Сейчас в Архангельске

04:18 3 ˚С Погода
18+

Вдали от Мурманска: в край озёр и бурь

Долгая полярная зима изматывает города, но и открывает новые ландшафты для путешествий.

Мурманск Североморск Лыжи на кольском полуострове Лыжный туризм на кольском
Михаил Пустовой
24 апреля, 2020 | 16:06

Вдали от Мурманска: в край озёр и бурь


Долгая полярная зима изматывает города, но и открывает новые ландшафты для путешествий. Скованные толстым ледяным покровом озёра и болота превращаются в самые проходимые направления, когда заваленные снегами леса становятся непролазными. Лежащие на восток от Мурманска урочища редко посещают туристы. Однако именно там сохраняются традиции северной жизни, теплящиеся вокруг лесных избушек. Мурманский журналист и автор портала «Go Arctic» взвалил рюкзак на плечи и ушёл на лыжах в снежный шторм. Его цель – познать атмосферу и легенды полярной глуши.


День первый: ураган и путик    

Из серо-белой мглы, состоящей из колких снежинок и гнущего деревья ветра, показалась одинокая сосна. Повязанный канат и еле видные неровности на снежном поле означали, что я у путика. В этом месте старый снегоходный маршрут поворачивал к дальним озёрам на восток от Мурманска. Рядом проходила опустевшая марафонская трасса и лежало озеро Новое. Я оперся на лыжную палку, чтобы передохнуть. Буря трепала меня больше часа. До этого места я упорно пробивался по заметённой лыжне, подсознательно ориентируясь по приметам и развешенным на деревьях ленточкам. Один раз я уже плутанул. Сегодня был первый день моего похода к озеру Черногубское. Я слышал, что там есть лесная изба; собрал рюкзак и, не взяв палатку, покинул город.

В Мурманске продолжался упоительный март. Месяц умеренных морозов, обильных снегопадов, первого наста и растущего дня. Издалека доносились отголоски о смертях от вируса из Китая, но это нас не касалось. День за днём я занимался изуверской для мышц работой на крышах (чисткой их от снега и наледи), а по вечерам полусонный читал «На юг, к Земле Франца-Иосифа!» – книгу Валериана Альбанова – и бредил выходными. Походом в тишину. И наконец-то этот день пришёл. В субботу 28 марта с утра сияло синее небо. Но когда я встал на лыжню на Горе Дураков и с наслаждением укатил-ушёл через тайгу, пересёк Большое озеро и углубился в сопки, погода поменялась. Лапландию накрыло ураганом с запада.

Лыжня с Горы Дураков

Лыжня с Горы Дураков


Пробиваясь через снежные наносы в берёзовых лесках, которые не защищали от сводящей лицо стужи, я вкусил чувство азарта. Спуск на замороженное болото, одно безымянное озеро за другим, знакомые сосны и берёзы. И когда однажды я ненадолго обернулся назад, то понял, что черта невозврата пройдена. Пригнул голову, вогнал палки в снег и попытался идти в обратную сторону. Ради эксперимента. Порывы шторма шатали меня; пять шагов дались с трудом, а ветер проник во все щели моей одежды, мгновенно выстудив остатки тепла. Чтобы воротиться в Мурманск (а я уже удалился от него на 11-12 километров), мне бы потребовалось напрягать все силы, как минимум, десять часов и, скорее всего, свалиться в изнеможении где-то в сугробе. Приближалась ночь…

 

Отступление в прошлое: «Там, где мы лечим свои души»

Прежде чем рассказать, чем закончился мой поход, хочу вернуться в недалёкое и романтичное прошлое. Озера, ущелья и сопки на восток от Мурманска интересовали отдельных горожан. Редкие рыболовы и горсть походников уходили в сторону Могильного рва, озёр Кривое, Черногубское и Ваенгских. Старые тропы вились километр за километром через разреженную тайгу и бесчисленные болота. И только посвящённые в этот образ жизни знали, где стоят лесные избы – рыболовов, охотников или просто тех, кто был сыт городом по горло. До ближайших заимок надо было идти от города-порта почти сутки. Зимой мороз облегчал путь, замораживая труднопроходимую местность, и снегоходы иногда оглашали своим гулом эти дивные места. Но и в пору холодов здесь было достаточно тихо.

Чтобы разобраться в мире сопок я, не рождённый в Арктике, делал из Мурманска одну вылазку за другой. Пробивался в конце апреля через раскисшие сугробы и, усталый, дрожал у костра. Бродил в мае, делая безнадежные попытки обходить последние пласты снега, и утопал в пропитанной водой почве. Отмахиваясь от комаров, скупым на тепло летом продирался сквозь позеленевшие берёзовые рощи, думая о том, как не встретиться с медведями. До глубокого снега (в ноябре, а когда и в декабре) я переваливал через сопочные гребни, навстречу новым состояниям природы и незнакомым местам, каждый раз покидая их только тогда, когда ноги уже еле передвигались. Сопки, вараки, пахты!

