Записки из жизни современного оленеводческого села
На фото: В селе нет глухих заборов и практически не используются современные строительные и обшивочные материалы. Здесь не встретишь ни сайдинг, ни профлист, ни газобетон. Из-за этого сельское пространство выглядит очень целостно.
В ходе исследования пространственно изолированных сообществ на Севере европейской России я пришёл к выводу, что у изоляции, помимо очевидных минусов, есть и преимущества: возможность использовать окружающие природные ресурсы безраздельно и бесконтрольно (что отнюдь не значит безответственно), сплочённость сообщества, высокий уровень самоорганизации и жизнь в понятном и своём мире, мало тревожимом извне. Всё это проявляется лишь при значительном уровне изоляции и может даже перевешивать её недостатки. В результате значительно изолированные сёла оказываются устойчивее и благополучнее своих слабоизолированных и иногда даже вовсе не изолированных аналогов, расположенных в той же местности. В этой статье я расскажу об одном из таких удалённых и труднодоступных сёл, в которых мне довелось бывать.
Это оленеводческое село основано в первые годы советской власти представителями двух северных народов, вынужденно перекочевавших на новую для себя территорию, спасая своих оленей от разразившейся в их родных краях эпидемии копытки. Сегодня, помимо их потомков (фамилии первопоселенцев сохранились и доминируют), здесь живут представители коренного для этого региона малочисленного народа, а также русские, под которыми я собирательно понимаю всех переселенцев из разных уголков СССР. Люди между собой перемешались и в значительной степени обрусели: «Здесь все родственники. Десять лет живу, до сих пор не знаю, кто кому кем приходится. Все получаются родственники, все в селе!» [1] Национальная идентичность ещё сохраняется, но на образ жизни она влияет мало. Язык, по большей части, жив только среди пожилых представителей одного из трёх северных народов (причём пришлого, а не коренного). Как и везде, многие, не имея на то оснований, пытаются «записаться» представителями КМНС, чтобы получить полагающиеся льготы, главной из которых является более ранний выход на пенсию. Население села после Перестройки сократилось хотя и существенно, но всё же не в несколько раз, как это было практически во всех периферийных деревнях средней полосы. С наступлением кризиса и падением реальных доходов уехали преимущественно относительно недавние переселенцы, не успевшие пустить корни. На сегодняшний день в селе проживает порядка 400 человек.
«Большая земля» и дороги заканчиваются в 140 километрах в районном центре. Транспортная доступность села зависит от сезона. Круглогодично раз в неделю из районного центра сюда летает вертолёт МИ-8, совершающий пассажирско-грузовые и чисто грузовые рейсы. Ориентировочно с конца апреля по начало декабря это единственная официальная и единственная предсказуемая возможность попасть в село. Рейсов сейчас существенно меньше, чем было в советское время, но, по крайней мере, они в последние годы осуществляются регулярно. В 90-е и 2000-е нередко случались перебои: «Тут такие пертурбации были! Мы месяцами вертолётов не видели. Продукты не возили. В магазинах спички, соль, всё!». Перевозчики менялись многократно. Надёжность техники и квалификация пилотов, соответственно, тоже.
Было время, когда цены для прописанных в селе были в несколько раз ниже, чем для остальных. Любопытно, что местные жители этому были не рады и даже финансово они от этого не выигрывали.Раньше АН-2 летал, так вообще было! Человек двенадцать влезает. Это ад был! Он весь дырявый! Дождь идёт – он текёт весь! С зонтиком в нём надо лететь! Они 62-го года выпуска. У меня супруга два раза летала – он глох в воздухе. Заглох, планирует, завели его в воздухе. Года три назад тут летали. Компания Хансы-Мансы, там хансы-мансы за штурвалом. Улетел вертолёт. Час проходит. Я звоню на телефон – он не доступен. Она должна в райцентре быть! Я звоню диспетчеру в райцентр, он говорит: не прилетал ещё. Короче, у него аварийная пожарная сработала – пожар на борту. Пилоты сели на болото, двери открыли. А там грудные дети были, маленькие. Вертолёт: бегите! Хорошо, что не дотянул чуть-чуть. Там зыбкая, няша топкая. Успел ещё меж кочек зависнуть. Прилетел МЧС, вывез людей. Потом вертолёт досками подняли, погнали. Больше я его не видел. Здесь Тверь одно время летала. Потом военные какие-то бывшие, афганские. Те летали хорошо, лихо! Потом какие-то парни молодые летали, хорошо. Даже стоя брали, по тридцать с лишним человек. Он не мог подняться, но он разбегался.
