Энгельгардт на Новой Земле. Часть II

Вскоре после прибытия на Новую Землю отец Иона убедился, что  религиозные представления у самоедов крайне скудны и переплетаются с языческими верованиями; в некоторых местах им были открыты даже идолы. Энгельгардт упоминает, что двух идолов отец Иона собственноручно уничтожил на восточном берегу. (Идол служил олицетворением бога-покровителя оленьей охоты). Второй же истукан  был обнаружен и уничтожен в Маточкином Шаре.

Поскольку церковь была  небольшая (в ней помещалось не более двадцати человек), то было принято решение построить в Кармакулах новую церковь. Здание церкви было срублено в Архангельске и доставлено на Новую Землю осенью 1888 года. Уже через год, с разрешения Священного Синода, на Новой Земле был учреждён монашеский скит, приписанный к Николо-Корельскому монастырю. Энгельгардт свидетельствует, что колонисты-самоеды, благодаря миссионерской деятельности отца Ионы, совсем оставили язычество и ныне охотно посещают храм, внося туда посильную лепту в виде покупки восковых свечей. Обучение самоедских детей также шло вполне успешно: Энгельгардт пишет, что в недалёком будущем на Новой Земле неграмотных не будет вовсе…

Сам же отец Иона сильно привязался к своей пастве. Оставшись на зиму 1892-1893 года в Архангельске для поправки здоровья, он сильно скучал по Новой Земле и с нетерпением ждал навигации, чтобы опять отправиться в эту страну мрака и холода.

Вместе с тем Энгельгардт отмечает, что условия жизни на Новой Земле в его бытность были вполне удовлетворительными: уже третий год, как не было случаев цинги ни между самоедами, ни между русскими. Впрочем, он вспоминает одну неблагоприятную зиму 1892-1893 годов, когда от этой болезни умерли иеромонах Варахиил, командированный вместо Ионы, жена и сын фельдшера, русский колонист, монастырский рабочий и две самоедки. Причиной этого явился неурожай овощей в Архангельске: в этот год на Новую Землю не доставили картофель, капусту и т.д.

В своих «Записках» Энгельгардт приводит пример трогательной заботы о новоземельских колонистах. В числе последних были брат и сестра, достигшие брачного возраста. Однако так как на Новой Земле подобрать жениха и невесту, невозможно, то, по просьбе родителей, Энгельгардт, доставил на арктический архипелаг «искомое». 

  Тыко Вылка. Столбовой мыс Маточкиного Шара. 1910 г.


Выгрузив с «Ломоносова» часть снаряжения, экспедиция Энгельгардта отправилась на север, к Маточкину Шару. Губернатор отмечает, что природа здесь ещё суровее и грандиознее: горы, покрытые вечными ледниками, нагромождены одна на другую и достигают 3000 футов. Здесь настоящее царство белых медведей и моржей, всюду голый камень и лёд, никакой растительности; только в нескольких впадинах, обращённых к солнцу, встречается мох, усеянный множеством ярко-розовых и голубых цветов на коротеньких стебельках.

Члены экспедиции, загрузившись в шлюпку, попытались перейти Маточкин пролив, однако последний настолько был загромождён льдом, что пришлось возвращаться и ограничиться экскурсией по горам. Пока офицеры штурмовали соседние вершины, Энгельгардт осмотрел местное становище и самоедские чумы, а также проехался на собаках. Он отмечает, что самоеды не держат ручных оленей, так как с ними пришлось бы всё время перекочёвывать с места на место для пастьбы. Кстати, именно поэтому для переезда по острову служат исключительно собаки, которых впрягают или, лучше сказать, привязывают верёвками к обыкновенным «самоедским» саням. Сани тащат обычно 10-12 собак. Впрочем, подобные сани показались Энгельгардту крайне неудобными. Он пишет, что пока в них усаживаешься, собаки стоят мирно, но как только возница возьмёт палку, которой указывает им направление и время от времени немилосердно бьёт непослушных, то все сразу вскакивают и с лаем бросаются в указанном направлении. Сперва собаки бегут как сумасшедшие, несмотря на камни, рытвины и пригорки, но такая скачка продолжается недолго: через километр-другой шумная езда затихает, и дальнейший путь собаки проделывают умеренной рысцой.

Летом подобная езда довольно опасна: сани могут опрокинуться, и тогда возница может разбиться о камни; тем более что управлять собаками из-за отсутствия вожжей, невозможно. «Беда, если на пути собаки завидят песца или оленя, - замечает Энгельгардт; - тогда ни крики, ни палка – ничто не помогает: они стремглав бросаются за зверем, и обыкновенно дело заканчивается тем, что санки опрокидываются, собаки перепутываются, а которым удаётся оторваться – надолго пропадают, преследуя зверя».


   А. Борисов. Отдых. Собакам уже жарко. 1901 г.

Энгельгардт приводит малообъяснимый факт: на Новой Земле собаки плодятся мало. По этой причине с каждым пароходным рейсом их доставляют из Архангельска. Обычно привозят около шестидесяти собак самых различных пород. Впрочем, холёные и слабые скоро погибают. Остальные же принимают один общеземельский тип – обрастают густой шерстью и даже приобретают один серо-жёлтый цвет.

Увы, своих собак самоеды содержат очень плохо, о каком-либо правильном кормлении их нет и речи. «Пускай сами они промышляют; ну, а нет промысла, так пускай грызут кости. Вон их много валяется на берегу», - говорил один самоед Энгельгардту… «Хороши эти кости! - возмущается этим словам губернатор. – Они по большей части выброшенные морем позвонки тюленей, в которых осталась одна известь. Зато, когда промыслят оленя или какого-нибудь зверя, тогда люди и собаки приступают к общей трапезе, и самоед здесь ничего уже не жалеет для своих собак».

