С ружьём на север. Охота на Шпицбергене в XIX веке
Что касается охоты на моржей с лодок – она очень опасна.
Лахтак – свирепый тюлень
В 1860-х годах петербургский журнал «Нива» опубликовал любопытную статью об охоте на Шпицбергене. Однако прежде чем перенестись на этот арктический остров, заметим, что вторая половина XIX века – это время, когда состоятельные европейцы – купцы и промышленники – сплошь стали охотниками. В особенности это коснулось английских богачей, которые рванули в Америку искать приключений в Скалистых Горах. Другие оправились в «Ост-Индию», где охотились на тигров и барсов в Гималаях. Третьи поехали в модную в то время Африку, чтобы преследовать слонов и носорогов. Однако была и четвёртая, самая отчаянная группа британцев, которая отправилась на Шпицберген – бить белых медведей и моржей.
Автор статьи Георгий Моров замечает, что для такого предприятия необходимо иметь хорошее судно, которое по своей прочности могло бы противостоять «напору ледяных масс, нередко преграждающих путь в полярном море». Желающим отправиться на Шпицберген Моров советует запастись всем необходимым в местности, где термометр, даже среди лета, никогда не поднимается выше точки замерзания.
Первая «станция», где пристают охотники – Оркнейские острова. Здесь будущие «победители моржей» стараются запастись свежим провиантом. Впрочем, эти старания не всегда увенчиваются успехом; хотя в Стромнессе около трёх тысяч жителей, в XIX веке они были столь бедны, что в иные месяцы у них было трудно добыть молока или фунт свежего масла. Зато у них никогда не бывало недостатка в хорошей ключевой воде и рыбе.
После Оркнеев корабль следует на север, вдоль берегов Норвегии. Примерно, через три недели он достигает Гамерфеста – одного из самых северных городов в мире. Окрестности его довольно суровы: тут не растут даже низкорослые хвойные деревья; видимо, поэтому здесь мало жителей – не более сотни семейств. Тем не менее, летом гавань чрезвычайно оживлена: в течение нескольких месяцев здесь швартуются около двухсот судов, которые меняют муку и другие предметы торговли на кожи северных оленей, шкуры лисиц, ворвань, гагачий пух и рыбу.
Море у Гамерфеста никогда не замерзает, хотя гавань лежит между 70 и 71 градусом северной широты. Такая природная щедрость зависит от Гольфстрима, который, беря своё начало от Мексиканского залива, доходит до Норвегии, преодолев 8000 морских миль. Саму жизнь в Гамерфесте автор статьи находит непривлекательной: «В этом селении повсюду так воняет жиром и ворванью, что приезжий не может вынести тамошнего воздуха. Главный же промысел местных жителей состоит в вытапливании сала китов, тюленей, моржей и акул, а также в приготовлении печёночной ворвани, играющей в медицине XIX века столь большую роль. Если бы в Европе знали, как соблюдается опрятность при добывании этого жира, то, вероятно, многие побрезговали бы пользоваться этим средством», - саркастически замечает Моров.
Снабдившись очередной порцией запасов, судно снимается с якоря, чтобы пройти на 6-8 градусов дальше на север и достичь, таким образом, южной оконечности Шпицбергена. До начала июля ни один шкипер не рискнёт идти указанным маршрутом, так как судно может «увязнуть» во льдах. И напротив: в июле и августе во льдах встречаются свободные «коридоры», и тогда плавание к Шпицбергену не представляет особенных затруднений.
Достигнув полярного архипелага, пассажиры тотчас принимаются за охоту на тюленей, которые водятся здесь в огромном количестве. Очевидцы сообщают, что, когда из воды торчит лишь передняя часть млекопитающего, она похожа на голову громадного бульдога. Не потому ли тюленя на нескорых языках называют «морской собакой»?