Чтобы попасть на рейс, необходимо заранее записываться. Если нужно лететь в «период пик», то есть, в первую очередь, в начале или в конце каникул, то люди начинают записываться за несколько месяцев до вылета. При этом улететь из села проще, чем прилететь в него. При определении количества рейсов в рейсовый день, а их может быть несколько, приоритет, по всей видимости, имеют улетающие. Когда я записывался на рейс туда, некоторое время было не ясно, смогу ли я улететь. Прилетев, я сразу пошёл к сотруднику аэропорта, чтобы записаться на обратный рейс, на что он ответил, что отсюда я точно улечу, и не стал меня записывать. Проблемы возникают только ближе к началу сентября, когда количество желающих улететь не соответствует возможностям рейсового дня. Свой отпечаток накладывает и направленность грузовых потоков. Основная часть грузов идёт с большой земли в село, обратный грузовой рейс обычно почти пуст и может взять пассажиров. На обратных пассажирских рейсах места для людей обычно тоже больше. Когда я летел в село, весь проход практически до потолка был забит багажом. Люди везли велосипеды, коляски, триммеры. На обратном рейсе в проходе лежало буквально несколько коробок. Бесплатная норма провоза багажа – 20 кг, за каждый последующий килограмм нужно доплачивать. В аэропорту районного центра за этом тщательно следят. Перед обратным рейсом, напротив, багаж даже не взвешивают, потому что нет риска, что вертолёт забьют под завязку. Я, например, обратно летел с перевесом, и это никого не смутило.Это было ужасно, потому что люди перестали ездить к родителям. Десять тысяч туда-сюда, а времена были тяжёлые. Теперь всё переиграли. Нам, живущим здесь с пропиской, повысили и всё уровняли. А тогда здесь люди сами оплачивали дорогу только чтобы дети приехали, внуков привезли.
Улететь из села можно и со случающимися время от времени неформальными оказиями. Пассажиров, которым экстренно нужно выбраться на большую землю, может взять с собой служебный транспорт, от вертолёта ОМОНа, прилетавшего на проведение рейдовых мероприятий, до вертолёта губернатора. Но самая распространённая разновидность оказии – транспорт, летящий из «лагерей», как местные называют целую вереницу турбаз, построенных ниже по течению реки для приёма состоятельных туристов (москвичей, петербуржцев, иностранцев), готовых выложить за неделю до нескольких десятков тысяч долларов, и вип-персон, желающих отдохнуть в нетронутой глуши, что, как правило, подразумевает рыбалку и иногда охоту. Поговаривают, что там отдыхали и руководители федерального уровня, включая Путина и Медведева. Ближайший лагерь находится в ста километрах от села, но вертолётная трасса проходит поблизости, и пилоты не прочь подработать и снизиться за попутчиками.
И ещё лагеря. У каждых пилотов свой спутник есть. Сотруднику аэропорта звóнит: иду с мусором. Пустой практически. «Есть у тебя народ?» Всё равно заранее записываешься. Мусоровоз может ночью идти. Может, им остаётся минут 40 лететь. Он сюда подлетает, зависает (садиться ему нельзя, у него самописец пишет всё), люди запрыгивают. По 500 рублей [другая информантка говорила, что приходилось и 5000 выкладывать, когда они перехватывали вертолёт, вёзший туристов]. С лагерей идут. Например, группу завёз, оттуда идёт пустой. Залетает сюда. Отсюда проще улететь, чем с райцентра. Сколько раз у меня было так. Сидишь в райцентре, ты записан на этот борт. И придёт девушка какая-нибудь молодая, с грудным ребёнком. И расплачется возле кассы: ей негде ночевать. А у меня есть квартира. Ты ей уступаешь место. И неделю ждёшь ещё. Хорошо, если в отпуске. Бывает, бабушка какая-нибудь старенькая. Ей ночевать негде, с больницы. Там уже смотрят в райцентре. Иногда говорят: «Завтра будет грузовой. Приезжай, мы тебя засунем». Летали всяко. И с покойниками летали, и с грузом, запрессованный так, что вообще не мог с места сдвинуться.
