"Беречь друг друга и родину": образы Белого моря

Прошедшим летом состоялись комплексные историко-этнографические экспедиции Товарищества северного мореходства и Соловецкого морского музея. Было опрошено население сёл Терского и Летнего берегов Белого моря: Кузомени, Варзуги, Чапомы, Чаваньги, Тетрино, Лопшеньги, Яреньги, Летнего Наволока. Эта работа продолжила исследование 1986 – 2017 годов на территории Поонежья, Онежского Поморья, на берегах реки Мезени. Зимой предстоит расшифровать многочисленные интервью, осмыслить и проанализировать дневниковые записи, но уже сейчас можно отметить наиболее очевидные тенденции в сельской жизни.

ПРОСНУЛСЯ И ПОДУМАЛ

Я проснулся и подумал: «Надо же! Точно такая люстра висит у меня дома». Потом вспомнил, что вчера вернулся из летних странствий по южному берегу Северного Ледовитого океана и Кольскому полуострову. Есть что вспомнить.

КТО ВЫЖИЛ, ТОТ ОДУМАЛСЯ

Сёла превращаются в дачные посёлки. Зимой старики уезжают к детям в города. Молодёжь в деревнях не задерживается. Летом пенсионеры возвращаются. Люди состоятельные и состоявшиеся строят новые дома или восстанавливают заброшенные хоромины своих отцов и дедов. Государственных организаций, где могли бы работать местные жители, очень мало. Чаще всего это администрация и клуб. При клубе, как правило, есть библиотека. Могут быть магазины, в том числе частные, фельдшерский пункт, аэропорт, школа-интернат, дизельная станция или кочегарка. Возможен колхоз, живущий за счет сейнеров, которые ловят рыбу в Атлантике или в Баренцевом море. Колхозники в море не ходят – получают дивиденды, а руководство колхоза – квоты на вылов рыбы. Охота на морского зверя запрещена в 90-е годы. Экономическое состояние сёл, которые специализировались на промысле тюленей, значительно ухудшилось. Правительство обещало компенсировать материальные потери, но не выполнило обещания. Признавая уменьшение количества рыбы в Белом море, местные жители связывают это с увеличением поголовья гренландского тюленя, кольчатой нерпы, морского зайца. Жители Летнего берега недовольны запрещением промышленного вылова наваги. Поморы с Терского и Летнего берегов Белого моря поставлены в жёсткие и зачастую неоправданные условия многочисленных запретов на вылов рыбы. Они вынуждены платить штрафы и прятаться от рыбинспекторов. После перестройки сельское мужское население ушло в длительный многолетний запой. Кто выжил – тот одумался и протрезвел. В деревнях строят или восстанавливают храмы и часовни, устанавливают поклонные и памятные деревянные кресты. Появляются частные музеи.

На вопрос о том, есть ли возможность за счёт местного населения восстановить сельское хозяйство и морские промыслы, все однозначно отвечают – нет. Между тем, по мнению наиболее возрастной части населения, если бы появилась работа, молодёжь оставалась бы в деревне. У людей среднего возраста, как правило, меньше иллюзий. Они не стремятся найти работу за десять-пятнадцать тысяч (а больше не заработать) и справедливо считают такую зарплату условной, не соответствующей затрачиваемым усилиям. У молодёжи физический труд не в чести, даже если он хорошо оплачивается. На вопрос о том, что для человека является самым важным в жизни, бабушки и дедушки обычно отвечают:

- Здоровье. «Нет здоровья, так ничего и не надо».

- Работа. «Без работы человеку жить нельзя».

- Уважение. «Надо, чтобы уважали трудящегося человека». «Есть к старшим уважение в семье – всё остальное приложится».

- Любовь.

- Родина.

Все эти ценности дополняют друг друга, но наиболее значимым становится то, что человек утрачивает. Поэтому надо беречь друг друга и Родину.

РЫБОЛОВСТВО

Рыболовные тони располагались в двух-трёх километрах друг от друга.

Прибрежным ловом занимались в течение всего года. В конце весны (мае) начинали ловить селёдку. С июня до ледостава ловили сёмгу и одновременно — камбалу, треску, и от ревяка не отказывались. В октябре начинался лов наваги в Унской губе, который продолжался до весны (когда ещё запрета не было), после наваги шла сайка. Для лова ставили неводы, тайники, рюжи. В конце XIX – начале ХХ века ходили на своих судах на Мурман за треской. При колхозах стали уходить на сейнерах в Атлантику.

