Школа Соловецких юнг Северного флота
«В общем прекрасном Пиру Победы была маленькая капля и моего мёду».Юнга Валентин Пикуль.
Какой советский мальчишка не мечтал стать моряком? Во время войны – военным моряком? У тех, кто попал на учёбу в Школу юнг Северного флота, эта мечта осуществилась сполна.
Слово «юнга» пришло к нам из Голландии, когда Пётр I открыл школу юных моряков в Кронштадте. В послепетровские времена подготовкой моряков в России занимались многочисленные военно-морские учебные заведения (кадетские училища, корпуса и классы), куда зачисляли отроков с юных лет. В советское время на Ладожском озере на Валааме было открыто отделение юнг при школе боцманов. Это было в 1940 году, когда остров Валаам «отошёл» от Финляндии к Светской России. Начало у этой истории романтическое, конец – трагический. Юнги (ленинградские мальчишки 15-16 лет) жили на сказочно красивом острове, самозабвенно изучали морские науки, в их распоряжении были учебные шхуны и даже корабль... Доучиться не успели – началась Великая отечественная война, и они вдруг оказались на боевых рубежах. Морская подготовка пригодилась – юные моряки спасли войсковую часть, зажатую противником на берегах Ладоги: на шлюпках вывезли воинов на Валаам. Часть юнг участвовало в боях на «Невском пятачке», где советские войска удерживали оборону четыреста дней. Но продолжительность жизни защитников этой огневой точки была около пятидесяти двух часов, почти все участвовавшие в этой операции юнги погибли. Пали смертью храбрых юнги и на других рубежах. Считается, что из двухсот валаамских юнгашей в живых осталось не более десятка человек...
Приказ № 108 от 25 мая 1942 года адмирала Н.Г. Кузнецова
Первый период Великой Отечественной войны был самый тяжёлый по потерям личного состава армии, и потому в 1942 году было решено готовить кадры в ускоренном порядке, причём начиная с подросткового возраста. В мае 1942 года вышел приказ № 108 наркома ВМФ СССР адмирала Н.Г. Кузнецова «О создании школы юнг ВМФ». Согласно приказу, Школа юнг должна была «готовить кадры рядовых специалистов высокой квалификации» для всех флотов и флотилий Советского Союза. Школу планировалась укомплектовать юношами в возрасте 15-16 лет, имеющими образование в объёме 6-7 классов. Обучение юнгов должно было складываться из двухмесячной общестроевой подготовки, девятимесячного обучения по специальности, месяца каникул и «практического плавания на кораблях флота до достижения призывного возраста».
Чтобы попасть в юнги, надлежало «выправить» массу документов: выписку из ЗАГСа о рождении, справки об образовании, состоянии здоровья, о согласии родителей, о несудимости (из милиции); написать автобиографию и что немаловажно – пройти медицинскую комиссию. Юнгой ВМФ мог стать юноша любой национальности из состава народов СССР. Несмотря на то, что набор проводился без большой огласки, желающих мстить «за сожжённые города и сёла, за смерть тысяч мирных советских людей» нашлось множество. Пришлось проводить отбор. В первую очередь брали детей моряков и военных, сыновей полков, воспитанников кораблей, сирот из детских домов. Попадали в юнги и подростки-партизаны. Из смоленских лесов прибыли Алексей Юденков и Александр Радьков. Уже во время учёбы на Соловках юным героям пришли награды: за боевую деятельность в партизанском отряде Алексей был награждён Орденом Красного Знамени, а Александр – орденом Красной Звезды. Из блокадного Ленинграда приехали в Школу Юнгов будущий Герой Советского Союза Владимир Моисеенко и будущий писатель Валентин Пикуль (он приписал себе год, чтобы его зачисли в юнгаши).
Чтобы попасть в юнги, мальчишки шли на разные уловки: писали за родителей заявления на согласие отпустить из дома, менялись документами с теми, кто был годен к службе, но «сходил с дистанции» по слабости характера, приписывали себе года, даже выкалывали на руке вымышленный год рождения!
Из двенадцати разных городов союза абитуриентов привезли в Архангельск (по дороге восемь человек всё же сбежали, спасовав перед будущими трудностями). Здесь мальчишек ждали комиссии. Сначала неулыбчивые барышни водили мальчишек (раздетых догола, что их чрезвычайно смущало) по врачам, и по состоянию здоровья (слух, зрение, недовес, рост ниже 150 см) было забраковано 212 человек. С маленьким весом брали только мальчишек-поморов: «Ничего, откормим, зато эти морскую науку знают!». Затем приёмно-техническая комиссия отсеяла ещё 53 человека «по нежеланию служить и боящихся условий учёбы и службы» и 21 человек из-за недостаточного образования. Так, в первый набор попали 1179 человек, из которых комсомольцев – 446, беспартийных – 720, пионеров – 13.
