«Очарованный странник». Сергей Васильевич Максимов – исследователь Русского Севера

Имя Сергея Максимова хорошо знакомо историкам и этнографам: редкая научная работа по истории и культуре Севера - от курсовика до докторской диссертации - обходится без цитат его книг. Труды Сергея Васильевича Максимова издавались многократно при его жизни и после, переиздаются большими тиражами и в XXI веке. За одну из них – «Год на севере» -- автор был удостоен Золотой медали Императорского русского географического общества. И вполне заслуженно: ни до, ни после Максимова никто из путешественников не сделал более детального описания огромного региона Европейского севера России. 

Однако о самом писателе, его личности и жизненном пути знают далеко не все его читатели. Как, например, и тот факт, что в период его путешествий по Северу (февраль 1856 - февраль 1857 гг.) Сергею было всего 25 лет! А многие его представляют «усталым путником», «старым бродягой», как называл его в своих дневниковых записях известный меценат театра Алексей Александрович Бахрушин. Действительно, в своих странствиях Сергей Васильевич объездил (а центральную часть обошёл пешком!) всю Росею-матушку: от Арктики до Каспия, от Амура до западных губерний. Вот уж точно – «усталый странник». Но ещё более метко определил его сущность писатель Владимир Личутин, назвав его «очарованным странником». Владимир Личутин – автор произведений о жителях берегов Белого моря, и с Сергеем Максимовым их роднит то, что в их произведениях о севере присутствует и прошлое, и настоящее, и мифология, -- а кроме того, они оба, не идеализируя север, зная все негативные стороны жизни в этом суровом краю, всё же очарованы природой «полунощного мира», а главное – её людьми… Но Личутин – уроженец Мезени, а вот как оказался молодой студент из Санкт-Петербургской медико-хирургической академии на крайнем севере, и почему свою поездку он предпринял в годы Крымской войны? Буквально за год-два до того к северным берегам России подступали английские войска, и времена были «крепкотугие», по поморскому выражению, отнюдь не для романтических вояжей. Так кто же он такой, Сергей Васильевич Максимов?

Ранние годы

Родился будущий литератор 25 сентября (7 октября), по другим данным -11(23 октября) 1831 года в российской глубинке, в Кологривском уезде Костромской губернии в семействе небогатого дворянина коллежского асессора Василия Никитича Максимова, служившего уездным почтмейстером. Красоту родных «картинных мест» Максимов-младший описал в очерке «Грибовник»: Парфентьево «кругом обступили … сухие боры, воздух весь пропитан ароматом окрестных сосновых лесов». В посаде Парфентьево провёл своё детство Сергей Максимов, сюда же он вернулся на склоне лет, болея, - здесь, где «воздух пропитан смолкой», могли свободно дышать его больные легкие. Образование Сергей начал получать в посадском училище, однако, обучение в нём было таково, что дети не могли усвоить даже «азбучных складов». Поэтому Василий Никитич, сам человек образованный, определил сына в уездное училище, а затем, благодаря настойчивости отца, Сергей был зачислен в Костромскую гимназию «на полное дворянское содержание». Пансионер Максимов оправдал доверие костромского дворянства: его речь на выпускном торжестве «Ломоносов, как первый русский ученый» произвела «сильное впечатление» на гимназическое начальство и гостей вечера. «Речь вышла дельная, красивая», - вспоминали его однокашники. Следует отметить, что все три сына парфентьевского почтмейстера были людьми незаурядными: два брата – Сергей и Николай -- стали литераторами, младший Василий был знаменит научными трудами по хирургии. Вероятно, на их становление в юности оказали влияние друзья отца, среди которых были и опальные поэты, и исполнители народных баллад, и знаменитые раскольники (один из них был сослан на Соловки как особо опасный «непокорник») – люди все образованные, хранители традиций русской культуры.  

 Родной дом С.В. Максимова.

Поскольку гимназия в то время открывала путь к поступлению в университет, в 1850-м году Сергей Максимов отправился в Москву для получения филологического образования. Но поступил он на медицинский факультет Московского университета. Выбор факультета не был его доброй волей. Дело в том, что во времена, когда в Европе только отшумели революции 1848-1849 гг., получившие название «Весна народов», в Москве приём на гуманитарные факультеты – рассадники революционных идей -- был закрыт.

