Финнмарк: притяжение и опасность

1 января 2020 года власти норвежского королевства ликвидировали самый северный фюльк (область) своей страны -- Финнмарк[1]. Исчезновение административной единицы произошло в результате объединения северных земель с соседним Трумсом и создания на их основе нового фюлька Трумс и Финнмарк. Такие события в нашей стране называется укрупнением регионов. Доводы такой политики носят также стандартный характер – экономическая целесообразность. Действительно, плотность населения в Финнмарке очень низкая даже по северонорвежским меркам – около 75 тыс. человек – 1,53 чел/км².

Для человека край в природно-климатическом отношении не очень благоприятный. Тем не менее, люди стремились в эти земли издавна. К аборигенному саамскому населению с XIV века началось движение скандинавов, славян и других народов. Людей притягивали возможности морских и сухопутных промыслов, особенно добыча пушнины, которая в прямом смысле ценилась на вес золота на европейских рынках. Другой важный момент – бегство от природных, социальных и политических потрясений – возможность укрыться на «краю земли». Интерес к Ultima Thule уже средние века возник и со стороны государств. В то время в силу невозможности сельскохозяйственного использования земли сами по себе властей не интересовали, в отличие от саамов, с которых можно требовать дань пушниной. В результате и возник исторический феномен «двоеданных», а то «троеданых» лопарей Финнмаркена (так тогда называли эти территории): саамы кочевали и платили подати тем сборщикам, что оказывались ближе. 

Другое следствие – «плавающая» граница, что фактически означало её отсутствие. «Разграничительные» грамоты между Новгородом и Норвегией 1251 г. и 1326 г. не устанавливали границу как таковую, а определяли правила взимания даней. Несмотря на свой средневековый характер, подобные отношения просуществовали очень долго. В 1723 г. Правительствующий Сенат России издал указ о сборе даней такого типа[2]. Архангельские власти в 1788 г. отчитывались, что «оные лопари верноподданные швецкие, веры лютеранского исповедания, Его Величеству Королю Швецкому платят по 5 рублей по 12 копеек, а России за пользование погостами от 3 рублей 92 копеек до 4 рублей 54,5 копеек»[3]. В летнее же время «двоеданные лопари» промышляли около озёр и рек российских и датских владений, за что платили ещё и датскому правительству. Создаётся впечатление, что саамы искренне не знали, на чьей территории находятся, или их это не интересовало. Повышение «регулярности» государства приводило ко всё более растущему желанию установить чёткие правила. В 1753 г. солдат Устюжского полка Турчасов обвинил в нарушении законов саамов, по его мнению пришедших с норвежской территории[4]. В ходе следствия обвиняемые не знали, чью территорию заняли – датскую или русскую[5]. Саамы часто просто отказывались под разными предлогами от уплаты. В 1804 г. архангельский военный губернатор доложил министру финансов о невозможности сбора податей с них, но разбирательство дела отложили до лучших времён. В 1822 г. кольский исправник подал рапорт о незаконном поселении на русской территории шведских и норвежских лопарей, притеснявших, согласно докладу, местных российских жителей (тоже, кстати, саамов). На этот раз бюрократическая машина раскрутилась: к разбирательству подключились министры внутренних дел Кочубей и иностранных дел Нессельроде, а затем русский император и шведско-норвежский король. Трактат 1826 г. в итоге подписали Николай I и Карл-Юхан XIV, после чего провели настоящую делимитацию по землям тогдашней Архангельской губернии и норвежского Финнмарка. Получившаяся граница сохранилась и до наших дней.

А люди продолжали жить, сталкиваясь с традиционными и новыми трудностями. Саамы, став к этому времени во всех северных странах меньшинством, по-прежнему занимались кочевым оленеводством, для большинства других жителей основа хозяйства – рыбные и звериные промыслы, а также торговля.

