"Дайте рыбе отнереститься!" Интервью с сотрудником Госрыбцентра

На конференции "Обдория" мы поговорили с начальником отдела эколого-сырьевых исследований Госрыбцентра Андреем Константиновичем Матковским. Он делал доклад о причинах сокращения запасов ценных промысловых рыб в водных объектах Ямало-Ненецкого автономного округа, и эту важную тему, к счастью, удалось развить в беседе за рамками конференции.

Андрей Константинович, на конференции вы говорили, что главные причины сокращения сиговых рыб на Оби – это перепромысел и браконьерство. А как различить перепромысел и браконьерство? Есть принципиальная или моральная разница?

А.М.: Промысел – это официальное занятие. То, что добывается и рекомендуется наукой к изъятию без ущерба для ресурсов. Но не всегда пользователи водных биологических ресурсов соблюдают режим рыболовства. То есть они превышают допустимые квоты.

Тогда они превращаются в браконьеров?

А.М.: Тогда они превращаются в браконьеров, да. Они вроде бы пользователи, но нарушают закон. Это одна сторона. А браконьер изначально не имеет никаких квот, он просто ловит, чтобы получить какую-то выгоду на продаже этой рыбы. Но и те, и другие – вредят запасам, потому что вектор один: подрыв ресурсов.

Но браконьеры, наверное, хуже оснащены, чем промысловики?

А.М.: Нет, не скажите. Наоборот. Они оснащены очень хорошо. У них лодки, современные моторы, снегоходы… У них есть навигационные приборы. Вот, например, расставляют они сети в Обской губе – без навигационных приборов найти эти лунки, где ты поставил сети, в плохую погоду, пургу было бы достаточно сложно. А сейчас это гораздо проще. То есть браконьеры у нас оснащены по последнему слову техники.

И объём браконьерского улова сопоставим с перепромыслом?

А.М.: Да. Поскольку мы ведём мониторинг и знаем состояние ресурсов – мы даём квоты на вылов с учётом предосторожного подхода, которые почти в два раза ниже тех, которые бы ожидались при регулированной интенсивности вылова, действующей в советский период, - и тем не менее ресурсы продолжают сокращаться. Эта разница изымается в основном браконьерами, и их улов действительно сопоставим с официальным выловом. Даже превышает его. Насколько превышает – мы не знаем. Чтобы это понять, нужно посмотреть естественную смертность, есть такой показатель в ихтиологии. Если сравнить статистику естественной смертности, которая имеется сейчас, с той, что была когда-то, то эта дельта между смертностями как раз даст браконьерское изъятие. Конечно, определённую проблему мы имеем со статистикой вылова, но тем не менее получить такую грубую оценку допустимо.

Но если именно так рассчитывать дельту, то из неё же может выпасть смертность вследствие ухудшения экологических условий?

А.М.: Дело в том, что мы провели исследования, как в многолетнем аспекте изменились условия обитания рыбы. Изучались загрязнение водных объектов, кормовая база рыб, места зимовки, нереста рыбы… Эти параметры, жизненно важные для формирования рыбных ресурсов, более-менее сохранились без изменений. Более того: в силу того, что у нас многие важные предприятия позакрывались, которые стояли на берегах и сбрасывали свои отходы, - река сейчас по содержанию углеводородов даже стала чище. То есть нет оснований считать, что загрязнение привело к дополнительному сокращению биоресурсов. И если бы эти факторы антропогенного характера, не связанные с браконьерством, воздействовали на ситуацию, то сокращались бы все виды биоресурсы, а так мы наблюдаем снижение численности только наиболее ценных промысловых объектов. Мы видим, что в целом ихтиомасса популяций не снижается, изменился лишь ассортимент уловов. Такая ситуация объясняется тем, что промысел прежде всего подрывает запасы осетровых и сиговых видов рыб, а экосистема не терпит пустоты. Освободившиеся ниши занимаются другими видами.

