По тропе мухоморов к истокам шаманизма

Автор статьи полагает, что женское шаманство – наиболее древняя форма арктического шаманизма. Обусловили это «особенности психофизической организации женщин»: их более выраженная, чем у мужчин, способность испытывать сильный эмоциональный подъём.

Была, по мнению С.А. Унру, и другая причина, по которой у северных народов появились вначале женщины-шаманки и уже затем шаманы-мужчины. Заключалась она в том, что у жителей арктических регионов был широко распространён тотемизм: религиозные представления, согласно которым люди ведут своё происхождение от культовых объектов – тотемов. Тотемами могли быть звери, птицы, растения и даже неодушевлённые предметы. Считалось, что каждый клан, каждое племя возникли в результате брачной связи тотема и женщины и, следовательно, женщины обладают способностью контактировать с миром духов в большей степени, чем мужчины.

Оба аргумента, приведённые в статье С.А. Унру, представляются нам достаточно убедительными. Гипотеза о женской природе шаманизма у народов Севера была убедительно обоснована  выдающимся этнографом  В.Г. Богоразом ещё в первые десятилетия ХХ века.  Он определял шаманизм у чукчей и коряков как “семейный, женский”. В работах Богораза приведены высказывания чукчей об особых магических способностях женщин, об их предрасположенности к шаманству.  “Женщине нечего готовиться, она и так шаманка”, – говорили чукчи Богоразу, когда речь заходила о том, почему период подготовки будущих шаманов, период испытаний, которые им “устраивают духи”, занимает у женщин меньше времени, чем у мужчин.

В связи с этим заметим, что у всех северных народов шаманы в процессе камлания вводили себя в состояние транса, и, обладая более пластичной психикой, женщина могла достичь его быстрее, чем мужчина. Размышляя о причинах, обусловивших столь заметное место женщин в арктическом шаманстве, расскажем об одном обстоятельстве, которое, на наш взгляд, тоже могло сыграть немаловажную роль. Связано оно было с основным видом хозяйственной деятельности женщин в традиционных сообществах – с собирательством.

Даже в наши дни многие северянки занимаются сбором ягод, трав, кореньев, грибов. Естественно, в древности женщины ещё интенсивнее собирали «дары природы», и среди них вполне могли оказаться грибы-мухоморы, содержавшие психоактивные вещества. Собирательницы могли испробовать их первыми, прежде мужчин, а дальше события развивались, скорее всего, по следующему сценарию.

Женщины с их специфической душевной организацией, отведав психоделиков-мухоморов, оказывались в плену ярких галлюцинаций. Их поведение истолковывалось мужчинами как общение со сверхъестественными существами, как путешествие в мир духов. (Напомним, что согласно тотемистическим представлениям, у женщин существовали с этим миром весьма тесные связи). Употребление мухоморов в пищу и последующие действия человека, находящегося под их воздействием, обрело со временем характер ритуала, и вполне вероятно, что в этом ритуале наиболее важная роль отводилась изначально женщине.

В научной литературе не раз высказывалось мнение, что одной из предпосылок возникновения у людей далёкого прошлого религиозных верований были сновидения, а также употребление опьяняющих и наркотических веществ, вызывавшее близкие к снам галлюцинации. Наша гипотеза, таким образом, не противоречит принятым в науке взглядам. Но опирается ли она на реальные факты из истории народов Крайнего Севера? С нашей точки зрения, да!

Надёжный исторический источник, свидетельствующий в пользу нашего предположения о том, что древнее собирательство могло стать одним из факторов появления женского шаманства, – наскальные рисунки Древней Чукотки. Они были обнаружены на обрывистых берегах заполярной реки Пегтымель в пятидесяти километрах от её впадения в Восточно-Сибирское море. Возраст большинства рисунков составляет две-три тысячи лет. В те времена чукотскую тундру населяли палеоазиатские племена – предки современных чукчей и коряков, а на побережьях жили древние эскимосы. Изучением пегтымельских петроглифов – так называют изображения, выбитые на камне, – занимался в 1960-70-х годах выдающийся магаданский археолог, член-корреспондент АН СССР Н.Н. Диков. Позднее в эту работу включились московские археологи и их коллеги из Италии. Руководила международной экспедицией доктор исторических наук Е.Г. Дэвлет.

