Изменившаяся Арктика и «дети 90-х»

Пару лет назад у меня был разговор с женщиной из Игарки. Женщина принадлежит к поколению моих родителей, и она чуть не плакала от того, что её жизненным мечтам – купить дом в Белгородской области и перебраться туда – помешали сбыться развал Союза и падение интереса к Северу. В одночасье превратились в ничто сбережения, сделанные за десять лет. Пришлось остаться в Игарке, а ведь город угасает!.. Я не стала тогда спрашивать, есть ли у моей собеседницы дети.

Если да, то они – моё поколение. И то самое поколение (1980 – 1990-х годов рождения), которому посвящена коллективная монография «Дети девяностых в современной Российской Арктике», совсем недавно вышедшая в Европейском университете Санкт-Петербурга. Почему именно они? Книга даёт такой ответ:

Правда, книга во многом сама и опровергает это утверждение. Читатель вскоре увидит, что социальные связи родителей как раз очень важны. Молодые люди приезжают на Север к родственникам часто по приглашению, включаясь в уже освоенный мир, наработанную систему связей, их опыт – отнюдь не лишний. И наоборот: молодёжь уезжает с Севера, поступает учиться «на материк» – но, опять же, зачастую это не плавание в неизведанный океан, а взвешенный выбор с использованием возможностей родственников, старинных знакомств, иногда – протекций.

Советская эпоха ушла, но связи при этом не прервались. И, пожалуй, именно на Севере они так сильны, как мало где ещё. Я всё время пишу «Север», а не «Арктика», потому что авторы книги «Дети 90-х в современной Российской Арктике» включили в неё материал, собранный не только на Кольском полуострове, Ямале и Таймыре, но и рассказы из Магаданской области, с Камчатки и даже из Южной Якутии.

Но сходство, действительно, есть. В большинстве случаев речь идёт о далёких от «большой земли» местах, где, в самом деле, другое восприятие собственных возможностей, другой горизонт планирования. Кроме того, это места, куда многие приезжают «на время» -- даже если потом остаются на всю жизнь. Для детей, родившихся здесь, даже если их родители приехали из мест гораздо более южных и населённых, Север – единственная родина.

Авторы пишут о малоизученном явлении «долгой северной вахты», которая может длиться большую часть жизни, всю активную её часть: «человек приезжает работать на Север, живёт там с семьёй, растит детей, трудится до пенсионного возраста, а затем возвращается жить на Большую землю». И такое явление очень распространено. Но если родители, прожившие на Севере, может быть, тридцать или даже сорок лет, так и не почувствовали себя здесь на своём месте – то для детей, рождённых у полярного круга, Север – их дом. Они могут уехать (и правда уезжают) вместе с родителями, или без них, но не так уж редко их тянет вернуться.

А потом: хоть мы и условились считать советский опыт прервавшимся, но такое явление, как романтика, никуда не делось. Оно, вероятно, видоизменилось, но по-прежнему многие едут в Арктику, «потому что мы сильные», «потому что я мужик», потому что «мы тут все сплочённые». Сплочённость, проверка себя на прочность – это явление нынче утратило государственный масштаб, но по-прежнему есть те, для кого оно притягательно. В стереотипной России по улицам ходят медведи – в Арктике это, наконец, может стать правдой.

А что насчёт прагматики? Север существенно подкосила отмена северного коэффициента: денежных начислений за один факт жизни в климатических условиях, близких к экстремальным. «Север из богатого региона стал обычным. Эмоции людей теперь сдвигаются от гордости к гневу, от энтузиазма — к моральной усталости». Но это, опять же, мало касается тех, кто был рождён в 80-90-е и не успел осознать привлекательности северного коэффициента. А вот что действительно осознаётся как беда и «угасание Севера» -- это обрушение социальной инфраструктуры, исчезновение благоустройства, с которым были связаны тёплые воспоминания детства.