Наличие квартиры в районном центре или соседнем с ним пгт – это не исключение, а почти правило. Она нужна в качестве перевалочной базы при ожидании обратного вертолёта или поездок по делам. Так было не всегда. Люди задумались о покупке квартиры, когда начались перебои с рейсами, из-за которых им приходилось вынужденно задерживаться в районном центре на несколько недель, а то и месяцев. Благо примерно тогда же начался отток населения из районного центра, и уезжающие стали свои квартиры продавать. До этого не было ни спроса, ни предложения. Ещё одним аргументом в пользу покупки квартиры стало закрытие дешёвой гостиницы в районном центре, а проживание в «коммерческой» обходилось слишком дорого. Наличие квартир создаёт сельчанам репутацию состоятельных и чуть ли не «зажравшихся».
Жители села утверждают, что «наверху» время от времени поднимаются разговоры о том, что село следует объявить бесперспективным и расформировать. Такая перспектива никого не радует, тем более что из оставшихся практически никто переезжать не хочет. В этой связи они беспокоятся, что наличие у подавляющего большинства семей квартиры в районном центре делает расселение села более вероятным.- Когда у нас была глава, она всё камень в наш огород катила: «Хорошо вы устроились: у вас у всех жильё здесь, да ещё вы хотите бесплатно летать на вертолёте, льготы получать, да ещё у вас квартиры в райцентре!» Конечно! Потому что каждый человек пытается подработать, взять ссуду и купить в райцентре квартиру.
- С перспективой переезда?
- Нет. Ну, некоторые на старости лет уезжают. Но вот, например, раньше, хоть и условия были лучше, чем сегодня, в советское время, но я училась заочно, четыре года ездила туда-сюда. Надо было где-то останавливаться. Хорошо, у нас там знакомые хорошие были. Они меня терпели. Но, бывает, и неделю самолёта нет (тогда самолёты были). Когда мы подработали и купили эту квартиру, мы радуемся - не нарадуемся. Потому что не надо никого обременять своим присутствием. Там перевалочная база получается. И родственники, когда в гости едут, там останавливаются. Без этой квартиры никуда.
Врачи прилетают в село ежегодно, но основную часть времени на месте есть только фельдшер. Роль «скорой» выполняет санавиация, но за больным прилетают только в случае «жизненных показаний», то есть когда жизнь находится под угрозой. В остальных случаях, чтобы попасть к врачу, надо ждать рейсового дня. Трупы, если необходимость, отвозятся на вскрытие в город, причём значительно более отдалённый, чем районный центр.
Если молодой и страшного диагноза не было, надо отправлять на вскрытие в город. У нас уже есть анекдот: «Надо в больницу съездить, чтоб тебе какой-то диагноз поставили, чтоб тебя не таскали по городам».
Лекарства можно купить в ФАПе, при котором есть аптека. На постоянной основе там есть только базовый набор («нам не до разносолов»), но необходимые медикаменты можно заказать.
В селе две пожарные машины, однако проблема заключается в том, что для них не предусмотрены тёплые боксы, и они стоят на улице. Соответственно, зимой, когда стоят сильные морозы, их не завести, и в них нет воды наготове.
Мы живём на пороховой бочке. У каждого бензин, газ. Не дай бог что вспыхнет – мы погорим все. Зимой пожарную машину притащат на тракторе или когда уже дом сгорел, или потушили. Мы сколько боремся, чтоб нам хоть какую-то пожарную часть сделали. Чтоб через пять минут она выехала. А не так, что где-то разбудили этого тракториста, разбудили этого. Пока они заведутся, пока то сё. Это же время, это же всё горит.
Дореволюционный отлитый в Ярославле колокол привезён из расселённой в советское время деревни и выполняет роль пожарной рынды.
