Арктический дневник волонтера на Новой Земле. Часть 3

Фото предоставлены автором

14.09.2021

Живая природа на Малых Кармакулах довольна молчалива. В безветрие, когда не тарахтит дизель, раздается возмущенное кряканье диких гусей, пасущихся на склоне неподалеку, посвист и чириканье трясогузок, пронзительный крик пролетающей чайки.

Самые громогласные животные здесь — собаки. И то по малолетству, ведь на привязи их никто не держит, и ночью они не заливаются бестолковым лаем подобно своим цепным деревенским собратьям. Нынешнее потомство еще в игривом щенячьем возрасте. С прежними четвероногими друзьями случилась беда — заразились бешенством от песцов.

«В «Сталкере», в игрушке, собак видели? Глаза бешеные, бросаются, слюни кровавые летят во все стороны? Вот и здесь так же. Только не лысые…» — пытается шутить Алексей. За грубоватым юмором скрывается настоящая трагедия — собак пришлось пристрелить. Тяжко. Еще недавно тыкались в ладонь слюнявыми ласковыми кутятами, а теперь... Уцелел лишь один Тайсон, молчаливый серьезный черно-белый кобель, играющий в это время любовь на стороне.

Без собаки на Севере никуда — лучшей сигнализации, чем голосистая собачка, еще никто не придумал. Сколько видео пересмотрено, где собаки самозабвенно обгавкивают белого хозяина Арктики, заявившегося полярной ночью, бесстрашно прикусывают «хомяка» за толстый зад?

Нынешняя собачья «банда» — крайне любопытна, непоседлива, игрива. Собаки абсолютно не агрессивны, дружелюбны. Стоит скинуть рабочую перчатку на землю — глядь, а ее уже уволокли, рвут на части. Выдернешь бочку из трясины, перевернешь, дабы вытряхнуть скопившийся сор — а хвостатые инспекторы тут как тут. Нюхают, ворошат кучи.

Александр обнаружил дикий чабрец, поставил на камень кружку кофе. Сделал пару снимков, протянул руку — а чашка уже пуста, рядом щерится во всю пасть рыжий бандит, крутит хвостом.

А вот о том, есть ли на станции кошачьи, прижились ли они здесь или нет, вы узнаете как-нибудь в следующий раз.

15.09.2021

Поздний вечер, за окном уже давно темень. Сижу в рабочем кабинете в здании станции, тружусь над очередной книгой. В книге жаркая пустыня, дивный восток, зной, город посреди огромного оазиса… А вот в реальности все немного иначе. Пол слегка вибрирует, стол ощутимо потряхивает. За двойной рамой слышно: задувает, и задувает серьезно. Кофе в чашке расходится волнами, словно в дешевом голливудском триллере про землетрясение.

В общежитии тем временем идет обычная жизнь. За стенкой работает телевизор, рядом принимают душ… Ну и я спокоен; раз никто из местных не бегает по коридору с криком: «Все пропало, мы все умрем!» — все в порядке. Здание станции не поднимет, как фургончик юной Элли с Тотошкой, и не унесет в Изумрудный город. Ага, я очень-очень в это надеюсь.

23.09.2021 Северное сияние

Прощальным приветом суетного дня на тускнеющем небосводе повисли легкими росчерками перышки облачков. Притихли горные громады, кутаясь во тьму, засыпая под протяжную колыбельную озябшей круглой луны. Песнь слышна в завывании ветра, в сонном бормотании океана.

Любопытные звездочки приникли к замочным скважинам; одним глазком они подглядывают вниз, любуются…

Снежная королева крутит волшебный калейдоскоп, светит колдовским фонариком, посылая во все края непреложную весть — зима скоро! — и завевается-завивается небесной поземкой северное сияние.

25.10.2021

«Ветер по морю гуляет

И кораблик подгоняет»,

— невольно всплыли в голове пушкинские строчки. Припомнился красочный разворот детской книжки: глубокая синяя вода, белые барашки на волнах, голубое небо…

Шальной ветер-сказочник обещал веселую сказку с самого рассвета: буянил, гудел, бился в старые стены. Сквозь сон слышится скороговорка дежурного в соседней комнате — по рации передают сводку. Я даже не вслушиваюсь — слоисто-кучевые… видимость… и цифры-цифры-цифры — метеомантра действует на меня гипнотизирующе.

Павел, однако, выудил главное:

— Порывы до двадцати пяти… Еще немного — и на завтрак рискуем не добраться…

Стоило выйти на улицу — ветрище рванулся, принялся обниматься, трясти за плечи, вышибать слезу, словно подгулявший знакомец.

«Ветер по морю гуляет

И кораблик подгоняет»,

— пенные валы обычно виднеются вдалеке, за цепью островов. Сейчас ветер дует от берега — и вся бухта в белой кипени. А вот стихотворного кораблика нет — «Михаил Сомов» ушел давненько, а "Профессор Молчанов" выйдет за нами, согласно последним данным, только двадцатого октября.

