами, возможно, могла бы остановить скатывание страны в «застой» и далее в 90-е (это далеко не очевидно, но в качестве повода для размышлений – как минимум, интересно).
Ситуацию поучительно сравнить с заокеанским примером. «Дикий Запад» не только дал мировому кинематографу образы «правильных» ковбоев, но и американцам – национальную идеологию. Согласно концепции фронтира, американские первопоселенцы благодаря именно суровому опыту освоения Запада сумели из изнеженных европейцев превратиться в «хозяев своей судьбы». Что показательно, эти образы не «окуклились» на Западе, но многократно использовались американцами в XX веке в общенациональном масштабе – от вдохновляющих символов для ученых-ядерщиков до предвыборной программы легендарного президента Дж. Ф. Кеннеди, призывавшего свою нацию с образом «нового фронтира» на новые свершения – включая покорение космоса и борьбу с бедностью.
Регулярно приходится рассказывать о различии внимания к опыту освоения даже на локальных примерах: на Аляске есть единственный нефтепровод – от месторождения Прадхо-Бей до южного побережья штата, где происходит погрузка нефти в танкеры. Конечно, для своего времени он был действительно уникальным с инженерной точки зрения объектом, но Боже мой, сколько внимания этому трубопроводу! Огромные тематические залы в каждом местном музее, посвященные конкретно истории этой конкретной трубы, книги по типу «Истории Трубоповода»… Масса рассуждений о роли «той великой стройки» в утверждении равенства трудовых прав мужчин и женщин… Наконец, туристический бизнес: есть просто площадка для туристов для наблюдения этого трубопровода недалеко от Фэрбанкса – по сути, аляскинцы любуются трубопроводом как японцы сакурой. В отношении японцев я, конечно, шучу, но в этом месте действительно, как говорится, «за державу обидно» – обидно за неиспользованный потенциал туристической индустрии. Полстраны, грубо говоря, в трубах, а до сих пор более или менее нормального объекта туристического показа (кроме первой скважины Самотлора, превращенной в туристический объект трудами местного предпринимателя Василия Сочилина).
Знаменитый Аляскинский трубопровод как объект показа в туриндустрии. Фото автора, 2019
Знаменитый трубопровод «Уренгой – Помары – Ужгород» длиной 4451 км был самым мощным в мире (рассчитан на перекачку 32 млрд куб. м газа в год). Для его сооружения потребовалось 3 млн т стальных труб. И тем не менее «мобилизация всех возможных ресурсов и применение новаторских методов к организации работы позволил построить супергигантскую магистраль за 18 месяцев (середина 1982 – декабрь 1983 г.) при нормативном сроке в 36 месяцев. Для сравнения: в США на строительство Трансаляскинского нефтепровода протяженностью около 1300 км потребовалось три года (1975–1977)»7.
Однако после 1990-х весь пафос великих строек, слишком тесно увязанный с национальной идеологией, был отринут вместе с ней. «Разочарование связано с другим – с радикальным и публичным отрицанием исторического значения построенных ГЭС, заводов, Байкало-Амурской магистрали. Удар по стройкам был воспринят, как удар по поколению первостроителей…»8
Была и еще одна причина, по которой первопроходцы были не очень-то удобны для становления национальной системы ценностей. Это, вообще говоря, ужасающие условия быта. «Понимаете ли, – рассказывал мне собеседник, рьяный патриот Сургута, – наши отцы поднимали тосты за то, чтобы женщины могли ходить на каблуках… [а не в резиновых сапогах – НЗ]» – какая мол на этом фоне может быть идеология региона первопроходцев, если мы тут стремимся забыть все это как страшный сон… И этот тезис приходится слышать из одного северного города в другой: отстаньте вы с вашими первопроходцами…
Почитав свидетельства былых лет, видишь, что не очень-то подходит весь процесс героического освоения Севера под национальный символ:
«– А вы видели, как мы с водой мучаемся? – горькая усмешка тронула его губы. – Водовозка ломается непредсказуемо, не всегда успеваем и в столовую завезти. Есть у нас емкость на тракторных санях, так тракторист с собой постоянно паяльную лампу возит.
– А ее зачем?
– Вот-вот… Да потому что на сорокаградусном морозе, чтобы эти пять кубов воды выкачать, горловину слива приходится постоянно подогревать. На лету струя стынет
<…>
В тесной комнатке Ереминых (они занимают полбалочка) мне бросилось в глаза ведерко с прозрачными глыбками льда. Хозяйка похвасталась – оказалось, это подарок, принес знакомый гидролог Шурик, который регулярно спускается к Обской губе, делает там промеры. Ледяная вода повкуснее снежной, ценится особо.