Завоз в магазины осуществляется вертолётом, из-за чего цены в селе значительно выше, чем в районном центре. Предприниматели, пользуясь безальтернативностью, поднимают их сильнее, чем того требует рост себестоимости.
Помимо магазина от райпо, «государственного, в селе есть четыре «коммерсантских», и все они открыты сторонними предпринимателями. Местные жители держат несколько неофициальных магазинов на дому. Интересно, что почти все магазины, в том числе официальные, работают без вывесок и каких-либо иных опознавательных магазинов, поскольку местным они не нужны, а посторонние здесь бывают редко. Названий у магазинов, соответственно, тоже нет, и в народе они могут называться, например, «У Дашки[2]», по имени продавщицы. Перед прилётом грузового вертолёта все магазины закрываются на разгрузку и приём товара, для чего, как правило, нанимаются безработные. В этот день, уже ближе к вечеру, открывается только один магазин, что делает ему неплохую выручку. Придя в него в это время, я простоял в очереди двадцать минут. Впрочем, такая очередь никого не пугает, все помнят времена, когда работал всего один магазин.Конечно, ценники сам видишь, какие. Хозяйственный магазин на речке коммерсант с райцентра открыл. Это труба! Пилка по металлу стоит пять рублей, а здесь четырнадцать! Но она тебе нужна! Ну или тот же хомут на машине. Он стоит три рубля, а здесь тридцать! А тебе он нужен, необходимость! И ты берёшь. Поэтому такие ценники.
Перелёт стоит достаточно дорого (по состоянию на 2013 год – порядка пяти тысяч рублей туда и обратно), и люди стараются летать только раз в год, когда едут в отпуск, который обычно не дробят и отгуливают сразу весь. Дополнительные поездки предпринимаются только при необходимости, которая чаще всего бывает медицинского толка. Все дела и закупки оставляют на зимний период, когда открываются тракторно-вездеходный и снегоходный пути по тундре, замёрзшим болотам и озёрам. Ездить в районный центр на снегоходах люди начали только с наступлением кризиса 90-х годов. Раньше в этом просто не было нужды, поскольку малая авиация летала часто, а перелёт стоил копейки. Полноценный зимник не организуется, и попасть в село автомобильным транспортом невозможно не только летом, но и зимой. Зимний путь содержится не властями, а жителями самостоятельно. Они ставят вешки и совместно с оленеводческим кооперативом строят и поддерживают придорожные избушки, в которых всегда есть печка, дрова и продукты. В избушках можно согреться, отдохнуть и, если техника вышла из строя, починиться в тепле.Хорошо, сейчас эти коммерсантские магазины появились. А раньше один был, на поле который. Бабки в четыре-пять утра занимали очередь. К открытию магазина пришёл – там уже ничего нету! Раньше не брали яйцо десяток, а брали три-четыре лотка сразу. Сейчас маленько получше стало.
На снегоходах-иномарках весь путь можно проделать за три-пять часов. Но люди продолжают активно использовать более надёжные и неприхотливые «бураны», которые реально починить в полевых условиях. Если человек едет налегке, он берёт иномарку, если цепляет сани с грузом – «буран»: «На него грузишь столько! Только его надо с места сдёрнуть. Он поволокёт хоть сколько». Зимой люди выезжают на оптовые базы и закупают нескоропортящиеся продукты, привозят мебель, бытовую технику, газовые баллоны и, главное, топливо. Когда груза много, нагружают вездеход или цепляют волокуши к трактору.Трасса живёт. С детьми ездят, с маленькими. Если везёшь маленького, сюда звóнишь. Подстраховаться – на встречу. Они 70 километров вылетают туда, печку растопят. Приезжаешь – печка топится.