В наше время на Летнем берегу национальный парк "Онежское Поморье" запретил промышленный лов наваги. Для местных жителей это больная тема. Рыбу в основном ловят рюжами - специальными ловушками, которые устанавливают на литорали и проверяют во время отлива. В рюжи, как правило, попадают навага, камбала, корюх. Есть технология, позволяющая ставить рюжи подо льдом в зимнее время. Это очень трудоёмкое дело. Для вылова сёмги ставят сети на тонях. Селёдку ловят неводом, треску и навагу - удочкой. Для наживки используют морского червя - пескожила. Когда на Летнем берегу появились спецпереселенцы с Азовского моря, они научили местных жителей пользоваться такими сложными ловушками для рыбы, которые раньше здесь не использовались. В каждой местности есть свои ландшафтные условия, а следовательно, и свои рыболовные традиции. Традиционная промысловая культура почти утрачена, но её следы видны и в характере местных жителей, и в форме лодок, и в технологии вылова рыбы, и в доживающих свой век амбарах, салотопнях, в сетях, якорях и прочем морском хозяйственном прикладе.

ЗВЕРОБОЙКА

«До колхозов» зверобойка была зимняя (быстрая, на несколько дней, прибрежная) и вешняя (длительная, до месяца и более на дрейфующих льдинах). Уходили по 2-3 человека на небольших карбасах. Охотились на гренландского тюленя. Стреляли, били кутилом. Заготавливали шкуры и сало. Продавали в Архангельске или же запасали для себя.

Осенью сетями (юндами) ловили нерпу. Белуху промышляли юндами в начале лета.

При колхозах бригады отправлялись на зверобойный промысел на ледоколах в горло Белого моря, а позднее — охотились на вертолётах у Зимнего берега.

В настоящее время зверобойным промыслом не занимаются.

КАРБАСЫ

Морские промыслы – рыболовство, зверобойка, солеварение требовали развития многочисленных ремёсел: судостроения, сетевязания, плотницкого и кузнечного дела. У новгородцев, осваивающих северные земли в X – XI веках, были лёгкие плоскодонные шитики и лодьи (ушкуи), удобные для перетаскивания их волоком. Разнообразие хозяйственных задач определило создание «ветряных кораблей» (парусных судов) для добычи и перевозки рыбы, грузов, людей, транспортировки рыбы, для веснования (весновать – промышлять весной морского зверя и треску) и перевозки грузов. В Соловецком монастыре шили ладьи, кочи, шняки, раньшины. Для прибрежного плавания использовали карбасы: морские лодки длиной 6-12 метров, хорошо приспособленные для каботажного плавания в Белом море. Извозные карбасы использовались для перевозки людей и, в частности, богомольцев в Соловецкий монастырь. Весновальный карбас использовался для зверобойки. Он был лёгким, с небольшой осадкой, округлым корпусом, предохраняющим лодку от сжатия льдинами. Его отличительная черта – два полоза на днище, которые назывались «кренья». С помощью полозьев промышленники перетаскивали зверобойные лодки от припая до открытой воды и от одной полыньи до другой. Белое море полностью не замерзает, но к берегам на четыре-пять километров прирастает лёд.

ХОЗЯИН ТАЙГИ

Летний Наволок. Вечер. Наш деревянный парусно-моторный кораблик под названием «Святой Пётр» качается на волнах, встав на якорь в километре от берега. Мы катапультировались из резиновой лодки и подошли к рыбакам, которые вглядывались в сумерки. Поздоровались. Они говорят: «Смотрите. Фотографируйте». Смотрим. Средней величины медведь катает по песку ржавую металлическую бочку.

В Яреньге после восьми часов вечера наступает «комендантский час». На улицу выходить опасно. Можно встретить голодного медведя. Лес на севере Онежского полуострова вырубают. Хозяину тайги есть нечего, да и жить негде. Пришёл к людям. А людям куда идти?

ПРОБЛЕМЫ С МИРОВОЗЗРЕНИЕМ

 Терский берег. День памяти первоверховных рыбаков Петра и Павла. Стоим на «Святом Петре» в устье речки. Фарватера не знаем. Ждём прилива. Отслужили на палубе обедницу. Вдруг к борту подходит моторная лодка. В ней два молодых человека. Один из них подаёт нам красивую только что пойманную рыбу и поздравляет с праздником.

- Сколько мы вам должны?

- Ничего не должны.

- Почему?

- У вас что, проблемы с мировоззрением?

«НИКАКОЙ РАБОТЫ НЕТ»

Кузомень. Между пустыней и морем идёт девушка.

- Здравствуйте!

- Здравствуйте.

- Вы здесь живёте?

- Да.

- И зимой?

- И зимой.

- А какая здесь работа?

- Никакой работы нет.

- Чем занимаетесь?

- Ничем. Дом строим. Жизнью наслаждаемся. Чабрец собираем для чая.