В этих словах молодой женщины звучит тоска не только по утраченной социальной инфраструктуре, но и по детству – тому самому, советскому, в котором было уютно жить, даже если живёшь в северном посёлке. Но есть здесь и понятная прагматика. Для тех, кто собирается жить и растить детей вдали от магистральных путей и мегаполисов, безусловно, очень важны детские сады, школы и – может быть, в первую очередь, -- медицина.

А ведь речь идёт о Кольском полуострове, более того – самой освоенной его части: близ Октябрьской железной дороги. Здесь нет необходимости преодолевать пятьсот километров, чтобы добраться до врача, как это случается в Магаданской области. Но ощущение усталости накапливается и здесь, тем более что распространено мнение, что местные крупные (как правило, градообразующие) предприятия предпочитают брать на работу приезжих – чтобы сэкономить на выплате северных надбавок и социальных бонусов. И мнение это имеет основания. Для молодых людей, которые хотят стабильности, такая политика является побуждающей причиной, чтобы уехать с Севера. И, таким образом, «дети девяностых» наследуют несбывшуюся мечту своих родителей.

Но мы опять ушли в сторону разочарования и пессимизма. Безусловно, живущей на Севере и, тем более, приезжающей на Север молодёжи свойственны не только эти чувства. Они по-прежнему хотят автономности, хотят реализовать себя – и для этого Север всё так же годится, хотя теперь под развитием Севера и под самореализацией молодые гораздо чаще понимают занятия, их родителям не свойственные: это экскурсионный и гостиничный бизнес, йога, изготовление сувениров. В этом смысле Север для них тем интереснее, чем он этнографичнее или чем более впечатляющая здесь природа (последнее в особенности характерно для Камчатки). С другой стороны, в Арктике есть огромное множество объектов, имеющих невостребованный туристический потенциал – от первого русского города в Заполярье Пустозерска до заброшенных военных баз и Колымы. Туризм на Колыму – если новое поколение северян сумеет переломить сложившийся образ места в такую сторону, это само по себе можно будет считать значительной переменой.

Вместе с тем, Север не везде некомфортен и далеко не всегда ждёт только тех, кто тяготеет к экстриму и необычности. Здесь востребованы и «заурядные» профессии, а развитость «социалки» иногда выше, чем в более южных и более населённых городах. Ярким примером может служить Ямал:

Поэтому растить детей на Севере – возможно, а иногда и очень удобно. Дело не только в инфраструктуре (хотя её отсутствие – безусловно, один из главных факторов, выгоняющих людей с Севера). Для многих очень важен «этический императив взаимопомощи», ощущение, что тебе, будь ты местный или даже приезжий, в любом случае помогут; важны доверие к окружающим, чувство принадлежности к локальному сообществу. Иногда это оказывается более значимым, чем «недостаток выбора товаров и их высокая стоимость, отсутствие свежих продуктов, нехватка солнечного света и тепла, культурных развлечений». Или ещё одна нехватка, некоторыми тяжело переносимая: недостаток приватного пространства. Для молодых людей ощущение, что все здесь тебя знают и ты всегда на виду, может быть не только поддерживающим, но и очень угнетающим. Хотя эта прозрачность -- конечно, обратная сторона безопасности.

По большому счёту, поколение «детей», ныне живущих в российской Арктике, очень мало отличается от родительского. Они также едут сюда за испытанием характера и длинным рублём, также приходят в восторг от природы и становятся заядлыми рыбаками и охотниками, также ценят социальные связи, когда ты всех знаешь и всё можешь достать, также предпочитают жить в тех местах (и до тех пор), где есть возможность спокойно растить детей. И часто разница лишь в том, что у поколения «детей 90-х» уже есть укоренённость либо родственные связи на Севере, и они, испытав новые возможности, возвращаются сюда с пониманием, куда они едут, и с чувством, что едут на родину, тогда как родители приезжали в Арктику, словно в неизведанное пространство.

Подготовила Татьяна Шабаева

«Дети девяностых» в современной Российской Арктике: коллективная монография / отв. ред. Николай Вахтин, Штефан Дудек. — СПб. : Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2020. — 432 с., [8] с. ил.