Города – центры вахтовых проектов Севера и Арктики: где и почему? Часть вторая

Надым. Фото автора

Начало статьи читайте здесь

Нюансов, конечно, множество. Так, особо редких специалистов – штучно на страну, и компании перекупают их друг у друга. Тут уж речь не идет о «приземлении» таких специалистов в конкретный город (если только на год или несколько), как правило – это именно работа вахтой.

В некоторых случаях речь идет о специалистах, уникальных в силу экзотики профессии (флотационная металлургия, например). Но в целом речь идет о конкретных навыках.

Из интервью с заместителем генерального директора газодобывающего предприятия:

«Там, где межрегиональные вакансии, мы себе говорим, что по межрегиональному методу мы принимаем людей, которых нам не может предоставить местный рынок труда. Мы здесь ищем, например, высококвалифицированного слесаря, ремонтника автомобилей, который хорошо работает с японской гидравликой на бульдозере. Такой человек [у нас тут] безработным не ходит, пороги Центра занятости не обивает. Нам нужно его искать, хантить и привозить. Такого мы возьмем по межрегиональному методу.

Если нам нужен дворник, сторож, профессии низких разрядов, ребята, которые выпускаются из профколледжа электромонтерами, слесарями-сантехниками, здесь нам проще закрывать свои потребности в персонале [местными]».

Второй (но не менее важный) нюанс: это проблема рынка сбыта городских услуг, или, проще – окупаемости города. 

Как раз квалифицированные специалисты – люди требовательные к среде проживания. Буквально при мне писали заявление об увольнении – из-за перевода с вахты на работу «традиционным методом» с проживанием в северном городе. Оговорюсь: конкретно в этом случае речь шла о том, чтобы «на старости лет» переезжать на Север, молодые идут на переезд легче, во все времена – но не все.

Надым. Фото автора

Из интервью с заместителем генерального директора газодобывающего предприятия:

«Самая главная сложность, когда люди привыкают ездить на вахту, а не живут в Надыме, они сами себе строят «потолок» в области собственного профессионального развития, в плане карьеры. Мы стараемся говорить с молодыми специалистами и объяснять, когда удается долго пообщаться. Приходит перспективный молодой специалист, наукой занимается, у него красный диплом, глаза горят и говорит: 

— Я хочу на вахту.

Мы ему говорим:

— Не надо. Точнее, вахтуйся, тебе нужно получить опыт... Но живи тут.

У нас, как правило, даже краснодипломнику всё равно нужно пройти весь путь, пойти рабочим. Через год он становится мастером. Толковые молодые люди очень быстро растут и в какой-то момент с инженерно-технической должности на месторождении их приглашают на инженерно-техническую должность в администрацию филиала, например, в производственный отдел по добыче, ведущим инженером. Приезжай, работай. А он уже успел за эти три года в Екатеринбурге или где-то найти [семью]. Я ему это всё уже рассказывал, и он говорил, что, мол, вы только позовите, я приеду, я карьерист. Но за это время он уже успел пустить корни, жениться, взять квартиру в ипотеку. И говорит, что там уже жена против ехать куда-то и т.д. 

На месторождении готов расти, а там максимально – это начальник газового промысла. И это уже немного в другую сторону. Всё-таки начальники ГП редко уходят в администрацию. Организационная, аппаратная работа требует уже других компетенций. Опыт работы на производстве тоже необходим, но не только».

Вопрос вот в чем: качественная городская среда (даже если не брать климат) экономически возможна только в крупных городах. А если город «только для специалистов», то они не создадут тот объем рынка, чтобы среда была полноценно разнообразна. Выход – это создание «всего необходимого» за счет компании, но это возможно только в небольших масштабах. По сути, северный город в такой модели может превратиться в подобие закрытого поселка – вроде тех, где проживали, например, иностранные специалисты, работавшие на сахалинских совместных проектах по добыче углеводородов. Но это уже совсем другая модель.

