Сага о Кулике. Кумжа. Часть II

Продолжение. Начало здесь.

На ГКП стали сыпаться доклады: «Полковник такой-то прибыл в пост «Полинома»… убыл… Полковник прибыл в аппаратную «Экран-32»… убыл из… прибыл в пост «Топаза»… убыл…» Постепенно визиты любопытного полковника стали проходить в посты, расположенные всё выше и выше, ближе к Центральному командному пункту и Боевому информационному центру корабля. А корабль нёсся по шикарно гладкому Баренцеву морю со скоростью тридцать узлов, пуская в обе стороны от острого форштевня длинные симметричные волны-усы, которые старались не отстать от корабля, их породившего.

         - ГКП – ЦКП, старший помощник, в БИЦ прибыл полковник Иванишин! – Владимир Афанасьевич доложил о появлении в сумраке БИЦа нашего экскурсанта и двинулся тому навстречу.

         - Товарищ полковник, старший помощник командира капитан 3-го ранга Зудин!

         - Здравствуйте, товарищ старший помощник, вы на меня внимания не обращайте, я тут, понимаете ли, просто любопытствую. Я вам не помешаю? Мне ваш старшина уже столько всего рассказал, что полностью оправдал свою фамилию, – пошутил полковник и стал оглядываться.

         А вокруг было на что посмотреть! Если вы, читатель, никогда не были в Боевом информационном центре современного корабля, то попытайтесь представить себе такую картину: большое тёмное помещение, напичканное огромными экранами радиолокационных, гидроакустических, вычислительных комплексов, станций радио- и радиотехнической разведки, индикаторами положения оружия, столами автопрокладчиков с закреплёнными на них картами или кальками! Перед каждым экраном располагается панель клавиатуры ввода задач, кнопок у которой гораздо больше, чем у обычного компьютера – целое пианино кнопок, тумблеров, светодиодов. Свет в БИЦе практически всегда выключен (чтобы глаза быстрее адаптировались к экранам электронно-лучевых трубок), тут царит полумрак. Тяжёлые светонепроницаемые шторы отделяют одного оператора от другого, вращающиеся кресла талрепами прикреплены к палубе (чтобы не катались в качку). Операторы БИУС (боевой информационно-управляющей системы) «Лесоруб-5» – это корабельные «пассажиры», как их в шутку называют. Вот старшина 2-ой статьи Дубовой, к примеру, был на гражданке столяром-краснодеревщиком, причём потомственным, поэтому в учебном отряде вместо изучения БИУС «Лесоруб-5» (что предполагала его военно-учётная специальность, записанная ещё в военкомате) он тихо и мирно делал из квартиры начальника учебного отряда большущую вкусную конфету, после чего привыкшее к нему семейство чуть не плача проводило его на Северный флот. На флоте выяснилось, однако, что, несмотря на отличные показатели в учёбе, асушника (матроса группы автоматизированных систем управления) из него получиться не может. Почему? – спросите вы. Да потому, что пальцы рук тогда ещё матроса Дубового были похожи диаметром на сардельки московские свиные, он ими подкову согнуть мог, а вот на клавиатуре «Лесоруба» при попытке его нажать указательным пальцем одну кнопку его палец нажимал минимум три (если повезло)! Поэтому он был изгнан из числа пассажиров и направлен в распоряжение главного боцмана, где сделал стремительную карьеру благодаря силе, умению терпеливо работать и даже художественному таланту! Так вот сейчас за экранами АРМов (автоматизированных рабочих мест) сидели его несостоявшиеся коллеги, как правило – студенты после 1-го или 2-го курсов различных институтов, призванные отдать Родине служивый долг. Им всем тоже было очень интересно – что здесь делает данный танкист? Все напряжённо шевелили ушами и кожей бритых затылков пытались отследить перемещения полковника за их спинами. Но глаз от экранов не отрывали! И только один наблюдатель жадно разглядывал его со ступенек маленького трапа между ЦКП и ГКП (ходовым мостиком). Глаза наблюдателя неотрывно сопровождали зачарованного обилием экранов и индикаторов исследователя корабельной terra incognita. В мозгу наблюдателя рождался дьявольский, хитроумнейший план и его хитроумные кирпичики один за одним укладывались в стройную картину предстоящих действий. Для завершения плана не хватало одного художественного мазка и, как настоящий художник, затаившийся наблюдатель ждал озарения свыше.