Сама область Финмарк в административном плане образовалась в 40-х годах XVIII столетия, когда местные органы управления переехали в Альту из крепости Варде (Vardehus). В 1787 г. Тромсё-амт объединился с Финмаркеном в Финмарк-амт. Впрочем, местные власти продолжали находиться в Альте до 1814 г. и только тогда переехали в Тромсё. В 1866 г. снова образовался Тромсё-амт и Финмарк с административным центром в Гаммерфёсте (после 1888 г. в Вадсё)[6]. Исторически эти северные районы Норвегии всегда являлись пограничными зонами общения с другими народами, в том числе и в деле торговли. Поэтому большое количество русских судов, как правило, небольшого водоизмещения в конце XVIII – начале XIX вв. никого уже не удивляло. Первоначально датские власти рассматривали отдалённый север своей норвежской провинции только как неожиданный источник доходов, для чего ввели так называемую бергенскую монополию. По установленным правилам, любой товар, включая первой необходимости, разрешалось покупать у купцов-монополистов по явно завышенным ценам. Это не просто било по кошелькам жителей, в Финнмарке и даже более южных фюльках наступал реальный голод. Выход из продовольственной ловушки заполярные норвежцы находили в контрабанде с Россией. Русские шняки, приходившие с зерном, мукой и другими товарами, становились настоящим спасением, так как предлагали значительно более выгодные условия торговли, которую потом назовут поморской или русской.

Расцвет поморской торговли придётся на вторую половину XVIII в., на этот же период падает и пик количества попыток со стороны властей контрабанду пресечь. С 40-х годов идёт дипломатическая переписка о необходимости дипломатического надзора за северными областями Норвегии и России[7]. Дело в том, что само датское правительство указом от 10 февраля 1747 г. разрешило русским заниматься рыбными промыслами в норвежских водах не ближе I мили от берега. В своих донесениях за 1775 г. правительству губернатор Финнмарка Фильстед указывал, что рыбными промыслами занимаются 244 русских рыболовных судна с экипажем около I тысячи человек. Выловленная рыба доставлялась в Архангельск. По другим источникам, число русских на Финнмарке составляло 1300 человек, что для населения Финнмарка довольно существенно: под данным 1774 г., население фюлька едва достигало 300 семей[8]. 

Как правило, экономические отношения двух народов властей интересовали в связи с нарушениями: заключение фиктивных сделок во время промыслов, нарушения законов как норвежских, так и российских. В 1769 г. Екатерина II подписала указ, которым предписывалось русским в Финнмарке заниматься промыслом «не в притеснение или вред Его Датского Величества»[9]. Тем не менее, отношения носили дружественный, и, самое главное, взаимовыгодный характер: товары из России значительно смягчали экономические последствия монополизма, кораблекрушений, неурожаев в Северной Норвегии. Признали эти очевидные истины, в конце концов, и власти. В 1789 г. бергенская монополия была упразднена, и норвежцам предоставили право свободной торговли. Повлияли на решение и идеи фритредерства, и всё более поднимающееся национальное движение. Норвежцы требовали, если не отделения от Дании, то значительной автономии. Власти в Копенгагене начали уступать. Поменялась и социальная политика, вводились льготы по развитию торговли, открытию странноприимных домов, предприятий, причём объявлялась и стратегическая задача – создать в северных городках местный класс крепких хозяев (сейчас бы сказали – средний класс). По свидетельству норвежских источников, к концу XVIII века поморы торговали множеством товаров: овсом, парусиной, мылом, мёдом, мануфактурой и даже французскими винами, официально запрещёнными к ввозу в Россию после начала Французской революции. В свою очередь русская мука пользовалась спросом не только в самой северной Норвегии, через Трондхейм поставки шли на юг. В 1807 г. торговец Есбенсен отправил партию русской муки в 7000 вогов[10] в Копенгаген[11].

Однако модернизирующая политика стала началом конца меновой торговли с Россией. Всплеск её в годы континентальной блокады эпохи наполеоновских войн станет последним аккордом. В новых условиях по сути средневековые формы отношений переставали быть актуальными. Для Финнмарка же наступала новая эпоха Модерна.

Дополнительный акт к Фридрихсгамскому договору 1817 г. между Россией и Швецией предоставил привилегии купцам северного королевства. Купеческие корабли подданных двух стран могли привозить соль – стратегический товар того времени – во все порты. Однако в 1819 г. Северная Норвегия открылась и для общеевропейской торговли. Ключевым событием принято считать приход английского барка «Элиа», крупнейшего судна из бывавших здесь до этого[12]. Забрав груз копчёной рыбы, барк ушёл в Средиземноморье, соединив торговыми связями юг и север Европы. Тем не менее русское направление оставалось важным для жителей Финнмарка. Ведущий порт фюлька Гаммерфёст по экспорту рыбы превосходил гораздо более населённые Будё и Тромсё вместе взятые в шесть раз[13]. Жители Финнмарка сочетали разные виды хозяйственной деятельности с промыслами и торговлей. Новые формы последней не только расширили географию, но и разнообразили номенклатуру товаров. В частности, наладился маршрут поставок лисьих мехов из немецких городов через Берген в Тромсё и другие северные города и далее в Россию. 