Мальчишкам выдали бывшую в употреблении флотскую форму: тельняшки, фланеленки, брюки, шинели – всё это большого размера, пришлось подгонять под щуплые фигуры. По меткому выражению юнги Стаса Шкарина, «в брюках можно было утонуть, не выходя в море». Ещё одно разочарование: на бескозырке вместо длинных лент с якорями был аккуратный бантик и надпись «Школа юнгов ВМФ». Юнгам объяснили, что право носить ленты надо ещё заслужить. Перед отправкой на Соловки юнгам зачитали приказ № 227 «Ни шагу назад!».
Школа должна была быть размещена на Соловецких островах на базе уже дислоцировавшегося здесь Учебного отряда Северного флота. Всего за три набора, произведённых в Школу юнг в 1942, 1943 и 1944 годах, в Школу было зачислено 4444 человека. Добавить сюда 30 юнг-шифровальщиков (они жили и занимались отдельно, их хорошо кормили, а главное – на их бескозырках красовались ленточки, как у «настоящих» моряков!) и можно говорить о цифре около 5000 учеников. Официально три выпуска Школы составили 4111 человек.
Первый набор прибыл на Соловки летом 1942 года. Многие мальчишки тогда впервые увидели море... Добирались разными транспортами: одни шли в штиль и ребята любовались белыми ночами и абсолютно прозрачной водой, другие попали в шторм, когда «палуба уходила из-под ног...». Но пацаны не уходили с палубы, пробовали морскую воду на вкус. Даже через несколько десятков лет впечатление от первой встречи с морем не стёрлось из памяти юнги Сергея Ракова:
Впереди будущих моряков ждали загадочные Соловецкие острова...«Чувствовалось близость Ледовитого океана. Море вздымалось и горбилось, волны скручивались жгутом, выставляя острые гребешки. Водная неукротимая стихия заставляла себя уважать...».
«Юнга – простая рабочая единица в четверть лошадиной силы»
Да, «Соловки завораживали, хранили множество тайн», но... не были готовы к такому массовому нашествию молодёжи. Им предстояло создать себе базу своими руками, и в первую очередь – построить себе жильё. Каждой роте были отведены участки леса и юнги, «с пятью топорами, щедро и мудро выданных» начальниками (В.Пикуль), принялись за работу: валили сосны, таскали брёвна, рыли котлованы, выворачивали каменные глыбы. Особенно «адская работа», как вспоминают юнги, была с валунами: «десятки раз мы били по валуну, но он и не думал раскалываться. Руки покрывались кровавыми мозолями». Тогда применяли следующий приём: под камнем разжигали костры, а затем поливали его водой. Не менее сложно было и доставить груз по назначению. На всю школу имелись полуторка, которая «вечно была в ремонте», да лошадь по кличке Бутылка. Юнга Виталий Гузанов вспоминал, что «начхоз, в ответ на требование дать лошадь, отвечал: «Возьми четверых юнг и кати в лес». Вот и получалось: «юнга – простая рабочая единица в четверть лошадиной силы».
Однако мальчишки не сдавались:
К ноябрю юнги переселились из сырых продуваемых палаток в землянки, гордо именовавшиеся «кубриками». Название землянка больше соответствовало действительности: жилище было выкопано в склоне горы (котлован 13 на 6 на 3,5 метров). Стены и потолок обшивались досками в два ряда, между которыми набивали мох и листья. Главное в землянке был не комфорт, а маскировка от возможных нападений противника, поэтому жили юнгаши вполне аскетично. Вдоль стен располагались трёхъярусные нары, на них лежали матрасы и подушки, набитые морской травой. В головах нар были полочки для мелочей: мыльница (давали один кусок мыла в месяц), ложка, письма, фотографии родных, самодельные ножи... Конспекты на полки не помещались, их прятали под подушкой или под матрасом.«...похудели мы до неузнаваемости, силы были на исходе, а расслабляться нельзя. Зима подступает вплотную ... Никто не хныкал, никто не сачковал, все работали до седьмого пота»
Михаил Хорошев
Посередине кубрика стоял стол в 5-6 метров длиной и скамьи с двух сторон. Перед отходом ко сну на них укладывалось обмундирование. Стол представлял собой рундук, разделённый на ячейки, где юнги хранили одежду – на каждой ячейке была бирка с фамилией. На пиллерсе (опорный столб, на судне – подпорка под палубой) у выхода из землянки устраивались круглые винтовочные пирамиды на 10-12 винтовок. На среднем пиллерсе висел репродуктор «Рекорд» и четырёхгранный барабан, на котором вывешивались расписания, графики и боевые листки.
Поначалу в землянках даже света не было, если не считать фонаря-«летучая мышь» и от коптилок – железных чернильниц с фитилями, в которых в качестве горючего был тюлений жир, – все стены были чёрными. Затем «кубрики» стали освещаться электролампочками, но движок прекращал работу в 24.00, и свет гас.
