Как торговали на Обском Севере в XIX веке

Когда говорят о коренных народах Севера или Сибири, многие полагают, что чуть ли не до середины ХХ столетия они находились на низком уровне социально-экономического развития, сохраняя архаичные черты культуры и быта. Определённый стереотип существует и по поводу того, что аборигены Обского Севера – ханты (остяки), манси (вогулы), ненцы (самоеды) – занимались традиционной хозяйственной деятельностью (рыболовством, охотой, оленеводством) для удовлетворения собственных потребностей, что их хозяйство не было ориентировано на рынок. Между тем, это не так. Торговля с жителями Севера имеет давнюю историю, а сам процесс её осуществления представляет интерес для исследователей, поскольку имел не только экономическое, но и символическое значение.

История знакомства с коренным населением Северного Приобья началась задолго до присоединения к русскому государству. В Повести временных лет содержится рассказ новгородского отрока Гюряты Роговича о Югре и Самояди, датированный 1096 г. В тексте упоминается о том, что люди, относящиеся к Югре, показывают на железные изделия и знаками просят железа, а если кто подаёт им секиру или нож, взамен дают меха [1]. Это указывает на то, что уже в конце XI в. новгородцы обменивали у Югры металлические изделия на пушнину. Подобные операции производились в форме так называемого «немого» товарообмена. Считается, что стороны не вступали в контакт друг с другом, поскольку не могли общаться из-за незнания языка. Отсюда и название «немая торговля» или «немой обмен». Однако стоит обратить внимание, что во времена такой торговли между сторонами существовало взаимное недоверие, а, следовательно, не было желания вступать в непосредственные отношения с иноплеменниками, к которым относились враждебно.

Более активно торговые отношения на Севере и в Сибири стали развиваться с XVII в., когда коренные народы были обложены данью в форме ясака, который собирался пушниной. Это обстоятельство во многом стимулировало развитие пушного промысла среди аборигенов. Теперь меха нужны были не только для украшения одежды и эпизодического обмена, но и для исправной выплаты в «государеву казну». Попутно нарастал и товарообмен с ясачными сборщиками и разного рода «охочими людьми», прибывавшими в Сибирь с целью обогащения. Промысел пушных зверей заметно оживился и приобрёл новую социальную роль, получив товарную направленность [2].

В 1727 – 1728 гг. государственная монополия на торговлю соболями была отменена и разрешена уплата ясака деньгами. Это привело к тому, что «ясачные люди» стали продавать купцам пушные шкурки, а затем выплачивать государственным сборщикам ясак деньгами [3]. Торговая деятельность коренного населения Севера и Сибири активизировалась. Меха были основным товаром, который обменивали и сбывали аборигенные народы, а соболиные шкурки – главным торговым эквивалентом. В связи с истощением «соболиных запасов», мерилом торговли в XVIII – XIX вв. выступали лисьи, песцовые и беличьи шкурки. Развитие рыбопромышленности на Оби в XIX столетии способствовало активизации рыбной торговли и сделало рыбу ещё одной мерой стоимости. 

В XIX в. в Северном Приобье практиковалось несколько видов торговли с инородческим населением: 1) стационарная («торговля всеми товарами и жизненными продуктами на известных пунктах русской оседлости по рекам и с заведением богатыми промышленниками рода факторий»); 2) ярмарочная; 3) разъездная (выезд торговцев с товарами в селения и стойбища «инородцев» [6].

