Полярная экспедиция Чичагова: неудача или успех?

Их силуэты размыло время, а следы замела метель. Что остаётся? Имена героев в названиях проливов и островов, легенды и пересуды, открытия и память. Как говорилось в одной старинной пьесе, «когда мы их вспоминаем – они оживают». И приходят из ледяной мглы старые капитаны, которые давно уже покоятся под кладбищенскими плитами. А среди них – Василий Яковлевич Чичагов, один из первых русских полярных исследователей, военный моряк, адмирал, выпускник Навигацкой школы.

Тогда многие стремились учиться в Петербурге, но московская жизнь не требовала больших расходов, а готовили морских офицеров в Навигацкой на совесть. Особенно тех, кто не ленился и не уклонялся от науки. В 1764 году Чичагов стал помощником главного командира Архангельского порта. Артиллерия в этом краю не гремела, но забот хватало.

В те годы – главным образом, стараниями Михаила Васильевича Ломоносова – Россия продвигалась на север энергично. Что знали об Арктике тогдашние учёные и моряки? В 1603 году английский мореплаватель Генри Гудзон смог достичь координаты 80°23" у западного побережья острова Шпицберген, но, столкнувшись с непроходимыми льдами, был вынужден повернуть обратно. Таков был в те времена рекорд продвижения на север.

Часы от императрицы

В феврале 1764 года Екатерина, которую тогда ещё редко величали Великой, получила реляцию от сибирского губернатора об открытии посадским Степаном Глотовым и казаком Саввой Пономарёвым островов Алеутской гряды Умнак и Уналашка и приведении их жителей в российское подданство. Однако в описании островов говорилось, что «на берегу лежит выкинутое иностранное судно», «жители имеют зеркала и чернильницы». То есть, там уже бывали иностранцы – и значит, нужно спешить с освоением этих земель, пока они не попали в чужие руки. Словом, арктическое направление неожиданно стало важным элементом геополитики.

И Россия активизировалась. Летом 1764 года флотилия из шести небольших судов под командованием лейтенанта Михаила Немтинова отправилась на Шпицберген, чтобы оборудовать базы на случай вынужденной зимовки будущей экспедиции. На берегу залива Кломбай (Бельсунн) возвели десяток бревенчатых изб, баню и амбар. В этом городке на зимовку осталось шестнадцать человек под командованием мужественного лейтенанта Моисея Рындина. По инструкции Ломоносова, зимовщики должны были проводить на базе метеорологические наблюдения – правда, им это не удалось.

Капитан 2-го ранга Пётр Креницын возглавил секретную экспедицию, снаряжённую для исследования новооткрытых островов в Беринговом море.

Но главную, кульминационную роль в этом движении на Север должен был сыграть Чичагов. Ему предстояло северным путём пройти из Архангельска на Дальний Восток. 14 мая 1764 года Екатерина II подписала секретный указ о снаряжении экспедиции по отысканию северо-восточного морского прохода: «Для пользы мореплавания и купечества на восток наших верных подданных, за благо избрали мы учинить поиск морского проходу Северным океаном на Камчатку и далее». Указ держали в тайне – даже от сенаторов. Екатерина как будто боялась, что некий недруг может вмешаться и встать на пути Чичагова. По крайней мере, она вполне осознавала, что на северном пути пересекаются интересы нескольких держав. И приоритет России придётся отстаивать. В Адмиралтействе мечтали об эффектной встрече двух русских экспедиций среди льдов. Считалось, что Чичагов проведёт в плавании не менее года, и Креницын должен был выйти на встречу с ним от Алеутских островов годом позже.

Началось строительство невиданных кораблей, специально предназначенных для северных морей, для схваток со льдами. За постройкой и снаряжением кораблей наблюдал командир Архангельского порта капитан-командор Пётр Авраамович Чаплин, участник экспедиции Беринга. Строили корабли на совесть, учитывая суровые арктические условия: поверх обычной обшивки корабли обивали сосновыми досками. И всё равно им было далеко до ледоколов.