<…> Почему же на Ямбург парикмахер приезжает реже, чем Алла Пугачева в Тюмень?»9
Именно поэтому мне бы очень не хотелось, чтобы «подвиг первопроходцев» сегодня кто-то призывал повторять буквально: типа ехать молодежи осваивать арктические месторождения, не страшась палаточного быта. И дело тут даже не в изнеженности молодежи: времена изменились даже и просто технически. Ушла эпоха месторождений, берущихся энтузиазмом. Давно наступила эпоха сложных (так называемых «трудноизвлекаемых») запасов. Сегодня для их отработки энтузиазма мало, нужны филигранные знания, сложная (и потому дорогая техника), новые технологии.
Но вот для разработки новых технологий нужны и смелость, и энтузиазм, и уверенность в своих силах. Вся история мировых инноваций показывает, что открытия всегда и везде возникали на смелости поиска в неизведанном, на умении брать ответственность на себя.
Многие пытаются найти позитивные образы в освоении космоса – но в свое время сродни космосу по дерзости замысла и упорству реализации было освоение Севера. Сегодня есть целое «созвездие» историй созидательного подвига: это гидростроительные истории Братска и Усть-Илимска, нефтяные Самотлора и Мегиона, газовые Медвежьего и Уренгоя. Первопроходцы сибирских и северных строек послевоенного поколения словно топливо «перерабатывали» память о подвиге старшего поколения, память Великой отечественной – в героический, но созидательный труд. Ни с чем не сравнить чувства этих людей, понимавших, что своими собственными руками они строят свое собственное будущее – и будущее страны одновременно.
Знаменитая фотография Евгений Мамина, строителя Надыма – города-«прародителя» Нового Уренгоя
За официальным фасадом «строек коммунизма» вживую, на самом деле, формировалась новая культура – культура веры в свои силы и ответственности за будущее свое и окружающих, культуры «настоящей жизни», прямоты поведения и надежд.
В чем ценность той культуры для современной России? В вере в собственные руки и решения. Именно подзабытая уже смелость самостоятельных решений на своем рабочем месте позволяла тогда выходить на новые месторождения, строить новые города. Сегодня по воспоминаниям реконструируется речь В.В. Стрижова, отправлявшего в бросок через тундру первостроителей Уренгоя: «…Пусть мою правоту рассудит история. Я же знаю, что официальное решение по разработке Уренгоя должно быть вот-вот принято, но пока они там наверху судят да рядят, мы уже подготовим задел – создадим первоначальные условия для людей. Нельзя позволить, чтобы они жили в землянках и палатках в 50-градусные морозы, испытывали лишения, которых мы хлебнули при начале освоения Медвежьего»10.
Источник: публикация в газете «Красный Север»11
Смыслы жизни, созданные первопроходцами Севера и Сибири, могут – и должны – стать источником смыслов и вдохновения для новой, позитивной символической политики – политики надежд на счастливое, светлое будущее. Хочется верить, что грядет время созидания.
В этой связи и Новый Уренгой может быть заново переоткрыт как один из символов отнюдь не регионального, но национального значения – символов созидательного труда во имя будущего.
Мурал, посвященный санно-тракторному десанту на Новый Уренгой, на современной улице города. Фото автора
***
Надежда Замятина, специально для GoArctic
1 По инициативе Алексея Матвеева, на момент проекта – директора Новоуренгойского музея изобразительных искусств. Подробнее.
2 Что блестяще показал иркутский историк Михаил Рожанский: Рожанский М. Испытание Сибирью: настоящий человек на великих стройках и в фильмах 1959 года // gefter.ru 19.02.2018.
3 Рожанский М. Навстречу утренней заре: странствия в поисках настоящего // Ab Imperio. 2012. № 2. Cтр. 115.
4 Хайтун А.Д. Экспедиционно-вахтовое строительство в Западной Сибири. Л.: Стройиздат, Лениградской отделение, 1982. Стр. 120–121.
5 Рожанский, 2018.
6 Нетребо Леонид. Пангоды. Очерки, зарисовки. Екатеринбург: Уральский рабочий, 1999. Стр. 11.
7 Зубков К.И., Карпов В.П. Развитие Российской Арктики: советский опыт в контексте современных стратегий (на материалах Крайнего Севера Урала и Западной Сибири). М.: Политическая энциклопедия, 2019. Стр. 198.
8 Рожанский, 2012. Стр. 139.
9 Омельчук, А.К. Север с большой буквы. Издательство: М.: Современник, 1989, с. 120, 128–129, 135.
10 Мужики пришли на Уренгой // Газета «Правда Севера» / «Импульс Севера».
11 Анна Мирошниченко. Пробивая путь на Уренгой. // Журнал «Ямальский меридиан», № 12, 2023 г. / газета «Красный Север».