После завтрака ветер утих. А когда мы хорошенько разогрелись, вытаскивая ржавое железо из переплетения бетона, обугленных толстенных балок и камней, и вовсе прекратился. Яркое солнце бликует, отражается от морской глади, ласкает обросшее лицо.

Благодать!

Потянуло на образность. Длиннющий вездеходный трак уполовиненным знаком бесконечности оплел бочки, скрылся в земле. Словно сытый змей, охраняющий свои сокровища… Оборачиваюсь. Товарищи снуют среди торчащих балок, раскачивают ломами, выламывают листы железа, выдирают бочки. Красные шапки то появляются над косогором, то пропадают.

«Точно — как гномы в сокровищнице дракона Смауга. И бочкам в «Хоббите…» тоже место нашлось…»

Выкатываю последнюю, сгнившую уже наполовину, ржавую бочку из полосы прибоя. Крохотулечный — меньше двух метров — галечный пляжик посреди обломков черного сланца очищен. Бросаю под пятую точку рабочие перчатки, опускаюсь, приваливаюсь спиной к камню…

Волна накатывает, отступает, шелестит. Солнце греет… Шуршат над головой сухие листья пальмы, слегка раскачивается гамак в теплом океанском бризе, щекочет ноздри терпкий запах пина колады… Стоп-стоп! Какие пальмы? Какая, на хрен, пина колада? Не спать!

Встряхиваюсь, встаю. На ровный участок из береговых камней уже вытащено немало бочек. Нужно катить их к точке сбора. Оглядываю приглянувшийся пляж.

«Ну вот, теперь у нас свое Майами появился… — слышу хмыканье Паши сверху. — Эдак мы здесь и загорим…»

Здорово будет сюда после обеда прийти, с книжкой…

Начинаем катать бочки — до обеда еще есть время. А вот потом можно и позагорать…

Майами не получился. Ветер всего лишь взял паузу на размышление. Подумал-подумал, поменял направление и принялся задувать с новой силой. Переодевшись и натянув капюшон, спешу на обед. Ветер-хулиган бежит сзади, отвешивает пинка пониже спины:

«Майами?.. Пина колада?.. Чеши давай, писатель… Борщ стынет».

29.09.2021

Коты на станции когда-то жили. В памяти сотрудников остался кот по имени Пух. Как и полагается кошачьим, Пух жил сам по себе (на чердаке) и ходил куда ему вздумается — для него даже форточка в кухне всегда оставалось приоткрытой.

Рыбы на станции хватает, и проблем с питанием не возникало. Героический характер кота проявился неожиданно: соседские псы пришли на разборку с местными. Рычание, грызня, обиженный скулеж… Вдруг из ниоткуда выскочил облезлый всклокоченный Пух. Хвост трубой, глаза вытаращены — старый кот бесстрашно вступился за своих, и неприятель бесславно отступил.

Второй кот в памяти сотрудников остался безымянным и дурным. С ним не задалось с самого начала — молодые сотрудники не вынесли полярных тягот и уехали. А кота оставили. Тот так и жил, неприкаянный, на чердаке. А через оставленную приоткрытой по прежней памяти форточку таскал леммингов и птичек, складывал их в столовой аккурат перед обедом.

Меховые шапки в раздевалке при входе кот почитал за конкурентов, всячески их тиранил, и даже мочился на них. Когда этот факт вскрылся, кот был подвергнут обструкции, чего вольная кошачья душа не выдержала. Он удалился в тундру, и дальнейшая его судьба неизвестна.

Кошачий дух на чердаке (где сушат белье) выветривался потом очень долго. Надежда, попивая утренний кофе и глядя на легкий туман над бухтой, мечтательно произносит: «Кошечку хочу…»

Вот только все понимают, что кошечек на станции теперь не будет еще долго — уж слишком они свободолюбивы и бесполезны. Работы для них нет, ведь крысы и мыши здесь отсутствуют. Почему? Об этом расскажу как-нибудь в следующий раз…

03.10.2021 Природа замерла в предзимье

Местный очиток, который оказался вовсе не очитком, а целебным золотым корнем, сменил наряды - от кораллового до нежно-розового - и растекся мокроватой лужицей. Листья арктической ивы окрасились в лимонный цвет, осыпались. Отзвенели цветы-колокольчики, сгинули редкие незабудки, как не бывало. Полынь скукожилась, застыла оловянными стебельками-солдатиками.

Тундра порыжела, побурела - на наших глазах промчалась скоротечная осень. Лёгкий морозец прихватывает землю, под ногами похрустывает - не расползается, не чавкает. Нахохлились заиндевелые горы, болотце в распадке покрылось тоненьким ледовым хитином.

Над Малыми Кармакулами недолгое затишье - меняется ветер.

— Штиль, - начинаю я разговор.

— Ага, - кивает Алексей. - Сейчас давление скакнет, а потом ка-аак вдарит...

Октябрь вступил в свои права...