И всё-таки можно ли жить и работать на Севере?
Освоение российского Севера – одна из самых впечатляющих страниц истории экономики и страны в ХХ веке. В то же время, широкомасштабное промышленное освоение северных регионов происходило в рамках социально-экономической системы, подвергшейся за последние 25 лет радикальной трансформации (частично – разрушению). Вызванный этим в конце ХХ века кризис экономики России в ещё большей степени проявился в регионально-экономических системах Севера, создававшихся на откровенно нерыночных основаниях.
Является ли этот кризис следствием объективно ошибочного вектора развития 20-х – 80-х годов ХХ века? или причины его всё же в первую очередь субъективные (например, идеологический прессинг теории общего экономического равновесия, прилагаемой к объектам, не удовлетворяющим её граничным условиям)?
На уровне формулировки стратегий социально-экономического развития Севера России ответы на эти вопросы сводятся к противопоставлению:
1) Север – место для стационарного проживания населения;
2) северные регионы России следует осваивать вахтовым методом, сводя численность резидентов-северян к минимуму.
В начале ХХI века в поддержку позиции 2 сделал, например, ряд программных заявлений тогдашний министр экономического развития Г. Греф, а сейчас тезис о расширении «применения вахтового метода организации работ на арктических рынках труда» входит в «Стратегию развития Арктической зоны Российской Федерации и обеспечения национальной безопасности на период до 2020 года». При этом, при наличии отчётливого раскола по данному вопросу как минимум последние 20 лет, научные дискуссии по нему фактически не имеют места. Сторонники обоих указанных взглядов, как правило, считают, что обсуждать здесь нечего («и так всё понятно»), то есть проводят оценку, исходя из заранее предопределённого результата.
Такое положение – признак столкновения в данном вопросе различных базисных парадигм, на основе которых происходит оценка ситуации сторонниками указанных альтернатив. Проблема анализа такого рода ситуаций – не в отыскании каких-то экзотических принципов и стимулов деятельности, а в демонстрации того, что лежит на поверхности: именно принципы, которые применяются каждодневно, человек не склонен замечать.
20 лет назад А. Паршев написал очень интересную книгу – «Почему Россия не Америка». К сожалению, после её появления для такого рода оценок стал очень популярен географический детерминизм, зачастую доводимый до абсурда: «раз географически обусловленные издержки на отопление, содержание социальной инфраструктуры и транспорт на севере выше, следует осваивать его исключительно вахтовым способом».
Но, помимо географически обусловленных повышенных издержек на отопление и транспорт, северный регион может иметь и плюсы от компактного проживания населения рядом с уникальными природными ресурсами. Сделаем небольшой исторический экскурс: разве уровень жизни поморов в ХIХ веке был ниже, чем крестьян чернозёмной полосы? На самом деле он был выше. Почему? Потому что поморы не пытались конкурировать с Черноземьем в выращивании пшеницы, а эксплуатировали уникальные северные ресурсы рыбы.
Вернёмся в ХХI век и начнём с исключения явно нереалистичных (в ближайшие десятилетия) стратегий развития Севера России: таковой, по нашему мнению, является стратегия «новой индустриализации» со строительством новых городов за Полярным кругом. Для неё нет не только политических, но и технико-экономических оснований. Из области фантастики она может перейти в область потенциальной реальности только при открытии новых и уникальных по масштабам месторождений (сопоставимых по масштабам с Норильскими медно-никелевыми и Кольскими апатит-нефелиновыми и медно-никелевыми рудами) – что крайне маловероятно.
Что же касается уже открытых уникальных месторождений Севера, то в непосредственной близости от каждого уже имеется отстроенная в советское время городская социальная инфраструктура. Вопрос поэтому состоит в том, имеет ли смысл её поддерживать и развивать (и проводить, соответственно, политику удержания населения на Севере), или же следует переходить на вахтовый метод повсеместно?
При прочих равных – жизнь на севере действительно дороже и сопровождается повышенным давлением на здоровье и психику человека, но данная коллизия должна разрешаться, по нашему мнению, на основе рыночного подхода (как ни странно, в данном вопросе Г. Греф выступал с откровенно нерыночных позиций) – то есть на основе количественных экономических оценок, без априорного предрешения результата. Каждый северный регион по-своему уникален, и единой количественной оценки того, что выгоднее – модернизировать социальную инфраструктуру, или ликвидировать её, переводя предприятия на вахтовый метод – просто не может быть.
Рассмотрим в качестве конкретного примера Мурманскую область и покажем, что конкретно в этом случае переход на массовое освоение вахтовым методом (если бы таковой произошёл в первые годы ХХI века) был бы тяжёлой управленческой ошибкой:
По состоянию на 2000 г. общее количество жителей Мурманской области составляло около миллиона человек; за вычетом закрытых административно-территориальных образований Министерства обороны России – 820 тысяч человек; из них трудоспособное население – 673 тысяч человек. Официально в экономике области на тот момент было занято 550 тысяч человек. Казалось бы, на территории области находилось 123 тысячи избыточных трудовых ресурсов? Оценка эта, однако, является максимальной и, вероятно, завышенной (часть формально безработных на самом деле была вовлечена в серую экономику региона, не фиксируемую на тот момент в статистике). Главным же фактором здесь было то обстоятельство, что в связи с резким уменьшением рождаемости в последние полтора десятилетия ХХ века количество вступающих в трудоспособный возраст молодых людей было устойчиво меньшим, нежели количество выбывающих из трудоспособного возраста:
Общее количество населения региона в возрасте 40-60 лет на начало 2001 г. составляло 305 тысяч человек; замещающее их в ближайшие 20 лет поколение в возрасте 0-20 лет составляло в то же время 243 тысячи – то есть на 60 тысяч человек меньше. Пиковым был в этом аспекте 2008 год.
