«Норникель» и Норильск

Что, если б не было «Норникеля»?

Ответ станет очевиден, если в качестве примера (вернее, антипримера) посмотреть на северные районы соседней Якутии – но не на те, где есть хоть какие-то «свои» корпорации, вроде «Алмазов Анабара». И если смотреть на Чукотку, то не на Певек – входную базу на золотоносные площади Чаун-Чукотки и далее на восток вплоть до Купола – там тоже свои «маленькие “Норникели”». 

Посмотрим на самые глухие территории – и думаю, мало кто из норильчан позавидует им. Можно взглянуть поближе – на Игарку, былую жемчужину советского Заполярья. Она потеряла роль организационного центра низовий Енисея, отдав его «принорильской» Дудинке – а монопрофильное производство само по себе не спасло город в 1990-е (об этом, в частности, писал GoArctic). 

Сегодня для некоторых жителей Игарки переезд хотя бы в Кайеркан (сейчас это дальний пригород Норильска) представляется пределом мечтаний в плане улучшения жизненных условий, а тихая зависть к более успешному соседу – Норильску – проявляется у игарчан буквально по любому поводу, в сравнении: «На Таймыре львиную долю финансирования медицины взяла на себя компания “Норникель”, чего не скажешь о "Роснефти"», - сетуют, например, по поводу медицины там, где, казалось бы, есть даже и «своя» компания-спонсор». 

Пожалуй, Игарка – одна из самых ярких иллюстраций того, что было бы, если бы не было «Норникеля». Причем – буквально: в 1990-е якобы прорабатывался вариант «увязки» Игарки и Норильска, который мог бы взять ее «на буксир» в качестве заказчика (был вариант, например, производить в Игарке ДСП для Норильска). Была идея сделать из Игарки административный центр, о чем есть упоминания в литературе: в 1990-м году «после встреч с таймырскими коллегами депутаты Игарского горсовета ратифицируют Декларацию о создании Северо-Енисейской области (Норильск, Дудинка, Хатанга, Диксон, Усть-Енисейск, Талнах, Кайеркан, Игарка) с возможностью образования в Игарке свободной экономической зоны» [Горчаков, 1995, стр. 178¹]. Скорее всего, подобные меры позволили бы старушке-Игарке сохранится куда лучше. 

Игарка

В тревожном 1995 году, когда окончательно умерло игарское градообразующее предприятие, «Норникель» принял в состав компании морской порт Диксон: когда я брала интервью в самом посёлке, люди говорили «”Норникель” спас порт». Правда, сам поселок это не спасло, но порт «на честном слове» работает до сих пор – в отличие от Игарского морского порта

Кстати, Норильск спасал Диксон, еще будучи «младенцем»: в 1939 году начальник Главного управления Севморпути просил Завенягина – только приступившего к руководству строительства комбината, обеспечить Диксон норильским углем для проводки судов по Севморпути – и уголь был дан (сам тогда еще только проектировался, шла стройка комбината) [Елфимов, Ю.Н. Маршал индустрии: биографический очерк об А.П. Завенягине / Ю. Н. Елфимов. –  Челябинск: Южно-Уральское кн. изд-во, 1982. – 201 с.]

Скорее всего, все понимают значимость компании для жизни Территории, а эмоции самих норильчан касаются уже «следующего уровня пирамиды Маслоу»: почему, имея такие возможности, «Норникель» не сделал бы еще то, то и это… Вот в этом вопросе попробуем разобраться, тут очень интересный клубок проблем – в силу заметности компании не только на российском, но и на международном экономическом поле, в мировом масштабе. Пример Норникеля как «ядра» жизни целой северной Территории поучителен в мировом масштабе.

«Самый северный кусок суши в мире»

В первую очередь, сцена действия. Район Норильска – не просто Север, но экстремальный Север, «самый северный кусок суши в мире», как мне однажды сказали про Таймыр, имея в виду, что материковой суши действительно нигде в мире севернее больше нет – только острова. Территория имеет великие трудности для освоения. Природные трудности – сильные ветра и частые пурги, морозы, наличие коварных многолетнемерзлых пород и так далее – обуславливают экономические. 