Однако помимо специалистов в уже существующих городах при месторождениях живут рабочие этих месторождений. Тут возникает развилка. Если месторождение еще не истощается – все хорошо, имеем «нормальный» монопрофильный город в стадии расцвета, то есть с хорошим уровнем социального обеспечения и достаточно постоянным коллективом и т.д.

А вот если местные месторождения истощаются, возможны, в свою очередь, еще два варианта. 

В худшем варианте город может потерять градообразующее предприятие, вслед за чем пережить жесткую депрессию (Игарка 1990-х). Уехать в этот момент из такого города будет уже сложно, если заранее не построена недвижимость на юге: недвижимость в стагнирующем городе катастрофически падает в цене. 

Второй вариант обычно рассматривают как позитивный: перевод коллективов на удаленные месторождения. И тут возникает еще один нюанс.

Памятник закрытому (отработанному) газовому промыслу в южной части месторождения Медвежье (ЯНАО). Фото автора

Третий нюанс – это радиус «оправдания» города. Выполнение функции базы для действительно удаленных месторождений (допустим, дальше 1000 км) во многом теряет смысл. 

Что касается специалистов – у них отчасти нарушается связь с производством, падает уровень контроля, с одной стороны, и уровень уважения – с другой.

Из интервью с замначальника управления газодобывающего предприятия:

«Я за эти полтора месяца четыре раза был только на Ямале, не считая Надым-Пур-Тазовский регион. Почему так часто? Вводятся объекты, их срок сдачи – конец этого года, естественно, нужен контроль.

Выявляем недостатки, контролируем это всё. На этой неделе или на следующей у меня предстоит поездка опять на месторождение. Опять же, контроль за работой участка, за работой отделов. Это я как замначальника управления. В том числе у нас идут регулярные выезды специалистов. 

Если мы будем летать [условно] из Тюмени, это будут дополнительные расходы, дополнительные командировочные и неудобство транспортной схемы (по завозу материалов, допустим). В наличии у нас служба материально-технического обеспечения в составе нашего управления. <…> У нас здесь есть склады. Служба консолидирует материалы по региону. Они получают материалы и распределяют по месторождениям. В принципе каждое из подразделений выполняет свою функцию, но мы обслуживаем пять месторождений. Поэтому, если это даже устроить в Тюмени – не знаю, все равно какие-то вспомогательные службы нужно будет организовывать здесь, но, опять же, нужен будет контроль за ними, руководство, все равно кто-то здесь должен находиться». 

Из интервью с профсоюзным деятелем, газодобывающее предприятие:

Люди больше доверяют руководителю, который живет вместе с ними. 600 км до месторождения – это не расстояние для Севера. Руководитель в любой момент сел и за 40 минут на самолете долетел, это ерунда. А если бы он управлял обществом из Москвы, из Питера или даже Тюмени, это 2 часа лету минимум, и у него были бы другие отношения с людьми.

Руководство, которое далеко, относится к подчиненным спустя рукава. Если ты поблизости, ты в любой момент можешь пойти и посмотреть, как они работают, то ли они пишут в отчетах, ту ли они работу делают, которую нам присылают в отчетах.

И люди так же. Если руководитель рядом, то е-мое… Это не боязнь руководства.

Председатель профсоюза раз в квартал заказывает перелет, проходим по объектам, говорим. И люди знают, что мы приедем. Мы никогда не говорим, не афишируем. Но они знают, что мы приедем. Они собирают вопросы. А когда ты приехал и тебе показали: забор-то еле дышит, а ты смотришь по бумагам, а забор стоит и не просто стоит, а колосится. Я утрирую, но так и есть.

Так еще предыдущими руководителями было заведено, что все, кто работает с людьми, должны выезжать, разговаривать. Это помимо производственников. Они, естественно, выезжают, и у них не создается вопросов, почему, как.

