Учитель и ученики, – архангельские художники и подвижники: как передается «вирус искусства»

С.Г. Писахов, «Причудливые облака на воде», 1910. Источник: arhmuseum.ru

«Про наш Архангельский край столько всякой неправды да напраслины говорят, что придумал я сказать все, как есть у нас. Всю сущу правду, что ни скажу – все правда. Кругом земляки, соврать не дадут. К примеру, река наша Двина в узком месте тридцать пять верст, а в широком – шире моря.

А на том берегу всяка благодать, всяческо благорастворение. Морошка крупна, ягоды по три фунта и боле, и всяка друга ягода.

Семга да тресда сами ловятся, сами потрошатся, сами солятся, сами в бочки ложатся. Рыбаки только бочки порозны к берегу подкатывают да днища заколачивают. А котора рыба побойче – выпотрошится да в пирог завернется. Семга да палтусина ловче всех рыб в пирог заворачиваются. Хозяйки только маслом смазывают да в печку подсаживают.

Белы медведи молоком торгуют – приучены. Белы медвежата семечками и папиросами промышляют. Птички всяки чирикают: полярны совы, чайки, гаги, гагарки, гуси, лебеди, северны орлы, пингвины.

Пингвины у нас хоть не водятся, но приезжают на заработки, с шарманкой ходят да с бубном, а ины облизьяной одеваются, всяки штуки представляют, им не пристало облизьяной одеваться – ноги коротки, ну, да мы не привередливы, нам хоть и не всамделишна облизьяна, лишь бы смешно было.

А робята поймают кита или двух, привяжут к берегу и заставят для прохлаждения воздуха воду столбом пускать. А бурым медведям ход настрого запрещен. По-зажилью столбы понаставлены и надписи на них: «Бурым медведям ходу нет».

С.Г. Писахов, «Полночь (Июнь в Белом море)», 1911. Источник: arhmuseum.ru

Степан Григорьевич Писахов, учитель (1879–1960)

Предисловие

Музыку архангельской речи язык не поворачивается называть «не литературной», а слова – диалектизмами: подволока, погребица, поветерь, мокреть, взаболь, заделье, – любо-дорого и произносить, и слушать. Наверное, и в сказы эти ладные уютные слова собираются сами, тоже «всяки штуки представляют с шарманкой и бубном», – и «благодать всем, и – благорастворение»...

От настоящего, живого языка – мурашки и наслаждение: натодельный – специально сделанный; взаболь – честно, по правде; сгорстать – схватить в горсть; бус, бусель – мелкий дождь; сыгровка – репетиция; ободверина – косяки у дверей. Что по сравнению с этим богатством – нынешний выхолощенный суржик, «смесь английского с канцелярским»!

Лингвисты и филологи, правда, начинают сейчас признавать не только то, что «в поморском говоре сохранилась архаичная восточнославянская мягкость», но и то, что сам «поморский говор» – это совсем не говор, а самостоятельный язык со своей грамматикой, произношением и обширнейшим лексиконом.

Степан Григорьевич Писахов, – автор сказа «Не любо – не слушай», с которого началось повествование, художник, писатель-сказочник и этнограф, родившийся и умерший в Архангельске, – магию здешних мест знал и ценил. Недаром возвращался сюда из всех путешествий, и практически все, что он делал, и исследования, и картины, и сказы, – посвящено Северу. При этом пейзажи его реально светятся холодным сиянием северных ночей, а сказы, живые и кудрявые, выращены из северного семечка на щедрой местной культуре.

С.Г. Писахов, «Берег Белого моря. Восход солнца», 1909. Источник: arhmuseum.ru

Писахов – художник

Степану Писахову, сыну приехавшего с Могилевщины Годы Пейсаха, ставшего после крещения купцом Григорием Пейсаховым, главой ювелирного дела, и женившемуся на пинежской староверке, – за свое призвание художника пришлось побороться.

Купец-отец хотел, чтобы сын взялся за ум, а тот хотел рисовать. «Будь сапожником, доктором, учителем, будь человеком нужным, а без художника люди проживут», – говорилось ему в семье.

В 1902 году он-таки поступает в художественное училище Штиглица в Петербурге, где проучился три года, пока его не исключили за революционные настроения.
Недоучившись и не получив диплома, разрешающего преподавание, Степан растерялся было, но, будучи неприхотливым, привычным к лишениям, и открытым, доверчивым к миру – отправился в долгое странствие-пленэр. Сначала на Север, на Новую Землю, – там будто «мир только что создан», писал он позже. После сложного детства Писахов всю жизнь искал «искренних, простых отношений», и ненцы, встретившиеся ему на Новой Земле, поразили его своими сказками про людей, «которые только любят и не знают ни вражды и ни злобы… Если они перестают любить, сейчас же умирают. А когда они любят, они могут творить чудеса».