Как же они сбывают такое большое количество рыбы? Ведь это не просто «для себя и для друзей». Кто-то в промышленных масштабах её покупает?

А.М.: Скорее всего, так и происходит. Уже два года муксун под запретом. Муксун и нельма. Промысел этих видов прекращён. Но вы в Салехарде зайдите ради интереса на рынок – и вы увидите муксуна. Но он там будет под другим брендом: «канадский муксун», якутский, енисейский, но не обской. Хотя видно, что он совершенно свежий, недавно пойманный. То есть находят всякие лазейки, чтобы реализовать вот эту незаконно выловленную рыбу. Причём, для кругозора: канадского муксуна не существует, в Канаде совсем другой сиг, близкородственный, но муксуна нет.

Ну, вот вы же это знаете, а почему вы не пройдёте по рынку?..

А.М.: Мы пройдём, и мы увидим эту рыбу, и знаем, что это наша рыба муксун, - но мы ничего сделать не можем. Так же как и правоохранительные органы: проходят по рынку, видят – и тоже ничего не могут сделать…

Почему?

А.М.: У нас правоохранительные органы вообще работают только по заявлению граждан. Если хотите, чтобы какого-то торговца задержали, нужно написать заявление на него.

А если Госрыбцентр напишет?

А.М.: Напишем, разовый рейд совершат, не более… Там же надо постоянно эту ситуацию мониторить. И надо сделать так, чтобы у нас рыболовная продукция этих ценных видов рыб была сертифицирована. Как, например, президент издал указ, чтобы сейчас чёрная икра осетровая проходила сертификацию. Чтобы было ясно происхождение рыбной продукции, чтобы вся цепочка была прозрачна. Если, допустим, предприятию выделена какая-то квота, и оно на рынок отгрузило рыбную продукцию, то это количество продукции не должно превышать квоты, которые ему выделены. Всё, что выше, - это какая-то нелегальная продукция. Значит, она куплена у браконьеров или само предприятие поймало эту рыбу, припрятало и реализовало. Надо стремиться, чтобы этого не было.

Как они так эффективно вылавливают рыбу? Когда она на нерест идёт?

А.М.: Да, они как раз в районах концентрации её и ловят – на местах зимовки в Обской губе и в период нерестовых миграций. В это время рыба образует промысловые скопления. Полупроходные рыбы совершают достаточно протяжённую миграцию. Их путь по Оби составляет две с половиной тысячи километров… На всём протяжении рыбу интенсивно ловят, подрывая нерестовые стада. Основным орудием лова служат плавные сети, которые достаточно уловистые. Изымается значительное количество полупроходных рыб. И получается такая ситуация: сокращается именно нерестовое стадо, которое впоследствии не обеспечивает необходимого уровня естественного воспроизводства. Это основная причина снижения численности популяций. 

В народе существует мнение, что мол нефтяники и газовики отравили рыбу и не стало муксуна… а причина весьма банальна. Хотя отрицательное воздействие загрязнения имеет место, но не в таком масштабе. Если бы нефтяники и газовики отравили, то, как я и сказал, не было бы и других видов рыб. А любой промысел селективен, браконьер целенаправленно ловит наиболее ценных видов рыб. Сети крупные, вылавливают крупных особей. Браконьеру не интересно ловить какую-то ряпушку или сига-пыжьяна. Он нацелен на чира, нельму, муксуна, осётра. И пока будет присутствовать браконьерство, ситуацию по восстановлению ресурсов не изменить. То есть нужны кардинальные меры: сертификация, жёсткие штрафы, уничтожение браконьерских плавных песков, для этого наилучший способ – это затопить бетонную арматуру, которая не позволит использовать плавные сети. Только в этом случае можно получить какой-то эффект от искусственного воспроизводства.

Это реалистично – искусственное воспроизводство?

