Сейчас в Мурманске

05:47 1 ˚С Погода
18+

Пять дней на Новой Земле

В начале  XX века не было ещё однозначной ясности, что Новая Земля останется за Россией.

Новая земля Наталин Заселение новой земли
Андрей Епатко
16 декабря, 2020, 15:54

Пять дней на Новой Земле

Новая Земля. Чёрная губа. Фото Гейма Арнольда. 1937 г.


В 1912 году в одном из журналов дореволюционной России были опубликованы заметки некоего Н. Наталина о его поездке на Новую Землю[i]. Характерно, что Наталин не был исследователем, чиновником или колонистом. Себя он называет «спутником экспедиции». По-видимому, он был знакомым одного из геологов, ехавших на Новую Землю для изысканий медных залежей. Поэтому взгляд Наталина на арктический архипелаг достаточно свеж – тем и интересен. Само издание – «Новый журнал для всех» - является библиографической редкостью; его можно найти не во всех крупных библиотеках. Специалисты по истории Арктики, по-видимому, ещё не обращались к этим «Запискам».

Своё путешествие Наталин совершил летом 1911 года -- накануне Первой мировой войны, когда Российская империя испытывала мощный экономический подъём, а сами россияне вместе со всем цивилизованным миром были впечатлены «битвой за полюсы».

В самом деле: Пири только что объявил себя покорителем Северного полюса, (что позднее будет подвергнуто сомнению). Амундсен в это же время вступил со Скоттом в борьбу за Южный полюс… Статья Наталина вышла в мае 1912 года, когда Скотт со своими спутниками уже спал вечным сном в своей, занесённой снегом палатке, – её найдут только через несколько месяцев. Наталин, кстати, полагал, что после выхода Пири к Северном полюсу, всеобщий интерес обратится к Южному, что впоследствии не оправдалось лишь частично: после успешного броска Амундсена к Югу Антарктики, экспедиции на шестой континент постепенно прекратились, если не считать неудачного похода Шеклтона 1914-1916 годов, который, впрочем, так и не высадился в Антарктике, достигнув лишь острова Элефант.

Но Антарктика далеко, а Арктика – близко. Неудивительно, что «Записки» Наталина, посвящённые Новой Земле, пронизаны политикой. «Кому будут принадлежать эти острова?» - вопрошает он, и сам же отвечает: «Наука международного права говорит о «первом поднятом флаге»… Впрочем, русский флаг на южной оконечности Новой Земли уже поднят, пишет Наталин и вместе с тем опасается, как бы норвежцы не подняли свой стяг на южном…

Автор «Записок» замечает, что дело не во флаге, а в том, кто именно заселит эти пустынные места:  

«Если этот остров близкий более к русскому берегу и окружённый водами, омывающими наши владения, - рассуждает он, - будет ещё заселён в достаточной степени русскими людьми, то, конечно, фактически мы его и удержим. Исследовав его и захватив лучшие гавани, мы тем самым завоюем этот остров у океана и водрузим наш флаг не как символ, а как показатель нашей власти. Администрация северного края и старается заселить его, установить отношения, а главное, монополизировать промыслы за русским населением. С этой целью администрация хлопочет перед центральным правительством об охране вод, о расширении их в нашу пользу и посылке сторожевого судна к берегам Новой Земли».

Вместе с тем Наталин сетует, что норвежцы ведут активную политику в отношении Новой Земли: они быстро заселяют арктический архипелаг, «раскидывая» в разных местах свои посёлки. В этом им помогают субсидии от правительства «Его величества короля Норвегии». «А что делаем мы в это время? А мы заняты контрреволюцией в Персии».

Говоря о российском сторожевом судне, которое скоро должно встать на охрану Новой Земли, автор отмечает, что когда оно придёт – неизвестно, и тут же даёт исчерпывающую характеристику капитану местного тихоходного судна «Бакан», который совершил этим летом «ряд деяний уголовного характера – растрата и убийство». Что касается самого судна, английские траулеры имеют куда более скорый ход, чем «Бакан». «Другое дело шведский сторожевой крейсер, - продолжает Наталин, - отлично вооружённый, со скоростью в полтора раза превосходящий любое промысловое судно. Где же нам тягаться?»…

Далее автор резонно сетует, что, если Россия не будет колонизировать Новую Землю более интенсивно, она может потерять остров окончательно, а ведь он «в высшей степени ценен для промыслов и может дать много ценностей в будущем»…

    Борисов

    А. Борисов. Поморская гавань в Архангельске. Ок. 1900 г.