  Чукотка, Пегтымель, «картинная галерея» эпохи неолита.

Уже в первых публикациях, посвящённых древним рисункам на скалах Пегтымеля, отмечалось, что рядом с человеческими фигурками и фигурками оленей, медведей, китов присутствуют странные изображения, похожие одновременно на людей и на грибы с большими полукруглыми шляпками. Подчас на этих шляпках можно было увидеть бахрому, характерную для шляпок мухоморов. По мнению микологов, специалистов по грибам, к которым обратились за консультациями археологи, у пегтымельских рисунков были и другие черты, указывающие на то, что древние художники Чукотки изобразили мухоморы. Н.Н. Диков предложил называть этих загадочных персонажей «людьми-мухоморами».

 «Люди-мухоморы» пегтымельских петроглифов.

Изучая петроглифы Пегтымеля, участники экспедиций сделали их точные оттиски на бумаге. Эстампы дали возможность значительно лучше увидеть детали рисунков на камне. Оказалось, что людей-мухоморов изображали, как правило, с разведёнными в стороны руками, с ногами, слегка согнутыми в коленях. Подобные позы напоминали элементы ритуальных «шаманских плясок».

«Люди-мухоморы». Третья стоянка, камень III (оттиск на бумаге).

Большой интерес вызвали у археологов сцены, в которых, наряду с людьми-мухоморами, участвовали обычные люди. Судя по характеру изображений, отношения между ними были вполне дружескими. Они вместе танцуют, стоят рядом друг с другом, держатся за руки.

 Два антропоморфных существа и собака. Кайкуульский обрыв, камень I (оттиск на бумаге).

Исследователи пегтымельских петроглифов обратили внимание ещё на одну особенность «людей-мухоморов». У них в большинстве случаев были отчётливо выражены признаки пола. Сопоставив изображения мужских и женских особей, археологи пришли к выводу, что главенствующая роль в сценах, запечатлённых на рисунках, явно принадлежала женщинам. Женских фигурок было не только больше, чем мужских. Почти всегда они были крупнее по размерам и, как правило, занимали в композиции центральное место.

«Пляшущие человечки»? Третья стоянка, камень IX (оттиск на бумаге)

Грибовидные персонажи Пегтымеля – писали Н.Н. Диков и другие исследователи арктических древностей – имеют прямое отношение к религиозным верованиям своих создателей, к шаманизму. Основанием для подобных выводов стали для археологов данные этнографии.

В записках российских исследователей, побывавших в XVIII-XIX столетиях в Северо-Восточной Азии, говорится о том, что её коренные народы употребляли мухоморы в пищу как сильное психоактивное вещество. Сведения об этом обычае есть также в трудах В.Г. Богораза и В.И. Иохельсона – известных отечественных этнографов, работавших на Чукотке и Камчатке  в начале прошлого века. Одному из авторов этого очерка во время этнографических экспедиций в эти края тоже часто приходилось слышать рассказы о мухоморах и тропе, по которой они ведут за собой человека. Среди тех, от кого в 1980-2000-х годах можно было узнать наиболее интересные сведения о традициях, связанных с мухоморами, преобладали пожилые люди, такие, например, как замечательный знаток языка и культуры коряков Мария Тепеновна Етнеут.

 Елена Батьянова в гостях у М.Т. Етнеут и её дочери Людмилы. Камчатка, Корякский АО, Палана, 1995 г.

Если кратко суммировать данные, собранные нами непосредственно «в поле», то сведутся они к следующему. О происхождении мухомора существуют разные легенды. У коряков бытует предание о том, что демиург Куткиняку, создавая коряков и окружающий их мир, последним создал мухомор, «чтобы людям было жить веселее». По одной из легенд, старший сын Куткиняку, Эмемкут, был так поражен красотой гриба, что превратил мухомор в женщину. Эмемкут женился на этой женщине, но однажды обидел её, и она, уйдя вместе с детьми под землю, снова стала мухомором. Не исключено, что этот миф дал основание некоторым родственным группам чукчей и коряков вести своё происхождение от мухомора.

