Сейчас в Мурманске

22:48 -11 ˚С Погода
18+

Миф о "поморе" Ломоносове как пример позднейшего перетолкования источников. Часть II

Ломоносов в биографической литературе стал «помором» спустя 100 лет после своей смерти, а «великим помором» — ещё через 50 лет.

Русский Север О науке и культуре Миф о поморе ломоносове Михаил васильевич ломоносов
21 января, 2022 | 16:38

Миф о "поморе" Ломоносове как пример позднейшего перетолкования источников. Часть II
Продолжение. Начало здесь.


Сын рыбака с берегов студёного моря

Представление о М.В. Ломоносове как о «сыне рыбака» проникло в русскую классическую литературу первой половины ХIХ века. Вот, например, хорошо известное стихотворение 1830 года о М.В. Ломоносове гения русской поэзии и культуры Александра Сергеевича Пушкина «Отрок»: 

Невод рыбак расстилал по брегу студеного моря; 
Мальчик отцу помогал. Отрок, оставь рыбака! 
Мрежи иные тебя ожидают, иные заботы: 
Будешь умы уловлять, будешь помощник цapям. 

А вот не менее красивое стихотворение о М. В. Ломоносове из черновиков Александра Сергеевича Грибоедова: 

Пред кем святая Русь благоговеет, 
Он отроком, безвестен и презрен, 
Сын рыбаря, чудовищ земноводных 
Ловитвой жил: в пучинах ледяных, 
Душой алкая стран и дел иных, 
Изнемогал в усилиях бесплодных!(18)

Тогда же Николай Михайлович Карамзин (1766-1826) писал о М.В. Ломоносове: «Рождённый под хладным небом северной России, с пламенным воображением, сын бедного рыбака, сделался отцом российского красноречия и вдохновенного стихотворства… Гений его советовался только сам с собой».(19)

Зачинатель русского славянофильства Константин Сергеевич Аксаков (1817-1860) в опубликованной в 1846 году работе «Ломоносов в истории русской литературы и русского языка» писал о великом русском учёном: «Судьба и призвание нашли его рыбаком на берегах Ледовитого моря, и оттуда, послышав призыв и кинув верное, спешил он, влекомый жаждою знания, на подвиг ему соразмерный, великий, согласный с любовью, желанием души его, но представлявшийся ему ещё тогда в неясном, неверном, сомнительном свете».(20)

А вот что говорил в 1855 году в торжественной речи по случаю столетия основания Московского университета русский историк и общественный деятель Михаил Петрович Погодин (1800-1875): 

«Кому могло впасть в ум, кто мог когда-нибудь вообразить, чтоб продолжать дела Петрова в области самой высокой, преобразовать родной язык и посадить европейскую науку на русской почве, предоставлено было судьбой простому крестьянину, который родился в курной избе, там, там далеко в стране снегов и метелей у края обитаемой земли на берегах Белого моря; который до семнадцатилетнего возраста занимался постоянно одною рыбною ловлею, увлёкся на несколько времени в недра злейшего раскола и был почти сговорен уже с невестою из соседней деревни… И семнадцатилетний рыбак среди приготовлений к своей свадьбе решился бежать из отеческого дома, достичь Москвы во что бы то ни стало и предаться там учению».(21).

М. Бантыш-Каменский (1788-1850) в первом капитальном российском биографическом словаре так писал о первом русском учёном:
«Ломоносов, Михаил Васильевич... родился под хладным небом Северной России в Архангельской губернии близ Холмогор в деревне Денисовской 1711 года. Когда минуло ему десять лет, отец его Василий Дорофеевич — государственный крестьянин -- брал его летом и осенью на рыбные ловли в Белое и Северное моря...».(22) 


Начало мифа

Итак, М.В. Ломоносов и в первой половине ХIХ века остаётся в биографической литературе о нём «крестьянином» по происхождению и «сыном рыбака», а по своим занятиям в юные годы и сам — «рыбаком». Миф о «поморе» Ломоносове возник спустя сто лет после его смерти. Биографом, который впервые определил М. В. Ломоносова в «поморы», был известный русский историк славист Владимир Иванович Ламанский (1833–1914). К столетию смерти М. В. Ломоносова в 1863 году тогда ещё приват-доцент Санкт-Петербургского университета В.И. Ламанский издал его биографию.(23)