 

Почти все путешествия на Новую Землю начинались в Архангельске. Вояж Наталина в этом смысле не был исключением: судно, на котором он отправился к далёкому архипелагу, отдало швартовы в Архангельске и по Двине вышло в Белое море. Далеко за кормой остались людные берега с массой судов, невзрачных построек и заводов, теперь вокруг расстилалась водная гладь, очерченная гористым берегом на горизонте.

Судно шло мимо Зимнего берега, с его выдающимся Каниным мысом… Вскоре берег исчез, если не считать одинокого островка, на котором давно пора поставить какой-нибудь знак или маяк: не ровен час – в тумане можно налететь на эту угрюмую скалу.

Утром судно вошло в Северный Ледовитый океан, который был подобен зеркалу и совсем не походил на бурливое Белое море. «Неужели это он – грозный Ледовитый океан?» - удивлялся Наталин. До Новой Земли ещё три дня пути, рассчитал наш путешественник: «Завтра пусть качает, а послезавтра мы уже у цели!»

Вскоре путешественник вернулся из каюты наверх. 

«Великий Боже! – восклицает Наталин. – Небо в тучах, с севера идёт зыбь, перешедшая в течение получаса в свирепую волну; барометр медленно трогается вниз. Тучи низко над пароходом; в полдень определяемся по солнцу, буквально ловя его: курс верен, идём правильно. Ветер свежеет, меняя направление, а барометр -- в обморок! Идём вниз стремительно!»

Курс парохода пересекали парусные суда, которые спешили в спасительную гавань, чтобы укрыться от непогоды. Увы, пароход не мог последовать их примеру: он шёл прямым рейсом, иначе ему не хватило бы запасов угля. Наталин признаётся, что смотрел с завистью, как парусники, форсируя ход и, почти ложась на бок, уходили от парохода.

Тем временем, ветер усилился: океан, насколько хватало глаз, весь был изрыт внушительными валами. Корпус судна дрожал под ударами волн, переборки трещали, мачта скрипела, стальные бакштаги трубы гудели. Вокруг всё потемнело. На горизонте ни одного огонька: случись катастрофа – помощи ждать неоткуда.

К вечеру ветер отошёл к югу и, «сбивая старую волну», ещё больше усилил качку. Наталин тревожно вслушивался в рокот работающей машины где-то под палубой. Иногда шум двигателя замирал… Как выяснилось позднее, от ударов волн прекращалось питание «холодильника». По-видимому, это были перебои с системой охлаждения, которые вполне могли привести к остановке винтов…

Барометр опускался всё ниже. И никакой надежды на перемену: тучи зловеще клубятся над головой, волна ревёт и грохочет.

Ночь выдалась тяжёлая… Беспомощно лёжа на койке, Наталин слышал сквозь тяжкую дрёму удары корабельного колокола, и это показалось ему зловещим предзнаменованием. Ему вспомнился «Человек, который смеется» Гюго -- тот момент, когда герои романа слышали колокол, как указание на их окончательную гибель в пучине…

    Буря  Пароход в штормовом море. Гравюра XIX в.


На рассвете ветер стал ослабевать. Чтобы уйти от волны, бьющей в корму, шкипер поставил все имевшиеся на судне паруса. В машине дали полный ход, и, таким образом, судно понеслось со скоростью в 20 узлов – волна отстала. Тем временем стрелка барометра переместилась на «переменно», что означало – дело к ясной погоде. В самом деле: в 8 часов утра облака поредели, прорвалось солнце, и вдруг – впервые за сутки – мелькнул клочок неба. Вода из свинцовой сделалась синей. Затем блеснул золотой луч – вода приняла зеленовато-прозрачный оттенок, горизонт прояснился: впереди лежал безбрежный Северный Ледовитый океан.

Термометр показывал 14°. Открыли иллюминаторы и люки – начали проветриваться.

Наталин сообщает, что кроме членов экспедиции, оставшейся на зимовку на Новой Земле, на пароходе было пятнадцать «вольных» путешественников. Последние воспользовались одним из двух ежегодных рейсов на Новую Землю.

«Мои спутники были смесью одежд и лиц, наречий и состояний, - вспоминает Наталин. – Тут и врач Д., член 2-й [Государственной] Думы и архитектор И., художник-самоедин и композитор-народник, иеромонах и псаломщик, а также едущие на смену энтомолог и зоотехник, «медичка» и бестужевка[ii], пастор-швед и два журналиста – русский и иностранный».