Незадолго до похода я вышел на разведку, которая, как у меня принято, затянулась. Длинное озеро Кривое меня волновало давно. Бродя по лыжне за Большим озером, а она шла мимо саамской вежи, двух живописных озёр и группы варак, я вышел на раскатанный путик. И понял, что снегоходы едут именно туда, где ещё осталась не истреблённая хищными горожанами рыба. Забавно, но на дороге я поднял (их обронил снегоходчик) пару пачек печенья и шоколадок – вскоре это мне здорово помогло. Отдалившись от Мурманска на пятнадцать километров, я оказался по ту сторону Кривого. Оно меня взбудоражило. Крутые с востока берега заросли северной тайгой, виднелись солидные скальные выходы, а закат окрасил горизонт во что-то неистовое.   

Озеро Кривое

Озеро Кривое


Я не видел людей с утра. После 18 часов подступали тревожные сумерки. Неожиданно раздался гул мотора; удивленный моим появлением, пенсионер на снегоходе долго болтал со мной. Как и многие, он осел в Арктике в 1970-е, отслужив в армии. «Как десятилетия незаметно пролетели, – вздохнул он: -- Сколько же я за эти годы снегоходов объездил». Мы попрощались, и я повернул обратно, но не в сторону Мурманска, а в Росляково, бывший закрытый городок, присоединённый к Мурманску в 2015 году (шутники говорили: чтобы в Мурманске снова оказалось триста тысяч жителей; но это не помогло). Предстояло пройти где-то пятнадцать километров. Путик вёл и туда. Однако что-то пошло не так, и в сумерках я различил огни ЗАТО Сафоново и аэродром. Я резво скрылся в тайге, по старенькому отпечатку от снегохода. Путик терялся, наст не держал, и, набирая высоту в сопку, я проваливался по пояс в снег. Выстрел адреналина иссяк, пришли изнеможение и жажда. Поворот не туда, незнакомые урочища, и я глупо обхожу Кривое с севера на юг…. Домой я добрался в 5 утра, пройдя 36 километров на лыжах и ещё 5 километров по улицам Мурманска. Перемёрзший, я лакал холодную и мутную воду из чудом не замёрзшего края болота, падал на снег и отключался, давился печеньем и, шатаясь, шёл вперёд.

Через неделю наступило 28 марта. И я вновь очутится среди молчаливых сопок. Я сделал это, чтобы упиваться всё новыми и новыми состояниями первозданной Лапландии и проверять свою волю на прочность. И снежный шторм стал моим напарником.

Шторм разыгрался

    Шторм разыгрался


Настоящее: неизвестность и плачущие пальцы

Буря не стихала. Притормаживая палками, я нёсся с пригорка на льды озера Кривое. Противоположные берега вытянутого на 3-4 километра озера виднелись смутно. И ещё зимний шторм на открытом ледяном поле гулял яростно; от него не спасал и рюкзак на спине. Роза ветров на Кривом такова, что воздушные потоки несутся с двух сторон. Я даже перестал развлекать себя фотографированием – совать негнущиеся пальцы в отвердевшие перчатки было чересчур неприятно даже для меня. Стараясь не терять из вида южный берег озера, я двигался без перерыва. На той стороне меня ждал подарок; зайдя в лес тонких, но высоких берёз, я был оглушён тишиной. Штиль. Можно выпить чая из термоса. На линии горизонта угадывалась красная полоса, намекающая на конец урагана.

Я задумался. Известные места кончились. Озеро Черногубское лежало в часе хода. Если его перейти, то я где-то упрусь в избу, и как говорят, в незамерзающий родник. Но где была заимка – я точно не знал. Я посмотрел видео мурманского лыжника о походе к избе, послушал водителя снегохода и ещё помнил городские легенды, которые гласили, что у озера когда-то круглогодично жил старик. Береговая линия Черногубки вытянулась на десять с чем-то километров; если я потеряю путик, то меня ждут интересные последствия. Тем более что уже накопилась ходовая усталость, обледенела одежда и иссякал чай.

Рельеф поменялся – набор высоты прекратился и маршрут падал вниз. Меня встретили открытые пространства заметённых болот, окружённые тайгой и зловещими склонами варак. Опоры ЛЭП напоминали о близости Североморска. Но расслабиться не вышло. Снегопад, матовые вариации серого и белого да сумрак резали глаза до слёз. В полярном мире дезориентация приходит к тебе в дни непогоды, а не когда снег сверкает на солнце. Понять, насколько крутой спуск меня ждал – это было головоломкой. Лыжи подпрыгивали, а сохранить равновесие под рюкзаком, развив скорость, было нелегко. Пришлось тормозить штанами. После похода их ждала иголка с нитками.