Мы мчимся, читатель, к развязке нашей саги точно так же, как «Вице-адмирал Кулаков» мчался по дивной глади моря к полигону, где должна была разразиться «Кумжа». Уже готовились к выполнению боевых упражнений расчёты, минёры протирали предназначенные для стрельбы практические реактивные глубинные бомбы, комендоры проверяли боезапас на линиях первоначальной подачи, а незримая охота художника на исследователя вступала в завершающую фазу.

Затаившимся художником (или охотником – как вам будет угодно!) был командир бпк «Вице-адмирал Кулаков» капитан 1-го ранга Леонтий Вакулович Кулик! Услышав доклад о прибытии полковника в БИЦ, Кулик неслышимой тенью проскользнул с ходового в тамбур на верхнюю балясину трапа, ведущего вниз, в БИЦ, осторожно прикрыл за собой дверь и затаился. Ещё не зная, что он сделает с полковником (но то, что придумает и сделает – это он знал точно!), Леонтий Вакулович стал радостно похихикивать, зачем-то потирать руки и отрывочно бормотать: «Ну, я тебя… иттить… тя… переиттить!!! Здеся тебе не тут… хе-хе-хе…!».

Полковник же Иванишин рассматривал многочисленные графики, диаграммы, схемы и другие документы боевого управления, аккуратно размещённые на ЦКП в помощь старшему помощнику командира. Радостно расспрашивал операторов о назначении того или иного устройства. В особый восторг его привёл кнюппель под правой рукой оператора – маленький шарик (примерно, как бильярдный), при помощи которого асушник гонял на громадном экране «Лесоруба» визирную метку (сейчас бы сказали – мышь, которой гоняют курсор). На мой взгляд – так было удобнее. На взгляд полковника, видимо, тоже, так как в глазах его загорелись детские бесенята, он просяще взглянул на оператора и тот разрешающе кивнул – мол, балуйтесь, товарищ полковник. Полковник присел на корточки, положил руку на гладкий, ещё хранящий тепло руки старшины-асушника кнюппель и стал вращать его во всех возможных направлениях, с изумлением наблюдая за синхронными движениями визира на экране.

Если бы кто-нибудь стоял рядом со спрятавшимся в засаде Куликом, то он, без всякого сомнения, услышал бы, как вращаются в голове командира шестерёнки, подшипники и шарики – Леонтий Вакулович искал ту самую нотку, которая превратит его партитуру в шедевр.

И этот миг наступил!

Присевший около АРМа «Лесоруба» танкист случайно опустил глаза вниз и окостенел. Его пальцы ещё продолжали по инерции гонять кнюппель, но сам полковник был уже весь там – внизу, под клавиатурой БИУСа.

В мозгу Кулика взорвалась шаровая молния! Она высветила все закоулки командирского мозга, отчего мгновенно проснулись и заработали находившиеся ранее в резерве синапсы, и хитроумнейший план командира приобрёл гранитную завершённость. Кулик рассчитал всё до секунды, до десятых её долей! Он пулей вернулся на ходовой, взглядом подозвал к себе вахтенного офицера, схватил рукой микрофон «Лиственницы» свисающий с подволока на витом шнуре-кабеле и привычно ткнул пальцем в кнопку ПЭЖ (Пост Энергетики и живучести – царство командира БЧ-5).

         - Механик! – рявкнул командир.

         - Есть ПЭЖ, командир БЧ-5 на связи, – в ту же секунду отозвался механик.

        - Так, значить, механик, мы с тобой, чтобы вы там все мхом не поросли и не заснули, сейчас проведём тренировку «ГКП – ПЭЖ» по отработке реверса главных двигателей с «самого полного вперёд» на «самый полный назад максимально возможный»! Как понял, механик?