Упоминание Наталиным «самоедина» особенно любопытно: речь идёт о знаменитом ненецком художнике Тыко Вылке, возвращавшемся из Москвы, где он практиковался в искусстве живописи. Известно, что в 1911 году Вылко прервал обучение и срочно вернуться на Новую Землю: на архипелаге погиб его двоюродный брат и, по ненецкому обычаю, Вылко пришлось жениться на вдове брата, имевшего шестерых малолетних детей. 

    Семья Вылки  Семья Вылко: Слева – отец (Константин Вылко), в центе – Тыко Вылко (знаменитый в будущем художник). Справа – один из младших братьев. Фото начала XX в.


   На этом же рейсе ехал некий административный чин, везущий годовые запасы для самоедов и колонистов. По словам Наталина, везли целые избы, так как на всём архипелаге нет ни кусочка дерева. Также на Новой Земле нельзя раздобыть муки, оружия, пороха и консервов. Поэтому всё перечисленное доставляется два раза в год вместе с рейсовым пароходом. Тогда же сдаётся и забирается почта.

…Истекал четвёртый день плавания в открытом море. Солнце садилось, багровея, без лучей. Вода принимала серый свинцовый оттенок. На палубе роптали, что впереди недобрая ночь… Вдруг вдалеке блеснул огонек. Снова блеснул, и снова погас… Что это? Может, показалось?..

Сомнения развеял появившийся на палубе матрос, который сообщил, что впереди Караманкалы – залив Новой Земли.

…Пароход отдал якорь рядом с промысловой шхуной. Вокруг прибытия судна – обычная в таких случаях суета: с причала машут кормщик, два «весельщика» и охотник с ружьём за спиной. Кормщик в высоких сапогах, из-под кожаной куртки торчит красная рубаха, на поясе – звякают ключи (надо думать от корабельной казны), на голове – меховая шапка… Ни дать ни взять Стенька Разин!

Новоземельцы что-то кричат с пирса, но что – не разобрать. Наконец, малый баркас гребёт к пароходу… Теперь понятно; кормщик принимает с кормы какой-то груз. Впрочем, сам Наталин не стал наблюдать за разгрузкой, а поспешил по сходням на берег. Вот и Новая Земля, о которой он столько слышал!

Багряный закат бросал зловещие тени на эту неуклюжую бесформенную землю со сплюснутыми вершинами гор, в которых сверкал снег. «Ни травы, ни деревца, ни куста! Голо, серо и мрачно вокруг…» Только сейчас Наталин понял, почему на судно грузили так много еловых веток при отплытии – «это были знаки привета и лучший подарок для тех, кого судьба привела провести долгую зиму на острове: либо по доброй воле, либо по злой неволе»[iii].

Наталин был поражён дикостью и пустынностью Новой Земли. И, хотя он много слышал об этой заполярной стране, то что он увидел здесь, превзошло все его ожидания… 

«Как будто мы высадились на пустынный и необитаемый остров! Ни деревца, ни кустика… В течении пяти дней, проведённых здесь, я видел лишь несколько березок, - пишет наш путешественник, - но что это за берёзки! В четыре вершка от земли, с двумя чахлыми веточками, вроде мелкого сорного кустарника, а ей, по определению пастора Свадсена, «специалиста по ивам», не менее 25 лет».

     Новая Земля

Кстати, пастор пришел здесь в отчаяние: он ничем не мог пополнить свою коллекцию.

«- Ничего нового нет на Новой Земле, - жаловался он. – Удивительный остров! Тридцать лет занимаюсь ботаникой, путешествую на экватор и на полюсы, систематизирую, собираю, а здесь – ничего».

Сам же Наталин мало интересовался флорой: его больше занимали люди. Хотя и последних здесь было немного. 

«Крестов могильных, кажется больше, - мрачно замечает он. – Там и сям, возле стойбищ, попадаются высокие кресты, воздвигнутые большей частью из камней, так как дерево здесь ценится на вес золота. Заболевший здесь умирает[iv]. Кто упал, тот уже не встанет. Если цинга свалила человека, нет сил больше удержаться – он погиб, ибо ни свежей пищи, ни зелени, не говоря уже о лекарствах, здесь нет. Правда, сердобольные товарищи не дают больному цингой засыпать, так как движение иногда спасает его; под руки они подвязывают больному шест и тащат его с горы на гору, несмотря на стоны и мольбы его… Если оставить его лежать, он заснёт и погибнет».