Моров отмечает, что тюлени – животные не очень отважные, поэтому преследовать их можно без всякого опасения. Впрочем, встречаются и весьма свирепые виды. Это – серый тюлень или лахтак, который водится близ Шпицбергена. Последний имеет в длину более трёх метров, а в окружности груди – более двух. Весом лахтак редко бывает меньше восемнадцати пудов, поэтому мохнаторылый зверь нередко пугает неопытного охотника.
В середине XIX века у берегов Шпицбергена ежегодно били около трёх тысяч лахтаков. Каждое такое животное доставляет до 90 кг сала. Не только шкура лахтака, но даже его сухожилия и кишки шли в употребление. Из кишок, например, изготавливали непромокаемую одежду и прочные палатки, а из сухожилий – нитки, верёвки и канаты.
Морской заяц. Иллюстрация Н.Н. Кондакова (Атлас морских млекопитающих, 1980).
Однако убить этого тюленя непросто: для этого требуются опытность и терпение. Когда животное находится в воде, оно довольно безрассудно плывёт к лодке, в которой находятся его враги – охотники. «Лахтак до того отважен, – пишет Моров, – что нередко оплывёт два или три раза вокруг лодки, чтобы лучше разглядеть сидящих в ней людей. Когда же охотник прикладывается к ружью, животное с быстротою молнии исчезает, погружаясь в воду, и является там, где вовсе его не ожидали. Случается, что в него и попадает одна или несколько пуль, но, по значительной толщине его кожи, такие раны не смертельны, почему лахтак успевает уплыть».
Моров отмечает, что для того, чтобы нанести тюленю смертельную рану, надо быть искусным стрелком. Единственное опасное место для тюленя – это мозг, который, однако, до того мал, что бывает «не больше апельсина». Автор предлагает читателю самому представить, как трудно попасть в такое ограниченное место с лодки, которая беспрерывно качается на волнах. Да и само животное редко остаётся спокойным.
Совсем другое дело, когда стадо тюленей располагается на какой-нибудь ледяной горе или вышло на берег, чтобы выспаться. Тогда охотник может целиться спокойно. Но и в подобном случае следует соблюдать большую осторожность, так как тюлень никогда не спит долго: каждые три-четыре минуты он поднимает голову и осматривается. Из-за этого последнего трудно застать врасплох; к нему надо подкрадываться, как к оленю. К тому же тюлень почти всегда ложится у самой воды, чтобы, в случае опасности, одним движением свалиться в воду и спастись подо льдом.
Из этого Моров делает вывод, что стрельба из огнестрельного оружия – неблагоприятное занятие при охоте за тюленями. По этой причине в 1860-х годах их преследовали по старинке – копьями или гарпунами.
Моржовая охота
Автор полагает, что охота на моржей занимательнее, потому что она опаснее. Морж также принадлежит к семейству тюленей и походит на них своей формой. Это довольно сильное животное: охотники свидетельствуют, что морж нередко вступает в схватку с белым медведем… Страшнее всего у моржа клыки, длина которых доходит до 80 см. «Вовсе не должно полагать, что морж пользуется своими клыками, только по направлению сверху вниз, – пишет Моров. – В самом деле, он умеет ворочать затылком так быстро, что в состоянии ударять своими зубами не только вправо и влево, но даже снизу вверх. Куда же морж ударил зубом, там все разрушается, и даже довольно толстая, железная полоса ломается, как соломина. В северном полярном море морж столь же могучее животное, как слон на материке знойной Африки. Оттого моржа боятся более остальных тюленеобразных. Свирепость этого животного выражается даже в его морде, со страшными щетинистыми усами и толстыми отвислыми губами».
Впрочем, преследование моржа облегчается тем, что он не может отказаться от своего стремления к общительности: моржи никогда не встречаются поодиночке, но всегда – большими или меньшими стадами. Когда они взбираются на ледяную гору, чтобы отдохнуть или поспать, то лежат на ней дюжинами, если не сотнями. Моржи располагаются так тесно, «точно стадо свиней». Такая тесная масса в восемьдесят или сто громадных животных производит сильное впечатление не только своими размерами, но и ужасным ворчаньем и фырканьем.
