Сейчас в Мурманске

09:20 -4 ˚С Погода
18+

Пиратство на морях

Баренцево море Северный флот Норвегия и ссср Шеварнадзе
9 февраля, 2019 | 13:04

Пиратство на морях

На фото: Ара-губа на Кольском полуострове. Действие начинается в этом месте, справа - причалы 130-й бригады противолодочных кораблей, слева - подводники, 7-я дивизия пл., 1996 год -- через десять лет после описываемых событий.


Некоторые действующие лица этой забавной истории, наиболее «пострадавшие» от её последствий, уже умерли – их памяти и посвящаю.

 

Начиналась вся эта пиратская сага в замечательное время: лето за полярным кругом в 1986 году выдалось солнечное и теплое. Служил я тогда штурманом на скр «Ленинградский комсомолец» Северного флота. На дворе реют флаги перестройки – страна несётся семимильными шагами к своему краху, флот готовится к учениям, которые должны стать аналогом «Океана» и продемонстрировать новому Генсеку всю важность морской компоненты оборонительной мощи.

Готовлюсь и я – используя неформальные контакты в гидрографии, меняю корабельный комплект походных карт на новые, незатёртые и, самое главное, откорректированные по последним извещениям мореплавателей и НАВИПам с ПРИПами (оперативные радиооповещения об изменениях в нацигационной обстановке) карты. Типографское чудо, издание ГУ НиО МО СССР, - навигационные карты, адмиралтейские номера которых (11024, 11025 и тд) до сих пор звучат в моей памяти сладкой музыкой, предвещавшей поход «за угол», на рубеж «Нордкап-Медвежий», подальше от опостылевшего Баренцева моря с его полигонами БП, дурацкими вопросами ОД СФ и его же попытками продлить наше пребывание в море для обеспечения очередной подводной единички. Компас уже которые сутки жужжит своими электромоторчиками и сельсинами, постоянная поправка определена с помощью многочасового пеленгования знака «Корабельная Пахта», безбожно врущий лаг отрегулирован на мерной линии в один из последних выходов, самое главное – получаю и устанавливаю САМ!, без помощи спецов, АДК-3! – аппаратуру доплеровскую корабельную, космическая навигационная система «Цикада».

Сосед по каюте связист Юра Рыжков, плюясь и ругаясь, настраивает своих отличников (ироническое название военнослужащих срочной службы) на приём для меня навигационной информации – оперативных радиооповещений (НАВИП, ПРИП) о выключенных маяках, запретных и опасных районах, предупреждений о ведущихся работах и прочем, не уставая напоминать мне о том, что я должен ему, как земля колхозу, за его доброе отношение – отдавай сгущёнку из доппайка.

Приходит боевое распоряжение, время оперативное, но понятно, что выход не за горами, со дня на день. Наношу маршрут на генеральную карту, разношу на путевые – время бежит быстро, полярный день всю ночь, семья на Большой земле, торопиться домой не нужно. Наступает момент, когда я понимаю – готов, флажок (флагманский специалист, в данном случае – флагманский штурман) Иванов шерстит меня целый день и с прибалтийской надменностью нахваливает мои труды…

Запомнился ещё один момент: истошный вопль по трансляции Жени Ирзы, дежурившего по кораблю: «Командиру БЧ-1 срочно прибыть на ют!!!», вылетаю сломя голову – на причале адмирал! Присмотрелся – Зубков, главный штурман ВМФ. «Готов, старлей? Пошли, посмотрим». Зубков во время войны был юнгой у моего деда на лидере «Баку», так и вертелось на языке привет ему передать! Поглядел на мои дела, говорит флагштурману эскадры подводников: «Вот так надо готовиться», а тот волком на меня…

На борт грузится штаб, выселяя нас из кают, и, отмечая это дело грандиозной пьянкой, – наконец-то выходим!

Дойдя до района по совершенно гладкому морю, ложимся в дрейф и начинаем обозначать поиск подводных лодок на рубеже, проходящем по меридиану 20° восточной долготы, время от времени запуская машины и переходя в другую точку. Иногда пролетают наши Ил-38, иногда норвежские Орионы (самолеты патрульой авиации Р-3С), на второй день патрулирования командир – несгибаемый Витя Кислицын, – не слушая внутренний голос, уходит отдыхать в каюту, оставляя корабль на старпома Тимилова и комбрига Александра Львовича Соколова.