       Узнав, что с большой земли прибыл пароход, в гавани появились «самоеды», которые привезли на продажу рыбу. Хотя было тепло, но гости щеголяли в оленьих шкурах и полушубках.

Начался торг. Самоедам старались дать в обмен риса и сухарей, а отец семейства требовал водки. Его жена – самоедка, вопила, требуя «горячей воды»…

-Ух, и многа давай! – вторил ей самоед. В обмен за водку он обещал привезти солёных гусей и уток. «Его скуластая физиономия лоснилась, - пишет Наталин, - большой рот раздвигался в беспричинную улыбку: он уже предвкушал блаженство выпивки.

Зырянин, обычный эксплуататор этих бедняков, крикнул ему:

- Ну что, тюлень, берешь сухари?

«Тюлень» скалил зубы и говорил:

- Водка давай…

- А в морду?

- И в морду давай, - соглашался тот – и водка давай…

Пришлось дать ему водки, - сокрушается Наталин. - А жаль! Зыряне споили их, и теперь самоеды у них вечно в долгу».

…Наступил первый вечер на Новой Земле… Наталин описывает тяжёлое небо, нависшее над бухтой, которое, казалось, вот-вот придавит всё живое. Далеко в нём, перекликаясь с огнями далёких судов, мигали звёзды. "Как тяжело, должно быть, жить бедным поселенцам в течение долгой зимы", - размышлял автор «Поездки на Новую Землю». Он слышал как один из поморов, участник артели, оставшейся зимовать из-за льдов на острове, и лишь теперь возвращавшийся, рассказывал своему земляку:

«Страшно здесь бывает… Дюже страшенно. Ветры как заколышат, так и сыпят со дня по день, со дня по день… Занесет снегом становище, не вылазишь. А если на охоте, то, бывает, и места не найти… Чаем не греешься: щепочек нету. Молишь заступников Савватия [Соловецкого] и Миколу, спаси души… Ох, не солодкая жизнь наша на Мурмане, а тут токмо за грехи какие жить можно… Припрёт бывало ошкуй[v] и мордой снег разворачивает. Чует человечину, да достать трудно. Так и отлежишься».

Впрочем, Наталину рассказывали, что после увлечения охотой на «ошкуя», медведь стал реже показываться. Выводится «царь Севера», напрочь выводится…

Охотились на Новой Земле и на моржа… Наталин видел этих «огромных тюленей» с громадными клыками, почти в две сажени длины (около четырёх метров). Охотились на них примитивным, тысячелетним способом: заметив льдину с семейством мычащих, словно быки, моржей, охотники подплывают к ним с наветренной стороны как можно ближе и стреляют в голову или глаз. Стрелять в туловище бесполезно: благодаря слою жира, оно нечувствительно к пулям.

На Новой Земле 

Один зырянин предлагал Наталину взять с собой в Петербург моржа (!). «Снял я его [со льдины], не бил (т.е. не стрелял – А.Е.)… Летом он уже подыхал, да оправился… Возьмите, коли хотите». «Куда я его возьму в столицу!» -- отнекивался гость.

Помимо зверобоев, Наталин встретил и «молодцов-поморов», собирателей утиного пуха

«Казалось бы, человеку не добраться до крутизны, где утка кладёт свой дорогой пух, но промышленник идёт на всё, - восхищается путешественник. - Люба-дорога ему опасность. Шестидесятилетний помор лезет на гору, под обрывом, вися на верёвке, и добывает пух, который бросает в корзиночку, привязанную у пояса».

В конце своих «Записок» Наталин снова приводит свои опасения, что остров может отойти Норвегии. Именно этим обстоятельством он объясняет стремление царского правительства заселить пустынный архипелаг поселенцами[vi]. Наталин предполагает, что вслед за основанием Русановым нескольких поселений в районе Маточкиного Шара, норвежцы попытаются взять реванш и усилят колонизацию архипелага.     

Наталин описывает несколько крестьянских семейств из Архангельской губернии, которые переселились на Новую Землю. «Можно вообразить, - пишет он, - каковы были условия их жизни на родине, если, они предпочитали ей заполярную страну[vii]. Да что даёт им родина? – резонно продолжает размышлять Наталин. – Я видел в Архангельском крае такие виды, наблюдал такие явления, что, казалось, жизнь здесь не продвинулась вперёд со времён владычества новгородцев этой «пятиной».