Именно благодаря этой вышедшей из-под пера В.И. Ламанского и сразу же ставшей чрезвычайно популярной биографии М.В. Ломоносова в нашей культуре со временем (и не сразу) утвердилась традиция определять М.В. Ломоносова «помором» или же даже «великим помором». Известное и столь частое повторяемое в советские времена и ставшее хрестоматийным высказывание Георгия Валентиновича Плеханова (1856–1918): «Архангельский мужик стал разумен и велик не только по своей и божьей воле. Ему чрезвычайно помогло то обстоятельство, что он был именно архангельским мужиком, мужиком-поморцем, не носившим крепостного ошейника» — выдаёт знакомство основателя российской социал-демократии не только с известным стихотворением Н. А. Некрасова «Школьник», но и с текстом биографии М. В. Ломоносова, вышедшей из-под пера В. И. Ламанского.(24) 

Под «крепостным правом» Г.В. Плеханов подразумевал помещиков. Ему было невдомёк, что государственные крестьяне на Русском Севере было точно так же прикреплены к земле, и тот же самый якобы «свободный» М.В. Ломоносов смог уйти в Москву только после получения паспорта. Срок действия паспорта истёк, а Ломоносов так и не вернулся на своё место жительства. Ещё по Второй ревизии в 1744 году М.В. Ломоносов числился в «беглых» и формально должен был находиться в сыске. 

И, собственно, что означало «помор» в отношение М.В. Ломоносова в трактовке В.И. Ламанского? Он ссылается на упомянутую у нас выше статью М. П. Погодина 1855 года и книгу С.В. Максимова «Год на Севере» 1859 года и утверждает: «Оба они одинаково искренне выражают своё удивление, что из среды поморов, из крестьян архангельских, мог выйти гениальный отец нашей словесности».(25) 

Однако ни М.П. Погодин, ни С.В. Максимов в своих текстах не относили Ломоносова к «поморам». Означенное ложное утверждение Ламанского означает разве, что он сам — В.И. Ламанский -- считал «крестьян архангельских» собственно «поморами»: «И вотъ перед вами Ломоносов — помор, уроженец Двинской земли, крестьянин, ибо в ней коренных жителей из других сословий, кроме крестьянского, нет и никогда не бывало».(26) По определению Ламанского, М.В. Ломоносов — уроженец Двинской земли, а Двинская земля и есть «Поморье». То есть М. В. Ломоносов «помор» по региональному определению. Здесь Ламанский ссылается на упомянутое у нас выше сочинение акад. И.И. Лепехина и называет (без связи с текстом последнего) такое понятие, как «поморские города»: «Двинская земля сохранила в целости своё самоуправление, в этом отношении едва ли не более других уездов поморских городов отличаясь от прочих областей Московского государства».(26)

Таким образом, помимо мифа о «поморе» Ломоносове, В.И. Ламанский заложил основание ещё для одного весьма расхожего современного регионалистского мифа — о «Поморье» как передовом российском регионе свободы и культурного влияния Запада. Вот, что написал на этот счёт в биографии М.В. Ломоносова В.И. Ламанский: 

«Постоянные прямые сношения с Западом, с англичанами, голландцами и немцами из Бремена и Гамбурга, промыслы поморов на Белом море и Северном океане, поездки их в Норвегию, на Новую Землю, Колгуев и Грумант — все эти обстоятельства не могли не действовать особенно благоприятно на их внешнее благосостояние и умственное развитие. Известно, что береговые жители преимущественно отличаются живостью и восприимчивостью, дерзкою отвагою и решимостью, словом, всегда бывают прогрессивнее жителей внутренних областей... Явление Ломоносова — натуралиста и общественного деятеля среди поморов не заключает в себе ничего странного и удивительного».(27) 

По В. И. Ламанскому, на формирование личности М. В. Ломоносова повлиял «местный областной дух», региональный патриотизм — «предпочтение его [края] другим областям России».(28) И это при том обстоятельстве, что М. В. Ломоносов ушёл из родного края и никогда не посещал его до конца дней своих!