     - Есть, товарищ командир! – и механик движением правой брови вызвал в ПЭЖ тела и души командира дивизиона движения, командира турбомоторной группы, силой взгляда объяснил им всю важность предстоящих действий (практически телекинезом управлял своими подчинёнными офицерами командир БЧ-5, куда там всяким экстрасенсам и прочим фокусникам типа Вольфа Мессинга или даже Эмиля и Игоря Кио).

        - ГКП – ПЭЖ, товарищ командир, к проведению тренировки со снятием норматива готовы! – доложил командир БЧ-5.

      - Есть, – ответил Кулик и приказал вахтенному офицеру: – Вы, вахтенный офицер, становитесь у машинного телеграфа, кладёте шаловливые ручки на рукоятки и ждёте моей команды! Один глаз смотрит вперёд, другой назад – на меня. Я буду стоять в двери тамбура на ЦКП, как махну рукой – переводите рукоятки машинного телеграфа на «самый полный назад» -- затем на «самый полный вперёд» и опять на «самый полный назад». Ясно?

      - Так точно, товарищ командир! – годы службы с Леонтием Вакуловичем научили офицеров не только смотреть в разные стороны одновременно, но также и другим, ранее несвойственным человеческому организму вещам, как-то: телепортация через переборки по вызову командира, одновременное нахождение офицера на всех разбросанных по разным палубам и частям корабля объектам приборки и тому подобное.

Кулик кинулся к двери тамбура, тихонько открыл её и, заранее зная, что же сейчас произойдёт, занял своё место в засаде.

Как я уже говорил, полковник закостенел в позе орла около АРМа. Его глаза были устремлены в одну точку и по лицу его растекалось по-детски радостное удивление. Он даже оглянулся, чтобы поделиться своим счастьем с окружающими. Но никто не спешил разделить его радость. Тогда полковник выпрямился, убрал руку с кнюппеля и сделал пару шагов на правый борт, где, около командного пункта командира ракетно-артиллерийской боевой части, стоял точно такой же АРМ, но с пустующим креслом оператора. Украдкой осматриваясь, чтобы выяснить – никто не смотрит на него? – академик приблизился к АРМу.

«Что же случилось?» — спросите меня вы, читатель. Всё дело в том, что на палубе около АРМа Иванишин увидел то, чего он никак не ожидал встретить на суперсовременном большом противолодочном корабле, и то, к чему он так привык в своей повседневной службе.

Он увидел большую ребристую, очень удобную на вид и поэтому такую манящую ПЕДАЛЬ!!! Да-да, именно педаль – такую же, как педали в грузовых автомобилях и под ногами механика-водителя любого танка – от самых первых до самых последних и наисовременнейших! Ну или, может быть, их родная или двоюродная сестра. Педаль использовалась для облегчения работы оператора – наколов цель на визир и нажав педаль, он выдавал целеуказание находящимся на несколько палуб ниже ЦКП операторам стрельбовых комплексов. Но танкист-то этого не знал! «Что делает здесь, здесь, на корабле эта такая милая и знакомая педаль?» – напряжённо думал полковник. Но он уже точно знал: он в любом случае, невзирая ни на что, нажмёт её! Чего бы это ни стоило! И академик стал прогуливаться по КП-2, усиленно делая вид праздношатающегося офицера и в то же время в готовности улучить момент для исполнения заветного желания. Так как не только вахтенные офицеры на «Кулакове» обладали способностью смотреть в разные стороны, а практически весь экипаж, за исключением молодого пополнения, прибывшего из учебного отряда, то на ЦКП и в БИЦе повисла такая наэлектризованная атмосфера, что великий Тесла мог бы несколько лет обеспечивать Землю электричеством. Все находившиеся на своих боевых постах моряки одним глазом контролировали обстановку на экране, вторым – наблюдали за полковником, а третьим – за скрывающимся за шторкой командиром корабля.