Если снегоходы есть практически у всех (и не по одному), то крупную технику, когда не удаётся пристроить груз с попутным транспортом, некоторым приходится нанимать у соседей или у отколовшейся от оленеводческого кооператива транспортной компании, к которой перешла основная часть кооперативной техники. Прилетев в село, я с удивлением увидел множество ожидавших прибытия вертолёта машин. Приглядевшись, я заметил, что это почти исключительно помятые старые отечественные модели без номеров. Выяснилось, что люди покупают машины за бесценок, привозят их на волокушах и перемещаются по селу, в аэропорт, на свалку. Максимальное расстояние, на которое можно отъехать от села, если не ошибаюсь, два километра. Официально дорог в селе нет, и они не чистятся, поэтому зимой на смену автомобилям приходят снегоходы.
Отношение жителей к труднодоступности села двоякое. Осознавая все трудности, они видят и массу плюсов, которые, в первую очередь, связаны с малым количеством нежеланных чужаков и вытекающими из этого безопасностью и возможностью сохранять привычный уклад. Мне рассказывали, что региональные власти предлагали построить в село дорогу, и жители высказались против. За выступают преимущественно недавние переселенцы.
Местные же ценят чувство безопасности и взаимного доверия, благодаря которым можно, уходя, не запирать дверь, оставлять дорогие импортные моторы на лодках, не беспокоиться о заглохшем на зимнем пути снегоходе.Местные упираются, что не надо дороги. А мне кажется, что дорога – это будет жизнь. Опасаются, что рыбу выловят, оленей постреляют, грибы, ягоды, леса. Была бы дорога, молодёжь бы не уезжала. Легче было бы строиться молодёжи, всё завезти. По зимней дороге тракторами – это очень дорого. Была бы дорога – скот бы держали. Коров, овец, коз или курей. Нужны корма, а только зимняя дорога. [Хотя жизнь показывает, что из придорожных сёл молодёжь уезжает активнее, и скота там не больше, а то и меньше] Здесь скучно, тоскливо, молодёжи нечем заняться. Была бы дорога – сели бы на машину, съездили бы на выходные куда-то, на праздники куда-то. Отвлеклись, получили положительные эмоции – и обратно жить. Сами живём от отпуска до отпуска. Особенно весной такая депрессия! Тяжело очень.
По словам директора школы, почти все родители держат своих детей в школе до 11 класса, потому что убеждены, что выезжать во враждебный мир после 9 класса слишком рано. Мне рассказывали удивительную историю о парне, переехавшем в село из ещё более удалённой и труднодоступной деревни. За свои двадцать пять с лишним лет он лишь единожды выезжал в город – в региональный центр к врачам. Город ему очень сильно не понравился и он сказал, что «летел домой как пух». Кстати, в отпуск на юга или к родственникам чаще ездят женщины с детьми, многие мужчины предпочитают проводить отпуск дома, заниматься хозяйственными делами, охотиться и рыбачить.- Дорога – палка о двух концах. С одной стороны, приток людей был бы. Одни приехали, другие уехали. Может быть, коммерция какая-то, торговля. Продуктовая коммерция, может, поживее бы была и подешевле. А с другой стороны, это уже будет не село самобытное. Это уже понаедут, это будет и воровство, и всякое такое хулиганство.
- Здесь можно дверь не запирать, когда уходишь?
- Мы чё-то никогда дверь не запираем.
Рыбалка, на которую ходят (и которую регулярно обсуждают!) даже многие женщины, и охота (ружья есть практически во всех домохозяйствах) являются для местных жителей очень важной статьёй самообеспечения. В каждом домохозяйстве есть по два-три больших морозильных ларя для хранения добычи. Даже относясь ответственно к природопользованию, селяне с точки зрения государства являются браконьерами, поскольку пользуются сетями или, не имея возможности получить лицензию, идут на охоту без неё. В период, когда зимний путь не налажен, представителям контролирующих инстанций трудно попасть в село незамеченными. Если рыбаки или охотники видят, что в нерейсовый день в село летит вертолёт, они могут просто прийти домой без добычи, узнать обстановку и вернуться за ней потом. Если же они на момент прилёта вертолёта находились далеко, односельчане постараются найти возможность их предупредить.
Практически у каждого домохозяйства есть своя лодка. Не опасаясь воров, люди, приплыв, не снимают моторы. На рыбалку иногда уезжают за многие десятки километров. До ближайшей деревни вниз по реке 210 километров, и местные ездили туда на лодках, чтобы выступить в ДК.