Миф становится общим местом

После сочинения В.И. Ламанского в биографической литературе о М.В. Ломоносове общим местом стало повторение «истин» об особом общественном и культурном укладе на его малой родине как факторе становления личности Ломоносова. Правда, при этом не задумываются о том, что если всё так было замечательно в этом периферийном крае, то почему тогда его выдающаяся общественная (а на самом деле, достаточно консервативная) среда дала России одного только Ломоносова? В современном историческом мифе о Поморье одновременно сосуществуют две идеи со взаимоисключающими смыслами: это, с одной стороны, открытость «поморов» «передовым» влияниям Запада через традиции локальной свободы, и, с другой стороны, влияние на поморов широко распространённого в крае старообрядчества, которое, как известно, отличает крайний консерватизм, переходящий в косность, а также религиозная непримиримость, отражающаяся на межличностных отношениях с «никонианами».

Мы не будем дальше продолжать повествование о конкретных путях дальнейшего становления поморского сюжета в биографии М.В. Ломоносова. Отметим разве, что такие определения как «Великий Помор» (вариант «Гениальный Помор») в отношении учёного впервые появились в биографической литературе начала ХХ века (к двухсотой годовщине рождения Ломоносова) и, что характерно, вначале в дешёвых копеечных книжках для семейного чтения и для назидания народа.(29)

Итак, Ломоносов в биографической литературе стал «помором» спустя сто лет после своей смерти, а «великим помором» -- ещё через пятьдесят лет. В этом плане мы неслучайно для наших очерков выбрали именно этот сюжет, поскольку он весьма типичен для такого явления, не связанного с исторической поморской идентичностью, как «книжные поморы» или иначе — «поморы историографические». В позднейших интерпретациях отдельных сюжетов региональной истории и культуры вполне себе историческое явление ХIХ века — понятие «русские поморы» берётся из этой временной эпохи и погружается в глубь истории. Идёт переидентификация исторического материала. Если обратиться к первоисточникам этих сюжетов ХIV, ХV, ХVI, ХVII и ХVIII веков -- то в их текстах нет «поморов» или «русских поморов», а есть совсем другие понятия. Современные интерпретаторы этих исторических сюжетов повсеместно замещают эти действительные понятия понятием совсем из другой исторической эпохи.


Новые перетолкования старых сюжетов

Вот характерные примеры подобных современных переинтерпретаций сюжетов с изменением показаний источников:

1) «В 1419 году пятьсот "мурман", явившись на морских судах — бусах и шнеках, —   "повоевали" Корельский погост в Варзуге, разорили селения онежан и двинян. Однако норвежцы получили достойный отпор: поморы «две шнеки мурман избиша».(30) Но в тексте первоисточника — в Новгородской 1-ой летописи читаем: «и заволочане две шнеки мурман избиша, а инии избегоша на море».(31) Одну историческую идентичность из ХIV века «заволочане» замещают на другую из ХIХ века — «поморы».

2) Английский шкипер Стивен Бэрроу в 1556 году в Баренцевом море наблюдал, как все корабли поморов в ходе по ветру опережали — его английский корабль. Однако в английском первоисточнике — тексте Бэрроу «поморов» нет, а есть просто «русские».(32)

3) В конце ХVI — начале ХVII века поморы совершали морские плавания в Сибирь в Мангазею. Однако тексты первоисточников о мангазейских плаваниях «поморов» не знают. В них идёт речь о «торговых и промышленных людях».(33)

4) В июне 1701 года при попытке нападения шведов на Архангельск помор Иван Рябов совершил подвиг — посадил шведские суда на мель перед пушками строящейся Новодвинской крепости. Однако во всех первоисточниках, относящихся по времени к событию, Иван Седунов (Рябов) определяется как «двинской бобылёк», «двинянин», «поселянин» и «кормщик», который «кормился от морских отъезжих промыслов».(34) И ещё в 1839 году популярный сочинитель Н.И. Кукольник (1809-1868) представил пьесу «Иван Рябов, рыбак Архангелогородский».(35) Текст пьесы не знает такого понятия, как «поморы». Действующие лица в пьесе — «рыбаки». Н.И. Кукольник ещё ничего не знает о «поморах».