За правило принят такой закон. Приняли девочку, она полгода отсиделась, поняла, как тыкать в компьютере, ее туда же отправили, пусть посмотрим на масштаб, в каких условиях работают люди. <…> Тот же бухгалтер, экономист. <…> Пусть она отсидится на своем месте три месяца, полгода. Когда есть свободное место на самолет, когда это никого не напрягает. Это к тому, почему не есть целесообразно содержание общества в Тюмени, Москве.

Что греха таить, если взять людей, которые в Питере [руководители] – много их было непосредственно на месторождении? Единицы. Ты приходишь, примерно как мы сидим сейчас, и рассказываешь. Их сидит много. Они смотрят на тебя, как на инопланетянина». 

Но есть и проблема с работниками. Работа вахтой (пусть даже и в режиме 2 на 2 недели) создает соблазн проведения межвахтового отдыха в «теплых краях». Действительно: логично ли возвращаться в мае из снегов на месторождении в снега дома? С точки зрения медиков – логично, переезды в пределах одного климата создают меньше проблем здоровью. 

Но в бытовом отношении часто перевешивает желание «в тепло» – особенно желание поселить в тепле семьи. Даже в тех случаях, когда компания требует северную прописку, возникает «скрытая межрегиональная вахта»: прописка сохраняется, но по факту человек живет на юге, идя на затраты по самостоятельной оплате проезда к месту сбора в северном городе. Северный город, по сути, подвергается спонтанной эрозии: по документам он полон жителей, но по факту жители уже на юге.

Фото: Вадим Штрик / GeoPhoto

Из интервью с начальником управления газодобывающего предприятия:

«Катализатором этого процесса был запуск [удаленного месторождения в Арктике]. Ящик Пандоры открыли. Человек, который месяц пробыл там, приезжает в [базовый северный город] и находится тут в тех же северных условиях. Зачем, когда можно уехать семьей в Тюмень, в Уфу? 

И люди потихоньку из-за отсутствия полноты и стандартов соцсферы здесь, стали уезжать в крупные города, где есть театры, иные погодные условия. И произошел скачок – скрытая межрегиональная вахта».

Эрозия происходит и когда на вахту нанимается местная молодежь. Наняться на вахту на престижное месторождение жителям базового города, понятно, проще – но не для того, чтобы затем вахтовать из базового города, но чтобы уехать из него.

Из интервью с заместителем генерального директора газодобывающего предприятия:

«Есть учебное заведение, которое должно регион обеспечивать персоналом. Туда идут дети, родители которых живут [в базовом городе]. То есть, дети родились тут, выросли, отучились и хотят на межрегиональную вахту, чтобы уехать».

Получается, что реальной базой рабочей силы для вахтовых проектов могут быть только города, расположенные в непосредственной близости от месторождений (и пока живы эти месторождения). По факту это где-то не более 50 км. Это первый «радиус оправдания» города.

Далее идет зона короткой вахты. Период вахты имеет значение: за две недели ездить не юг все же тяжело (хотя ездят и так), поэтому вахта «две на две» недели, как считается, более или менее поддерживает население города.

Долгая, от месяца, вахта в современных условиях перечеркивает смысл проживания на Севере (повторюсь, кроме медицинского) – сейчас мы говорим о рабочих специальностях. Длительность вахты определяется логистикой, и длительные вахты начинаются где-то километров за 150—200 от города-базы (зависит от компании, но по проведенным авторам опросам предварительно получается так).

И третий радиус оправдания города – управленческий. По опросам получается, что при постоянном проживании специалиста в северном городе он эффективен, если месторождение находится в пределах 300 (край – 500 км).

В основу работы положены материалы интервью, полученные в ходе стажировок, предоставленных ПАО «Газпром» в ЯНАО в 2023 и 2025 году (два предприятия, три месторождения) – автор искренне благодарит организаторов стажировки и помогавших в работе сотрудников компании.

***

Надежда Замятина, специально для GoArctic