Витя за два года своего командирства на «Ленкоме» уже приучил всех начальников к своей абсолютной неудобности и неспособности к политесу, а за трое суток своего боевого управления он достал нас, корабельных офицеров, тревогами и учениями, разборами полётов, угрозами и мрачными перспективами, поэтому в его отсутствие народ начал пить чай, курить на сигнальном мостике, травить анекдоты и всякие байки… и вдруг: «Ходовой – сигнальный правый борт. Наблюдаю цель, справа 40, дистанция 50 кабельтов». Наконец-то хоть что-то, кроме бакланов и Орионов!

Посмотрели: да, рыбачок ползёт, узлов 5-6, наверное, сеть тянет, невод, так сказать… Прошёл сейнер метрах в ста по носу, на корме «Seacat Bergen» написано, рыбачки хмуро поглядели на воплощение советской военно-морской мощи в их экономической зоне и скрылись в низах.

Сейнер скрылся за горизонтом, наглядно продемонстрировав шарообразность Земли, и снова пошла травля под неодобрительным взглядом замполита, порывавшегося перевести нашу болтовню в плоскость политинформации. Её вновь прервал доклад сигнальщика Весёлкина, внешне очень сильно напоминавшего суриката: «Буй справа 40, дистанция 15». Как-то много развлечений в один день, подумалось мне, на карте никаких буев нет, надо бы глянуть в ПРИПы, да вроде бы все разнесены на картах…

Вскоре буй оказался у нас под правой скулой, и комбриг, поддавшись на уговоры старпома, решил поднять его на борт (очень это решение мне не понравилось: хоть и открытое море, но как бы чего не вышло) – буй двигался, определялись курс и скорость 4-5 узлов.

«Да ладно, штурман, что ты как невеста перед первой ночью», - сказал комбриг, а флажок в ответ на мои опасения сообщил про совершенно жуткие скорости течений вблизи Лофотенских островов и про то, как они на траверзе Лиепаи, подняв на борт такой же буй, вытащили из-под него цинк с бутылками вина, чем добавил решительности абордажной команде.

Вскоре под руководством доблестного Жени Ирзы – командира БЧ-2, и решительного Вити Шугая – командира БЧ-3, буй оказался на борту. Из-под него в море тянулись прозрачный шланг диаметром с пожарный рукав и трос, к которому всё это хозяйство крепилось хитрыми хомутиками. Внутри шланга прозрачная жидкость и тонкий проводник с жучками через 40-50 см. – Старпом вернулся на мостик озадаченный, комбриг перестал улыбаться и помчался на бак для личного ознакомления.

На мостик поднялся заспанный командир и, получив доклад о ситуации от вахтенного офицера, скомандовал на бак сбросить буй в море – но запоздал: «Наблюдаю сигнальные ракеты слева из-за горизонта», - доложил всё тот же сурикат, а потом на 16-м радиоканале раздался вопль, в котором явно различались слова «Совиет вар шип!!». Вскоре показался и автор этих обращений – тот самый рыбацкий сейнер, часа полтора как ушедший за горизонт, а теперь несущийся к нам неожиданно быстро.

Надо сказать, что буй подымали на борт с помощью шпиля, да ещё и шланга этого вытащили метров 50, беспорядочным удавом он валялся на баке, переплетался сам с собою, с дельными вещами (это вспомогательные детали для крепления такелажа), кнехтами, утками и леерными стойками. Так что, избавиться от улик быстро не было никакой возможности, а ковыряться с этой змеёй на глазах норвегов с обязательными фотоаппаратами у комбрига и командира не было никакого желания.

Решение оказалось стремительным: два удара топором освободили буй и шланг от взаимной привязанности, буй закачался на волнах, ручки машинных телеграфов утоплены вперёд в палубу, скр «Ленинградский комсомолец» быстро и горделиво начал удаляться от ищущих справедливости норвегов, а боцманская команда суетилась возле концов шланга, затягивая их и пытаясь сохранить жидкость-наполнитель.

Всем всё уже было понятно – никакой это не сейнер, а норвежский разведчик, шланг – это протяжённая гидроакустическая антенна, которая слышит всё Норвежское море, да ещё и пол-Баренцева в придачу, и здесь эти ребята пасут наши доблестные атомоходы, развёртывающиеся по плану учений в Северную Атлантику…

Другое тоже было понятно: имущество-то чужое, денег, похоже, стоит немалых, и анекдот про вычеты за утопленный танк уже и не анекдот вовсе…

Примерно в таких выражениях, вставляя флотские междометия, непрерывно куря мой «Беломор», рассуждал Виктор Николаевич Кислицын, командир Ленкома, сидя на диване в штурманской.