Наталин познакомился с этими переселенцами. Всего их было четырнадцать человек (шесть мужчин, пять женщин и трое детей). Автор «Записок» с удивлением узнал, что у них есть основной закон посёлка, существующий в виде «книги записей»:

«Все поселенцы равны между собою, - говорится в этой своеобразной новоземельской Конституции. – Они обязаны жить в мире и согласии, памятуя заповедь Христову о любви к ближнему. Они должны уважать друг друга, быть готовыми разделить последнюю корку хлеба и сознавать долг перед родиной и Царём».
 

Между прочим, потерпевшие крушение и нуждающиеся должны найти в посёлке радушное гостеприимство.

В бытность Наталина на Новой Земле, начальство посёлка было сосредоточено в лице самого старшего из поселенцев А. Усова, проведшего на острове двадцать лет. Он не только охраняет берега от «хищнических промыслов и нашествия иностранцев», но вместе с тем он и судья, и полицейский, и «наблюдатель за острожным обращением с огнём». «Жаль только, что он не врач», - сетует Наталин. При этом он упоминает, что незадолго до его прибытия умерла одна из колонисток, которую похоронили без церковного обряда. Недостаток и однообразие пищи, сырость и малоподвижность – вот те причины, по которым женщины-колонистки возвращаются на материк.

На шестой день пароход покидал Новую Землю. Наталин пишет, что колонисты собрались на причале и с равнодушием смотрели на отплытие судна. «Им было все равно: Подходит уже осень: надо думать, лёд скоро запрёт выход в море, а там долгая полярная зима с вьюгами, морозами и белыми медведями под окнами занесённых избушек…»

 Амбар   


Автор: Андрей Епатко, ст. научный сотрудник Государственного Русского музея.




[i] Наталин А. Поездка но Новую Землю (Из записок спутника экспедиции ) // Новый журнал для всех. СПб., 1912. №5.

[ii] Название «бестужевка» идет от фамилии учредителя и первого директора женских курсов (1878) профессора К.Бестужева-Рюмина. Немало слушательниц этих курсов впоследствии участвовали в народовольческих организациях и первых марксистских кружках, были активными участниками революции 1905 года. Среди «бестужевок» была и Н.К. Крупская. Очевидно, одна из таких «слушательниц» ехала в ссылку на Новую Землю.

[iii] Наталин намекает на ссыльных, которых привез на Новую Землю пароход.

[iv] Автор, конечно, сгущает краски. Впрочем, без антибиотиков и достаточного количества антицинготных средств в начале XX века на Новой Земле комфортно себя чувствовали только ненцы. Как пример, достаточно вспомнить гибель экспедиции Франклина в районе Баффиной земли: 130 здоровых мужчин (европейцев) умерли один за другим от цинги, несмотря на то, что им встречались кочующие эскимосы, для которых ледяная пустыня – обычная среда обитания.

[v] Белый медведь.

[vi] Верная, кстати, политика! В свое время Александр II отказался от предложения Миклухо-Маклая взять «под свое крыло» Новую Гвинею и заселить ее колонистами. Позднее это сделали за Россию Австралия и Индонезия, открыв там залежи золота, алмазов, а также редкие породы ценных пород деревьев. Такую же ошибку в начале XIX века совершил Александр I, отказавшись от принятия в подданство жителей Гавайских островов. В итоге менее чем через год бухту Гонолулу украсили звездно-полосатые флаги, поднятые на факториях предприимчивыми американцами. (Ныне Гавайи – 50-й штат США). В 1720-м году Петру I предлагали приобрести о. Тобаго, расположенный близ Южной Америки. Царь отказался, посчитав, что его страна и так не заселена на востоке. В итоге Россия потеряла не только райский тропический уголок южного полушария, но и возможность освоения крупнейшего в мире нефтяного бассейна, которым ныне располагает Венесуэла. Аляска и вовсе была продана Александром II за несколько центов за квадратный километр, после чего американцы нашли там свой «клондайк», а Джек Лондон – темы для романов. Потеря Шпицбергена Россией особенно обидна: увлекшись строительством социализма, ленинское правительство упустило исключительно важную в стратегическом плане территорию, которая по Парижскому конгрессу 1920 года отошла к Норвегии.

[vii] Здесь уместно вспомнить депешу одного иностранного дипломата эпохи Петра I, сообщавшего королю, что русские матросы сбежали с одного корабля, стоявшего в Норвегии. Зная, что тамошний климат в Норвегии суровее российского, посол сделал вывод, что жизнь в петровском флоте совсем никудышняя, если моряки выбрали жительством «мрачную и холодную» Скандинавию.

 


далее в рубрике