Занятия медициной не пришлись по вкусу новоиспечённом студенту: его интересы были вне стен университета. В Москве он попал в литературную среду, сформировавшуюся вокруг газеты «Москвитянин». Писателей и журналистов этого кружка объединяло увлечение русским театром, народными песнями, народной культурой. Это и были первые университеты для будущего литератора. «Москве я обязан моими первыми литературными связями, моим литературным воспитанием и первыми проблесками моего сознания, что я должен чем-нибудь быть полезен народу», -- впоследствии признавался Сергей Васильевич. Учителями Сергея Максимова стали Александр Николаевич Островский и Алексей Феофилактович Писемский. В надежде получить филологическое образование, в 1852 году Сергей переезжает в Санкт-Петербург. Увы, этим планам не суждено было осуществиться, и Максимову пришлось продолжить учиться на «медика». И всё же через несколько лет он уволился из Санкт-Петербургской медико-хирургической академии, выбрав не менее лёгкую, нежели профессия врача, стезю российского литератора и просветителя.

Ещё будучи студентом, Максимов начинает сотрудничество с издателями Справочного энциклопедического словаря. Один из первых его публицистических очерков был посвящён Владимиру Ивановичу Далю, продолжателем дела которого по изучению языка и быта русского народа стал Сергей Максимов. Познакомиться с самим Владимиром Ивановичем Максимов смог только через несколько лет, когда пути странствий привели его в Нижний Новгород, где В.И. Даль служил управляющим удельной конторой. В 1954 году в журнале «Библиотека для чтения» был напечатан первый литературный очерк С.В. Максимова «Крестьянские посиделки в Костромской губернии». Сергей Васильевич вспоминал: «В редакции «Библиотеки для чтения» я …был обласкан, услышал первые приветливые слова и поощрение к тем работам по изучению крестьянского быта, которые я тогда робко начинал». 

В народ -- пешим ходом

Действительно, публикации начинающего литератора не остались незамеченными. Прочитав один из очерков Сергея Максимова, известный литературный критик Иван Иванович Панаев писал: «В своём рассказе Максимов обнаружил … умение владеть простонародным языком, умение, которое даётся нелегко и не всякому». Первые работы Сергея Васильевича, его «наблюдательность и талант» были замечены тогдашним светилом русской литературы – Иваном Сергеевичем Тургеневым. Считается, что это именно он посоветовал Максимову: «Ступайте-ка в народ, внимательно наблюдайте, изучайте его на месте... У вас хорошие задатки... Дорога перед вами открыта».

Окрыленный одобрением мэтра, Сергей Максимов в 1855 году начинает свои «хождения в народ», причём в прямом смысле: он отправляется в свои первые литературные путешествия пешком. Стоит сказать, что в России во времена Николая I тема «народа» стояла очень остро, её обсуждали теоретики всех идеологических направлений, а вот с практиками дело обстояло очень плохо. Трубадуры народной жизни, как правило, народ-то и не знали, судили о его нуждах либо через призму идеологических схем, либо по публицистике, написанной такими же, как и они, «знатоками» души русского народа. Не случайно Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин писал, что русские интеллигенты смотрели на Россию «равнодушными и поверхностными глазами заезжего туриста».

Таким образом, у Сергея Максимова практически не было предшественников в деле изучения народной жизни «изнутри» и он выбрал свои методы работы. Молодой исследователь переодевался семинаристом или коробейником-«офеней», чью жизнь и язык он изучал, и шёл странствовать по Руси. Свои литературные путешествия он начал с Владимирской губернии, затем обошёл Нижегородскую, Вятскую. Результатом его странствий стали очерки из народной жизни: «Извозчик», «Швецы», «Маляр», «Сергач» (о поводыре медведя). Его раннее творчество было высоко оценено современниками, как и его более поздние произведения: «По русской земле», «Нечистая, неведомая и крестная сила», «Куль хлеба и его похождения». Литературоведы определяют жанр произведений С.В. Максимова как «особая беллетристика, проникнутая личностным началом», «этнографическая проза», «фактографическая хроники», «этнографические путевые очерки», «художественно-этнографическое исследование в жанре путевого очерка». Но главное, что современники увидели в очерках писателя «желание понять народный мир как он есть,…понять равноправно и человечно», «с особым ударением на его мудрости, которую нелегко уразуметь ненародному человеку». Так отозвался о нём литературовед, этнограф, вице-президент Петербургской академии наук А.Н. Пыпин. Сам Максимов писал о своём творчестве: «странствовал долго, забирался далеко, видел многое ... в деревню я унёс свою любознательность, изучая беспомощную нищету... Любовь помогла разобраться, что под деревенскими лохмотьями бьётся горячее сердце, … что борьба с суровой природой руководствуется изобретательностью ума, направляется богатырским силами, могучим народным гением». 