 

Спасение: сугроб и костёр

Где кончается суша и где дремлет Черногубское озеро – было не ясно. Вдали смутно угадывались крутые берега и тайга. Я походил взад-вперёд. Обнаружил отпечаток от гусеницы и, задумавшись о том, какая неведомая глубина скрывается под толщей льда, двинулся, неотвратимо заворачивая. По прошествии дней, проведённых в городе, уже трудно описать чувства, которые мною овладели в те часы. В полумраке плотно смёрзшийся снег отливал чем-то фиолетовым. Горизонт терялся под низким арктическим небом. Слепнущим глазам мерещились жёлтые огоньки. Снежные крупинки струились по озеру. Если под лыжами оказывались наносы пухляка, то казалось, что лёд вот-вот разверзнется. Мне было одновременно не по себе и, как никогда, спокойно и даже азартно.

Но подсознание уже говорило, что заимку в эту ночь мне не видать, как и аромата тепла, исходящего от печи, в которой потрескивает сухое полено. Эпизодически прорисовывающийся путик вёл всё дальше. После часа борьбы с холодом и ветром я выбрался на берег, осторожно обойдя прослеживающейся на льду сток ручья. Корка наста проломилась, палка согнулась, и лыжи под разными углами ушли вниз, уткнувшись в похороненные кусты. Я злобно выплюнул снег изо рта, отстегнул рюкзак, лыжи и после долгой возни выполз на озеро. В марте, ради эксперимента, я вгонял лыжную палку в снег, и частенько она уходила по самую рукоятку, на 140 сантиметров. Зима удалась на славу.

Я заметил на дереве инородное тело. Это была зелёная пластиковая бутылка – типичная разметка для путика. 

Метка на путике

 Метка на путике


Довольный, я полез на сушу. Где-то среди сосен на пригорке должна быть изба – кричала моя слепая вера. Я рыскал по распадку, поднимался на склоны, зарывался в снег и на ощупь, лыжной палкой, вновь столкнулся с путиком. Продвинулся к Среднему Ваенгскому озеру, отмечая для себя, что даже в ночи здешние пейзажи трогали моё воображение. И сел передохнуть подле большой сосны. Последние глотки чая испарились у меня во рту. Запись маршрута показала, что я прошёл два десятка километров. «До избушки 17,5 километров», – резали память слова из видео Андрея Туманова, знакомого мурманского лыжника. Ботинки превратились в глыбы льда и жгли ступни, а обмороженные пальцы рук отдавали болью в сердце. Пора было ловить еле работающую сеть и консультироваться. «Изба находится на... от озера», – донеслось от Максима, ещё одного лыжника. Я был не там, а в часах пути от неё. Стояла полночь.

«Как красиво», – сказал я, впервые за зиму увидев чистое завихрение лисьих огней. Пазори полыхали в безоблачном небе. И сверху, из космоса, исходил усиливающийся мороз. Я покатался, выбрал местечко между тремя соснами с живописным видом на озеро, наконец-то нацепил зимнюю куртку поверх ходовой, переобулся и вырыл в снегу яму. Костёр заставил себя подождать: газовые зажигалки отказали. Задубевшая одежда растаяла. Пить одну за другой кружку чая было величайшим наслаждением. Часа в четыре я постелил пенку, самонадувающийся коврик и забрался в тесный спальник Rock Empire Montana. Где-то в глубине леса, на той стороне, мигали огни военных складов – запретная зона. Сон вышел урывками – меня колотил озноб, а позёмок засыпал снегом.

Лежбище

 Спасение в сугробе


Солнце Лапландии

Прогудел снегоход, вездеход с двумя мужчинами (я ведь всё слышу) забуксовал на пригорке и укатил на Ваенгские озёра. Я немного удивился этому: моё лежбище бросалось в глаза. Севера меняются, и те, кто помоложе, игнорируют нормы этикета: поздороваться и поинтересоваться, по какой причине ты проводишь время в сугробе, не нужна ли тебе помощь. Впрочем, мне было всё равно. Яркие лучи безупречного солнца залили полярный мир. В свете утра Черногубское озеро не представлялось таким безбрежным, как во мраке. Острова и заливы усилили его красоту. Озеро окружали чернеющие соснами вараки, не достигающие и двухсот метров в высоту, но кажущиеся из-за снежного покрова малыми горами. На юг ясно просматривалась гряда, в которой пряталось ущелье Могильный Ров. Ещё дальше стояла «гора» или, строго говоря, сопка Лисья (423 метра). Как прекрасно!