Мягкий – низовой – вариант метели в Норильске

Поручни под аркой помогают не улететь во время пурги (не улететь – буквально!)

 

Норильские окна, март

Не случайно даже в лучшие свои годы могучий СССР не проложил сюда дорог – но построил атомный ледокольный флот, который, как считают специалисты, во многом и был вызван к жизни необходимостью вывоза продукции «Норникеля». Почему, спрашивается, ни в США, ни в Канаде нет атомных ледоколов? У них нет «Норникеля», точнее, – нет столь ценных запасов ресурсов на Севере, раскупорка которых окупила бы эти самые ледоколы. То-то же. 

 

Судно «Арктик Экспресс», перевозящее продукцию Норильского комбината, в порту Дудинки

Логистические объекты Норникеля в Мурманске: сюда приводят концентрат по Севморпути

Кстати, в 1990-е «Норникель», практически единственный крупный перевозчик, оставшийся на Северном морском пути, был первой российской компанией, построившей собственный флот судов ледового класса: пять запоминающихся, благодаря своим красным корпусам, судов «Арктик Экспресс», в народе – «морковок». На сегодняшний день свои суда для вывоза сырья с арктических месторождений построены практически каждой работающей на Севере компанией – танкеры, газовозы и т.п. Правда, более молодые арктические суда, хотя и построены по заказам «углеводородных» компаний и обслуживают нужды конкретного месторождения, находятся в собственности Совкомфлота, «Норникель» же владеет своим флотом сам.

Открытие ресурсов на территории, где возник Норильск – отдельная эпопея, в которой сыграли свою роль и романтические мечты об открытиях отпрыска купеческой семьи Николая Урванцева (ссылка на материал или видео GoArctic), пошедшего, вопреки семейной традиции, своей суровой дорогой; и хозяйственный интерес дудинских промышленников Сотниковых, – напротив, интересовавшихся извлечением из своих земель прибылей; и адмирал Колчак, финансировавший экспедицию (ведь таймырский уголь был ключом к организации пароходной связи сибирского правительства 1918-го с Западом через еще неосвоенный тогда Севморпуть)… Одно одиночное путешествие жены Урванцева в Петроград с целью напомнить о необходимости финансирования уже работающей на Таймыре экспедиции – отдельная яркая история (она описана в книге Н. Урванцева «Открытие Норильска»). Но сегодня все это уже скорее – сага. 

История. Город. Комбинат. Норильлаг.

С современных позиций интереснее представляется история собственно промышленного освоения Территории – она даёт повод задуматься о роли предприятия на Севере. И здесь история Норильска особенно интересна.

Строго говоря, даже в суровые 1930-е не шла речь о строительстве здесь города, –предполагалась добыча силами заключённых и отправка «на материк» сырья – тогда это были уголь и медно-никелевая руда. Решение о строительстве города принадлежит Авраамию Завенягину, легендарному начальнику Норильлага. Не пугайтесь, автор никак не оправдывает лагерей. Но фигура их начальника действительно интересна. 

Мемориальная табличка, посвященная Завенягину, на здании Управления комбината (ныне – Заполярный дивизион ГМК «Норильский никель» в Норильске)

В музее Норильского промрайона сохранились письма благодарности от родственников заключенных – мол, выжили только благодаря человечности начальника, насколько начальник лагерей может быть человечным (воспоминания внучки Завенягина).