У разных локальных групп коренных народов Чукотки и Камчатки были свои правила общения с мухомором, но в целом в них было много схожего. На всех этапах – от собирания грибов до непосредственного употребления в пищу – общение с ними представляло определённый ритуал, в котором сакральный статус мухомора подчёркивался системой запретов и предписаний. Одним из непременных условий было хорошее, доброе расположение духа. Считалось, что злым людям нельзя контактировать с мухомором, так как этот контакт мог стать причиной массовых несчастий. Нашедший мухомор должен был всячески демонстрировать свою радость: исполнить песню или танец, сказать мухомору что-то хорошее.

Запрещалось срезать мухомор ножом, переворачивать вниз головой, разрушать грибницу, рвать слишком маленькие грибы. При сушении мухомора нельзя было прокалывать его иглой, чтобы нанизать на нитку.

Употребляли мухомор в пищу сырым, сушёным, в виде настойки. Делалось это обычно для поднятия жизненного тонуса, как объясняли пастухи-оленеводы, «чтобы быстрее бегать за оленями». Принимать рекомендовалось нечётное число мухоморов – три, пять, семь, девять – «чтобы один был без пары». И ещё одно важное правило: нельзя было есть мухомор «с плохим уговором», «обращаться с ним надо ласково».

Первому принятию мухомора придавалось особое значение. 65-летняя корячка так рассказала об этом ритуале: 

«Это как волшебная пища», – рассказывали о мухоморах другие пожилые коряки. По их словам, она связывает две жизни человека: земную жизнь и ту, которая ждёт его после смерти. В сновидениях, увиденных в состоянии мухоморного опьянения, искали разгадку будущего, сигнал об опасности либо иной важный знак.

Считалось также, что советы мухомора, услышанные во сне или наяву, могут помочь человеку избавиться от тяжёлых жизненных невзгод. Так, в записанных нами рассказах упоминается корякская женщина, которая, чтобы уберечь детей от опасности, “по совету мухомора”, каждый раз во время пурги, обнажённая, обходила стойбище, играя на бубне.

Иногда духи мухомора, «являясь» опьянённому во сне, запрещали ему в дальнейшем употреблять мухомор: «Я проснулся и увидел, что стадо крутится на небе», – так описывал своё пробуждение от «мухоморного сна» один из оленеводов Чукотки. «Говорят мухоморы мне, – продолжал он: -- "Если только так будешь кушать, то умрёшь – вот на тот свет пойдёшь, где стадо крутится"».

Правила общения с мухомором различались у мужчин и женщин. В некоторых сообществах мужчинам не разрешалось разжёвывать мухомор, и, прежде чем его принять, они давали разжевать гриб женщинам. Не является ли этот обычай отражением древних представлений о ведущей роли женщин в ритуальных обрядах?

Приведём ещё одно свидетельство особого места, отводившегося на Севере женщине. У некоторых родственных групп живущих на Чукотке чуванцев считалось, что мужчину, совершавшего под воздействием мухомора «путешествие в иной мир», должна непременно сопровождать женщина. По рассказам чуванцев, рядом с таким «мужиком» всегда сидела «девка». «Он в бубен стучал, и она в бубен стучала. Девка не давала ему, чтобы он совсем туда ушёл», – так описывала этот обряд пожилая жительница чукотской тундры.

Впрочем, бытовали и совсем другие обычаи. В отдельных оленеводческих общинах Чукотки и Камчатки женщинам вообще не разрешалось принимать мухомор.

Многие люди, принимавшие мухомор, вспоминали, что у них появлялось состояние необычайной лёгкости, полёта: «Хочется и разговаривать – слова сами выскакивают – и песни петь, и работать…. Как будто шагаешь по небу. И бесконечное небо. Всё время иду-иду, иду-иду – нет конца».

Рассказывая этнографам о чувстве радостного возбуждения, которое испытывает человек, отведавший мухомора, северяне предупреждали: неумеренное его употребление может спровоцировать агрессию. Так, один молодой коряк в состоянии сильного мухоморного опьянения услышал, как чей-то голос  приказывал ему, многократно повторяя: «Убей свою жену! Убей свою жену!». В порыве ярости молодой человек отрубил себе палец. Рассказывают о случаях смерти от мухоморного опьянения. Вот только один пример. Оленевод в состоянии сильного нервного возбуждения стал «гоняться за мухомором», чтобы его убить. В результате пастуха самого нашли мёртвым.