ЭТО СОЛОВКИ

Продуктовый магазин в лагерном бараке 20-х годов. В очереди за водкой беседуют о смысле жизни реаниматолог из московской клиники, служитель синагоги из Германии (бывший житель Донецка), писатель и художник из Венеции (советский диссидент), профессор из Архангельска и паломник из Горловки (он был ранен, вылечился, приехал в монастырь, да и остался на острове). Возле крыльца полусидит, облокотившись на стену, дочерна загорелый мужичок с пропитым лицом и синяком под глазом. К нему подходит дипломат, до перестройки работавший в США, и, стесняясь, подаёт пятьсот рублей.

Мужичок лениво берёт деньги и говорит: «Так ведь ещё в очереди стоять надо»!

 У САМОГО БЕЛОГО МОРЯ

Возле моря живописно вьётся речка Яреньга. Порядок расположения домов подчиняется логике, которую невозможно понять постороннему человеку. Названия улиц красивы: Морская, Садовая.

«К нашему берегу хорошее бревно не прибьёт», – говорят жители Яреньги («японцы») и с подозрением смотрят на незваных гостей. К чужакам относятся настороженно. Долго помнят о том, кто, откуда и когда приехал, что сказал и что сделал.

ПОСЛЕДНИЙ ПОМОР

В Кузомени познакомился с Панкратовым Евгением Николаевичем, 1937 года рождения. До 1962 года он занимался зверобойным промыслом. Это называлось «ездить наторос». Морского зверя били с ледокола в горле Белого моря. Евгений Николаевич рассказал, как шили поездницы – длинные лодки, а в Чупе – большие карбаса брамы. В каждой деревне был свой колхоз. В Кузомени – «Моряк», в Варзуге – «Всходы коммунизма». Потом колхозы объединили. Заканчивая беседу, я спросил Евгения Николаевича, что для него самое важное в жизни? Он ответил: «Родина».

В августе получил от него письмо с перечислением названий рыболовных тоней возле Варзуги. Поблагодарить не успел. Рано утром в конце сентября меня разбудил телефонный звонок. Жена Евгения Николаевича сообщила о смерти мужа. Он был одним из последних поморов, которые участвовали в зверобойке.

КУПАНАЯ, НО НЕ КРЕЩЁНАЯ

Кузомень располагает к размышлениям о смысле жизни. В планировке села, состоящего из улиц, протянувшихся вдоль одноименной реки, преобладают кладбища на трёх песчаных холмах. Песок осыпается, и на поверхность выходят гробы. Разговариваем с бабушкой:

- Я, милый, купаная, но не крещёная. Как думаешь, примут меня?

- Примут. Всех принимают.

«ЛЕТО МОЕЙ МЕЧТЫ»

В клубе Чаваньги устроена выставка детских рисунков под названием «Лето моей мечты». На альбомных листочках изображены пальмы, солнце и египетские пирамиды. «Мечта» на севере – это тепло и юг.

ЗЫБЬ И ЗЫБКА

Вчера вечером сильно и некстати захотел спать. Сквозь сон слышал, как «Святой Пётр» пришёл в Тетрино. Товарищи ночью пили чай, о чем-то беседовали, а потом переставлялись из-за качки. Океанская зыбь раскачивала корабль как зыбку, а я дремал, как младенец.

САН САНЫЧ

Познакомился с Сан Санычем из Чаваньги. Он учился в школе. Служил в армии. Работает в колхозе. Шьёт лодки [1]. Женат. Воспитывает детей. Человек сильный, спокойный, уверенный в себе. На таких людях Россия держится. В Чаваньге находится центр колхоза. Жизнь продолжается. В деревню возвращаются не только те, кто не нашёл себя в городе, но и самые работящие, самостоятельные мужики. Свято место пусто не бывает.

Автор: Василий Николаевич Матонин, к.и.н., доктор культурологи, профессор Северного (Арктического) федерального университета им. М.В. Ломоносова.

Фотографии (за исключением архивных) сделаны В.Н. Матониным.

[1] В наше время осталось очень мало мастеров, которые шьют карбасы. В прошлом ("до колхозов") лодки шили "вицей": еловым корнем или побегами молодых деревьев после их термической обработки (распаривания горячей водой). Набои (доски, накладываемые друг на друга) сшивались, подобно ткани, сквозь отверстия, просверленные под углом, и расклинивались. Эта технология почти утрачена, но при плавании в сложных ледовых условиях она давала особые преимущества. При сжатии судно не ломалось, а выдавливалось на поверхность льда. Лодки шили из еловых досок, потому что они легче сосновых. Современные мастера шьют лодки гвоздями или с помощью медных заклёпок.