Заказное. Москва. 3.1.1957. Супруге А.П. Завенягина. Обратный: Алтайский край, Алейский р-н, Уржумский с/с, деревня Крутиха, колхоз им. Чкалова. Рудольф Ольга Александровна. Надпись сбоку: Прошу почту обязательно доставить это письмо. Товарищ Завенягина, мы с моим сыном услыхали по радио, что супруг Ваш, Авраамий Павлович Завенягин умер. Сын мой и я горько плакали, плакали так, как плачут о самых дорогих и милых сердцу родных. Мой единственный сын Лев Константинович Рудольф отбывал 10 лет срока и одиннадцатый год по "особому распоряжению" в г. Норильске от 1939 г. до 1947 г., где был начальником комбината Авраамий Павлович в то время. Сын мой страдал невинно, по страшной ст. 58 он был арестован, а я выслана из Москвы в Омскую область в глухое село через полгода после ареста моего единственного сына в 1937 г., почему - непонятно до сего времени. Мы оба терзались разлукой и повседневной жизнью отверженных. Ваш муж Авраамий Павлович спасал 1000 заключенных, он чувствовал человеческие сердца, он знал и отличал хороших людей среди измученных людей, он взглянет так на измученного, истерзанного человека, что человек забывал свое горе - принимался работать и верить в то, что вернется домой. Авраамий Павлович внушал эту светлую веру многим и моему сыну. Только благодаря Вашему мужу жив и вернулся мой Лева. Источник

Вся история Норильска, по сути, состоит из противоречий. Авраамий Завенягин, спасаясь от разраставшихся репрессий среди строителей Магнитки, сам попросился на Север. И вот здесь и начинается самое интересное. Здесь, на Крайнем Севере, не просто возглавил свой «участок», но добился возможности строительства здесь «настоящего» города, причем – что уже прямо немыслимо – организовал на месте работы по проектировке. Много ли есть в стране городов, проектировщики которых работали не в Москве или Петербурге и даже не в Омске и Новосибирске, но прямо на месте?

(Подборка публикаций о Завенягине).

«Проектная работа на месте велась слабо, чертежи из Ленинграда ждали месяцами. Разве мог мириться с этим бывший директор «Гипромеза»* Кто-кто, а он отлично понимал: без проектов нет стройки, не будет комбината. И Завенягин реорганизует проектный отдел, расширяет его по типу большого проектного института – до 700 человек. На свой страх и рис. Баз согласия «свыше». Специалисты, которых подобрал Завенягин, были людьми интеллектуальными. Он знал: на стойке, в длинную полярную ночь, они долго не продержатся, начнут выходить из строя, да и просто погибать. А ему желательно быстрее, своими силами проектировать цехи горно-металлургического комбината. Кто-то из старожилов Норильска назвал проектный отдел «спасительной гаванью». Что ж, для первых сотен людей, бывших проектировщиками, наверное, так оно и было. Вначале поселок полагали строить на две тысячи жителей, исключительно для мужчин. Ни школ, ни садов, ни яслей. Смена людей – через три года. Он знал также, что первому начальнику стойки Владимиру Зосимовичу Матвееву стоило больших сил и трудов доказать в разных инстанциях, что это нелепость. Позже было принято решение о создании обычного города на 25 тыс. жителей <…> Нам надо найти человека, который бы смог создать проект города-красавца. Когда мы строили Магнитогорск, то находились еще в плену представления эпохи первой пятилетки. Здесь, в Заполярье, нельзя строить обычный город из стандартных домов. Здесь все  должно быть по-другому. Зеленью Норильск не украсишь — значит, надо его украшать современными жилыми ансамблями... Норильск  должен проектировать человек с мужественным характером, художник, воспитанный на красоте ленинградских ансамблей. Ему придется повоевать!» Елфимов, Ю.Н. Маршал индустрии: биографический очерк об А.П. Завенягине / Ю. Н. Елфимов. –  Челябинск: Южно-Уральское кн. изд-во, 1982. Стр. 106—107, 119.

Главным архитектором был приглашён молодой Витольд Непокойчицкий, но на месте работали выдающиеся архитекторы того времени – ссыльные. Как пишет историк архитектуры А.В. Слабуха, «выявлено и изучено всего 33 архитектора проектировщика, работавших на территории системы Норильлага (в период его функционирования до 1956 года). Из них 11 человек вольнонаемные (что составляет 33,3% от общего числа специалистов архитекторов), 22 – находились в заключении (66,7%)… Среди заключенных Норильлага были известные советские зодчие — организаторы ВОПРА (Всероссийского общества пролетарских архитекторов), Союза советских архитекторов и Союза архитекторов Армении Г.Б. Кочар и М.Д. Мазманян, впоследствии получившие звания Заслуженный деятель искусств Армянской ССР (1959), Заслуженный архитектор Армянской ССР (1968); Г.Б. Кочар в 1957 г. после политической реабилитации восстановлен членкором Академии строительства и архитектуры СССР по специальности «Архитектура».». [Слабуха, А. В. Зодчие Норильлага ("групповой портрет" – из некоторых цифр статистики) / А. В. Слабуха // Капитель. – 2010. – № 1. – С. 3].

