Сто лет третьей экспедиции академика Ферсмана
До находки крупных коренных выходов «камня плодородия» в Мурманской области оставался всего год.
Фото: Перевозка первых образцов апатитовой руды. Из фондов Минералогического музея Академии наук
Сто лет назад, в 1922 году, на Кольский полуостров прибыл отряд Академии наук СССР под руководством академика Александра Ферсмана. Ученые уже в третий раз отправлялись на разведку. Начиная с 1920 года они изучали щелочной массив Хибинских тундр в поисках полезных ископаемых, прокладывали пути колонизации этих мест и уточняли карту, составленную по следам путешествия Вильгельма Рамзая (в 1887 году состоялась Большая Кольская экспедиция Финского общества исследователей фауны и флоры, впервые собравшая и систематизировавшая сведения не только о животном и растительном мире, но и о геологии внутренней части Русской Лапландии).
Карта Хибинских Тундр с маршрутами экспедиций 1920 — 1923 гг.
В начале лета 1920 года делегация ученых Академии наук побывала в Мурманской области для ознакомления с окрестностями озера Имандра и, как запомнили участники поездки, без всякого плана они отправились на прогулку к горе Малый Маннепахк. На вершине горы обнаружились удивительные, редкие минералы. В 1940 году Ферсман писал:
«Среди людей, поднявшихся на вершину, я был единственным минералогом. Мне без конца подавали образцы найденных минералов, и я прямо терялся в определении этих, еще невиданных никогда мною эгиринов, эвдиалитов, эвколитов. Для меня сразу стало ясно, что Хибины — это целый новый, своеобразный мир камня».
Вернувшись в Ленинград, Александр Евгеньевич организовал первую, сугубо разведочную экспедицию. В течение двух недель с конца августа по середину сентября отряд знакомился с климатическими условиями и особенностями перемещения по местности, а также с основными чертами минералогии массива. Тогда же стало понятно, что минеральный мир Хибин богат и многообразен, и одной поездки недостаточно. В следующем году учеными были найдены проявления интересных минералов, например, астрофиллита, апатита, лампрофиллита и сфена, обнаружен новый минерал, а главное – серьезно изучены процессы и закономерности минералообразования юго-западной части Хибин. В 1922 году Ферсман поставил перед собой новую практическую задачу: найти в центре Мурманской области богатства, которые помогут промышленному развитию Советского Союза.
Лопарская вежа у озера Малый Вудъявр. Фото А.Е. Ферсмана
Александр Евгеньевич писал в 1925 году:
«Только хозяйственное и промышленное оживление всего района может привести к жизни естественные производительные силы этого края, имеющего огромное значение, как водораздела между реками, текущими в Ледовитый океан на север, к Горлу Белого Моря на восток и в самое Белое Море на юге. Но такое хозяйственное оживление возможно лишь на основе глубокого изучения природных ресурсов всего края».
В этом году к отряду Ферсмана присоединился Александр Лабунцов. Впоследствии именно этот ученый сыграл большую роль в открытии хибинского апатита. Основной задачей экспедиций было геохимическое обследование двух щелочных массивов – Хибинского и Ловозерского. Маршруты, пройденные геологами, охватили большой район от Имандры до Ловозера. Полевые работы были ограничены климатическими условиями: начинались они с июля, а заканчивались в сентябре. Экспедиция 1922 года стала одной из самых обширных. Стартовав почтовым поездом из Ленинграда 17 июля, участники поездки вернулись 14 сентября. За 57 дней полевых работ было изучено 500 км2 местности, общая протяженность маршрутов составила около 1100 километров. Для перевозки образцов породы использовали оленей. Собранный научный материал составил 95 пудов (около полутора тонн), а организационная стоимость работ достигла 3500 рублей. В задачу экспедиции входило изучение северной и центральной части Хибинских тундр, отдельный отряд отправился на разведочную экскурсию в Ловозерские тундры и восточную часть Хибин.
Основной базой отряда стала станция Имандра. Большую помощь ученым оказали местные саамы, в особенности семья Петра Кобелева. Его сын Алексей всю вторую половину экспедиции помогал при перевозке грузов на оленях, ловил рыбу и помогал по хозяйству. Разбившись на партии в два-четыре человека, отряд одновременно отрабатывал несколько маршрутов. Маршруты прокладывали по границе между лесной и тундровой зонами и в долинах рек, часто по самому берегу. Неглубокие горные реки подчас становились непреодолимы вброд, особенно ранним летом и после больших дождей. Существенно осложняли работу непредсказуемость погоды и, конечно, гнус:
«Главным недостатком погоды являются дожди, идущие иногда подряд свыше недели, а затем обилие комаров и мошек, иногда в жаркую погоду совершенно изнуряющих работников и кончающихся лишь в августе. Основною чертою является неустойчивость погоды и быстрая смена ее: никогда поутру нельзя знать о том, какая погода будет вечером. Живя длительно на базе, можно по колебаниям барометра судить о вероятных изменениях погоды: но в пути, где колебания отсчетов анероида зависят как от высоты места, так и от изменения величины давления, этот критерий отпадает. При незначительности времени необходимо было работать и при дожде. Наравне с дождями сильно мешают экскурсиям частые туманы, которые на плато и на перевалах иногда не дают возможности ориентироваться», - отмечал Ферсман.