А.М.: Можно! И такой опыт у Госрыбцентра есть уже многие годы, отработаны технологии по выращиванию, даже есть свои маточные стала. Но все эти усилия – вхолостую. Потому что чем больше мы выпускаем, тем больше ловят браконьеры. Нет стимула. Если бы законопослушные граждане ощутили пользу от этих усилий – то уже был бы определённый интерес. Главное, что восстановление реально, поскольку сейчас создаются маточные стада по осетровым и сиговым видам рыб, работают воспроизводственные предприятия. Кроме того, у нас ещё сохранились, слава богу, нерестилища, естественному воспроизводству необходимо задать лишь определённый импульс.

Сколько нужно расти рыбе, чтобы она стала нереститься?

А.М.: Муксун достигает половой зрелости – самцы в семь, самки в восемь лет. В девять лет они в массе идут на нерест. Причём рыба пропускает нерест, не ежегодно нерестится. Пропуск может составлять более двух лет. В настоящее время ситуация грустная - повторно нерестующих рыб в нерестовых стадах нельмы, муксуна и чира практически нет. У муксуна в стаде, заходящем из Обской губы в реку Обь, раньше было девяносто процентов самок, которые в текущем году должны были принять участие в нересте – сейчас всего три процента. Это всё впервые созревающие рыбы. И даже таких рыб почти не осталось. То есть ситуация катастрофическая, если честно. А повторно нерестующей рыбы нет, она просто не доживает, ей не дают.

А браконьеры – это кто? Местные жители? Люди, которые живут по берегам Обской губы?

А.М.: Здесь надо разбираться. Недавно по новостям показали судно Гидромета. Судно научно-исследовательское - «Михаил Сомов». Там у них контейнер, полный, набитый, - осетра, муксуна, нельмы… тех сигов, которые обитают во многих реках Сибири. Судно ходило по Северному морскому пути, заходило в какие-то населённые пункты и скупало эту рыбу. Потому что сами эти люди, работники Гидромета, не в состоянии выловить этих осетров. Думаю, что это местные жители. Работники месторождений – те знают, что если их поймают за браконьерством, они сразу лишатся работы. То есть люди, которые реализуют рыбу, - это, скорее всего, местные жители. Такой у них дополнительный источник дохода.

Я не против, чтобы эти КМНС ловили для себя – это их среда, традиционный образ жизни, они рыбаки, охотники, оленеводы… ребята, вы для себя-то ловите, но не под реализацию! Ведь что такое муксун? Чтобы он воспроизводился необходимо, чтобы ихтиомасса его нерестового стада в районе нерестилищ как минимум составляла триста тонн. А сколько тонн этого муксуна вылавливают зимой в Обской губе, раз в Обь ничего не заходит? За зиму рядовой браконьер спокойно мог добыть тонну муксуна. Сейчас его просто не осталось.

Тонну?!

А.М.: А тонна – это всего пятьсот особей муксуна.

И это может выловить средний местный житель?

А.М.: Конечно, тонну за зиму выловит. Съесть её, конечно, невозможно, для себя и для семьи ему сто килограмм за глаза хватит. Но если он браконьер, он ловит не для себя, а на продажу. И так элементарно подрываются ресурсы. По чуть-чуть, по чуть-чуть – и ничего не остаётся.

А те, кто занимаются законным промыслом, – может быть, им не хватает квот?

А.М.: У них какая проблема. Вот они получили квоту – если они её закрыли, показали, то они должны прекратить промысел, уйти. Но какой предприниматель (а у нас сейчас нет государственных рыбодобывающих предприятий) уйдёт, если рыба ловится? Тем более что промысловый сезон не такой уж большой? И поэтому они не показывают ту реальную рыбу, которую изъяли. А потом, у нас же нет специализированного промысла конкретного вида. Получается так, что он выловил какую-то квоту ценных рыб, а другие ещё квоты не освоил. И он когда осваивает те квоты – неизбежно прилавливает и запретную рыбу. Опять получается перелов! Вот такая ситуация…

А её можно выпускать?