С.Г. Писахов, «Стамбул. Этюд», 1905–1906. Источник: arhmuseum.ru

Потом он был в Палестине, Сирии, Египте, Турции. Поучился в Париже и Риме, потом опять в Петербурге, но когда возвращался в Архангельск, на родной Север, говорил: «Как будто глаза прополоскались!»

Все это время художник писал, активно выставлялся и в России, и за рубежом, а в 1914 году на одной из выставок серебристое сияние его работ заслужило одобрение Ильи Репина.

Писахов путешествовал, делал этнографические зарисовки, участвовал в серьезных арктических экспедициях и исследованиях.

После революции художник так же много работал, приводил в порядок местные музеи, продолжал участвовать в этнографических экспедициях, писал картины, выставлялся, и начал писать очерки, а в 20-е годы – и сказки, которые стали печататься и издаваться.

Писахов – источник «вируса искусства»

Жил он с сестрой Серафимой в бывшем родовом доме, «уплотненном» в советское время. Там же и работал, туда, в мастерскую, завешанную этюдами и картинами, приходили к нему и друзья, и коллеги (его посещали в Архангельске, приезжая на Беломорье, художники Коровин и Архипов, Кончаловский и Преображенский, позднее Ромадин, Стожаров, Попков), и ученики, вдохновляемые его верой в то, что искусство – первично, всеобъемлюще, необходимо и достаточно.

Непризнанный официально, опальный, даже не получающий пенсии, к 60 годам Степан Григорьевич стал таки членом Союза писателей.
А среди народа он и так был заметной фигурой и считался «достопримечательностью» города, его внешний вид вполне соответствовал образу отшельника-художника и сочинителя, – лешаковатый, он «словно вышел на городскую улицу из древней русской сказки». Письма с адресом: «Архангельск, Писахову» всегда доходили до места назначения.

С.Г. Писахов, «Красные цветы на Новой Земле», 1918. Источник: arhmuseum.ru

Преподавая живопись и рисование в разных школах города и у себя в мастерской, – «заразил» искусством много трепетных мятущихся душ. «Я терпеливо объяснял примером: хороший голос (ученика) учитель может сорвать. Я рад, если удалось подтолкнуть на верный путь», – говорил Писахов.

За прошедшие со времени его детства годы в России ничего не менялось и не изменилось в отношении к профессии художника, – как и прежде, она маргинальна; как и прежде, актуальны для всех родителей страны слова: «Будь сапожником, доктором, учителем, будь человеком нужным, а без художника люди проживут».

И необычайно важна для врожденных маргиналов, которых родители втискивают в прокрустово ложе «сапожников, докторов и учителей», встреча с таким же, как они, маргиналом, но – старшим, мудрым, видящим, верящим.

Немного похоже на маглов и волшебников из «Гарри Поттера» – магл ни распознать, ни увидеть предназначение и мир волшебников просто не может, а волшебник волшебника – видит. И это вовсе не фантазия.

А в Архангельске-таки создали персональный музей маргинального и опального при жизни Степана Григорьевича Писахова, и памятник ему поставили.

Учеников у мастера было много, но – можно взять только двоих, и уже станет ясно, что их труды, страсть, вера качнули чашу весов добра и зла в сторону добра, базового, бескорыстного и бескомпромиссного – искусства, как и хотел учитель.

З.П. Калашников, «Мой Архангельск» (более 300 строений). 1977–1991. Источник: pastar.ru

Зосима Петрович Калашников, ученик (1913–1991)

Зосима Петрович – один из втиснутых в прокрустово ложе «правильной профессии». При том, что и отец его был «пролетарский поэт» и художник, и дядя, священник, Академию искусств закончил, – Зосима Петрович, учившийся у Писахова, с детства интересовавшийся искусством, смог зяняться им в полной мере только на пенсии, – сколько успеет. Но сколько же он успел!

Калашников в 64 года начал воссоздавать любимый, утраченный старый Архангельск своего детства – из выброшенных картонных коробок – дом за домом, с фонарями, скверами и улицами, в масштабе 1:100. Готовая «скульптурная копия» старого центра имела длину 37 метров, и состояла из 222 объектов, 160-ти из которых город давно лишился.