Деятельность по изучению жизни народа не была простой: в своих странствиях юноша ходил пешком и ездил на всех видах повозок по российскому бездорожью, плавал на судах, ночевал на постоялых дворах, встречался в пути, будучи безоружным, с людьми разных судеб и настроений… Неспроста Максимов частенько вспоминал народную поговорку: «Не зовут вола пиво пить – зовут вола воду возить».

Результаты творчества С. Максимова не замедлили сказаться: его работы были нарасхват в редакциях самых читаемых журналов («Отечественные записки», «Современник», «Сын отечества»), его книги выходили большими тиражами и тут же раскупались. М. Е. Салтыков-Щедрин отнёс Максимова «к числу лучших … этнографов-беллетристов», рассказы которого «должны быть настольною книгой для всех исследователей русской народности, наряду с трудами Даля». И потому, когда Морское министерство задумало осуществить проект, связанный с изучением регионов страны, Максимов попал в число литераторов, которые были привлечены к реализации этого проекта. Необходимость провести исследования заключаюсь в следующем. Неудачи России в Русско-турецкой войне (более известной как Крымская) показали несостоятельность системы набора нижних чинов на флот. Известно, что в рекруты (а особенно на флот) из городов и деревень старались «сплавить» нарушителей спокойной жизни (драчунов, любителей выпить и прочих «разгильдяев»), и, к тому же, на флот попадали ребята из «сухопутных регионов». Служили они, по тем временам, долго (достаточно вспомнить главного героя фильма «Максимка» «возрастного» матроса Лучкина), и заменить нерадивых служивых было нелегко. Все эти проблемы вскрылись в годы военных испытаний, и морское ведомство решило позаимствовать опыт европейских стран, где на флот набирали молодёжь из прибрежных регионов, с детства знакомых с водной стихией. Поэтому в 1856 году, по заданию Российского морского министерства, в разные регионы страны, на берега морей и больших рек были отправлены литераторы и сотрудники журналов, которые должны были описать быт, а главное, нравы народов, чья жизнь была связана с морем или рекой. Например, на Волгу отправился будущий знаменитый драматург А.Н. Островский, а на Каспий -- писатель А.Ф. Писемский. Но самый сложный участок работы достался Сергею Васильевичу Максимову: он отправился в странствия по северу России, так как к моменту, когда он включился в эту работу, «остались свободными лишь негостеприимные, суровые и холодные страны Севера, расположенные по северным рекам и Белому морю». В феврале 1856 года он уволился, по личному прошению, из Медико-хирургической академии и отправился в трудное путешествие к берегам Арктических морей.

Открытие Севера

Север к середине XIX века был практически не изучен, как, собственно и другие окраины России. В.Г. Белинский в 1840-е годы писал, что Россия – «это целые миры, оригинальные и по климату, по природе, и по языкам и наречиям, по нравам и обычаям …Северная полоса России резко отличается от средней. …Переезд из Архангельска в Астрахань – всё равно что переезды из одного мира в другой». И добавляет: «какая пища для ума наблюдательного, для пера юмористического!» Действительно, несмотря на то, что собираемая по заданию Морского министерства информация должна была носить официальный, возможно, даже формальный, характер, Сергей Васильевич Максимов отнёсся к выполнению поручения творчески. И очень ответственно!