«Сейчас что-то будет! – подумал Владимир Афанасьевич Зудин. – Точнее, не так – сейчас будет ЧТО-ТО!»

Слушатель Академии Генерального Штаба полковник танковых войск, грудь которого украшала планка из многих рядов разноцветных ленточек, показывающих посвящённым обилие наград, заслуженных их носителем, неотвратимо шёл к своему ПОСТУПКУ – исполнению мгновенно возникшего неотвратимого желания нажать эту манящую педаль. Он в крайний раз украдкой оглянулся, понял, что он здесь никому не нужен, что все заняты своим делом и решительно поставил правую ногу на педаль.

Кулик поднял руку!

Полковник мягко, но с силой нажал на педаль. По едва уловимому движению его корпуса и по ожидающему выражению лица танкиста Кулик понял, что педаль лишилась девственности, и махнул рукой. Вахтенный офицер мгновенно переложил рукоятки телеграфа назад, затем вперёд до упора, потом опять назад до упора. ГКП, ЦКП и БИЦ наполнились яростным звоном колоколов машинного телеграфа. Командир БЧ-5 щёлкнул кнопкой секундомера! Отлаженный, как швейцарские часы, расчёт ПЭЖа мгновенно выполнил все необходимые действия и дал реверс – два большущих, диаметром более шести метров винта, толкавших до этого почти восьмитысячетонный корабль вперёд со скоростью 30 узлов (около 56 километров в час) начали раскручиваться в обратную сторону, посылая вперёд две чудовищно мощные струи воды – целые ниагары воды – и мгновенно тормозя корабль. Только газотурбинные корабли могли похвастаться такой способностью – за несколько десятков секунд сделать полный реверс! Встречающиеся под кормой и корпусом корабля невообразимые силы стали подбрасывать корму корабля, все ощутили, как их по инерции бросило вперёд и заставило ухватиться за что попало под руки и начать удерживаться. «Кулаков» трясло мелкой дрожью, дрожали под подволоком на своих пружинных амортизирующих подвесах светильники аварийного освещения, в жилых помещениях по щитам зашивки подволоков затарабанили и зацокали коготками сотни лап встревоженного крысиного семейства. Мирно дремавший прямо перед ходовым мостиком на крыше второй артустановки баклан, не успев ничего сообразить, нелепо взмахнул крыльями и сверзился вперёд с башни на палубу. При падении он повернул голову в сторону иллюминаторов ходового мостика, и вахтенный офицер в короткое мгновение явственно прочитал дикое недоумение в глазах баклана: «Вы что там – с ума сошли? Я же отдыхаю!». Воющие турбины вышли на свои номинальные обороты, и корабль стал подпрыгивать, как будто автомобиль на испытательном полигоне при прохождении полосы искусственных неровностей. На всех боевых постах (кроме ЦКП, ГКП, БИЦа и ПЭЖа) все без исключения несущие вахту моряки вопросительно посмотрели наверх (как будто они могли сквозь металл палуб увидеть – что там вытворяет высокое начальство?). Зашхерившийся (то есть – спрятавшийся от своего начальства) в фотолаборатории старшина первой статьи Деревянко был разбужен прохладным душем выплеснувшегося из кюветы на столе приготовленного для печатания фотографий проявителя.

Лицо полковника посерело и мгновенно покрылось бисеринками пота.

Обычную рабочую тишину ГКП, ЦКП и БИЦа разорвал дикий, пробирающий до глубины подкорки головного мозга и его спинного собрата, вопль. В ярко освещённом прямоугольнике проёма открытой двери на ходовой мостик стоял маленький и ужасный в своём гневе, потрясающий крепко сжатыми кулаками, поднятыми выше головы, брызгающий разноцветно переливающейся в лучах света (как в замедленной съёмке) слюной, яростно топающий ногами и надрывно кричащий КОМАНДИР: «Сволочи! Кто нажал ГЛАВНЫЙ КОРАБЕЛЬНЫЙ ТОРМОЗ?».