Считается, что в архитектуре Норильска есть мотивы армянской архитектуры – в декоре и других элементах – поскольку среди заключенных самыми опытными были армянские архитекторы.

Норильск

Сегодня история Норильска – повод задуматься о системе управления удалёнными сырьевыми территориями. С одной стороны – да, общенациональные законы требуют, чтобы город управлялся по федеральному закону о местном самоуправлении, а градообразующие предприятия занимались своими производственными делами. Но дело в том, что в условиях Севера «нормальное» развитие городов невозможно. Нет местного рынка сбыта, нет, по сути, и обмена товарами и услугами между городами, как это происходит обычно. Есть поставка сырья – но эти задачи решаются и вахтовым методом. По сути, город возник благодаря задаче разработки ресурсов, и покуда вокруг не сложилось тесной сети новых населённых пунктов (как на юге Аляски или в районе Сургута), разрывать пуповину, связывающую город и комбинат – едва ли правильно. 

Здесь несколько аспектов. Самый «лежащий на поверхности» – уровень заработной платы. Не секрет, что когда монопрофильные города передавали социальную инфраструктуру муниципалитетам, заработная плата тех же воспитателей в детских задах падала существенно; в Надыме, например, им предложили трудоустроиться в «Газпроме» на должностях уборщиц и т.д., чтобы не терять в заработке и льготах, и многие согласились. В норме же заработная плата в «бюджете» – даже в городской администрации – существенно меньше, чем на градообразующем предприятии. В итоге, практически все сферы городского хозяйства страдают от нехватки кадров. Понятно, что «социалка» для градообразующего предприятия – «непрофильная деятельность», но ведь можно предусмотреть определённую систему льгот в налогообложении, например, в обмен на то, что предприятие возьмёт на себя социальные функции? В том же Норильске предприятие не только провело в город долгожданный интернет, но и, допустим, доставляет продукты в связанную с комбинатом сеть «Подсолнух» на собственных судах, благодаря чему цены на продукты в Норильске не столь высоки, как в других транспортно изолированных северных районах. Многие проекты по благоустройству, организации мероприятий и т.д. – все равно так или иначе спонсируются «Норникелем» (и аналогично, в других монопрофильных городах – градообразующими предприятиями). Спрашивается, зачем маскировать то, что и так очевидно?

Так вот, исторический опыт (если миновать «лагерную», трагичную часть истории) показывает, что на Севере успешно применялся опыт комплексного управления удалёнными территориями, которое осуществлялось производственными компаниями,  бравшими на себя и все остальные аспекты жизни. Такие структуры российский учёный А.Н. Пилясов назвал «суперорганизациями». Примерами могут служить колониальные Компания Гудзонова Залива (самая старая торговая корпорация в Северной Америке и одна из старейших в мире), Российско-Американская компания, Ост-Индская компания. Сохранилось воспоминание, что Главное управление Севморпути создалась по образу последней:

