Эмоциональная география: это про людей и о том, как улучшить их жизнь в местах исконного проживания
Исследователя здесь можно считать отчасти врачом, выписывающим «рецепт» для эмоционального здоровья населённым пунктам, которые принято сейчас называть депрессивными
Физическая, экономическая, политическая – такой мы знаем географию по школьной программе. О том, что она может быть ещё и эмоциональной сегодня в российском научном сообществе говорить только начинают.
Объектом исследования здесь становятся не границы государств, движения тектонических плит или русла рек, а чувства людей по отношению к населённым пунктам, маршрутам, архитектурным объектам и знаковым местам.
О том, зачем учёные проводят такие исследования и что такое эмоциональные карты поселений, мы поговорили с кандидатом философских наук, доцентом Северного (Арктического) федерального университета имени М.В. Ломоносова Татьяной Жигальцовой.
– Я увлеклась изучением гуманитарной и, в частности, образной (имажинальной) географией в 2014 году. Ключевой автор данного направления – архитектор Кевин Линч. В своих исследованиях американских городов он использовал рисуночный метод, для которого просил респондентов нарисовать свой путь от дома до работы, либо до центра города. Я тоже решила провести такой эксперимент и попросила свою дочь нарисовать дорогу от дома до детского сада. Мне казалось, что я знаю своего ребенка на 100%, и совершенно не ожидала никаких открытий. Думала, что она нарисует сам детский сад, деревья, детскую площадку, что-то такое. А она нарисовала ямы на дорогах и лестницу в детском саду, по которой ей тяжело подниматься, поскольку человек маленький, а перила высокие.
Это меня потрясло. Оказалось, что она, проходя весь этот путь, испытывает ежедневный дискомфорт. Тогда я осознала, что все люди по-разному воспринимают, казалось бы, одни и те же маршруты и пути. И то, что для одних жителей кажется повседневным и привычным, для кого-то может являться рутинизированной тревогой. Именно тогда пришла идея наносить на карты не образы города, как это делал Кевин Линч, а эмоции. Так и возникла Эмоциональная география в моем понимании, – рассказывает Татьяна Жигальцова.
С момента первого маленького домашнего эксперимента прошло уже 10 лет глубокого погружения в тему Эмоциональной географии. Самая первая исследовательская поездка состоялась в родной для учёной город Вельск (Архангельская область), а первая карта была создана для города Никель (Мурманская область). Изучены – крупный город Хельсинки, малые города – Хапаранда (Швеция) и Торнио (Финляндия), а также эмоциональное пространство небольших северных поселений. Этнографические экспедиции для создания интерактивных эмоциональных карт островной и прибрежной Арктики прошли в исторических поселениях побережья Белого моря – Тамица, Кянда, Нижмозеро, Пурнема, Лямца, а также островных территориях – поселка Соловецкий и Кий-острова, не имеющих коренного населения. Создание карт стало одной из целей более крупного проекта «Создание устойчивых сообществ с учетом последствий трансформации архитектурно-этнографической среды островной и прибрежной Арктики», поддержанного грантом Российского научного фонда совместно с правительством Архангельской области.
– Я изучала трансформацию архитектурно-планировочной структуры исследуемых поселений, начиная с XIX века до современности – как она менялась? Какие здания и объекты сейчас утрачены? Что сохранилось? Изменилось ли функциональное назначение этих объектов? Как изменилась планировка сел? Конечно, процент утраты традиционных архитектурных объектов в этих населенных пунктах очень высокий. Поэтому на первый план в исследовании вышло изучение нематериальных ресурсов – это знание, историческая и эмоциональная память жителей об утраченных архитектурных объектах. Эта информация крайне важна, потому что все это в скором времени может быть утрачено. Наглядный например – исторические поморские села Кушерека и Унежма, которые перестали существовать буквально на наших глазах. Или Нижмозеро – одно из исследуемых сел, расположенное в удивительном по красоте месте между трех озер – является полузаброшенным селом, где постоянно проживают всего 10-12 человек. В архивах удалось обнаружить новую информацию об архитектуре заброшенных деревень Солозеро, Рябы, выселка Середнее, записать обрывочные воспоминания о них, – отмечает Татьяна Жигальцова.
Новое исследование основано на глубинных интервью и биографических прогулках со старожилами поселений. Какие объекты в итоге окажутся на карте, определяли два фактора. Первый – частотность упоминаний. Сейчас задача Татьяны Жигальцовой изучить коллективные эмоции, поэтому на карты наносились только те объекты, которые назывались как минимум тремя разными респондентами. Так, например, часовня в селе Кянда, которая входит в обязательный туристический маршрут, на эмоциональной карте местных жителей не появилась, потому что никто из респондентов не упомянул её в своих интервью в качестве значимого места.
Второй фактор – эмоции. Для этого респондентам предстояло ответить на вопросы – какие места вызывают спокойствие, радость, гордость? Какие, наоборот, – тревогу, печаль, стыд? Чувствуют ли себя жители безопасно?