Дальнейшее плохо поддаётся описанию. Серо-зелёной тенью мелькнула и исчезла за шторой уменьшившаяся в разы фигура полковника. Закрылась дверь на ходовой мостик, вновь зазвенел машинный телеграф на «самый полный вперёд» -- «вам оценка отлично, командир БЧ-5, норматив снят!» -- корабль стал опять набирать ход, Кулик от души хохотал, выскочив на крыло сигнального мостика левого борта, на ЦКП обстановка напоминала ситуацию после взрыва вакуумной бомбы: за всеми экранами и на всех боевых постах сидели абсолютно красные люди, крепко сжавшие челюсти и губы в ниточку, не дыша и только временами тихо всхрюкивая. Штурман молча бился в истерике в штурманской рубке, распластавшись на автопрокладчике и уперевшись лбом в навигационную карту. Старпом вцепился руками в подлокотники кресла до побелевших ногтей на пальцах, отвернулся к плакату «Циклограмма ПРО» и только нервно бесконтрольно сучил ногами, сохраняя на лице полную невозмутимость. Командир БЧ-7 нырнул за штору планшета дальней воздушной обстановки, упал на диванчик и там зажал себе рот обеими руками. Где-то через минуту, когда уже не было сил у окаменевших на своих постах матросов, старшин, мичманов и офицеров, через ЦКП решительной целеустремлённой походкой проследовал полковник Иванишин, открыл дверь в тамбур на выход из ЦКП, аккуратно, но быстро закрыл её, а потом все услышали, как он горохом ссыпался вниз по трапу со скоростью хорошо подготовленного матроса второго года службы.

Моряки, как известно, народ тактичный и воспитанный. Десять секунд, пока сыпался горох, на ЦКП царила мёртвая тишина. И только тогда, когда все поняли, что полковник уже точно ничего не услышит, раздался взрыв. Нет, не так – ВЗРЫВ! Никто не смеялся – все ржали навзрыд! Текли по щекам слёзы, кто тёр кулаками глаза, кто-то схватился обеими руками за живот и, согнувшись напополам, повизгивал и трясся, как в лихорадке. Хохот бросал моряков на переборки, опоясывающим спазмом блокировал диафрагму и не давал вздохнуть, и только через сопли со слезами через какое-то время раздавалось счастливое «А-а-а…х!» и в лёгкие врывался-таки глоток воздуха, а затем всё начиналось сначала. Владимир Афанасьевич сначала украдкой кусал косточки сжатого кулака – ну не солидно старпому ржать вместе со всем несознательным личным составом! – но потом махнул рукой и влился во всеобщую вакханалию безудержного веселья своим счастливым смехом. Трясся от хохота «Кулаков» -- не моряки, команда, а сам большой противолодочный корабль – знай читатель, что любой корабль – это живое существо со своей уникальной душой, характером, повадками и капризами. А за бортом корабля смеялось Баренцево море, внезапно покрыв до того стекольную свою гладь пятнами быстро перебегающей ряби. На миг даже показалось, что «Лесоруб», будучи не в силах совладать с собой от смеха, погасил экраны АРМов. За кормой, прямо над кильватерным следом, раздавался непередаваемый и неподражаемый хохот чаячей стаи, сопровождающей корабль. Ржали, смеялись, хихикали до икоты и только совсем обессилев, стали с выражением абсолютного счастья переглядываться друг с другом. Но через секунду то в одном, то в другом месте кто-то не выдерживал и начинал поскуливать, запуская эпидемию всеобщего веселья по новому кругу. Вспышки хохота ещё долго разрывали болью мышцы брюшного пресса, внезапно выжимая из глаз радостные слёзы. По кораблю, как зараза, стала распространяться, обрастая всё новыми подробностями, история о Главном Корабельном Тормозе, и веселье захватывало новые палубы, боевые посты, командные пункты, каюты и кубрики. Только в каютах с полянами все продолжалось своим чередом.

Больше в этот день о полковнике не было ничего слышно. Кулик даже разволновался, но потом, вспомнив о солидной орденской планке полковника, успокоился. Только иногда внезапно заливался счастливым искренним смехом.