По указанию императрицы, назначенные в экспедицию суда назвали по фамилиям их командиров — «Чичагов», «Бабаев» и «Панов». Кроме Чичагова, увековечили капитана 2-го ранга Никифора Панова и капитан-лейтенанта Василия Бабаева. В то время такой чести не удостаивался ни один капитан, ни в нашем, ни в иностранных флотах. Но Екатерина – начитанная дама – понимала, насколько трудным будет путешествие по северным морям и старалась морально поддержать моряков.

Это было царское дело, поэтому обеспечили первопроходцев «по первому классу». Их так вооружили, что Чичагов сумел бы оказать сопротивление любому вражескому боевому кораблю, а то и двум! И десант мог бы высадить, если бы потребовалось. Правда, во льдах их ожидали приключения иного рода – но у настоящего джентльмена револьвер всегда должен быть наготове. Провианта собрали на полгода, но, при экономном расходе, его хватило бы, по меньшей мере, на два года. Интенданты не сплоховали – даже воровать побаивались: и офицеры, и матросы, и поморы на скудный паёк пожаловаться не могли. Специально заготовили проверенные средства от цинги: 150 ведер водки сосновой, мёда 10 пудов, хрена 46 фунтов, горчицы 10 фунтов, хмеля 3,5 пуда, лука 6 четвертей, морошки 46 ушатов. Эти чудодейственные продукты действительно помогли – в особенности Рындину и его товарищам.

Для команды пошили овчинные шубы, треухи, меховое нижнее белье, бахилы и рукавицы. А ещё – каждый участник экспедиции получил от «матушки» золотые секундные часы.

Путём Ломоносова

Русские мореходы, северяне, давным-давно освоили навигацию в приполярных морях, частенько ходили на промысел морского зверя к Шпицбергену, который окрестили Грумантием. Ломоносов лучше других знал и помнил об этом.

Желая придать экспедиции научно-исследовательский характер, Ломоносов составил обширную "Примерную инструкцию", в которой ставил задачу широкого географического исследования морей и получения разнообразных сведений, которые «не только для истолкования натуры учёному свету надобны, но и в самом сём мореплавании служить впредь могут». Моряки должны были производить метеорологические и астрономические наблюдения, измерять глубины, брать пробы воды для последующего анализа в Петербурге, записывать склонения компаса, изучать животный мир, собирать образцы минералов и вести этнографические наблюдения. Академик рекомендовал офицерам вести корабельные журналы и астрономические наблюдения, даже когда все три судна пойдут вместе, чтобы затем можно было, сверив их, установить правильность счисления. Это касалось и измерения глубин. Ломоносов дал подробные инструкции на этот счёт. Михайло Васильевич мечтал: «Северный океан есть пространное поле, где усугубиться может российская слава».

Ломоносова поддержали коллеги по академии. Выдающийся гидрограф вице-адмирал Алексей Нагаев составил для экспедиции Чичагова «Наставление мореплавателям» для ведения счисления и морской съёмки, а академик С.Я. Румовский написал инструкцию «Способ находить длину места посредством луны» и вычислил таблицы расстояний луны от солнца для меридиана Петербурга.

Любопытная аналогия: Пётр Великий, памяти которого поклонялся Михаил Васильевич, умер, отправляя в далёкую экспедицию Витуса Беринга и Алексея Чирикова. Сам Ломоносов ушёл из жизни 4 (15) апреля 1765 года, так и не дождавшись результатов миссии Чичагова…

Чичагов исправно старался вникнуть в замысел учёных. Пригодились уроки Навигацкой школы: главное, что он постиг в Сухаревой башне – научился учиться. И во льдах неоценимо помог русской науке.

Ледяные походы

Сегодня трудно даже вообразить, насколько опасной была эта миссия, начавшаяся 255 лет назад. Это был рейд в неизвестность, во многом сопоставимый с первыми космическими полётами. Почти никто не мог поделиться с Чичаговым опытом подобных экспедиций. Разве что легендарные поморы… Их, по настоянию Ломоносова, включили в состав команды.

1 сентября экспедиция Чичагова вышла из Архангельска, безукоризненно достигла Кольского полуострова и расположилась на зимовку в Екатерининской гавани. Их было 178 человек, в том числе 3 кормщика и 26 поморов-промышленников. На Кольском они устроились на долгие месяцы. Обследовали окрестности, привыкали к северу. Впервые столь представительный отряд русских офицеров встретил Рождество в северной экспедиции. Моряки, конечно, нашли время для весёлой праздничной пирушки – с вином, с охотничьими трофеями на столе, с тостами за здоровье матушки императрицы, за российский флот, за науку…

Наконец, 9 мая 1765 года суда вышли из Екатерининской гавани и двинулись вдоль берегов Лапландии. Начались решающие дни путешествия.