– Нужно сказать, что в своих населённых пунктах пожилые люди, действительно, ощущают себя безопасно. Кроме, пожалуй, одного поселения. Ситуация немного абсурдная. Оказалось, что из тех населённых пунктов, которые у меня изучены в настоящий момент, чувство безопасности снижено в селе Тамица, которое находится ближе всех к районному центру Онеге. Ощущение оторванности, заброшенности здесь гораздо сильнее, чем даже в более удалённых населённых пунктах. Жителей тревожит то, что у них нет ФАПа, нет клуба, библиотеки, музея, в общем-то нет места, где можно было бы всем вместе собраться. В небольших населенных пунктах важнее сообщество, архитектура вторична. А значит, чтобы улучшить эмоциональное здоровье сообщества, нужны места для собраний, которые позволят поддержать ощущения плеча, коллективного духа, – комментирует Татьяна Жигальцова.
Помочь создать благоприятную среду для пожилых людей островной и прибрежной Арктики – одна из задач проекта Татьяны Жигальцовой. Исследователя здесь можно считать отчасти врачом. Сбор анамнеза дал возможность выписать «рецепт» населённым пунктам, которые принято сейчас называть депрессивными. В списке рекомендации по улучшению коллективного эмоционального здоровья – создание мест для общих собраний, обустройство пешеходных дорожек, прогулочных троп, работа с заброшенными местами, значимыми для сообщества домами, объектами культурного наследия, а также прилегающей к населенному пункту территорией.
– Я иногда в своих статьях использую образ «эмоционального ковра», когда говорю об эмоциональном пространстве. Заброшенные здания и территории – это как раз те проплешины, которые в этом ковре разрушают эмоциональное пространство. Люди стыдятся этих мест, поскольку для многих это лицо деревни. Но есть определенная особенность. В более труднодоступных, удаленных населенных пунктах (Нижмозеро, Пурнема, Лямца) респонденты говорили, что им не просто стыдно, а именно жалко эти заброшенные дома. Они относятся к ним, как к заболевшему человеку, которого можно вылечить.
Ещё один момент – это сохранение объектов культурного наследия. О том, что это важная часть эмоционального пространства, учёная заметила ещё во время своих исследований в Хапаранде и Торнио. Историческими зданиями здесь гордились люди пожилого возраста, в то время как другие возрастные группы ни разу не называли объекты архитектурного наследия в качестве значимых для себя мест.
– В данном исследовании это подтвердилось. Для старожилов объекты культурного наследия, традиционная архитектура – это тот якорь, который связывает человека с этим местом. Обычно мы рассуждаем, что нужно сохранять исторические здания для будущих поколений, но у меня есть глубокое убеждение, что нужно сохранять их для тех, кто живёт там сейчас. Это нужно не кому-то в будущем, это нужно сегодня для этих людей, – утверждает Татьяна Жигальцова.
Татьяна Жигальцова уверена, что комплексный подход специалистов из разных сфер, включающий профилактическую работу по улучшению эмоционального здоровья в исследуемых ею населённых пунктах, позволит сохранить деревни островной и прибрежной Арктики.
– Мне обидно за эти населенные пункты, они воспринимаются как бесперспективная территория – молодежь уезжает, нет работы. И есть какое-то негласное мнение, что нет смысла там что-то менять, если нет молодежи. Лучше вкладываться во что-то другое. Но люди, с которыми мне довелось пообщаться в экспедициях – работающие пенсионеры с активной жизненной позицией, которые любят свой населённый пункт, к которым каждое лето приезжают внуки. Никто из опрошенных местных жителей не планирует уехать. Все очень любят свои села и деревни, и переживают за их будущее.
Поэтому нужно исходить именно из этого положения. Сейчас это работа на перспективу. Я знаю ряд проектов в Вологде и Сольвычегодске, где реставрацией и восстановлением архитектурных объектов стали заниматься внуки местных жителей. Это произошло через поколение. Улучшать жизнь пожилых людей очень-очень важно, потому что это стратегический подход к развитию данных территорий, – отмечает Татьяна Жигальцова.
Сейчас с результатами исследования может познакомиться любой желающий. Все рекомендации изложены в книге, которая уже опубликована в электронном формате. Кроме того, одним из итогов проекта стала интерактивная выставка, где с помощью QR-кодов можно увидеть исторические и эмоциональные карты памяти каждого поселения: места притяжения/отторжения, истории и личные воспоминаниями жителей, фотографии мест, в том числе и архивные фотографии. В перспективе такие карты могут стать базой по сохранению нематериального наследия арктических территорий.
Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда совместно с Правительством Архангельской области № 23-28-10034 «Создание устойчивых сообществ с учетом последствий трансформации архитектурно-этнографической среды островной и прибрежной Арктики.
Фото предоставлены автором и Татьяной Жигальцовой
***
Тася Меньшикова, Архангельск. Специально для GoArctic