Стационарная торговля осуществлялась в лавках, которые держали купцы в крупных селениях Северного Приобья. Н.А. Абрамов отметил, что ежегодно в начале лета в Берёзов прибывало около десяти рыбопромышленных судов из Тобольска. Они привозили хлеб и другие товары, пользующиеся спросом у местного населения. В обмен тобольские коммерсанты приобретали на Севере рыбу, клей, икру и птичье перо [7]. Наиболее крупными ярмарками в Северном Приобье были Обдорская и Ирбитская. На Обдорскую, проводившуюся ежегодно с 20-х чисел января до середины февраля, приезжали самоеды-ненцы, остяки-ханты, русские и коми-зыряне. Одно из её описаний оставил Н.А. Абрамов. Остяки и самоеды (ханты и ненцы) привозили в Обдорск пушнину, оленьи шкуры, мясо, рыбу, пух гагары, мамонтовую кость. Зыряне доставляли масло, рыбу-сёмгу, моржовые ремни, изделия из железа, медную посуду, одежду и обувь из оленьих шкур. Русские поставляли муку, табак, ткани (суконные и хлопчатобумажные), платки, бусы, посуду [8]. По данным исследователя, в 1850 г. сюда было привезено товаров на сумму 44 060 руб. После окончания Обдорской ярмарки разворачивался торг в Берёзове. По товарообороту он значительно уступал. Так, в 1850 г. товаров было продано на сумму 25 470 руб. Ещё меньше товаров привозилось на торжки в сёла Мужи, Ларьятское и Малоюганское (соответственно на сумму 2710 руб., 1620 и 1930 руб.) Самой крупной в крае считалась Ирбитская ярмарка, почти вдвое превосходившая Берёзовскую по товарообороту (в 1850 г. товаров было поставлено на 75 670 руб.) [9].

Ярмарки, хотя и проводились ежегодно в одни и те же сроки, были местами временной торговли. Круглогодично аборигены Северного Приобья были вовлечены в разъездную торговлю, в ходе которой приобретали товары и сбывали продукты своих промыслов торговцам-посредникам из крестьян и мещан. В обобщённом виде такая торговля представляла собой следующую схему: торговец закупал либо брал в кредит товар (муку, чай, табак, водку, ткани, бисер, металлические изделия и пр.) и в течение нескольких месяцев развозил его на оленьих упряжках или лодках по стойбищам оленеводов и рыболовов. Там он обменивал свой товар на пушнину, рыбу, орехи и возвращался в свой населённый пункт, чтобы продать или обменять их.

Н.А. Абрамов писал о жителях Берёзова, что почти все они, кроме духовенства и чиновников, занимаются торговлей с инородцами:

«Набрав у купцов в долг муки и разных товаров “на инородческую руку” они отправляются в юрты остяков зимою на оленях, а летом на лодках, выменивают там рыбу, пушного зверя, орехи, птичье перо, сдают их приезжающим в Берёзов торговцам, расплачиваются с заимодавцем» [10]. 

Исследователи, оставившие описания торговли инородцев Северного Приобья, обращали внимание на скрытность сделок на ярмарках и торжках. Так, М.А. Кастрен писал про Обдорскую ярмарку: 

«Толпы сынов и дщерей тундр… казались праздными посетителями рынка, потому что не приносили на него никакого товару. Но мне говорили, что под оттопырившимися шубами скрывались чёрные и бурые лисицы и кое-что ещё. Товар этот показывался, однако ж, не каждому, продавец подбирался тайком к какому-нибудь приятелю, и тот после надлежащего угощения показывал ему свои богатства» [15]. 

Тайно совершались сделки и на торге в Березове:

«Инородец, пришедши к своему приятелю (так они называют тамошних купцов и торговцев, с которыми ведут торговлю и у которых «одалживаются»), вытаскивает из-под одежды звериные шкуры и, если сойдётся в цене, отдаёт рухлядь и взамен получает хлеб, табак и другие нужные товары; если же торг не состоится, то идёт к другому приятелю» [17].

В научной литературе можно встретить указания и на другую сторону торговых операций между аборигенами и купцами или посредниками. Историк-сибиревед С.В. Бахрушин обратил внимание на то, что у каждого торговца были «знакомцы». «Купец являлся в качестве гостя, который ожидал и требовал угощения и внимания и для которого ничего не жалели» [18]. По мнению Ю. Слезкина, «дружба» была обычным способом формализации отношений обмена на доколониальном Севере, и при отсутствии наличных денег русские быстро втянулись в эту систему [19].

В.В. Бартенев, совершивший поездку в низовья Оби в 1896 г., заметил, что «инородец обыкновенно ведёт дело с одним обдорянином, у которого он, обыкновенно, забирает товар (хлеб, чай, табак, сукно, топоры, котлы, ножи и проч.), а сам взамен приносит ему рыбу и шкуры. Берёт инородец, когда ему нужно, а сам приносит иногда через полгода, когда наловит рыбу или добудет зверя» [20].