По нашему проекту мы всем надавали десятки распоряжений. Разные объекты должны были строить различные организации, в чьем ведомстве находились те или иные функции <…>. Сталин, который, покуривая трубку, ходил вдоль стола, спросил: «Вы думаете, это все можно осуществить?» Ответили: «Если будет решение». Сталин: «Покажите, где это ваше Тикси?» Шмидт подошел к карте и показал. Сталин хмыкнул: «Ну да! Мы этот Наркомвод каждую неделю ругаем за то, что он нефть из Баку по Волге не может как следует перевезти, а вы хотите, чтобы он думал о вашем Тикси, порт там строил? Он же думает, что завтра получит выговор за перевозку нефти, а за ваши дела, за Тикси, выговор ему грозит года через два-три. Не сделает он ничего в Тикси!» Примерно такой же разговор был и по Наркомпочтелю, который газеты вовремя доставить не может. Куда ему радиоцентр строить на Диксоне! Шмидт показал на карте Диксон. «Нет, не будет он Диксоном заниматься, кому-нибудь поручит. Так дело не пойдет! Арктика — вещь сложная. Надо создавать организацию, которая отвечала бы за все. И знала бы — отвечает за Арктику и больше ни за что. А мы с нее спросим — и строго! <…> мы напишем постановление: создать при Совнаркоме Главное управление Северного морского пути, поручим ему проложить путь от Белого моря до Берингова пролива, оборудовать его, содержать его в исправном состоянии и обеспечить безопасность плавания. Пока хватит». <…> Сталин сравнил эту организацию с когда-то существовавшей Ост-Индской компанией. <…> Заметил, что у компании были свои войска для подавления восстаний, а у нас все должно решаться мирным путем. Поэтому «пушек Шмидту не давать!» [Шевелев, 1999, с. 16 и 68]. Шевелев М.И. Арктика — судьба моя. Воспоминания первого начальника Полярной авиации. — Воронеж: Изд-во НПО «МОДЭК», 1999.

Понятно, что в «нормальной» ситуации «слияние» городского самоуправления и предприятия – не самая хорошая история. Но в условиях Севера, где города без предприятия и не возникли бы, у муниципалитетов просто нет экономической базы для самоуправления. Да, в классике предполагается, что вокруг добывающего предприятия со временем разрастается «нормальная» сеть расселения, и начинает действовать «нормальная» экономика, подпитываемая местным спросом. 

Но возможно ли это условиях экстремального дальнего Севера? 

«Суперорганизация», город и жизнь на Севере

Критерием экстремальности может служить не столько климат, сколько бездорожье – как будут поддерживаться транспортные пути БЕЗ комбината? Кто завезёт в эти края еду, топливо? Да, в соседние районы осуществляется северный завоз, субсидируемый государством, при том что управленцы всех уровней буквально «спят и видят» ликвидацию удалённых поселений во имя экономии бюджетных средств на завозе. Кто не верит – поспрашивайте. Эту тему приходилось слышать на всех уровнях – от руководителей в масштабе района (по отношению к его удаленным посёлкам) до губернаторов больших регионов. В бездорожных районах ситуация просто не сопоставима не только с основной зоной расселения, но и с Ближним Севером, условно – Сургутом, оседлавшим перекрёсток транспортных путей. Не в обиду Сургуту – в нем ситуация совсем иная, чем в Норильске. 

С окончанием наземных дорог начинается «совсем другая» экономика, – и в идеале следовало бы подобрать под неё и другие управленческие институты. Как минимум – не ввести ли особую форму обеспечения монопрофильных городов в условиях Арктики?  В современном мире, правда, есть, кажется, всего один город, прямо принадлежащий компании – это Фермон в Канаде. Но и крупных городов в зарубежной Арктике практически нет, как и нет столь крупных месторождений.

Ранняя история Норильска – как раз про симбиоз комплексного самоуправления производством и городской планировкой «в одном флаконе» – что удалось даже в сталинских условиях. Сегодня, повторюсь, город, по сути, тоже зависит от комбината «по всем статьям»: это и транспортное обеспечение – грузовое и пассажирское (аэропорт), и интернет, и продукты, и культурные и социальные программы… Только роль «Норникеля» как бы стыдливо замаскирована – вопрос, зачем?

Сейчас Норильск отчасти теряет свою былую комплексность – все больше и больше. Ушёл филиал педагогического института и, по сути, почти свёрнуты исследования в области сельского хозяйства Крайнего Севера; постепенно слабеет сильнейшая в стране база исследований в области строительства и изучения многолетнемерзлых пород. 