Все маршруты Ферсмана
Жилы, расположенные вблизи с главными лагерями, разрабатывали с помощью взрывов, но большинство образцов откалывали с помощью молотков. Правда, обычные молоточки с трудом справлялись с плотными хибинскими породами.
Образцы породы, собранные на маршруте, постепенно выносились через промежуточные лагеря к одной из шести горных баз, а затем отвозились на станцию Имандра – это составляло самую тяжелую часть работ.
Дополнительным препятствием стала необходимость рассчитывать только на свои силы при передвижении и транспортировке грузов:
«Тяжелые крутые перевалы оказывались недоступными даже для оленей; только в долинах, в лесной зоне, в качестве подсобного средства можно пользоваться вьючными оленями. Пользование оленями возможно лишь по окончании комариной поры, то есть не ранее 15 августа. Наемные рабочие – пленные солдаты (возвращение военнопленных после Первой мировой войны из областей, захваченных интервентами, задержалось вплоть до 1920-х годов, - Нахтигаль Р. Военнопленные в России в эпоху Первой мировой войны / Р. Нахтигаль // Quaestio Rossica. — 2014. — № 1. — С. 142-156) или железнодорожные рабочие – могли оказывать помощь только в районах лесной зоны, близких от станции, в редких случаях удавалось рабочим проносить продовольствие через горные перевалы вглубь массива», - писал Александр Евгеньевич в отчете по итогам экспедиций.
Обширные задачи и тяжелые условия диктовали особый стиль работы:
«Опыт прошлого научил нас работать в большой и суровой дисциплине. Все обязанности каждого дня назначались специальными «приказами»… Их исполнение было нравственной обязанностью каждого, ибо от этого зависело часто благополучие целого отряда. И, надо сказать, в сознании жизненной ответственности, диспозиции исполнялись идеально и как бы ни разыгрывалась непогода, но в установленный день «приказы» всегда выполнялись в установленном месте. Это вносило большую стройность в работу, но требовало часто огромного напряжения, даже самопожертвования», - вспоминал Александр Евгеньевич Ферсман.
Несмотря на ограничения и жесткую дисциплину участники экспедиции полностью разделяли настроения начальника отряда. Друг Ферсмана, минералог, заведующий минералогическим музеем Академии наук Владимир Крыжановский вспоминал:
«Я помню замечательный для меня, один из наиболее счастливых в моей жизни 1922 год. Я не был начальником экспедиции, я просто был в отряде. Я только исполнял распоряжения А. Е. Это было чудесное время. Это лучший год моей жизни. Я тогда просто получал военные диспозиции: в 6 часов пойти в таком-то направлении, в 9 часов быть на таком-то перевале. И никакого отступления».
Благодаря общему энтузиазму, четкому планированию и хорошей для Хибин погоде ученые смогли очень многое. Удалось изучить геологию обширного района Хибин и части Ловозерских тундр. Многие до сей поры безымянные реки и долины, вершины и перевалы получили названия, частично «сконструированные» Ферсманом на основе саамских слов. Например, из слова «поадз», означающего «северный олень», и традиционных «вум» («долина»), «чорр» («гора») и «йок» («река») получились Поачвумйок (Река оленьей долины) и Поачвумчорр (Гора возле оленьей долины), от «кулль» («рыба») – Куэльпорр (Рыбный отрог), а от «рисс» («березняк») – Рисйок (Березовая река). Зимой 1923 года описали и открыли новые минералы на основе сборов этой и предыдущей экспедиций. Геологи нанесли на карту территории, богатые эвдиалитом и пирротином, цирконом, нептунитом, сфеном и другими перспективными минералами. С помощью взрывов разработали два коренных выхода лампрофиллита, эвдиалита и других минералов, в Ловозерских тундрах выявили крупные пегматитовые скопления.
На вершине Путеличорра. Фото отряда Б. Землякова
Крайне важным для науки и промышленности стала находка куска апатитовой руды между южными отрогами Кукисвумчорра и нескольких апатитовых жил в ущелье Гакмана. В начале 1920-х годов главными богатствами Хибин считались сосновый лес, эвдиалит и цирконы. Открытия 1922 года помогли сфокусировать внимание на апатите. Название этого минерала можно перевести с греческого как «обманщик»: формы, цвета, блеск апатита, меняющиеся в зависимости от условий образования, заставляли людей принимать его то за топаз, то за берилл, то за другой драгоценный камень.
Ущелье Гакмана в Юкспоре. Фото А.Е. Ферсмана
Апатит содержит большое количество фосфора, причем в форме, доступной для усвоения растениями. Именно апатит является ценнейшим сырьем для производства удобрений. К началу XX века месторождения апатита были найдены и разрабатывались только в Норвегии и Канаде. Этого количества для мирового сельского хозяйства было совершенно недостаточно. Российские промышленники были вынуждены использовать более бедное сырье – осадочную породу под названием фосфорит. К 1922 году стало понятно, что находки апатита в Хибинах не единичны, и геологическое строение местности позволяет ожидать большого содержания здесь именно этого минерала. До находки крупных коренных выходов этого «камня плодородия», давшей старт бурному развитию промышленности и появлению в сердце Русской Лапландии городов, оставался всего год.
***
Надежда Щур, специально для GoArctic