У мыса Нордкин моряки повернули к северу и, преодолевая студёный ветер и колючий снег, от которого снасти обледеневали, 16 мая миновали остров Медвежий, за которым их встретили плавучие льды. 17 июня Чичагов собрал совет капитанов, которые решили идти к Шпицбергену, чтобы определиться с дальнейшим маршрутом во льдах. 23 июля экспедиция достигла 80° 26' северной широты, превзойдя рекорд Гудзона. Но дальнейший путь им преградили тяжёлые льды. Расчет на то, что ветер «проложит» дорогу кораблям, отгоняя льды, и можно будет лавировать по разводьям, -- не оправдался. А рисковать кораблями Чичагов не стал. Но, вернувшись в Архангельск, он принялся готовиться к новой попытке штурма Арктики.

Вторая экспедиция должна была реабилитировать саму идею северного прохода. Корабли подремонтировали и даже обили железом по форштевням – для схваток со льдами. В 1766-м Чичагов, по собственному почину и не без настояния императрицы, снова отправился навстречу льдам. Первый лёд моряки приметили у острова Медвежий. Погода ухудшилась, посуровела – частыми стали туманы. Но они двигались к Шпицбергену. Чичагов докладывал:

«Во всё время бытности нашей с 21 июня по 1 июля ветры были переменные. Погода по большей части мрачная. И дожди. Течение моря нерегулярное и более к норду и зюйду по получетверти мили в час. И всегда носило льдины, которые отбуксировывали от судов шлюпками и отводили крючьями, буде близко случались. Повреждения судам от того не было. Ибо лёд отрывало от стоячего льда, которой не очень толст. А которые отламывались от ледяных гор, те, по великости своей и толстоте, для судов были опасны».

В характере Чичагова, в отличие от многих его соратников, осмотрительности было не меньше, чем храбрости. Недруги сомневались в его решительности. Но, если бы Чичагову не была присуща отвага, он бы без труда нашел способ отказаться от этого путешествия.

Чичагов рапортовал: 

«Итак, за неизмеримым количеством льда во всё время нашего плавания, как Гренландского берега, так и сквозь льды проходу не усмотрено, и по всем видимым нами обстоятельствам северный проход, за непреодолимыми препятствиями от льдов, невозможен». 

В рапорте Адмиралтейств-коллегии Чичагов сделал заключение о невозможности пройти северным проходом, намекнув, что предположение Ломоносова о чистом море севернее Шпицбергена, высказанное им при личной беседе, не оправдалось…

Вроде бы, результат неутешительный. Но сделано было немало! Прежде всего – для науки. Именно Чичагову и его соратникам первым удалось провести исследование высокоширотных районов Арктики и особенно Шпицбергена, берега которого моряки тщательно изучили, проведены гидрографические и метеорологические наблюдения, подтверждён закон дрейфа льдов с востока на запад.

Моряки уважительно отзывались о мастерстве Чичагова, но в рескрипте императрицы прозвучало и недовольство недостаточным усердием моряков: «достигнуть бы до Гренландии было можно… новые и неведомые берега Гренландии, может быть, открыты б были». Многие были уверены, что Чичагову следовало, столкнувшись с непроходимыми льдами, вернуться на зимовку на Шпицберген, а не отступать до Архангельска. Но у бригадира была своя правда: он сберёг людей.

Адмирал Гренландского моря

Постепенно неудачные детали путешествий забылись, а арктический ореол остался… Чичагова стали называть «адмиралом Гренландского моря» -- хотя до настоящих адмиральских эполетов ему ещё было служить да служить.

Вот уж действительно, «пораженье от победы» подчас отличить непросто. После полярных экспедиций и Чичагов, и все его полярники получали от императрицы ежегодный пенсион – основательное денежное вспомоществование в знак особых заслуг. Деньги пришлись для него как нельзя кстати: адмирал не был состоятельным человеком, жизнь вёл не расточительную, не «блистательную» по тогдашним аристократическим меркам. Чичагов даже решился на женитьбу, подарившую ему пятерых детей, включая знаменитого сына Павла.