Для начала, прибыв в Архангельск, С.В. Максимов провёл «приготовительное книжное знакомство с губернией» по печатным изданиям, познакомился с архивными документами, досконально изучил выпуски газеты «Архангельские губернские ведомости», издававшейся с 1838 года. Исследователю было важно проследить историю колонизации края новгородцами и основные вехи истории Севера, не знавшего крепостной неволи, изучить особенности промыслов и общественной жизни. Помимо сведений из печатных книг, журналов и архивов, Максимову удалось собрать устные предания о крае. И затем, на протяжении всего своего путешествия, он записывал рассказы местных жителей о Марфе Борецкой, Петре Первом, архиепископе Афанасии, протопопе Аввакуме, о новгородском вечевом колоколе, о пути к Груманту и Матке -- Новой Земле, местные предания и сказины.  

Командировка была ограничена одним годом, и за этот небольшой период времени Сергей Васильевич успел познакомиться с историей края и объехать (на тройках, верхом, на оленях, карбасах, шхунах и пр.) практически все оконечности губернии. Он успел побывать на Двине, Пинеге, Мезени, Печоре (достигнув Пустозерска), объехать берега Белого моря (Зимний, Летний, Карельский, Терский), совершить паломничество на Соловки, добраться до Баренцева моря и описать неведомый Мурман, со слов мезенских поморов описать острова Колгуев и Вайгач, составить представление о северных городах, посадах и сёлах (Архангельске и его окрестностях, Холмогорах, Усть-Цильме, Мезени, Сумском посаде, селе Кереть и др.) Во время странствий он вёл путевые заметки в маленьких записных книжечках и позднее сумел сделать подробнейшие описания всех этих мест. Его труд, получивший название «Год на Севере», состоял из очерков, опубликованных сначала в «Морском сборнике», а затем в книгах «Белое море и его прибрежье», «Поездка по Северным рекам» (вышли в 1859 году) и книге «Ледяное царство» (1886 год издания). 

  Езда на оленях в Мезенском уезде.

Первые две части книги «Год на севере» были отмечены малой Золотой медалью Императорского русского географического общества, и не случайно. Эти очерки – не сухой отчёт репортёра и не этнографическое заметки о народах севера, а детальное описание огромного по площади региона. Причём очерки, выполненные мастером слова, были документальные по содержанию и художественные по форме изложения. Современник Максимова литератор А.В. Дружинин заметил: «безо всякого старания со стороны автора, безо всяких стремлений его к погоне за поэзией – поэтическая сторона книги» сказывается «сама собою». О «нечаянной красоте» русского искусства очень хорошо сказал французский писатель Проспер Мериме в письме к Тургеневу: «Ваша поэзия ищет прежде всего правду, а красота потом является сама собой». Так было и с путевыми заметками Максимова. Он как бы невзначай передаёт картины северной природы -- просто не может «пройти мимо» «картинной прелести …зеркального озера» или живописного восхода солнца на море: 

А вот как описал северное сияние, когда «сполох играет», С.В. Максимов в очерке «Новоземельские моржовые промыслы»: «словно густой, тёмный флёр, опустился на окольность. Вдруг мрак этот исчез, … весь снег со всех сторон покрылся багровым, как будто занялось пожарное зарево, кровяным светом». Северная природа действует на молодого путешественника магически: например, на Соловках, по дороге на Анзер, он заворожён окружающей его красотой: «Весело на душе, летят все чёрные мысли прочь, забываешь обо всём прежнем и живешь только настоящим». Но больше всего впечатлило его, «сухопутного» жителя средней полосы России, море. Он много раз описывает его состояние в своих заметках. Вот строки из очерка «Терский берег Белого моря»: «Море буквально кипело котлом. Ветер свистел невыносимо, …ходил свободно, без препятствий. Здесь он был полный неограниченный властелин и хозяин».