В городской среде «не пошли» инновационные разработки в сфере малоэтажного домостроения (в частности, был проект сооружения относительно лёгких конструкций на ростверках разобранных многоэтажек). А какая работа была проведена хотя бы в сфере изучения борьбы со снежными заносами, актуальными для местности (разработки, не дошедшие до внедрения)! 

Могла ли сложиться иначе история Норильска? Могла, но, кажется, скорее в сторону ликвидации, чем процветания.

От истории – к настоящему

К 1960-м по мере истощения месторождений встал вопрос о ликвидации города – но были открыты новые, богатые Талнахские руды, и история Норильска была перезапущена.

Кстати, к концу 1980-х годов Норильск являл собой удивительный с точки зрения науки пример заполярной субурбанизации. Сам город начал терять население по мере того, как уезжали «на материк» участники «комсомольского десанта» и другие мигранты первой волны, призванные заменить освобождающихся заключённых; уезжали и бывшие сидельцы. Но стали мощно расти пригороды – самостоятельные тогда города Талнах, «рудная столица», база освоения новых месторождений, и Кайеркан, бывший посёлок при угольных шахтах, ставший базой расселения строителей нового металлургического комбината – Надеждинского – и тоже выросший до самостоятельного города.

Талнах и Кайеркан вошли в состав Норильска, и это немного жалко, поскольку каждый из них успел сформировать своё собственное лицо, и даже какой-то местный дух – особенно Талнах. Норильск же стал «центральным районом».

Центральный район (или собственно Норильск) сегодня воспринимается как образец компактного города, очень уместный на Севере. Но компактность его далась непросто. Сегодня часто называют Воркуту «первым городом нашей страны, где осуществляется управляемое сжатие», но это не так. Норильск стал первым примером управляемого сжатия, причем ещё в советское время: до 1970-х годов расселялись и уничтожались барачные городки, возникшие – как и в Воркуте – практически при каждом промобъекте, при каждой шахте. Дробное расселение – вообще наследие ранних этапов освоения, и это не удивительно: не было адекватной техники, чтобы добираться до работы на сколько-нибудь дальние расстояния. Тем более, если речь идёт о транспортировке на работу подконвойных – этих уж точно селили прямо у места работы везде, от Воркуты до Сусумана. Уже в 1970-е писали о нерациональности такой системы расселения в новых условиях (не только отпала необходимость в конвое, но и транспорт стал радикально другим). Были планы оптимизации расселения в районе Воркутинского «кольца», в Сусуманском районе. Но там их не успели осуществить, и «оптимизация» пошла в 1990-е, зачастую жёстко и больно. А в Норильске – успели, и к 1990-м годам он уже подошёл образцовым компактным городом.

Другой вопрос, что и сегодня связь с Талнахом и Кайерканом, Надеждинским заводом и аэропортом зависит от погодных условий. Разработана целая система ограничений проезда: при лёгкой метели не пускают легковушки, водителей пересаживают в автобусы. При ухудшении условий автобусы идут колоннами, чтобы, если что, людей можно было бы пересадить в тёплые машины. В наиболее сложных случаях не пускают и автобусы; бывали случаи, что отпускников в аэропорт доставляют вездеходы; а иногда дороги закрыты полностью. Норильск – настоящий полигон выживания в суровых северных условиях и людей, и техники, и инфраструктуры; не случайно в советские годы чуть не весь Север застраивался «по норильской технологии». С первых лет существования Норильск стал полигоном технических экспериментов и изобретений – от идеи вмораживания свай в мерзлоту до применения снегозащитных сооружений. 

И не случайно именно здесь вырос (постепенно, из техникума, но вырос) единственный пока в Арктике университет (Заполярный государственный университет, ЗГУ), расположенный не в областном центре – помимо Кольского научного центра РАН, который тоже нестоличный – но и не университет.

Заполярный университет

Был Норильск и центром производственных инноваций. Чего стоит история с «печью Ванюкова». Её изобретатель, по сути, всю жизнь положил на «пробивание» своей идеи, и нигде – в разных городах и условиях –  не удавалось довести её прототип до производства. В Норильске – удалось. Правда, тоже не сразу и через личный разговор изобретателя с директором Медного завода. Джонсон Хагажеев оказался мудрым руководителем, изобретению был дан шанс – и, в итоге, именно печь Ванюкова стала на многие годы основной технологией плавки медных концентратов. В Норильске разглядели потенциал, от которого отказались многие южные города.