На корабле сгустилась невнятная тишина – чёткость докладов поражала, сон на вахте прошёл сам собой, вахтенные офицеры напоминали борзых в стойке. Комбриг и примкнувший к нему старпом Лёня Тимилов, непосредственно организовавшие эту историю с буем, пытались убедить командира, что последствий ждать не стоит, и вообще – надо дырки в кителях сверлить под ордена… Витя, набычившись, с беломориной, прикушенной в углу рта, слушал эти разговоры, а знаменитый жировик на лбу – «пуля в голове» - краснел, то появляясь, то исчезая под морщинами.

Несмотря на то, что командир засел у меня в штурманской и всем своим видом демонстрировал готовность выслушать нечто оптимистическое в свой адрес, я благоразумно помалкивал, памятуя переменчивость его ндрава.

Лучше ужасный конец, чем ужас без конца – на ходовом появился экспедитор ЗАС (засекреченной аппаратуры связи) с телеграммами, заботливая рука связиста самую главную из них положила на верх стопки. Командир ракетой вылетел на стыковку с информацией. На моём «Каштане» загорелась лампочка КПС, и вкрадчивый голос связиста прошелестел: «Штурманская-КПС… Пашик, ты один?». Получив утвердительный ответ, голос скомандовал: «Отползай, Пашик, началось…» - и отключился. Немного поколебавшись, я проскользнул на мостик и затаился под левым визиром.

Бульдоги дрались без ковра – отлетели в сторону и визжа зализывали раны флагманские специалисты и старпом, пытавшиеся повлиять на исход драки, а комбриг с командиром, едва удерживаясь от перехода на личности, определялись с ответственностью. В процессе дружеской беседы двух старших офицеров выяснялись интересные подробности их служебных биографий, неоднократно акцентировалось различие в подходах к исполнению должностных обязанностей, а также кардинально противоположное понимание термина «перестройка». Оглядевшись, я увидел ЗАСовца и отнял у него телеграмму – такое адресование я видел впервые! От Компаса (Главный штаб ВМФ) - скр «Ленинградский комсомолец»! Безо всяких Дворцов и Лейцинов (позывные узлов связи), а также прочих Рекламаций Главнокомандующий ВМФ адмирал Чернавин обращался к нам с проникновенным словом. Начало, которое явно было переписано из очередного обращения Горбачёва к народу, я пропустил, а вот содержательная часть…

Достаточно сухо сообщалось, что послу СССР в Королевстве Норвегия заявлен официальный протест, информация о действиях советского военного корабля, напавшего на гидрографическое судно, ведущее научные наблюдения, район которых был объявлен установленным порядком, доложена Генеральному секретарю ЦК КПСС, назвавшему эти самые действия «пиратством на морях», делом занимается лично товарищ Шеварднадзе, прокладку с карт не стирать, навигационный и вахтенный журналы сдать в секретную часть с момента получения телеграммы, перейти на ведение новых журналов.

Пережевав всё это и осознав степень своего участия в событиях, я снова включился в обстановку и достаточно быстро понял, что основное содержание беседы начальства как раз и крутится вокруг этого указания – насчёт журналов. Оказывается, уход командира на отдых, равно как и его возвращение к шапочному разбору, не были зафиксированы в вахтенном журнале, комбриг не стал записывать, что вступил в управление, ибо не царское дело, старпом протабанил, так как зачёты на самоуправство не сданы и официально он ручек телеграфа касаться не смеет, а вахтенный офицер… в чём только не бывает виноват вахтенный офицер!

Рациональных предложений было два: командир требовал переписать вахтенный журнал один в один с добавлением сакральной записи о передаче права управления кораблем, имеющей в контексте происходящего характер индульгенции для него, а комбриг примирительно говорил о жесточайшей необходимости дословно выполнить приказ Главкома, выразительно кивая на остальных участников мизансцены – мол, всё равно доложат… Победил комбриг, подсластив пилюлю обещанием при любом раскладе обеспечить присвоение командиру очередного воинского звания «капитан 2 ранга». Засунув кулаки в карманы, раскачиваясь поочередно на мысках и каблуках, командир немелодично проскрипел: «В Ленинграде-городе у пяти углов получил по морде Саня Соколов» и, махнув мне рукой приглашающе, пошёл в штурманскую.