В 1827 г. лорд-лейтенант Финнмарка предложил план развития региона, включавший два стратегических момента: во-первых, по примеру Буде, перестройка торговых заведений в центре города, во-вторых, введение хоть каких-нибудь льгот в деле русской торговли. Согласно документу, недовольство местного населения вызывало навязывание посреднических услуг бергенских купцов в торговле с Архангельском. Чиновник проводил прямые исторические параллели с датской монополией 1729-1789 гг., аргументируя центральному правительству, что северным жителям лучше знать, в чём более нуждается Россия[14]. Другие северные города Северной Норвегии пытались добиться уравнения прав в торговле между Россией и Финнмарком. Иногда это удавалось. В 1828 г. после заключения торгового договора на одиннадцать лет Тромсё получил равный статус с городами Финмарка – Вардё и Гаммерфёстом. Уже 1815 г. продукты питания из России беспошлинно доставлялись в Тромсё, однако в следующем, 1816 г., главный предмет российского импорта – муку – опять обложили налогом. Молодой северный город нуждался в поставках русских зерна и муки, так что торговцы подали прошение о снижении пошлин, но без результата. Комиссия, назначенная для рассмотрения жалобы, исходила из общегосударственных интересов королевства: ведь норвежцы обязаны были платить в российских портах все сборы. Впрочем, комиссия дала рекомендации разрешить в определённые периоды, когда недостаток продовольствия ощущался особенно остро, некоторые послабления в импорте русского хлеба. Рекомендации реализовались в Торговом договоре, подписанном в С.-Петербурге в феврале 1828 г. Этим норвежское правительство согласилось освобождать от таможенных пошлин муку, зерно, пеньку, канаты, смолы и строительные материалы, импортировавшиеся из гаваней Белого моря к Финмарку. Договор действовал шесть лет. Новое соглашение 1834 г. фактически подтвердило торговые льготы для русских товаров до 1839 г. В апреле 1838 г. Шведско-Норвежское королевство и Российская империя договорились о новых правилах: Финмарк по-прежнему оставлял льготы в торговле с Россией, однако амты Сеньи и Тромсё лишались права свободной внешней торговли[15].

Торговые отношения имели и последствия в международных отношениях. Активную, если не сказать агрессивную, политику проводила Великобритания, пытавшаяся вытеснить любых торговых конкурентов. В это время британский вице-консул Д.Р. Кроу пропагандирует в печати «русскую угрозу».[16] Смысл идеи заключался в том, что России нужны незамерзающие гавани, и поэтому российская аннексия Финнмарка неминуема, и единственный шанс Шведско-Норвежского королевства – просить о защите от восточной угрозы у великих держав. В этой, в целом общественно-политической, проблеме можно проследить коммерческий интерес: торговые маршруты Финнмарк – Архангельская губерния являлись звеном в экономических отношениях многих стран. Сторонники «русской угрозы» как-то забывали, что Россия уже несколько веков обладала незамерзающими гаванями на Кольском полуострове, где не только не строилось, но и не планировалось устройство военных объектов. Это подтверждают и архивы МИД РИ, и архивы Военно-морского флота. Впрочем для современников и без этого идеологизированная тенденциозность была очевидна. Губернатор Финмарка Оле Эдвард Бак посетил в 1840-41 гг. Архангельскую губернию. В своих отчётах губернатор, анализируя российско-норвежскую торговлю, указывал на смехотворность предположений английской прессы о том, что русские под видом торговли готовят захват незамерзающих гаваней Финнмарка, а под камуфляжем поморских шняк скрывают военные суда[17]. Впрочем английская торговая политика в этом регионе не отличалась последовательностью. С одной стороны, английские купцы играли значительную роль, являясь крупнейшими покупателями скандинавской древесины, с другой -- всё растущие тарифы британского правительства в итоге убивали лесное направление[18]. Чего не скажешь о рыбном: экспорт норвежской сельди и трески в Швецию и Россию промышленники Севера увеличили с 1815 г. к 1830 г. вдвое.