Была в землянке большая печь, а зимой ставили ещё и «буржуйку». И всё равно, как вспоминают юнги:
«холод был собачий, ночью мёрзли. Но придумали выход. Перед тем, как ложиться спать, нагревали на плите по кирпичу и брали его с собой под одеяло. К утру раздавались громовые раскаты: это с третьего яруса (кто-то повернулся) кирпич падал на пол, все подскакивали. Вдруг, в другом месте ещё кирпич падал»
Л. Я Пшеничко
Чтобы придать кубрику жилой вид, его украшали якорями, кораблями, звёздами, набранными камнями. На переднем пиллерсе устанавливался рей для сигнальных флагов. На перегородке висели плакаты «Воин Красной Армии, спаси!», «Родина-мать зовёт!», «Чем ты помог фронту». Жилые и учебные помещения украшали портретами Сталина, великих флотоводцев (их биографии изучались на уроках). Были в землянках и картины, нарисованные самим юнгами. Конечно же, главными сюжетами на них были знаменитые морские сражения. Кстати, «морской бой» на бумаге был любимой игрой юнг.
«Юмор на флоте – это главный калибр»
К началу ноября практически всё было готово: жилые землянки, столовая, камбуз, пекарня и санчасть. Савватеево из уединённого скита превратился в военный посёлок, раскинувшийся вдоль просёлочной дороги на несколько километров: объекты были специально рассредоточены на случай воздушных налётов.
В самом Савватееве находились учебные корпуса, имевшие 42 класса, баня, прачечная и клуб. На расстоянии 700-2000 метров от посёлка находились жилые землянки. А в третьем пункте, в 450-600 метрах от центра, размещалась столовая на 500 мест, камбуз, хлебопекарня и санитарная часть. На горе Секирной находились продовольственные, вещевые склады и склады боепитания. В Трещанской губе была устроена шлюпочная станция. Так была создана инфраструктура школы юнг.
Не обходилось и без курьёзов. Однажды юнги получили «спецзадание»: нужно было выкопать окоп – убежище «на случай, если неприятель станет наступать со стороны леса или в случае налёта вражеской авиации». Траншею длиной три метра, шириной метр двадцать, глубиной полтора метра выкопали скоро, а когда принесли доски с шестью круглыми отверстиям и всё собрали, оказалось, что стратегический объект - это... гальюн. Но задание было дано в духе традиционного флотского юмора. А «юмор на флоте – это главный калибр».
Умывались и стирали бельё в озере. От холода в воде коченели руки, дрожь пробирала всё тело. Сушили нательное и постельное бельё на морозе. Кипятили нижнее бельё в котлах на кострах с добавлением дезсредств. Беда была с обувкой: американские ботинки, выданные юнгам, были разработаны для войны в пустыне. Они быстро намокали, не успевали высыхать за ночь, а смазывать их было нечем. Хорошо, что юнга Сергей Раков вспомнил, как его дед выгонял дёготь, и сумел наладить процесс его изготовления, чем заслужил благодарность от своего командира.
«Война-войной, а обед по расписанию»
Ещё одним центром притяжения юнгашеской жизни был камбуз, потому что «война-войной, а обед по расписанию». Питание состояло из каши, солёной трески и галет. На первое – суп из трески, на второе – сечка с треской (из-за сечки бичом школы стал повальный аппендицит; оперировали здесь же, на острове в госпитале), а на третье – компот из хвои, чтобы цинги не было (употребление хвойных отваров предписывалось всем военным частям Северного флота). Юнги первого набора воспоминали, что ели на «открытом воздухе» и «иногда в миски попадал дождь, а потом и снег».
В наряд на камбуз каждый день заступало пятнадцать юнг. Юнга первого набора Фёдор Храмов так описывал дежурство:
Одновременно юнги, заступившие в наряд по камбузу, получали возможность подкормиться. Когда с разрешения кока, а иногда в нарушение устава. Немалая часть дисциплинарных взысканий по Школе юнг была связана именно с камбузом: то дневальные спрятали бак с компотом, то юнги разобрали кирпичную стенку склада и утащили спички, табак, папиросы, консервы мясные, колбасу, ну и, конечно, вожделенную сгущёнку. Растущие организмы требовали хоть какой-то еды и иногда юнги вместо учёбы уходили в лес – собирать ягоды (а заодно и отоспаться!). Нарушителей ждала гауптвахта, злостных – отчисление.«...из полузамёрзшего месива надо было извлечь картофелину. И, почистив её, промыть в чистой озёрной воде. На Севере и летом вода холодная, поэтому можно представить наши руки после этого «удовольствия».
Автор: Чуракова Ольга Владимировна, доцент САФУ, г. Архангельск.