Другая сторона торговой церемонии – наделение торговцев статусом друга или гостя. Исследование М. Мосса показало, что в доиндустриальных обществах практика взаимного обмена объединяет представителей сообществ, которые участвуют в обмене, т.к. благодаря обмену между группами людей выстраиваются межличностные отношения. Обмен не только экономически выгоден, но и создаёт каналы связи, т.е. является основой социальной солидарности [22].

В какой-то степени в такой торговле-обмене между «друзьями» можно усмотреть остатки архаических отношений дарообмена с соблюдением реципрокности (взаимности). К. Поланьи обратил внимание на то, что обмен дарами происходит между людьми, являющимися не просто знакомыми, а чаще всего друзьями или родственниками, в то время как при товарном обмене сделка заключается между малознакомыми или вообще незнакомыми людьми [23]. Элементы дарообмена в торговой практике коренных жителей Северного Приобья XIX в. согласуются с их нормами гостеприимства и выступают как важная характеристика аборигенной экономической культуры. Русские купцы включили обычаи дарообмена инородцев в процесс торговли.

Торговая сделка между «друзьями» и традиция встречи гостей предполагали угощение, непременным атрибутом которого был алкоголь. И.С. Поляков назвал водку «первостатейным элементом, с которым рыбопромышленник пробирается к северу по Обской губе» и «главной составной частью коммерческой тайны» [24]. По его описанию, обычная процедура торговли с остяками в низовьях Оби и на Надыме не обходилась без водки. «Дайте сначала остякам водки хорошей – даром, первую бутылку – за 1 рубль; две вторые, наполовину с водой, – по полтора рубля за каждую; следующие три бутылки чистой воды по два рубля, и остяки уйдут совершенно пьяные» [25]. Использование алкоголя в торговле было повсеместным, хотя и незаконным явлением. Проводившиеся государством антиалкогольные меры не давали результатов. Продажа спиртного аборигенам имела широкое распространение и приносила большие доходы. Тобольский губернатор после посещения Березовского округа в 1864 г. написал: «Продажа инородцам в их улусах вина производится мелкими русскими торговцами – местными казаками, мещанами и инородцами-промышленниками… и большей частью на мену имеющейся у инородцев рухляди и других продуктов» [26].

Для коренного жителя торговая сделка, будучи ритуалом, представляла собой определённую последовательность действий, имеющих и экономическое, и символическое значение. Она была двухступенчатой: сначала аборигены сбывали пушнину, а потом покупали товары. Приведём описание Д. Садовникова: 

«Является к продавцу остяк со шкурками, уговаривается о цене каждой и раскладывает десяток их на полу юрты; покупщик кладёт на каждую шкурку условленную плату; остяк собирает деньги, а покупщик – шкурки. Когда продажа всех шкурок остяком кончена¸ начинается тем же способом покупка товаров продавца» [27]. 

Выше обращалось внимание на то, что второй этап мог быть отсрочен во времени – инородцы могли доставить товары купцам или посредникам несколько месяцев спустя после окончания промыслов.

Вряд ли можно говорить об эквивалентности стоимости товаров при торговых сделках с инородцами, поскольку коренное население слабо ориентировалось в ценах на завозимые к ним товары. Торговцы-посредники предпочитали выступать в роли кредиторов, т.е. сначала остякам и самоедам сбывались привезённые товары «в долг», а потом торговец в течение года принимал у них продукцию промыслов по установленной им стоимости. Раз в году происходил «расчёт»: торговец с одной стороны, учитывал сумму «долга» (взятых у него товаров), а с другой – стоимость рыбы, шкурок, мяса и пр., принятых от «знакомого». Очень многие остяки оказывались в долгу у торговцев-«друзей». Как заметил С.С. Шашков, каждая торговая сделка инородцев представляла собой выплату долга, новую ссуду или часть отношений найма [28] В.В. Бартенев также писал о кабале, в которой самоеды и остяки оказывались в результате торговых операций [29].

Такая своеобразная кредитная система достигла своего апогея в XIX в. и играла ведущую роль в торговле с инородцами. С.К. Патканов, собиравший в 1880-е гг. сведения о состоянии хозяйства государственных крестьян и инородцев Тобольского округа, отметил в своём исследовании: 

«Теоретически рассуждая, аборигены могли бы продать сами сырые продукты своих промыслов в городах и на вырученные деньги купить себе все необходимое. Но на деле, во-первых, инородец не всегда богат этими продуктами, а во-вторых, не имеет для этого перевозочных средств. У кого же есть собаки или лошади, дорога всё равно не по карману из-за кормов, продовольствия и других затрат» [30]. 