Коммерческие занятия имели и социальную сторону. В северных поселениях периодически устраивались ярмарки, суда на островах загружались рыбой в сушёном, свежем и солёном виде, гагачьим пухом и продуктами морского промысла. Ярмарки становились ежегодным праздником для обитателей отдалённых фьордов и островов. Приходилось на лодках добираться до мест торговли со своими товарами и изделиями кустарного промысла, но здесь же образовывались, говоря современным языком, информационные и социальные сети. Где как не на ярмарке узнать последние новости, договориться о помощи, а родители могли также зачастую найти пассию для заключения брака[19]. Причём правительство высоко оценивало социально-культурную значимость подобных торговых фестивалей, давая льготы и устанавливая низкие пошлины. Определённые налоговые льготы получали и бергенские и трондхеймские торговцы, поставлявшие на север мануфактурные товары из самых разных стран: проволока, парфюмерия, табак, одежда из Европы и т.п.

Результаты преобразований Севера дали в итоге впечатляющие результаты. В 1815 году после наполеоновских войн самыми отсталыми районами Шведско-норвежского королевства считались запад и север[20]. Но примерно с этого же времени началось целенаправленное экономическое развитие севера. Когда в 1858 году российский генеральный консул в Норвегии Мехелин посетил Финмаркен, то был немало удивлён, насколько оказалась развитой эта северная провинция[21].

Удивляться было чему из-за возраставшего контраста. Север России, снабжавший некогда голодавшее население Севера Норвегии, оказывался в экономическом тупике. В этом отношении показательна меновая торговля. С ней боролись (безуспешно) при Екатерине II, смотрели сквозь пальцы при Павле I, легализовали при Александре I. Николай I её начал сознательно поддерживать различными льготами.

Конечно, рыбные и звериные промыслы являлись традиционным занятием поморов от Онеги до Колы. Однако значительная часть населения «невысокого материального благосостояния» использовала ещё один источник дохода – меновую торговлю с Норвегией. Вопрос о роли меновой торговли для поморов вызывал споры уже в XIX веке. В записке 1854 г., составленной в военном губернаторстве Архангельска для МВД, указывалось, что меновая торговля гораздо важнее для жителей Финнмаркена (т.е. для норвежцев), чем для поморов. Если для первых обмен – «существенное условие благосостояния», то для последних – зло и убытки. Указывалось, что по норвежским законам практически не преследовались злостные должники, чем норвежские торговцы умело пользовались[22]. Однако официальные документы показывают, что для многих торговля просто стала средством избежания «совершенной бедности и нищеты»[23]. Указом Николая I от 24 марта 1835 г. «всем жителям городов: Кеми, Колы с уездами и Сумского посада без ограничения гильдий, также мещанам и крестьянам даровано право вывозить из Норвегии на собственных мореходных судах рыбу и мягкую рухлядь[24] по всем беломорским портам без ограничения количества»[25]. В 1843 г. к военному губернатору обратились граждане г. Кеми с просьбой разрешить им торговать товаром, привозимым из Норвегии, в Архангельске. И хотя архангельское купечество протестовало против предоставления подобных льгот (например, 8 октября 1842 г. архангельская торговая депутация предложила запретить продажу привозимого из Норвегии пушного товара в Архангельске без вступления в гильдию[26]), эта просьбу услышали. 21 июля 1843 г. вышел очередной указ императора. Теперь иногородним купцам поморского края разрешалось в Архангельске «производить торговлю мягкой рухлядью без торговых свидетельств и без платежа акциза в пользу города»[27]. Гражданский губернатор даже предлагал в 1854 г. для распространения новых типов судов разрешить торговлю с Норвегией только на шхунах[28].

Если российскому министру внутренних дел докладывали, что «наши торговцы... верят слишком много норвежским купцам в кредит, а те весьма часто употребляют... доверие во зло», то жители Финнмарка жаловались нашему генеральному консулу Чевкину «по поводу делаемых ими денежных пособий и ссуд многим шкиперам и мореходам Архангельской губернии, терпящим крушение и аварии у сих берегов, и по неполучении за сиё обратной платы»[29]. В ответ Чевкин предложил в 1846 г. учредить общество взаимного морского страхования между судохозяевами губернии по примеру приморских городов Норвегии, но эта идея не нашла отклика.