А.М.: Можно. Но кто её выпустит?.. Они же как рассуждают: я, дурак, выпустил, а Федька там, ниже по течению, поймал.

Но её ведь вывозят куда-то? Не может быть, чтобы ЯНАО потреблял всю эту рыбу…

А.М.: Конечно. Ну, вот видите: судно пришло – загрузили это судно. Это и раньше было, просто раньше в основном в порядке обмена на «огненную воду», а сейчас всё в деньгах измеряется.

Среди местных жителей проводятся разъясняющие мероприятия? Они понимают, что подрывают базу собственного благополучия?

А.М.: Мы регулярно говорим: а как же ваши дети?.. Я как-то на научно-промысловом совете сгоряча сказал: если вы так будете продолжать промысел, то ваши дети муксуна будут видеть только в музее. Это лет десять назад было сказано. Сейчас к этому, как видимо, пришли. Тут, в Салехарде даже памятник муксуну поставили.

И что они отвечают на такое?

А.М.: Это их мало волнует, как я понял. Многие живут здесь и сейчас. Может, время такое и люди не задумываются о будущем. Иначе они бы хоть одёргивали друг друга. Я думал про эту психологию: они, конечно, живут в таких суровых условиях, что ресурсы доступны в определённый сезон. Значительную часть года очень трудно добыть какую-нибудь рыбу или птицу… Поэтому, когда есть возможность, они стараются всё промышлять с запасом. И психология, что надо всё взять по максимуму, пока оно есть. Может, столько мне хватит, а остальное я продам. Вот, может быть, из-за этого всё происходит… Я считаю, что надо воспитывать культуру промысла и каждый должен знать, что ресурс не бесконечный.

Главное, мы, Госрыбцентр, чётко понимаем: сколько нужно выпускать, что происходит с популяцией, понимаем жизненные циклы разных видов рыб… у муксуна жизненный цикл – 12 лет, когда появление урожайных поколений. У нельмы – 13-14, у пеляди и чира – шесть лет. У сига – семь лет… Эти циклы достаточно устойчивы. И сравнивая с годами, которые можно брать как эталонные, и в силу того, что условия биотической ёмкости среды сохраняются, мы можем узнать, какой существует дефицит молоди в водном объекте, чтобы популяция потом нормально функционировала. Этот дефицит известен, определены необходимые рыбоводные мощности и этим процессом можно управлять… Кстати, для пастбищной аквакультуры это очень перспективное направление.

Как связано рыбоводство с пастбищами?

А.М.: Дело в том, что рыбоводство в северных условиях малоперспективно, его продуктивность низкая. Но у нас очень продуктивная пойменная система Оби. И вот эти кормовые ресурсы обязательно должны использоваться рыбой. То есть пойма – это источник благополучия рыбных ресурсов. Здесь весной, создаются наиболее благоприятные условия для развития фитопланктона, зообентоса, тут рыба воспроизводится, нагуливается… это высокопродуктивная зона, перспективная в том числе для пастбищной культуры.

А заморы не связаны с таким избытком органики в пойме?

А.М.: Вы знаете, заморы – это очень специфичная вещь. Я долго думал: благо это или вред для водных биоресурсов? И пришёл к выводу, что пользы больше. Дело в том, что в силу заморов (дефицита растворённого кислорода в воде) водоёмы отдыхают от рыбы. Там формируется кормовая база. И когда весной рыба приходит в те водоёмы – она уже получает иные условия для нагула и роста. А если бы постоянно потреблялась кормовая база – рыбные ресурсы были бы ею ограничены. Да, от заморов может погибнуть часть рыбы – но погибшая рыба опять вступает в трофические, пищевые связи. Ничего в природе не пропадает.

Беседовала Татьяна Шабаева

Автор фото заставки - Е.В. Иванов.