Когда морж находится на твёрдой поверхности, он достаточно неповоротлив. Следовательно, если охотники застают большое стадо на ледяной горе, они довольно легко перебивают всё лежбище выстрелами или копьями. Впрочем, ложась спать, моржи всегда оставляют особого «сторожа», который, при приближении лодки, старается разбудить своих товарищей громким ворчаньем, а, если ему это не удаётся, бьёт ближайших передней ластой. Разумеется, потревоженное стадо сразу бросается как можно скорее в воду. Но иногда случается, что сам «сторож» не исполняет своих обязанностей и засыпает. Тогда охотникам нетрудно отрезать путь животным к воде и «овладеть целым стадом». Легче всего это сделать в конце августа, так как в это время почти все моржи выбираются на землю, чтобы в каком-нибудь скрытом месте отлежаться в полуоцепенелом состоянии без всякой пищи. В таком «полусне» нередко лежат вместе сотни животных. Однако редко кто из охотников может похвалиться такой удачей.
В конце же августа – с завершением краткого полярного лета – всякая охота на широте Шпицбергена прекращается. Причиной тому опасность, что судно может вмёрзнуть в лёд со всеми вытекающими последствиями. Впрочем, известен один случай, когда в 1852 году несколько отчаянных китоловов отважились остаться на Шпицбергене до начала сентября. Когда же они поплыли на лодке вдоль восточного берега, то увидели залив, в глубине которого чернело стадо моржей, погружённых в глубокий сон. Охотники полагали, что их было не менее четырёх тысяч. Самих же людей было шестнадцать; причем вооружены они были только гарпунами и копьями. Несмотря на устрашающую массу животных, охотники бросились в атаку и несколько моржей были моментально убиты. Потревоженные ластоногие бросились было к воде, но им помешала гористая местность и собственная неуклюжесть… Таким образом, в течение нескольких часов было убито около девятисот моржей.
Охота на моржей. Гравюра 1823 г.
Немного передохнув, охотники приступили к разделке своей добычи: к перевозке жира, кожи и клыков на корабль. Но судно оказалось слишком малым, чтобы принять столь внушительный груз. Пришлось ограничиться двумястами тушами. Остальные туши в количестве семисот оттащили в камни и покрыли большими кусками льда. Охотники надеялись вернуться за остальной добычей позднее… Сгрузив добычу в ближайшем норвежском порту, охотники зафрахтовали несколько судов для доставки остальных туш и немедленно вернулись к Шпицбергену. Однако по прибытии к острову оказалось, что море на протяжении нескольких миль покрыто льдом. Пришлось отложить это предприятие до следующего лета. Когда же норвежцы прибыли через год к архипелагу, оказалось, что моржовый жир и кожа частью объедены, а отчасти испорчены. Осталось довольствоваться только клыками, которые хорошо сохранились.
Таким образом, семьсот моржей пропало зазря. Чтобы читатель мог представить размеры этого побоища, Моров сообщает, что через восемь лет – несмотря на деятельность медведей, лисиц и чаек – на месте «битвы» всё ещё находилось множество объеденных трупов, и даже на расстоянии нескольких миль был слышен запах падали. С этого времени ни один морж не смел укрываться в узком заливе, который прежде был их любимым местом.
Далее автор статьи снова возвращается к постулату, что как только моржи попадают в водную стихию – они сразу преображаются: в воде это совсем другие существа! В ней они не боятся даже медведя, который является сильнейшим животным полярного мира. Например, если медведь готовится напасть на молодого моржа в стаде, которое пребывает в воде, то более старые животные немедленно бросаются на зверя, защищая своего соплеменника. Нередко моржи даже разрывают атакующего медведя…
Гарпунщик – в зоне риска
Что касается охоты на моржей с лодок – она очень опасна: бывает, что лодка с восьмью или девятью охотниками опрокидывается одним таким «чудовищем». В подобных случаях гарпунщик обычно погибает, так как морж запоминает своего главного врага. Любопытно, что остальных охотников зверь не трогает, и они имеют возможность спастись.