Впрочем, даже здесь, опасаясь проверок, люди вынуждены иногда действовать пусть и нерационально, но как положено. Например, школа опасается закупать продукты у населения или оленеводческого кооператива, поскольку у тех нет необходимой документации. Кооператив, в свою очередь, возит продукты убоя в самый лютый мороз в морозильных камерах. Но всё же некоторые формальные требования пока удаётся игнорировать.
Стараются задавить село со всех сторон. Везде так. Наше ещё хорошо держится, потому что мы на отшибе. Не так подчиняемся этим всем глупостям.
В зимнее время приезжающих нежданных посторонних немного (всё-таки добираться до села сложно и долго), но всё же они случаются, причём самые неожиданные.
Часть жилья приватизирована. Из тех домов, что похуже и поизношеннее (а в селе ещё немало домов, построенных в 1930-е), многие по-прежнему являются муниципальными. Живут в них, по сути, бесплатно и платят только за электричество, но и ремонтом занимаются самостоятельно.Мне 60 лет исполнилось шесть лет назад. Праздновали день рождения. Праздновали в ДК, на следующий день дома. Дети приезжали. И явились сектанты. Мужик пришёл и начал со мной ругаться. Все там, а я зашла домой за чем-то. Он быстренько за мной и стал ругаться: «Вот празднуете! Сегодня день непраздничный! Вы неверующая!» Литературы всякой надавал. Я не брала. Хорошо, зашла женщина, знакомая. Рот открыла на него, и он ушёл. И мне стало плохо. Соображать перестала. Уложили на кровать, вызвали врача (как раз бригада врачей здесь работала). Это был март. Было не только мне плохо. Ещё женщине и мужчине. Их выставляют, а они внаглую не выходят. Никак вывести меня из этого транса не могут. Литературу я в печку. Слава богу, прошло.
Зимой можно самостоятельно приехать и уехать, а летом прилетел на вертолёте – неделю минимум сиди. В таких условиях не попакостничаешь.
Сотовая связь в селе есть (на момент моей экспедиции работал один оператор). Помимо этого, в домах стоят стационарные телефоны. В отличие от ещё более удалённых деревень, в которых работают отделения этого же оленеводческого кооператива, сюда протянули телефонную линию. Уже после моего отъезда, насколько я знаю, была протянута ещё и волоконно-оптическая линия, так что проблем с интернетом у жителей нет. А вот ЛЭП как не было, так и нет. Электричеством село обеспечивает дизельная электростанция. Раньше её содержал совхоз, теперь под неё создана отдельная компания. В целях экономии свет отключают на шесть часов в ночное время. Холодильники и морозильные лари за это время разморозиться не успевают, но на случай перебоев у многих дома есть собственные генераторы и аккумуляторы. В целях бесперебойного электроснабжения и экономии топлива планируется использование альтернативных источников энергии, но эти проекты пока не реализованы.
Сейчас работает 500-киловаттный дизель. Деревня берёт сейчас 65 киловатт. Трансформатор даёт 500 киловатт, а деревня берёт всего 65. Это всё не продумано. У нас 2 по 450 и один 500. Надо было ещё маленький сюда на лето, киловатт 140. Мы бы его сейчас летом гоняли. Сейчас работает один. А зимой 400 киловатт в компьютере показывает. Зимой выгодно. Работают школа, детский садик (там всё на электричестве, он только 95-100 киловатт берёт). Очень даже прибыльно. Сейчас свет практически не включают. Сейчас только чайники, холодильники, морозильники. Бытовая техника. А зимой забойный берёт много. Но они там сейчас себе какой-то дизелёк заморачивают. Они подсчитали, что им выгоднее свой иметь. А летом маленький был бы – расход соляры меньше бы был. А чё, ближе к 12 сейчас будет падать, падать. Бабки спать ложатся, телевизор выключают. Молодёжь только.
Автор: Артемий Алексеевич Позаненко, преподаватель кафедры местного самоуправления факультета социальных наук НИУ ВШЭ.
Фотографии автора.
[1] Здесь и далее выдержки из интервью с моими информантами.
[2] Здесь и далее имена изменены.