Чевкин также указывал, что очень большое неудовольствие властей Норвегии вызывают нарушения поморами таможенных правил. В докладе министерству финансов 1844 г. Чевкин привёл жалобу своего вице-консула в Гаммерфёсте на кемского купца Ивана Чколошина, прибывшего для торговли из Тромсё. Чколошин «не явился ни в вице-консульство для засвидетельствования корабельного паспорта, ни в таможню для заплаты пошлин, а тайно оставил Гаммерфёстский порт»[30]. И как замечал Чевкин, «подобные случаи неисполнения нашими беломорскими шкиперами своих обязанностей повторяются часто и могут иметь последствием важные неудовольствия между российским и норвежским правительством и значительный вред для торговли». По требованию консула, департамент внешней торговли попросил военного губернатора Архангельска «обратить внимание начальства губернии на необходимость подтвердить... корабельщикам о неукоснительном исполнении за границей законов и постановлений иностранных государств»[31].

В 1854 г. генеральный консул Мехелин также сообщал, что «многие русские шкипера по приходе в норвежские порта не подчиняются законным требованиям местных таможен и часто представляют на свои товары неправильные декларации, ссылаясь в подобных случаях на недосмотр при нагрузке в России товаров или на незнание норвежского языка»[32]. Мехелин объяснял это тем, что жители Архангельской губернии ранее допускались к торговле в Финнмаркен без соблюдения формальностей (большая часть подобных нарушений случалась именно в этой провинции).

Впрочем поморы придерживались другого мнения по этой проблеме. По донесению кемского земского исправника «купцы не видят в российских законах никаких льгот для себя, дабы развивалась бы торговля, особенно много трудностей в судоходстве и развитии купеческого флота с Норвегией»[33]. В прошении командиру винтового корвета «Варяг», флигель-адъютанту, капитану 1-го ранга О.К. Кремеру от шкиперов российского купеческого флота указывалось, что русские поморы, промышляя между Архангельском и портами северной Норвегии, терпят «в самых дурных видах различные притеснения со стороны норвежских властей, не имея при этом прямой защиты в нашем консуле»[34]. Русские купцы жаловались и на норвежскую таможню: 

Причём по описаниям поморов норвежцы нарушали законы неоднократно[35]. Поморы посетовали на то, что совершенно не знают новых законов Норвегии о налогах и пошлинах. Правда, на последнее финнмаркенский губернатор ответил, что эта жалоба необоснованная. «Наши законы и таможенные тарифы сообщаются всем чиновникам, обязанным наблюдать за их выполнением, имеются также дешёвые сборники», - указывал губернатор[36].

Сведения о плохой защите русских поморов нашими консулами на норвежском берегу подтвердил и архангельский губернатор Н.А. Качалов в своём докладе министру внутренних дел в 1870 г. о поездке по городам Норвегии[37]. В.В. Суслов объясняет это тем, что в Норвегии торговыми посредниками с русской стороны в качестве вице-консулов привлекались те же норвежцы, которые, соблюдая интересы, прежде всего, норвежской стороны, навязывали своё мнение русскому консулу[38].

Проблемы отмечались и на промыслах в приграничных погостах. Норвежские власти даже сделали вывод, что «весьма трудно вовсе избегнуть частных споров, могущих возникать между удалёнными и малообразованными пограничными жителями».[39] Финнмаркенский губернатор утверждал в 1847 г., что «от излишнего усердия со стороны управлений обеих сторон этим распрям придаётся гораздо более важности, нежели они в самом деле заслуживают». Тем не менее, в том же 1847 г. архангельский и финнмаркенский губернаторы договорились «по подобным предметам между губернскими начальствами».

Перемены постепенно охватывали весь мир. Вторая половина XIX века вошла в историю Норвегии как эпоха «смены кожи». По-другому это называлось Индустриализацией со всеми вытекающими политическими и социальными последствиями. Не остался в стороне и Финнмарк, также испытавший феномен лишнего населения. Норвегия испытала Великий Исход, по масштабам сопоставимый только с эпохой викингов. Норвежские эмигранты хлынули во все части света от Азии до Америки. Некоторые жители Финнмарка предпочли обрести новую родину на Мурманском берегу России.