Моров отмечает, что для того, чтобы охотиться на моржей, надо знать их привычки, особенности и повадки. Например, каждый взрослый морж в состоянии плыть быстрее лодки, даже с лучшими гребцами. А вот молодой морж – до полугода от роду – не отличается таким проворством, и потому ловкий охотник обращает внимание на молодых особей. Едва моржонка ранят копьём или гарпуном, тот немедленно издаёт громкий стон, и тогда всё стадо возвращается на помощь раненому. При этом, разумеется, удаётся гарпунировать и самых сильных животных.
«Чувство жалости у моржей, может быть, развито сильнее, чем у человека, – пишет Моров. – В самом деле, они очень заботятся о своих страждущих собратьях, потому что возвращаются к раненому не только в случаях опасности, но всегда и постоянно, что свидетельствует о чрезвычайной любви к своим детёнышам». Приводится рассказ одного гарпунщика, который ранил огромную самку моржа… Орудуя гарпуном, он заметил, что моржиха скрывает под правым плавником детёныша. Как охотник ни старался попасть в последнего, самка следила за всеми движениями человека и успевала увернуться. В итоге моржиха провела охотника и ушла на глубину вместе со своим малышом.
Моров замечает, что несведущим людям трудно представить, что собой представляет охота на моржей. «Представьте себе лодку с пятью здоровыми гребцами, которая, так сказать, летит по воде, между тем как перед нею плывёт стадо, может быть, в сотню моржей. С фырканьем и рёвом животные ударяют по воде своими плавниками и хвостом, отчего она пенится и клокочет. На самом переду лодки, стоя одной ногой на её краю, гарпунщик держит своё оружие, навив верёвку на правую руку. Он командует гребцами, говоря им, какое направление следует придать лодке…»
Как правило, стадо моржей плывёт довольно тесной кучей, но над водой видны только толстые блестящие головы, покрытые серой шерстью, и белые блестящие клыки. При глубоком дыхании вода «выбрызгивается» из ноздрей моржа на высоту до полутора метров. Затем на минуту появляется над водой часть тёмной спины, и почти в то же мгновение животное исчезает.
Лодка скользит по тому же направлению, по которому плыли моржи. Когда же животные опять появляются на поверхности моря, лодка уже находится посредине стада. Хладнокровный гарпунщик бросает своё орудие в первую жертву, что служит сигналом к началу охоты. Его товарищи вскакивают и мечут гарпуны вправо и влево, и в короткий миг убивают до двенадцати моржей.
Моров сообщает, что подобная охота длится несколько часов и обыкновенно заканчивается тем, что охотники тащат за собой на верёвке добычу – до двадцати пяти моржей. После этого лодка причаливает к ближайшей ледяной горе, люди спешат вытащить туши на лёд, чтобы снять с них кожу, жир и клыки.
Убитый морж. Фото 1875 г.
Уже упоминалось, что подобная охота очень опасна: людям, идущим в полярное море с гарпуном, приходится ежедневно бороться, как со стихией, так и с животными. С другой стороны труды и отвага при охоте на моржей «доставляют огромные выгоды». Так, например, норвежские рыбаки, которые по девять месяцев в году занимаются подобным ремеслом, имеют значительный доход, продавая каждую моржовую шкуру по 10-12 рублей: последняя составляет отличный материал для подошв и сбруи. Из этой же кожи делают снасти для лодок и более крупных судов. Ценнее же всего клыки, которые не только массивны, но даже твёрже слоновьих. Кроме того, моржовый зуб имеет преимущества перед слоновым тем, что не желтеет. «Поэтому весьма понятно, – заключает Моров, – что норвежцы, потомки знаменитых моряков древнего мира, предпочитают охоту за моржами всякому другому занятию».
