Мне руки оплетёт сырая паутина,
А под ногами дым брусничного огня.
И голову задрав, спешу на крик утиный –
Куда им без меня,
куда им без меня!
Валерий Берлин «Заповедник»
Страна лопарей - Лапландия (Лаппия). Так называли северную оконечность Скандинавии и Кольский полуостров. Так она обозначена на первой карте Арктики, составленной Вильемом Баренцем и опубликованной Герритом де Фером в 1598 году:
Народ, населявший эту страну, русские называли лопью или лопарями, сами же себя они называли саамами. На западных языках это были лаппи или лапландцы. По этой причине и заповедник, созданный в 1930 году для сохранения типичного образца дикой природы этого края, со свойственным ей растительным и животным миром, получил название Лапландского. На планете Земля это был самый первый заповедник за полярным кругом.
В прошлом основными источниками существования саамов Кольского полуострова были рыбная ловля и охота на дикого северного оленя. В течение XIX и начала ХХ века численность диких оленей резко сократилась. «Дикарь» стал редок и удержался только в двух разобщённых районах Кольского полуострова – к югу от реки Поной и на Чуна-тундре - последнее место и было избрано для заповедника.
Инициатива организации большого горно-таёжного заповедника на Кольской земле исходила от научного сотрудника Александровской (Мурманской) биологической станции Германа Крепса (1896–1944), он же стал первым директором заповедника (с 1930 по 1936 г.).
Народное хозяйство Мурманского округа Ленинградской области, как тогда называлась северо-западная окраина РСФСР, уже в то время рассматривалось как комплексное, наряду с развитием рыбной промышленности на морях и горно-химической на суше. Большая роль отводилась развитию лесного хозяйства, оленеводства и охотничьего промысла. Из этой концепции естественно вытекала и необходимость в организации большого природного заповедника. В одном из ранних документов Г.М. Крепс сформулировал его цели следующими словами:
"Первой и основной является поддержание и поднятие охотничьего промысла в пределах Мурманского округа и северной части Карельской АССР, второй – сохранение для будущего характерного участка своеобразной девственной природы центральной Лапландии для целей общеобразовательных и научных".
Из отчёта заповедника за 1930 г.
Этим двум требованиям наиболее отвечали горные массивы Чуна-тундры и Монче-тундры вместе с окружающей их местностью. Эта территория, находящаяся недалеко от Мурманской железной дороги и отделённая от неё только озером Имандра, в то время совершенно не была заселена. Леса здесь сохраняли первобытный характер: только в низовьях рек Нявки и Чуны в первой четверти ХХ века проводились незначительные выборочные рубки. Хорошо сохранилась и охотничье-промысловая фауна – за исключением речного бобра, полностью истреблённого во второй половине XIX века. Особенно важно было, что здесь ещё сохранялись небольшие стада дикого северного оленя.
Восстановление численности дикого оленя рассматривалось как важнейшая задача заповедника. Характерно, что первое упоминание названия "Лапландский заповедник" в печати, мы находим в программной статье Г.М. Крепса "Дикий северный олень на Кольском полуострове и проект организации Лапландского заповедника", опубликованной в журнале "Карело-Мурманский край", № 10-11 за 1928 год.
Для реализации своих планов по организации заповедника Крепс привлекает местных саамов Йокостровского погоста из семейства Архиповых, проживавших на берегу Монче-губы. 16 апреля 1929 г. Герман Крепс и бывалый охотник Фёдор Архипов на оленьих упряжках поднялись в горы, чтобы провести первый учёт диких северных оленей в Заполярье. За четыре недели они объехали Монче-тундру и Чуна-тундру, сделали несколько лыжных экскурсий по лесной зоне и 13 мая вернулись в Монче-губу. В горах они нашли лишь несколько групп диких оленей (всего 95 голов плюс прибившихся к ним четырёх домашних!). Это всё, что осталось от огромных стад «дикарей», некогда обитавших в этом районе. На реке Чуне они нашли следы браконьеров (убивших в конце зимы десять лосей), нагнали их и приняли меры к конфискации мяса и шкур…
17 января 1930 г. Ленинградский областной исполнительный комитет вынес постановление об организации Лапландского заповедника. В мае 1930 г. на северном берегу Чун-озера началась постройка первого домика Лапландского заповедника (сегодня это Дом-музей Г.М. Крепса), а 14 ноября на Чунозерский кордон заселили четверых сотрудников – заповедник начал функционировать.
Второй кордон заповедника в Монче-губе так и не был достроен, в связи с тем что осенью того же 1930 года академик А.Е. Ферсман нашёл в предгорьях Монче-тундры выходы сульфидных полиметаллических руд промышленного значения. Монче-губа находилась в районе этого месторождения и потому не могла уже находиться в границах заповедника.
Дальнейшая судьба заповедника складывалась не очень благоприятно. В течение первых пяти лет с момента организации он переменил пять хозяев (в основном промышленных организаций); и всё это время существование заповедника находилось под угрозой. Это неопределённое положение закончилось, когда постановлением правительства РСФСР от 10 февраля 1935 г. Лапландский заповедник был включён в систему государственных заповедников при президиуме ВЦИК.