«…Быстров говорил о профессоре Ванюкове и вдруг произнес: "А вы знаете, о главном феномене Норильского комбината почему-то еще никто не сказал. О том, как повезло норильским металлургам. Сами судите: человечество за всю свою историю придумало не более десятка способов металлургических преобразований. И единственным на Земле местом, где удалось попробовать в деле почти все из них, оказался Норильск. Это же редкая профессиональная удача - обкатать металлургические технологии не в лаборатории, а на деле! Уникальный случай. Жаль, что об этом мало кто задумывается". <…> К концу 60-х, после двадцати лет сплошных неудач и разочарований, Ванюков уже был готов отказаться от дальнейшей борьбы, но тут один из его аспирантов, норильский металлург Валентин Мечев, предложил ему попробовать последний раз - на Норильском комбинате. Ванюков рискнул... В Норильске с Ванюковым произошла очень трогательная история. Новый директор медного, обходя завод, увидел в углу цеха непонятного назначения "кастрюлю" - опытную установку Ванюкова, и распорядился ее сломать. Узнав об этом, Ванюков срочно прилетел в Норильск, ворвался в кабинет директора для объяснений и... разрыдался. Директор был ошеломлен и несколько часов слушал профессора не перебивая. Из кабинета они вышли вместе и сразу поехали к директору комбината - пробивать 25 миллионов рублей на строительство в плавцехе медного уже не опытной, а опытно-промышленной установки. С этого момента плавка Ванюкова получила постоянную прописку на металлургическом переделе Норильского комбината. Директора медного звали Джонсон Хагажеев, директора комбината Борис Колесников - даже спустя десять лет профессор Ванюков называл их "главными авторами ПЖВ". Плавку придумал Ванюков, но осуществить его мечту - промышленное внедрение автогенной плавки в жидкой ванне - ему удалось только в Норильске. И не случайно Норильский комбинат считается "второй родиной" плавки Ванюкова» (Владислав Толстов. История в плавках (эволюция металлургических технологий) // Заполярная правда. 13 июля 2000.)

Ответственность первого

«Первопроходчество» Норильска зачастую дает остальным не только образцы, но и предостережения. Чего стоит одна авария на газопроводе в 1970-е, когда встал вопрос об эвакуации города. Подсчитали: с учётом пропускной способности аэропорта вывозить людей пришлось бы месяца два. По воспоминаниям, город мобилизовался весь: в едва отапливаемых с резервных мощностей школах дети лепили пельмени для ликвидаторов аварии(см. здесь и здесь). /). В итоге Норильск спас себя сам, но память о том случае – наглядный пример того, зачем нужны в Арктике затраты на резервные мощности теплоснабжения, и шире – на резервы продовольствия, запчастей. На специфику арктической экономики в целом. 

К сожалению, с годами Норильск постепенно превращается из относительно многофункционального, экспериментального города – во все более и более монопрофильный. Тут речь не о комфорте городской среды – как раз в последние годы в городе появилось много такого, о чем раньше только мечтали, вроде аквапарка; и даже местные рестораторы прошли специальные мастер-классы. 

Современный Норильск ухожен практически по-столичному. Но парадоксален

Не дожидаясь милости от «Ростелекома», «Норникель» (точнее, связанная с ним компания) интернет таки провела, – и город стал меняться. Появились цифровые сервисы… Для сравнения дам почувствовать, чтобы было «до». В 2013 году в розданных мной анкетах старшеклассники города давали потрясающий ответ на вопрос «Что такое Север?» – «Это плохой интернет». Заметьте: не столько морозы, сколько качество интернета сегодня дифференцирует жизнь между городами. Я люблю рассказывать студентам, как в том же 2013 году заплатила за полчаса пользования интернетом в публичной библиотеке Норильска, чтобы скачать файл pdf. Файл, говорю, не скачался… – на этой фразе нужно видеть глаза студентов!