За те два часа, пока я дремал, едко дымивший костер остыл. Забавно, но околела (пошла льдинками) и бутылка с водой, спрятанная на моей груди под зимней «сплавовской» курткой. Однако реальная проблема заключалась в лыжных ботинках, в них пальцы ощутили себя так, будто были помещены в морозилку. Приплясывая, я двинулся изучать окрестности. И здесь моё уединение нарушил рыболов на снегоходе. Лыжник его удивил. «Там мужик жил в избе, – показал он на залив: -- Пьяный мне ружьем угрожал, пьяный и сгорел с домом». Черногубское посещали ради рыбы, сиг там ещё не был истреблен, а на нерест из Кольской губы поднималась и другая вкусная рыба. Кстати, у посёлка Щукозеро в том году медведь унёс собаку – местные, очевидно, забыли, где живут, посадив пса на цепь. Близость ЗАТО Североморск сказывалась на озере. По слухам, в нём утилизируют снаряды, а на одном из островов лежит, уже безобидная, бомба. Были здесь и части ПВО, а в числе окрестных баек – история о Туре Хейердале, который «ловил» сбитого немецкого пилота.

Озеро Черногубское

 Озеро Черногубское


Идти в восемь утра по Черногубскому озеру – одно удовольствие. Если игнорировать то, что я сонный и едва соображаю. Вижу залив – туда впадает безымянная и, как говорят, богатая рыбой речка. Забираюсь помучиться на ближайший склон ради фотографий. Нахожу заметённую заимку с выбитым окном. Спускаюсь на озеро – покататься. Продираюсь сквозь кустарник и угадываю очертания избы. Путик – занесён, значит, люди уже пару дней не посещали приют. Место добротное: пол деревянный, есть прихожая, а на стенах висят памятные фотографии. Надпись на входе «на выходные не занимать», а на столе – дневник. Здесь теплятся традиции Мурмана. Обещая вернуться и возместить дрова, топлю печку. Заливаю в себя про запас воды и чая и пытаюсь подремать пару часов. Но меня колотит озноб, и отдохнуть не получается. Пора домой.

Солнце рисовало пейзажи на просторах Лапландии весь день. Пересекая хоженые места, я отмечал для своих глаз что-то новое: незаметённые камни, изящные деревья и печаль наших берёз, которые так быстро стареют, ломаются и превращаются в труху. И только люди, пока я не добрался до Мурманска, мне не попадались, лишь одинокий снегоход промчался вдали. Я не торопился, а встречный ветер лизал моё лицо и проникал в порванную куртку. Две шапки и затянутый капюшон не спасали от стужи голову. Но это был мой выбор. К остановке на Горе Дураков я выбрался к полуночи, преодолев 23 километра; треснувшими пальцами с трудом собрал лыжи – я, кажется, даже кричал. Дома в зеркале на меня смотрело на редкость красное лицо, а ещё несколько недель меня знобило от любого сквозняка и лихорадило. Но я испытывал удовлетворение и гордость. И ещё долго помнил, как обнял одинокую сосну и уткнулся носом в её кору, но дерево не отвечало: зимняя Арктика пахнет холодом.

Впереди -- Гора Дураков  Впереди -- Гора Дураков


Мурманский словарик

Гора Дураков – просторечное название жилищного массива в Октябрьском округе, воздвигнутого на сопке. Гора Дураков продувается всеми ветрами. Раньше её игнорировали маршруты городского транспорта, что и породило ироничное название. Однако здешние дома отличаются хорошей звукоизоляцией, что нехарактерно для города.

Путик – раскатанная снегоходная дорога. Реже – след от снегохода. Идти на лыжах под рюкзаком по путикам в сильный мороз далеко не так легко, как кажется, так как лыжи елозят по спрессованному снегу. Также путики важны по весне на озёрах: под ними твёрдый слой льда, тогда как рядом невозможно идти, не проваливаясь по колено или по пояс.

Варака – каменистая возвышенность, поросшая хвойным лесом. Ныне слово вышло из употребления в Мурманской области, однако знакомо отдельным старожилам. Горожане называют вараки сопками или даже лесотундрой.

Пахта – обрывистая скала (утёс). Поморское слово. Ныне – редко употребляемое (и зачастую непонятное для горожан). На карте Мурманской области есть, как минимум, четыре географических объекта, в чьём названии присутствует уточнение: «пахта».

Тайга – слово не употребляется в области, вплоть до отрицания того, что в регионе имеется тайга. Но термин встречается в довоенных документах. Северная тайга покрывает значительную часть Лапландии, включая и окрестности Мурманска, что очевидно.

Лисьи огни, пазори – традиционное именование полярного сияния в Лапландии.

ЗАТО – закрытые административные территориальные образования военных, они занимают значительную часть области. За проникновение – штраф. Вполне объяснимо, почему автор предпочёл страдать от обморожения, чем пойти погреться у военных.


Автор: Михаил Пустовой, Мурманск

Фотографии Михаила Пустового

далее в рубрике