Что же касается поморской торговли, то к середине XIX века становилось всё более очевидным её невыгодность с точки зрения экономических интересов России, тем не менее именно власти вводили льготы для её продолжения. Объяснить этот феномен можно с точки зрения социальной политики. В условиях начинающейся модернизации какой-либо альтернативы местному населению предложить было невозможно, а для создания новой экономической инфраструктуры катастрофически не хватало финансов. Ситуация начнёт меняться с началом реформ Александра II, однако по сути средневековые формы торговли просуществуют до Первой мировой войны, а некоторые остатки переживут и Гражданскую войну, и интервенцию, и даже введение советским правительством монополии государства на внешнюю торговлю.

Автор: Р.В. Пересадило, старший преподаватель кафедры всеобщей истории Высшей школы социально-гуманитарных наук и международной коммуникации САФУ имени М.В. Ломоносова.

[1] Будет использоваться новая современная огласовка, однако долгое время использовалась название Финнмаркен

[2] Архангельские губернские ведомости – 1845 г. - № 39.

[3] Государственный архив Архангельской области (далее – ГААО), ф.1, оп.2, т.1, д.67, л. 20.

[4] А.П. Русско-норвежское пограничье// АГВ – 1877 г.- №№ 96-102.

[5] До 1814 г. Норвегия находилась под властью Дании

[6] Jacobsen R.. Sø-røysund lokalhistorie. – Hammerfest. 1983

[7] Stagg Frank Noel. North Norway. A History. – London. 1952.

[8] Бухаров Д.Н. Русские в Финмаркене. – С-Пб. 1883 г.

[9] Там же.

[10] 1 вог равен, примерно, 18 кг

[11] Gamst L. og Samuelsberg H. Loppas historie. – Utgitt av Loppe Kommune. 1983.

[12] Stagg Frank Noel. North Norway. A History – London. 1952.

[13] Там же.

[14] Ytreberg N.A.. Handelssteder i Finnmark. - Trondheim. 1980.

[15] Lunde Aage. Sør-Varanger historie. – Utgitt av Sør-Varanger kommune. 1979

[16] Нильсен Й.П.. Русская опасность для Норвегии?// Оттар-№192, 1992г.

[17] Kraft S. Handlingar.– Stockholm. – б/г.

[18]   Lieberman Sima. The Industrialization of Norway. 1800-1920. - Oslo-Bergen-Tromse. 1970

[19] Stagg Frank Noel. North Norway. A History - London. 1952

[20] Derry T.K. Modern Norway. 1814-1972. - Oxford. 1973

[21] Нильсен Йенс Петтер. Русская опасность для Норвегии?// Оттар - №192 - 1992г

[22] ГААО, ф.2, оп.1, т.5, д.5483, л.л.4-4об.

[23] ГААО, ф.2, оп.1, т.4, д.4243, л.2.

[24] Так обозначалось в то время пушнина

[25] ГААО, ф.2, оп.1, т.3, д.2612, л.2.

[26] Там же.

[27] Там же, л.23.

[28] ГААО, ф.2, оп.1, т.5, д.5483, л.л.4-4об.

[29] ГААО, ф.2, оп.1, т.3, д.3503, л.л.3-4об.

[30] ГААО, ф.2, оп.1, т.3, д.2758, л.л.1-2.

[31] Интересный факт: по расследованию кемского городничего «...в числе граждан г. Кеми ни купеческого, ни мещанского сословия Ивана Чколошина или схожего с этой фамилией торговцев не оказалось...» (ГААО, ф.2, оп.1, т.3, д.2758, л.8).

[32] ГААО, ф.1, оп.1, т.5, д.4984, л.1.

[33] ГААО, ф.1, оп.5, д.902, л.л.24-25.

[34] ГААО, ф.1, оп.8, т.1, д.1278.

[35] ГААО, ф.2, оп.1, д.561.

[36] ГААО, ф.4, оп.10, т.2, д.230.

[37] ГААО, ф.1, оп.8, т.1, д.1278, л.1-2.

[38] Суслов В.В. Путевые заметки о Севере России и Норвегии.- С-Пб. 1889г.

[39] ГААО, ф.2, оп.1, т.4, д.3579, л.4.