Опытный путешественник

Следует сказать, что Максимов отнюдь не идеализировал своё путешествие -- он скрупулёзно, с долей иронии, описал все тяготы своего пути: 

Молодой путешественник «радовался, что не посадят уже в мучительный карбас и не стеснят будкой и капризами моря». Он был готов к любым испытаниям пути: «первый раз в жизни попробую ехать верхом во что бы то ни стало». За время странствий по северу Сергей стойко переносил тряску в дорожном тарантасе и качку морских переходов на шхуне, стужу зимних поездок по северным рекам (хорошо ещё, что его загодя «обрядили» в самоедские малицу и пимы!), дорожные аварии (тройка …измученных лошадёнок…сбилась с дорог в сугроб. Опрокинула кибитку набок. Я вылез, но ушёл в снег по плечи, и оттуда вылез и опять сидел в кибитке»), докучливых комаров и мошку в таёжной глухомани; испытал все «прелести» «утомительнейшего, неприятного пешего хождения под сильным дождём». Отдыхал путешественник, как правило, в станционных домах. Но, что показательно, столичный студент как будто не замечает убогости обстановки и неудобства походной жизни. Наоборот, он с восхищением описывает, например, то, какие картины украшают стены постоялого двора или дома гостеприимных хозяев, не раз встречавшихся ему на Севере. Картины были такого содержания: «Диоген с бочкой и Александр Македонский перед ним в шлеме», «К атаману алжирских разбойников представляют бежавшую пленницу», «Жена вавилонская, апокалипсис глава седьмая на десять», «Дмитрий Донской» и пр. 

Удивляли его, жителя средней полосы, и богатые крестьянские дома. Вот как описывает он Сумский посад: «сумские дома, как и все поморские, двухэтажные, …у каждого дома крытый двор, над воротами непременно или крест, или икона». Величина домов-дворов особенно удивляла Максимова, так как в центральной России и по сию пору старые дома маленькие, иногда в два-три окна, и обычные для севера России пятистенки (где в середине дома ещё одна капитальная стена) там большая редкость. Внушало уважение путешественнику и внутреннее убранство дома («В каждом доме посудный шкаф-блюдник», на Мурмане обычно с привезённой из Норвегии посудой) и то, что «подпечки красят синей и красной краской, двери и рамы -- тоже, простенки снаружи обмазывают …охрой». Читатель книг Максимова может «побывать» с автором и в охотничьих и промысловых избушках, где можно «увидеть» нехитрую, но необходимую для выживания, особенно в условиях Арктики, утварь, рыболовные снасти, запасы снеди.

  Крестьяне Мезенского уезда.

Сергей Максимов не просто описывает городки и сёла Севера, но и пытается воспроизвести их историю. Для этого он обращался за помощью, прежде всего, к сельской интеллигенции: учителям, немногочисленным местным чиновникам, священнослужителям. Максимов писал: «Добровольными помощниками были местная уездная и губернская молодежь из чиновничьего мира, …лица педагогического и духовного сословия... Знатоки-добровольцы обязательно вырабатываются всюду, доброхотно отдаваясь исследованиям родных гнёзд». Но более всего он ценил рассказы простых людей – будь то старик-книжник из печорских старообрядцев, «говорунья старушка-хозяйка, явившаяся в дырявом крашенинном сарафане» с самоваром на постоялом дворе или помор -- шкипер шхуны, на которой Максимов совершал переход по Белому морю. Непросто было разговорить этих людей, были «нужны крайнее терпение и особые приёмы, чтобы войти в доверие». Особенно это касалось староверов, которые в николаевские времена борьбы с инакомыслием подвергались гонениям и потому были очень осторожны в общении с заезжим человеком. Подкупало северян в Максимове то, что он держался «без чванства», одевался не в мундир, а простую дорожную одежду, а главное – носил бороду. 

Сергей Васильевич Максимов

Сам писатель признавался: «Доводилось… по неписаному обычаю, и пропускать «по доброй чарочке». Зато, когда доверие обреталось, …мужики начинали говорить, …как любит говорить русский человек, когда затронет все сердца один общий интерес и накипит на этих сердцах невзгода и недовольство, и когда нет русскому человеку никакого другого исхода, кроме этих торопливых и недовольных разговоров...». После задушевных бесед о том, «кому на Руси жить хорошо», начинало потоком литься народное творчество. Так Максимов записал песни «с нехитрым доморощенным складом» мезенского старика о том, как поморы «забыли путь на Грумант». А во время плавания по Белому морю писатель сумел расположить к себе попутчиков и был награждён тем, что «сумские девки нашлись в это время насказать мне много песен».

  Поморские женщины.