5) Царь Пётр I в октябре 1714 года своим указом приказал в Архангельск вице-губернатору набирать поморов на службу во флот. Однако в тексте указа «поморов» нет, а есть «лучшие работники, которые ходят на море за рыбным и звериным промыслом».(36)

6) Царь Пётр I в декабре 1714 года своим указом приказал поморам строить новоманерные суда. Однако в тексте указов распоряжение дано не «поморам», а «всем промышленникам, которые ходят на море для промыслов».(37)

Примеры переидентификации можно множить на десятки страниц. Вместе с тем, подобная ситуация в современных текстах создаёт известную неопределённость в отношении содержания понятия «помор» — вернее, она создаёт множественные смыслы, а отсюда и множественные версии в отношение трактовки понятия «помор». Подмена понятий первоисточников искажает их первоначальные смыслы.

Появление такого заметного в ведущих культурных центрах Российской империи местного элемента в Архангельской губернии, как «русские поморы», с середины ХIХ века создало вскоре такое явление как «поморскую переинтерпретацию» региональных исторических и культурных сюжетов, остающуюся за рамками действительной поморской идентичности. В этой связи можно определить конкретных авторов и конкретные тексты середины ХIХ века — С. В. Максимова («Год на Севере», 1859) и В. И. Ламанского (биография М. В. Ломоносова, 1863), повлиявшие на такое явление как «переинтерпретация» и на создание «книжных поморов».

 

Автор: Дмитрий Леонидович Семушин, архангельский историк, кандидат исторических наук, специалист по исторической географии Русского Севера, Ph. D. Венгерской академии наук.

(18) Грибоедов А. С. Сочинения в 2 х томах. Т. 1. М., 1971. С. 357.

(19) Карамзин Н. Пантеон российских авторов. Ч. 1. Тетрадь 4. М., 1803.

(20) Аксаков К. С. Ломоносов в истории русской литературы и русского языка. В кн.: Аксаков К. С., Аксаков И. С. Литературная критика. Сост. А. С. Курилов. М., 1981. С. 125.

(21) Погодин М. П. Воспоминание о Ломоносове, сочиненное академиком М. П. Погодиным, для произнесения в торжественном столетнем собрании Московского университета 12 января 1855 года // ИОРЯС. 1855. Т. 4. Стб. 70-71.

(22) Словарь достопамятных людей Русской земли. Сост. Д. Бантыш-Каменский. Ч. 3. М., 1836. С. 186.

(23) Ламанский В. И. Михаил Васильевич Ломоносов. Биографический очерк. Первые четыре главы. СПб., 1863.

(24) Плеханов Г. В. Сочинения. Т. ХХI. М., Л., 1925. С. 141. См. выписку из ревизии о Ломоносовых: Путешествия академика Лепехина. Ч. IV. В 1772 году. СПб., 1805. С. 301.

(25) Ламанский В. И. Михаил Васильевич Ломоносов. С. 22; Путешествия академика Лепехина. Ч. IV. В 1772 году. СПб., 1805; Лепехин И. И. Полное собрание ученых поездок по России. Т. 5. СПб., 1822.

(26) Ламанский В. И. Михаил Васильевич Ломоносов. С. 35.

(27) Там же. С. 25.

(28) Там же. С. 26, 33.

(29) Круглов А. В. Гениальный Помор. Очерк жизни М. В. Ломоносова. М., 1903 (Библиотека маленького читателя); Добрынин К. И. Великий Помор. Очерк жизни и деятельности М. В. Ломоносова. М., 1910. (Для школьного и семейного чтения).

(30) Булатов В. Н. Русский Север. Кн. 1. Заволочье (IX—XVI вв.) Архангельск, 1997. С. 211.

(31) Новгородская первая летопись. Под ред. А. Н. Насонова. М., Л., 1950. С. 412.

(32) Английские путешественники в Московском государстве ХVI века. Пер. М., 1937. С. 101.

(33). См. напр., Отписки тобольских воевод царю Михаилу Федоровичу о путях сообщения из Мангазеи на Русь // РИБ.Т. 2. СПб., 1875. Стб. 1049-1095.

(34) Тревожные годы Архангельска 1700-1721. Документы по истории Беломорья в эпоху Петра Великого. Архангельск, 1993. С. 93-94, 380.

(35) Кукольник Н. Иван Рябов, рыбак архангелогородский // Журнал для чтения воспитанников военно-учебных заведений. 1860. Т. 18.

(36) ПСЗРИ. Т. 5. № 2849. СПб., 1830. С. 126.

(37) Там же. № 2873. С. 136.



далее в рубрике