З.П. Калашников со своими работами. Источник: pastar.ru

Строя свои минимиры, свою прекрасную реальность несуществующего, Зосима Петрович изучал старые фотографии, архивные документы, расспрашивал краеведов и старожилов, делал чертежи и эскизы, зарисовывал с натуры.

Кропотливо и точно восоздавал миниздания, составлял из них улицы, при этом во всех окнах – стекла, в домах можно было зажечь свет, колокола на колокольнях звенели, кресты на куполах сверкали, все детали были учтены.

Открытие в Архангельском краеведческом музее выставочного пространства «Наследие Зосимы Петровича Калашникова», Соловецкий и Пертоминский монастыри, 2022 год, скриншот с видео. Источник: region29.ru

С 1977 по 1991 годы Зосимой Петровичем были материализованы минимиры «Архангельск – столица Севера», «Старая Соломбала», Соловецкий кремль, Пертоминский и Николо-Корельский монастыри – всего около 500 объектов-копий.

Почетным гражданином Архангельска Зосима Петрович Калашников стал уже после смерти, но при жизни успел-таки прославиться как художник и мастер, поучаствовать в выставках своих рисунков и минимиров, и даже получил звание Заслуженного работника культуры РСФСР. В Архангельском краеведческом музее есть целый зал «Наследие Зосимы Петровича Калашникова».

И ведь почести эти и слава, восторг и уважение – не за то, что всю жизнь «проработал на работе», хоть и там был не рядовым и заслуженным, а – за то, что на пенсии клеил домики из картона, – город своих снов.

В.П. Преображенский, «В полярных широтах», 1969. Источник: ekb.aonb.ru

Виктор Петрович Преображенский, ученик (1908–1984)

Виктор Преображенский учился у Писахова в юности, когда готовился поступать в Вятский художественно-промышленный техникум. Поступил, отучился, вернулся в Архангельск, работал, писал и выставлялся. Единственный из троих, включая учителя, стал членом Союза художников, и довольно рано. До войны любимыми сюжетами были стильные импрессионистические виды Северной Двины с парусниками и баркасами.

А когда в 1954 году Преображенский вышел в море на тральщике, а потом прошел по Северному морскому пути на рудовозе, северное море во всех его проявлениях стало основной, любимой темой, и тем, что получилось у него – волшебно.

Борис Шергин рассказывал, посмеиваясь, что Писахов порой покрикивал на художников других жанров: «Я – пейзажист, а вы-то кто такие?!»

Но ведь имел право, у него пейзажи – светятся. А вот у его ученика Виктора Преображенского пейзажи не светятся, они – дышат, – колеблется воздух, движется вода, что-то бликует, что-то расфокусируется...

Говорят, Преображенского называли «северным Айвазовским». Но у Айвазовского его аккуратно написанные красками на холсте и качественно покрытые лаком картины – не дышат.

Написать ветер, написать запах, написать привкус на губах, написать прикосновение брызг к лицу и неуловимо меняющуюся среду – вот истинный дар мариниста. Море – не лаковое. Оно тяжелое, неуправляемое, неопрятное, – живое.

И Писахов, успевший увидеть поздние, – главные и лучшие работы Виктора Преображенского, писал о нем: «Горжусь земляком!»

В.П. Преображенский, «Полярная вахта», 1969. Источник: arhmuseum.ru

«Покеда не пропето, все решотно живет»

Есть у Писахова сказ «Своя радуга» – о том, как герой проехался на радуге, и одежка, натертая об нее, у него теперь всегда особым образом светится, и все вокруг просят эту одежку на праздники «для нарядного освешшенья».

Это все и об искусстве. Можно, конечно, и без света прожить, «но ведь сколь хорошо, когда своя радуга в дому».

А «покеда не пропето, все решотно живет» – гениальный образ пустопорожнего, незаполняемого светом и песнями проживания-выживания, – мира без художника.

«Ты спрашивашь, люблю ли я песни?

– Песни? Да без песни, коли хошь знать, внутрях у нас одни потемки. Песней мы свое нутро проветривам, как избу полыми окошками. Песней мы себя, как лампой, освешшаем.

Смолоду я был песенным мастером, стихи плел. Девки в песенны плетенки всяку ягоду собирали. Вот под квас али под молоко стихоплетенье не годилось. Покеда не пропето, все решотно живет.

Песни люблю, рассказы хороши люблю, вранья не терплю! Сам знашь: что ни говорю – верно, да таково, что верней искать негде».

В.П. Преображенский, «В районе промысла», 1956. Источник: arhmuseum.ru

***

Анна Щетинина, специально для GoArctic