«Говоря о его личности, мы должны заметить, что это был редкий в то время тип истинно русского человека. Образованный, умный, он должен был силой ума, так сказать — головой, пробивать себе дорогу, не имея к тому никаких иных средств», - писал правнук адмирала, священник, неплохо разбиравшийся в семейных легендах.

После Арктики

Служба Чичагова продолжилась в Архангельске, Ревеле, Кронштадте. Во время первой екатерининской Русско-турецкой войны он командовал одним из отрядов Донской флотилии, которая перекрывала османам путь в Керченский пролив. Именно тогда Россия заняла Крым. Громкую славу адмирал снискал во время Русско-шведской войны 1788 – 1790 гг. Он командовал флотом, который весьма успешно вёл боевые действия на Балтике. Эскадре Чичагова удалось разгромить шведский флот в трёх генеральных сражениях: при Эланде, Ревеле и Выборге. Почти весь состав шведского морского воинства удалось захватить в плен… К победам привела выверенная, осторожная тактика: адмирал умел встречать врага в «выигрышной позиции» и побеждал с минимальными потерями. Как и на Шпицбергене, он берёг людей…

Императрица в очередной раз отметила, что не ошиблась в своём морском выдвиженце. Кроме наград, она удостоила его личной аудиенции. По этому поводу возник известный исторический анекдот. Рассказывая императрице о сражениях со шведами, Чичагов, войдя в раж, стал употреблять крепкие выражения. А потом понял, что позволил себе лишнего, осёкся. Но Екатерина поддержала его: «Продолжайте, Василий Яковлевич, я ваших морских терминов не разумею!». Насколько достоверна эта история – неизвестно, но характер адмирала в ней проявляется. Морскую династию поддержал сын, Павел Васильевич – он стал моряком и «достиг высоких степеней».

Проявил себя Чичагов и во время революционных войн: во времена Павла I его эскадра участвовала в манёврах, направленных против Франции. Но здоровье его к тому времени было ослаблено. Он успел увидеть своего сына полным адмиралом. Но не дожил до сражения при Березине, после которого Павла Васильевича обвинили чуть ли не в предательстве – и он, осмеянный, был вынужден переселиться за границу. Василий Яковлевич умер в 1809-м, в мафусаиловом по тем временам возрасте – на 84-м году жизни. В последние годы чаще вспоминал свою северную одиссею. Как он выжил тогда среди льдов? Любая ошибка могла стоить жизни всей команде… А может быть, именно северная закалка помогла ему стать долгожителем?

На его могиле в Александро-Невской лавре – незабываемая эпитафия: «С тройною силою шли шведы на него. Узнав, он рёк: Бог защитник мой. Не проглотят они нас. Отразив, пленил и победы получил». Вроде бы – не самые складные стихи. Но их сложила сама императрица…

Обе чичаговские полярные экспедиции закончились невесело.

Кем он был – великим неудачником? Но Чичагов без потерь в обеих экспедициях возвратил домой все суда, а это в те годы, да и позже, удавалось далеко не всем мореплавателям. Техника в XVIII веке была ещё не готова к основательному покорению Северного морского пути. Через десять лет после Чичагова капитан Джеймс Кук (1728−1779) пытался пройти через Берингов пролив в обход Америки севером, но тоже вернулся из-за льдов. В любом случае, данные, собранные Чичаговым, чрезвычайно помогли тем, кто продолжил его дело век и полтора века спустя.

Полярный первопроходец не забыт. Имя Чичагова носят горы на Аляске, на острове Западный Шпицберген, два залива в Тихом океане, четыре мыса, острова на Новой Земле, остров и пролив в Александровском архипелаге на Аляске. «С морской точки зрения обе экспедиции Чичагова были проведены безукоризненно. Три парусных корабля среди льдов, в штормах и туманах всё время держались вместе», - писал Николай Николаевич Зубов, бывалый полярник, контр-адмирал, океанолог и один из лучших исследователей освоения Арктики.

Автор: Арсений Замостьянов, зам. главного редактора журнала «Историк»