Общее количество населения региона в возрасте 40-60 лет на начало 2008 года составляло 330 тысяч человек; замещающее их в ближайшие 20 лет поколение в возрасте 0-20 лет составляло в то же время 190 тысяч – то есть на 140 тысяч (!) человек меньше. Прошло время. Острота ситуации здесь спала, на 1 января 2015 года в Мурманской области проживает населения трудоспособного возраста – 472 тысячи человек при уровне безработицы 6,7 % (несколько выше, чем по стране в целом, но не в разы, а на 1,5 %). Совершенно очевидно, что если бы в начале ХХI века «избыточные» на тот момент трудовые ресурсы (особенно молодые) были вывезены в центральные области РФ, регион бы сейчас испытывал серьёзный дефицит трудовых ресурсов.
Но ведь переход на вахтовый метод – это отказ от содержания на территории Северных регионов в первую очередь нетрудоспособного населения (дети, пенсионеры) и обслуживающих их работников социальной инфраструктуры?
Ответ на этот вопрос, однако, не так прост: покидающие регион люди не исчезают, а уезжают в другие регионы РФ; их обустройство и содержание оплачивается из бюджета РФ, основной источник пополнения которого – поступления от эксплуатации природных ресурсов регионов-доноров. Будет ли выигрыш от перемещения «избыточного» населения в среднюю полосу РФ превышать дополнительные расходы на его обустройство на новых местах?
Предположим, что расход топлива на отопительный период в средней полосе РФ для вывозимого населения в два раза меньше, чем в Мурманской области (это максимальная оценка, так как при централизованном отоплении высоки постоянные издержки; построение же новых тепловых сетей, рассчитанных на обслуживание вдвое меньшего населения, опять-таки потребует дополнительных расходов). Избыточный расход электроэнергии в полярную ночь частично компенсируется экономией в полярный день; предположим, тем не менее, что расход электроэнергии выехавшими будет на 10% меньше.
Уменьшение летнего отпускного пассажиропотока будет с избытком компенсировано частыми перемещениями вахтовых рабочих, так что транспортные издержки, скорее, возрастут. Вопреки довольно распространённому убеждению, гласящему, что при пересчёте в мировые цены основной вклад в содержание населения на Севере даст стоимость топлива, статистика показывает, что главный вклад даёт импорт потребительских товаров (во всяком случае, для рассматриваемой нами Мурманской области). Введение вахтового метода вряд ли существенно изменит совокупный уровень потребления. Предположим, что выезжающие работники социальной инфраструктуры будут получать заработную плату в полтора раза ниже, чем ранее (хотя реальная разница в уровне заработной платы в Мурманской области и в средней полосе РФ существенно меньше). Это, очевидно, будет компенсировано более высокими тарифами вахтовиков (компенсациями за ущерб от длительного расставания с семьями).
Таким образом, главная экономия от введения в регионе вахтового метода – экономия энергоресурсов (отопление и освещение). И это для региона – энергетического донора. Наши расчёты на начало ХХI века (смотрите, например: журнал ЭКО, 2004, № 12) показывают, что при пересчёте на мировые цены речь шла о суммах порядка 250 долларов в год на одного покинувшего регион человека. Совершенно очевидно, что это не компенсировало бы требуемых для проведения такой масштабной социально-экономической трансформации капитальных вложений (во всяком случае, в рассматриваемом нами случае Мурманской области).
К тому же проблему эту нельзя сводить только к экономическому измерению. Отнюдь не все жители Мурманской области воспринимают её просто как место относительно высоких заработков. Многие искренне любят тонкую и удивительную красоту природы Мурмана и хотели бы здесь жить, а не просто работать.
Во избежание недоразумения, сразу отметим, что мы далеки от того, чтобы распространять полученные нами выводы на любой российский регион Севера или Сибири. Мы предлагаем свой подход к такой оценке – и только. Для каждого конкретного случая требуется своя оценка. Возможно, что для других северных регионов РФ оценки будут другими; важно, однако, чтобы они опирались на количественные показатели, а не только на эмоционально окрашенные качественные оценки.
И, наконец, последнее по упоминанию, но не по значимости: сворачивание стационарного проживания населения в Арктике может иметь долговременные негативные геополитические последствия. Достаточно вспомнить как в 2014 году Владимир Путин на своей пресс-конференции [Большая пресс-конференция Владимира Путина, стенограмма от 18 декабря 2014 года], объясняя экономические трудности страны после присоединения Крыма, высказался об этом так:
«Нет, это не расплата за Крым. Это расплата, это плата, вернее, за наше естественное желание самосохраниться как нация, как цивилизация, как государство. […] Ведь мы же почти от официальных лиц слышали многократно, что несправедливо, что Сибирь с её неизмеримыми богатствами вся принадлежит России. Как несправедливо? А отхапать у Мексики Техас — это справедливо?»
На риторический вопрос «С чего это русские решили, что ресурсы Севера и Сибири принадлежат им?!» мы должны иметь возможность ответить: «Потому что мы здесь живём!»
Авторы: Д.Г. Егоров, д.филос.н., проф. Псковского филиала Академии ФСИН России, А.В. Егорова, к.экон.н., доцент, г. Псков.
Фото заставки: Мурманская область, Териберка, автор Иван Ерофеев.