Впрочем, чуть не первое, что сделал сам «Норникель», помимо цифровизации основного производства – это вывел в Саратов бухгалтерию. «Реально молодежь сбегала, и сбегает, и будет сбегать из-за отсутствия быстрого интернета. И даже не только молодежь. Все новые современные сервисы, которые сильно облегчают жизнь вам в Москве, например, да, они как бы здесь были недоступны. То есть с недавнего времени, как запустили, стало значительно лучше, но очень далеко от нормального. И эта проблема еще пока сохраняется,» – прямо говорили мне в Норильске в 2019 году.

Это проблема не одного Норильска – по всему миру из удалённых территорий стягиваются в крупные города наука и креатив, экономическая активность и население. Теряют людей и разнообразие периферийные города даже в куда более мягких условиях, не то что Норильск. Потеряла свою продовольственную базу Аляска – как только туда пришло шоссе; потеряли свои строительные и продовольственные базы северные города Западной Сибири. В молодых северных городах больше не возникает новых научных институтов, театров. С транспортной революцией, связавшей мир, наконец, в глобальном масштабе, – северные города стали стремительно терять экономическое разнообразие, начинается настоящая эпоха монопрофильности. Так парадоксальным образом транспортная доступность убивает экономическое разнообразие северных городов: местное производство проигрывает – везде в мире. 

 Норильск же ещё продолжает эксперименты – в том числе по поиску путей выживания города в условиях «островной» экономики. Возможно, именно потому, что пока дороги отсутствуют, город находится в особых условиях, где пресловутый инновационный поиск – вопрос во многом если уже не выживания, то во всяком случае, обеспечения самым необходимым по современным городским меркам.

Хотите сделать подарок норильчанину? Привезите что-то необычное. Что угодно – чего нет на территории. Местный перечень подарков все знают наизусть… (объявление в Дудинке)

А самые главные услуги – это услуги транспортировки

Но главный интерес удалённых районов исстари и сейчас связан с организацией на месте производства всего, что сложно или нельзя завезти. В современных условиях такие производства душит малый размер местного рынка: здесь практически невозможно получить экономию на масштабе. Единственный возможный фактор конкурентоспособности – не цена, но качество, эксклюзив, положительные эмоции. 

Местные энтузиасты создали, например, принципиально новую модель тепличного хозяйства: ни одна из действующих моделей теплиц не подходила под местные условия, и бывшие шахтёры разработали новую конструкцию. 

Инновационные теплицы появились в Норильске буквально на энтузиазме 

Получается, что город продолжает быть центром инноваций в сфере выживания человека (и всей городской инфраструктуры!) на Севере. Что особенно важно – появляются именно «низовые», «дикорастущие» инновации, которые, согласно всем теориям инновационного процесса, и есть самые действенные. Классики изучения инновационных процессов показывают, что инновации малого бизнеса успешнее, чем инновации, разработанные в профильных отделах НИОКР крупных компаний. 

Производство молокопродукции, закрытое в 1990-е, возрождено, и тоже энтузиастами

Новая реклама новой продукции мясокомбината

Здесь мы входим в противоречие с ранее высказанной идеей о том, что пора открыть глаза на пуповинную связь между городом и комбинатом. Современный город без малого бизнеса – не слишком комфортен; однако и в вахтовых поселках сегодня есть и предприятия малого бизнеса (торговля), и даже пункты выдачи ОЗОН и СДЭК (уточню: в отдельных, относительно доступных вахтовых поселках. В Ямбурге и Заполярном видела своими глазами). Решение – в поиске оптимальной схемы симбиоза комбината, северного города, малого бизнеса в экстремальных условиях – пока не найдено. И здесь сама судьба даёт Норильску возможность сыграть первую скрипку, стать – в очередной раз в своей истории – разработчиком образцов, которые затем будут транслироваться на другие районы.

---

[1] Горчаков Ростислав. Удивительная Игарка. Красноярск: Медведь, Инкомбук. 1995. 210 стр.

***

Надежда Замятина, специально для GoArctic