Нужно отметить, что центральные и губернские власти предпринимали попытки оградить коренное население от несправедливой торговли и ограничить ввоз спиртного в инородческие селения. На протяжении XVIII – XIX вв. неоднократно издавались указы, запрещавшие посещать селения аборигенов с целью торговли. Однако, как заметил Е.В. Карих, «слепое следование закону никогда не было сильной стороной русского торговца, а проследить за его исполнением в диких урманах Севера было почти невозможно» [33]. Коренное население Обского Севера в той или иной степени оказалось втянутым в стихию рынка.

Означало ли это, что аборигенное хозяйство имело товарную направленность? Ответить на этот вопрос позволяют официальные статистические данные о рыболовстве по ряду волостей хантов Нижней Оби, собранные во время работы ясачной комиссии 1828-1831 гг., представленные в таблице.

Добыча рыбы хантами по данным II ясачной комиссии 1828-1831 гг.

Приведённые сведения убедительно показывают, что большая часть выловленной остяками рыбы шла на продажу. Так, в Нарымской волости продавалось около 93% рыбной продукции, Тарханской – от 80 до 88%, Темлячевской – от 80 до 89%, Назымской – от 61 до 78%, Меньше-Кондинской – от 42 до 47%. Это свидетельствует о высоком уровне товарности этой отрасли хозяйства хантов уже в начале XIX в.

В летний период аборигены Северного Приобья вели сбор лесных ягод (смородина, голубика, брусника) и кедровых орехов. Поблизости от русских селений и торговых центров развивалось товарное собирательство. Особенно славилась «ягодным промыслом» р. Конда. У кондинских хантов ягоды служили предметом обмена и торговли, они сбывались специальным скупщикам. По своему значению в системе жизнеобеспечения сбор брусники на Конде шёл вслед за ловлей рыбы, оттеснив охотничий промысел на третье место. Сбор кедрового ореха имел товарное значение и вблизи крупных русских селений.

В XIX в. на Оби развернулась масштабная деятельность купцов-предпринимателей. Состоятельные владельцы ежегодно снаряжали суда, ходившие от Тобольска до Берёзова и Сургута. Ловля рыбы сочеталась с её закупкой у инородцев. Во второй половине столетия рыбный промысел на Обском Севере вели двадцать девять крупных промышленников [34].

Можно говорить о том, что в XIX в. аборигенное население Северного Приобья в XIX в. попало в тиски торгово-обменных связей, из которых вырваться было уже невозможно, поскольку велика была зависимость от привозных товаров и продовольствия. Особенно крепкими были торговые связи хантов, проживающих непосредственно по берегам Оби. В глубинных таёжных районах и тундрах Ямала зависимость аборигенного хозяйства от торговли ощущалась меньше. Однако и здесь инородческое население не жило изолированно, т.к. к ним приезжали мелкие торговцы, а сами они хотя бы раз в году выбирались на ярмарку. Н.А. Миненко справедливо отметила, что у обских угров «на степень товарности хозяйства разных групп прямо пропорционально влияла частота их контактов с русскими» [35]. Торговля способствовала быстрым и значительным изменениям в хозяйственно-бытовом укладе коренного населения региона. Исследователи констатировали весьма заметные перемены в одежде, жилище, питании и орудиях труда, многие традиционные предметы быта вышли из употребления, на смену им пришла покупная продукция, изменившая облик инородца [36].

Приведённые в статье материалы показывают, что тесные торгово-обменные контакты привели к становлению своеобразной торговой сети, которая связывала русские селения с инородческими юртами. Нужно обратить внимание на то обстоятельство, что в торговле с инородцами купечество как сословие не играло заметной роли. Основную массу торговцев составляло русское население края – крестьяне, мещане, казаки. Русские жители Обского Севера выступали в роли продавцов-посредников между купцами и инородцами.

Автор: Мартынова Е.П., этнолог, доктор истор. наук, профессор Тульского государственного педагогического университета им. Л.Н. Толстого.

Примечания:

1.      Повесть временных лет. Изд. 2-е. СПб., 1996. С. 107.