И всё-таки агрессивное поведение, вызванное мухоморным опьянением, -- явление достаточно редкое: правила общения с мухомором требуют обязательного настроя на добро, на радость. В отдалённых посёлках Чукотки и Камчатки, в стойбищах оленеводов мухомор и в наши дни используют в лечебных целях. Настоем из него обрабатывают края гнойных ран, лечат кожные заболевания, радикулит, болезни суставов. Перед началом лечения к мухомору, по традиции, обращаются с просьбой о помощи, рассказывают о своей болезни. «К нему с разговором надо. Что у тебя болит -- сказать. Он же как человек», – говорят северяне. В целом можно констатировать, что вплоть до настоящего времени старшее поколение коренных жителей Чукотки и Камчатки сохраняет пришедшие из далёкого прошлого представления о сакральном статусе мухомора. Отражается это не только в обычаях и религиозных обрядах, но также в искусстве этих народов.

В 2008–2009 годах талантливая чукотская гравировщица по кости Лидия Теютина создала целую серию гравюр на моржовых клыках, главными персонажами которых были мухоморы. Изображены они по-другому, чем на пегтымельских петроглифах. На гравюрах Теютиной мухоморы похожи, скорее, на осьминогов, чем на человекоподобные существа, но в том, что они способны двигаться и общаться с людьми, нет никаких сомнений.

   Л. Теютина «В стойбище мухоморов» (гравюра на клыке моржа). Чукотка, Уэлен, 2009 г.

Лидия Теютина – чукчанка. Она жила в Уэлене, старинном посёлке морских зверобоев, где ещё в начале 1930-х годов была открыта косторезная мастерская. За сорок лет работы в этой мастерской Лидия создала десятки гравюр по мотивам чукотского фольклора. Изображала отважных юношей, красивых девушек, гигантских орлов, несущих в клювах китов, но вплоть до последних лет жизни – художницы не стало в 2012 году – среди героев её произведений не было ни людей-мухоморов, ни каких-либо иных существ, похожих на грибы.

Нам приходилось общаться с Лидией и в Уэлене, и в Москве, куда она иногда приезжала. Поворот в своём творчестве гравировщица объясняла так: тема шаманства долгое время была запретной, и когда, наконец, этот запрет был снят, она с радостью обратилась к ней. В детстве, по словам Теютиной, родители часто рассказывали ей о том, что далеко в тундре живут «люди-мухоморы», и шаман либо простой человек, совершив необходимый ритуал, может оказаться у них в гостях.

На гравюре «В стойбище мухоморов» – рассматривать её следует справа налево – мы видим оленью упряжку, бегущую по летней тундре туда, где обитают могущественные духи. Правит оленями мужчина, за спиной каюра сидит его жена. Далее действие происходит у мухоморов. Гостям и хозяевам явно нравится общаться друг с другом. Обратим внимание на то, что на мужчине и женщине нет одежды и вспомним изображения людей-мухоморов на пегтымельских петроглифах: они тоже были обнажёнными. Не было одежды на оленеводах и тогда, когда они мчались на нартах в «мухоморное стойбище». Между тем, на оборотной стороне клыка, где Теютина рассказывает предысторию этой поездки, люди изображены в кухлянках. Примечательно, что заняты они сбором грибов. В этом, собственно, и кроется разгадка сюжета. Собрав мухоморы-грибы и отведав их, муж и жена переходят в другое состояние. Сбросив одежду, они устремляются на встречу с мухоморами-духами и находят в их стойбище тёплый приём.

Подведём итоги. Познакомившись с верой чукчей, коряков, чуванцев в существование «людей-мухоморов», пройдя по «мухоморной тропе» из сегодняшнего дня в I тысячелетие до нашей эры, мы не только получили дополнительные аргументы в пользу гипотезы об исключительной древности женского шаманства. Мы, возможно, прикоснулись к самим истокам появления у народов Севера шаманизма как особой, сложной системы представлений коренных жителей Арктики о мире, о природе, о человеке.   

Авторы: 

Елена Батьянова, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН

Михаил Бронштейн, кандидат исторических наук, главный научный сотрудник Государственного музея Востока