Весь морской театр оперы и балета в тот день прошёл с необычным эмоциональным подъёмом экипажа. Сценарий показа боевых возможностей флота был исполнен безупречно. Зелёные и синие собратья наши восхищённо цокали языками, качали головой и поднимали большие пальцы рук вверх, выражая максимальную степень ошеломлённости выучкой моряков-северомоцев, а также североморских сталинских соколов во всех их ипостасях – вертолётных, противолодочных, истребительных и иже с ними. Все сочли своим долгом пожать руку командиру, и Леонтий Вакулович, временами не к месту хихикающий, по очереди пожал множество рук настоящих и будущих генералов и адмиралов. Во флагманской каюте мирно дремал выпивший пятый стакан чая по-капитански генерал-лейтенант, разбудить которого не могли даже сдвоенные залпы автоматических стомиллиметровых артиллерийских установок АК-100. Много он уже в своей жизни грохота слышал! Рассыльный, как положено, раз в два часа будил его и получал новое приказание разбудить через два часа.

«Кулаков» стремительно ворвался в Како-Земля, оставил остров Сальный по левому борту и лихо ошвартовался на старом месте, откуда утром вышел на «Кумжу». На берег быстро сошла стайка громко оживлённо шумящих академиков. Первым практически бегом на берег проскользнул наш знакомый полковник. Последним – под команду «Смирно» - неторопливо проследовал генерал-лейтенант. Академики стояли на причале, приложив правую руку под козырёк. Открылись двери автобуса, и Иванишин сразу же скрылся внутри. Подошедший к командиру, всё ещё стоявшему около сходни на юте, начальник медицинской службы корабля изрёк: «И как это с таким здоровьем их в Академию берут?». Кулик немедленно заинтересовался: «Это, понимаете ли, кого?». Начмед подробно и с удовольствием рассказал, что посреди дня, ещё до входа в полигон, к нему в амбулаторию прибыл танкист-полковник и потребовал валерьянки. Выпил положенную дозу, а потом так посмотрел на начмеда, что тот сразу же налил ему полстакана спирта, накапал туда двойную порцию валерьяны и вместе со вторым стаканом с питьевой водой пододвинул к пациенту. Тот медленно, сквозь зубы, высосал лекарство, запил глотком воды и, сморщившись и закрыв глаза, удовлетворённо крякнул. «Как он с таким сердцем служит?» – задал риторический вопрос доктор и удалился к себе. «Да, – подумал Леонтий Вакулович, – страшно далеки они (это про начальника медслужбы) от народа!»

       - Ну что, старпом, – привычно сказал в пространство Кулик, – рыбку замучили, начальники ушли, а посему и я домой отправлюсь!

       - Есть, – привычно ответил появившийся из ниоткуда Владимир Афанасьевич. Кулик, прощаясь, пожал ему руку и встал на верхнюю площадку сходни.

      - Сми-и-ррр-на! – скомандовал Зудин; дежурный по кораблю, вахтенный офицер и командир вахтенного поста на юте приложили руку к головному убору, одновременно повернулись кругом – лицом в сторону причала; колокола громкого боя прозвонили три длинных звонка – командир убыл!

      - Вольно! – ступив на плетёно-набивной матик на причале, ответил Кулик.

     - Вольно! – повторил старпом и, опустив руку, стал смотреть вслед командиру, убывающему в город. Сам старпом не видел своей жены Ирины уже больше месяца. Коротко вздохнув, он развернулся и пошёл в сопровождении помощника командира и главного боцмана по верхней палубе на обход корабля, придирчиво осматривая всё въедливым старпомовским взглядом.

В Корабельном Уставе ВМФ СССР есть такая замечательная статья: «Частое оставление корабля старшим помощником командира несовместимо с исполнением его ответственных обязанностей».

Всем командирам, которые командовали нами в пору нашей лейтенантской юности, посвящается.

Автор: Никита Александрович Трофимов, капитан 1 ранга в отставке.