2.      Третьяков П.Н. Первобытная охота в Северной Азии // Известия Государственной академии истории материальной культуры. 1935. Вып. 106. С. 222.

3.      Слёзкин Ю. Арктические зеркала: Россия и малые народы Севера. М.: Новое литературное обозрение, 2008. С. 80.

4.      Абрамов Н.А. Описание Березовского края // Записки РГО. – СПб., 1857. – Кн. 12. С. 418.

5.      Поляков И.С. Письма и отчеты о путешествии в долину р. Оби, исполненном по поручению Императорской Академии Наук СПб., 1877. С. 154-155.

6.      Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 129. Оп. 71. Д. 150. Л. 4об.

7.      Абрамов Н.А. Указ. соч. с. 418.

8.      Абрамов Н.А.Указ. соч. С. 415-416.

9.      Абрамов Н.А. Указ. соч. СС. 417 – 421.

10. Абрамов Н.А. Указ. соч. С. 364.

11. Цит. по: Карих Е.В. Межэтнические отношения в Западной Сибири в процессе ее хозяйственного освоения. XIX – начало XX в. Томск : Изд-во Том. Гос. Ун-та,2004. С. 113.

12. Тобольский филиал Государственного архива Тюменской области (ТФ ГАТО). Ф. 329. Оп. 13. Д. 28. Л.25.

13. Миненко Н.А. Северо-Западная Сибирь в XVIII – первой половине XIX в. Новосибирск : Наука, 1975. С. 68-78.

14. Слёзкин Ю. Указ. соч. С. 122.

15. Кастрен М.А. Путешествие по Лапландии, Северной России и Сибири, 1838- 1844, 1845-1849 // Магазин землеведения и путешествий. М., 1860. Т.6. Ч. 2.С. 180.

16. Абрамов Н.А. Указ. соч. С. 416.

17. Абрамов Н.А. Указ. соч. С. 418.

18. Бахрушин С.В. в. Ясак в Сибири в XVII в. // Бахрушин С.В. Научные труды. М.: Изд-во Академии наук СССР, 1955. Т.III. Ч. 2. С. 68.

19. Слёзкин Ю. Указ. соч. С. 82.

20. Бартенев В.В. На крайнем Северо-Западе Сибири (Очерки Обдорского края) СПб., 1896.   С. 59.

21. РГИА. Ф. 1291. Оп. 1. Д.150. Л. 5об.

22. Мосс М. Опыт о даре. Форма и основание обмена в архаических обществах // Мосс М. Общества. Обмен. Личность. Труды по социальной антропологии. М.: Восточная литература, 1996. С. 134-285.

23. Поланьи К. Экономика как институционально оформленный процесс //Экономическая социология. 2001. Т.3. № 2. С. 62-73.

24. Поляков И.С. Указ. соч. С. 152.

25. Поляков И.С. Указ. соч. С. 153.

26. ТФ ГАТО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 5990. Л. 116.

27. Садовников Д. С реки Ваха Сургутского уезда // Ежегодник Тобольского губернского музея. Вып. 19. Тобольск, 1909. С 12.

28. Шашков С.С. Сибирские инородцы в XIX столетиитолетии // Шашков С.С. Исторические этюды. СПб., 1872. С. 259-261.

29. Бартенев В.В. Указ. соч. С. 57-58.

30. Патканов С.К. 1891в. Экономический быт государственных крестьян и инородцев Тобольского округа Тобольской губернии // Материалы для изучения экономического быта государственных крестьян и инородцев Западной Сибири. СПб.1891. Вып. XII. С. 301.

31. Поляков И.С. Указ. соч. С. 75-76.

32. Силантьев А.А. Обзор промысловых охот в России. СПб., 1898. С. 478-479.

33. Карих Е.В. Межэтнические отношения в Западной Сибири в процессе ее хозяйственного освоения. XIX – начало XX в. Томск : изд-во Том. Ун-та, 2004. С. 114.

34. ТФ ГАТО. Ф. 152. Оп. 41, Д. 370. Л.107-108.

35. Миненко Н.А. Указ. соч. С. 185.

36. Дунин-Горкавич А.А. Тобольский Север: в 3-х т. Т. 1. –Тобольск, 1904. СС.88-89, 128.