С этого времени начался расцвет заповедника. Была построена усадьба из трёх больших новых домов, расширились бюджет, штат и объём работ. Были составлены и вышли в свет научно-популярный очерк "Лапландский заповедник" (1937) и первый выпуск "Трудов" (1938). В этот период в заповеднике работали научные сотрудники О.И. Семёнов-Тян-Шанский, М.И. Владимирская, Т.П. Некрасова, Н.М. Пушкина, Л.О. Белопольский, Г.А. Новиков, А.А. Насимович, А.Л. Пономарев, Т.В. Кошкина, ставшие впоследствии видными учёными.
Успешно продолжались работы по акклиматизации в Заполярье американской ондатры и реакклиматизации речного бобра (первые восемь бобров, привезённые для этой цели из Воронежского заповедника, были выпущены на волю в 1934 году).
Прекращение охоты на диких оленей привело к быстрому росту их численности. К началу Великой Отечественной войны поголовье оленей только на заповедной территории достигло тысячи особей.
В годы войны около двадцати сотрудников заповедника защищали родину, и лишь немногие из них вернулись на прежнюю работу. И вот новый удар. Постановлением Совета министров СССР от 29 августа 1951 г. о реорганизации системы государственных заповедников Лапландский заповедник был ликвидирован, а его леса были назначены в рубку. Лишь в ноябре 1957 г., благодаря неутомимой деятельности О.И. Семёнова-Тян-Шанского, Совет министров РСФСР принял решение о восстановлении Лапландского заповедника в прежних границах.
Несмотря на все трудности и наличие двух перерывов в научной работе (1941-1945 и 1951–1957 гг.), заповедник сумел сохранить преемственность во всём – в территории, профиле, тематике исследований, а в значительной мере и в кадрах. Картотеки, фототека, рукописи и другие научные фонды сохранялись и пополнялись с первого года существования заповедника.
Специфическая работа заповедников – следить за всеми природными процессами, происходящими на его территории, и регистрировать их в форме ежегодно составляемой «Летописи природы». В Лапландском заповеднике (впервые применившем эту методику) программа «Летописи» включает учёт ряда зверей и птиц – дикого оленя, лося, медведя, бобра, всех мелких грызунов (основной корм большинства хищных зверей и птиц), глухаря, белой куропатки, тетерева, рябчика, лебедя и всех видов уток.
Животный мир горных тундр заповедника, хотя и беден, включает несколько специфических видов. К их числу относятся тундряная куропатка, два вида ржанок – золотистая и хрустан, пуночка (снежный подорожник), очень редкий рогатый жаворонок и один вид млекопитающих – норвежский лемминг.
В заповеднике ведутся также учёты растительных кормов: семян деревьев, ягод, грибов, состояния ягельников. В задачи ботаников входит изучение состояния растительного покрова и состава флоры заповедника. Особое внимание уделяется процессам восстановления растительности на гарях и вырубках и влиянию промышленного загрязнения атмосферы на растительность.
К счастью, значительная часть заповедника избежала лесозаготовок и достаточно удалена от промышленных предприятий, благодаря чему уже более восьмидесяти восьми лет сохраняет свои природные свойства.
Таинственность, неповторимость и красота Лапландии неизменно привлекали к себе многочисленных путешественников и учёных. Вот как описывал летнюю ночь на Кольском полуострове побывавший здесь в 1771–1772 гг. с научной экспедицией академик Н.Я. Озерецковский:
«…летние ночи <здесь> бывают наипрекраснейшими. Нельзя их препроводить во сне, когда солнце, на горизонте стоящее, облаками бывает не закрыто. В такие ночи простыми глазами на сие прекрасное светило безвредно смотреть можно, и нет, кажется, в природе величественнее сего зрелища».
Столь же ярко характеризует академик и дни зимнего солнцестояния:
«Однако около полудня каждый день приходит сюда небольшой свет, при котором краткое время можно читать книгу; но свет сей скоро проходит и паки наступает ночь, которую глубокие снеги своею белизною, а северные сияния частым, скорым и обширным своим блеском, делают довольно светлою, когда только небо не облачно».
Полярные сполохи – ещё одна местная достопримечательность. Лапландский заповедник находится как раз около зоны максимальной повторяемости северных сияний. Здесь они случаются часто, достигают большой яркости и распространяются по всему небосводу. Цвет сияния – зеленовато-белый, изумрудный, иногда пурпурный, изредка с желтоватыми стрелами. Саамское название северных сполохов – «ваувсказ», в их сказках это души умерших сходятся на небе и сражаются между собой.
Некоторые писатели и журналисты охотно наделяют северную природу эпитетами вроде «неяркая» или «неброская». Можно судить и по приведённым иллюстрациям, что природа Кольского полуострова оправдывает такую характеристику только в дождливую или пасмурную погоду, а в остальное время она не уступит природе Русской равнины. Уместны и стихи одного из сотрудников заповедника:
Тундры усталые плечи,
И негасимый закат.
Утро – а всё-таки вечер!
Камни – а всё-таки сад!
Автор: Валерий Эдмундович Берлин, краевед, эколог, редактор историко-краеведческого альманах «Живая Арктика», действительный член Русского географического общества.