«Ну, товарищ штурман…» - ничего хорошего мне это вступление не обещало. Но после детального изучения навигационной информации, полученной и продолжающей поступать, благодаря усилиям связистов, мы сообща пришли к выводу, что никакого официального сообщения о работах, ведущихся в этом районе, не было. Командир начал немузыкально напевать песни, заставившие меня ухмыльнуться – про Ванинский порт и прочие приметы его тяжёлого детства. «А вы не улыбайтесь, Вишняков, даже на зоне я буду у вас бригадиром», - он попытался превратить мою ухмылку в гримасу ужаса, но не тут-то было. Нутром я понимал, что танки не давят клопов, а в ОВРе я к тому времени прослужил целый год, в Гремихинской бригаде, умудрившись за это время побывать на обеспечении специспытаний на Новой Земле и на острове Колгуев – везде люди живут! И умудряются служить, и звания получать…

Остаток выхода стёрся в моей памяти, эта история как-то убрала задор, рутина заменила инициативу, и оживление в коллективе появилось только при покладке на курс 196 ° - в визиры стала видна база, и старпом начал считать машины, стоящие на корне причала. «Волг» было две, уазиков – немеряно (видимо, Шеварднадзе не приехал, 114-го зилка видно не было – моя кривая шутка вызвала нешуточный гнев командира и комбрига, и только необходимость пользоваться моими рекомендациями при швартовке спасла мне жизнь в этот момент).

Нас встречал первый заместитель командующего СФ вице-адмирал Касатонов с туменом капразов (капитанов 1 ранга) изо всех штабов, которые только можно себе представить. Не успели обтянуть концы, как нас начали разбирать поэлементно, меня фасовали по пакетам зам главного штурмана ВМФ Цимбал и флагманский флотилии Удовица, незаметно шепнувший на ушко: «Не дрейфь, старлей». Цимбал напоминал грача на пашне – макнёт башку в карту, голову скосит в мою сторону, да как клюнет вопросом! Взлохматили они мою БЧ-1 (штурманскую боевую часть) основательно, размотав даже с десяток рулонов курсографа, практически весь день, не разгибая спины восстанавливая прокладку поверх моей. Мне стало ясно, что гроза из штурманской ушла, не разразившись, когда в ответ на моё, в очередной раз, предложение попить чайку, вдруг прозвучало «А кофе есть?». «Есть, тащ,» - обрадовался я, и помчался в каюту, где у прижимистого соседа была баночка «Нескафе», присланная из Таллина любящей мамой…

А в это время на причале дюжие бойцы из боцкоманды тащили в кунг спелёнатого удава в сопровождении подпрыгивающего от радости начальника разведки СФ.

Эпилог нас развеселил ещё больше пережитого похода «за угол». Приказом Командующего Северным флотом командиру и комбригу за образцовое выполнение разведывательных задач объявлялась благодарность, плюс наручные часы. «Вот видите, Виктор Николаевич, - объявил комбриг всенародно, - а вы боялись» - и приобнял лауреата. Тот сиял несколько дней, пока не пришёл приказ Главнокомандующего ВМФ, где формулировка «пиратство на морях» получила обоснование ссылкой на Конвенцию ООН по морскому праву, вина командира определялась однозначно – «управлял кораблем», соответствующие пункты приказа КомСФ о поощрении отменялись, а командир с комбригом получали по строгачу. Часы, правда, у Вити не отняли.

«Не прощу», - прошипел командир, и не простил – комбриг Соколов перестал для него существовать, и чем бы это противостояние закончилось, если б Соколов не перевёлся – мне даже и предполагать не хочется…

Командир неоднократно пытался снять взыскание, совершая служебные подвиги, но главкому, видимо, настолько основательно накрутили хвост, что Витю аккуратно вычёркивали из списков ещё очень долгое время…

Сгущёнку Юре я отдал, скрепя сердцем (до сих пор люблю сладкое), за кофе пришлось долго оправдываться: Юра ныл, что он себе-то позволяет по чашечке раз в неделю, а ты сожрал полбанки, да ещё с какими-то капразами непонятными…


Автор: капитан 1 ранга запаса, ветеран Северного флота Павел Георгиевич Вишняков.

Автор фото заставки Виталий Мамонтов.



далее в рубрике