Энгельгардт также колоритно описывает самоедскую трапезу, которой был сам свидетель:

Покидая Маточкин Шар и его замечательные горы, Энгельгардт со товарищи решили поставить здесь крест. Подобный обычай существует на Севере издавна: на возвышенных местах ставят пирамиды из камней, по местному названию, «гурии», или же, чаще – большие кресты. Эти пирамиды или кресты служат отчасти маяками для ориентира со стороны моря. Или же стоять в память избавления от грозившей опасности. Не считая могильных крестов, все берега Поморья, Мурмана и Новой Земли усеяны подобными памятниками. Энгельгардт приводит пример одного такого креста: на берегу Карского моря отец Иона водрузил христианский символ в память уничтожения им на этом месте последнего самоедского идола.

   
        Пирамида или гурий на о. Анзер. По-видимому, когда-то на вершине стоял крест. Фото Андрея Епатко. 2004 г.

Энгельгардт не удержался от соблазна тоже установить крест – в память о пребывании экспедиции на Новой Земле: у входа в Кармакульскую гавань на вершине скалы была сооружена пирамида из плитняка, и на ней установили девятиаршинный крест, датированный годом новоземельской экспедиции – 1894. Крест тесали экспедиционные плотники, а пирамиду  в течение двух дней возводили шестьдесят матросов. Один из лейтенантов определил астрономический пункт и отметил на карте место постановки этого знака.

Затем экспедиция взошла на крейсер и отправилась к устью Печоры, обогнув, таким образом, Новую Землю. Энгельгардт пишет, что монотонную жизнь в море разнообразила звериная «команда» - чёрная медведица Машка, белый медведь (подаренный самоедами губернатору) и лайка. 

Говоря о белых медведях, Энгельгардт пишет, что они чрезвычайно дерзки и смелы: на Новой Земле, даже вблизи обитаемых становищ, они уничтожают всё съедобное, что плохо оберегают. В Кармакулах, например, медведь однажды забрался по сугробу на крышу здания, где жил фельдшер. Медведя привлёк рогатый череп оленя, прибитый для украшения. Желая полакомиться олениной, медведь влез на крышу, но найдя только череп, предположил, что олень спрятан под крышей. Косолапый принялся её ломать, чем очень напугал фельдшера. На его крики из домов высыпало всё население становища. Так как мишка был убит в присутствии многих – даже отца Ионы, - то шкуру дерзкого зверя пожаловали «на церковь».

…На подходе к Печоре крейсер попал в густой туман, затем температура упала, судно очутилось в сплошных льдах. Когда «Вестник», лавируя меж льдинами, достиг Колгуева, капитан объявил, что уголь на исходе. Энгельгардт поясняет, что крейсер не может взять с собой запаса угля более как на десять дней. В открытом море при попутном ветре крейсер пользуется парусами, но когда приходится идти под парами, например, вблизи льда, запас угля быстро истощается. Если бы судно не сжигало такого громадного количества угля, то тогда имело бы смысл отстояться несколько дней вблизи Колгуева: переменился бы ветер, лёд разнесло бы по океану, и можно было бы продолжать путь к Печоре, но в таких обстоятельствах оставалось только спешить к Архангельску.

«Вестник» взял курс к Канину Носу. По словам Энгельгардта, крейсер настолько близко подошёл близко к берегу, что можно было прямо с палубы наблюдать стадо пасущихся оленей.

Не исключено, что, заглядевшись на рогатых красавцев, капитан отвлёкся, и судно на полном ходу налетело на подводный камень… Ни  полный, ни задний ход ни могли сдвинуть крейсер с места. К счастью, море было спокойно, и команда тотчас спустила шлюпки и тяжёлый паровой катер, чтобы облегчить «Вестник», но это не помогло. Тем временем, вместе с отливом, судно стало угрожающе крениться. Оставалась одна надежда – на прилив. Пока ожидали высокой воды, офицеры на шлюпках ставили вехи, по которым крейсер смог бы выйти из опасной зоны. С приливом судно выпрямилось, а затем свободно, без всякого толчка сошло с камня. «Все перекрестились, - вспоминает Энгельгардт, - всем стало легко на душе. В данном случае едва ли можно было винить командира, штурмана или вахтенного офицера, - продолжает он. – Правда идти так близко от берега не было надобности, но карты показывали в этих местах достаточную глубину и о подводных камнях ничего не упоминали». Губернатор сетует на то, что в Морском ведомстве нет верных карт, и что северные моря ещё не обследованы. Только в последние годы посылается в Баренцево море по одном крейсеру в год. Энгельгардт полагает, что опасность плавания по северным морям не так велика, как обыкновенно говорят: «Наши поморы шныряют на своих допотопным суденышках по всем направлениям, - пишет он, - и крушения бывают сравнительно очень редки; пароходы товарищества Архангельского-Мурманского пароходства вот уже двадцать лет ходят по Белому морю и Северному океану, и за это время не было ни одного крушения».

Обойдя Канин Нос, и израсходовав весь запас угля – «до последнего пуда» - «Вестник», благополучно прибыл в Архангельск.

       Архангельский порт. Фото конца XIX в.

Автор: Андрей Епатко, ст. научный сотрудник Государственного Русского музея.