Архипелаг особого назначения. "Дом Спаса и Николы"

До середины XV века движение русского населения на север и в Беломорье шло двумя основными потоками – из Великого Новгорода и Ростово-Суздальской земли. По задачам, которые ставили перед собой первопроходцы, в историографии принято разделять боярскую, крестьянскую и монастырскую колонизацию.

В XIV и XV столетиях в северных лесах, на морских мысах и островах неисчислимо умножаются монастыри. Самые известные из них – Кирилло-Белозерский, Александро-Свирский, Спасо-Прилуцкий, Антониево-Сийский, Николо-Карельский, Спасо-Каменный, Валаамский, Сырьинский, Кожеозерский[1].

В начале ХV века на необитаемые Соловецкие острова ступили первые пустынножители: преподобные Савватий, Герман и Зосима[2]. Инок Савватий принял постриг в Кирилло-Белозерской обители. Когда «в миру стало, как в аду, а в монастыре, – как в миру», он ушёл на Валаам. Через несколько лет стремление к уединённой молитве привело святого Савватия на берег Белого моря. От местных рыбаков он узнал «об острове Соловецком на море окиане… бяше же в то время остров оный пуст». На реке Выг Савватий повстречал инока Германа, и они вместе «на малом кораблеце» достигли Большого Соловецкого острова. «Водрузиша крест и келию себе поставиша», пустынножительствовали шесть лет.

Однажды Герман уехал «некоя ради потребы» и не смог вернуться на остров из-за осенних штормов. Преподобный Савватий пережил трудную зиму. Почувствовав приближение кончины, добрался на лодке до села Сороки. Причастился Святых Таин и отошёл ко Господу.

Через год Герман познакомился в Суме с Зосимой, пострижеником Палеостровского монастыря. Герман рассказал Зосиме «о преподобном Савватии подробну, и острове оном возвести ему». Зосима пожелал последовать примеру Савватия. «И совещастеся оба вкупе, и приидоста на Соловецкий остров в лето 1436». Пустынники выбрали для поселения Гавань Благополучия, «иде же морстии пловцы от обуревания покой и тишину имеют».

Зосима спасает от потопа старца Тарасия

Однажды, выйдя из келлии, Зосима увидел «луч пресветлый, просвещающий его, и осияние божественное, и к востоку церковь превелику зело и пречудну, простерту на воздухе, стоящу». На указанном Господом месте был построен храм Преображения Господня, а Соловецкая обитель стала называться «Дом Спаса и Николы»[3]. К преподобным отцам Соловецким собиралась братия. Монахи молились и трудились: копали огороды, промышляли рыбу и морского зверя, варили соль, заготавливали дрова.

Стремление к пустынножительству побуждало боголюбцев бежать от мира, но мир шёл следом за ними. Достижение края, предела, линии горизонта, «возводят дух к созерцанию таинства». По определению Игнатия Брянчанинова, монахи – «не отпетые мертвецы», для которых «мир – истинная вдовица». Долгая зима и замерзающее у берегов море благоприятствовали монашескому образу жизни.

Новгородские власти не сразу признали законность появления монастыря на острове, принадлежавшем новгородской посаднице Марфе Борецкой. В 1450 году сан новгородского владыки принял архиепископ Иона. Он прислал на Соловки игумена Павла и антиминс для церкви. Вскоре отца Павла сменил отец Феодосий. «По непривычке к суровости строгопустыннической жизни они скоро оставили свои начальства и удалились в Великий Новгород»[4]. При третьем игумене – Ионе – монастырь получил грамоту Господина Великого Новгорода на вечное владение Соловецкими островами. Марфа Борецкая передала в Дом Святому Спасу свои вотчины на реке Суме.

Ко времени первого похода Ивана III на Новгород обозначилась перспектива перехода северных земель под власть московских государей. В 1468 году местные крестьяне «крестное целование новгородское с себя сложити, а целовати на великих князей имя»[5].

Новгородские бояре пожертвовали Соловецкому монастырю пахотные земли, пожни, леса, озера, рыбные тони и ловища по рекам Кемь, Шуя, Выг, Сума, Шижня. В 1553 году Иван Грозный пожаловал островной обители Сумскую волость с соляными варницами и земельными угодьями.

При царе Феодоре Иоанновиче монастырю были переданы Нюхча (1590 год) и Кемь (1591 год)[6].

Монастырь покупал, осваивал, принимал в дар земли на берегах Белого моря, Северной Двины и Онеги. На Кольском полуострове граница монастырских владений пролегла по реке Печенге (там, где сейчас Россия граничит с Норвегией)[7]. Пределы монастырских вотчин расширились к Онежскому озеру, вклинились в Каргопольский, Двинской, Новгородский уезды, включая в себя весь Русский Север[8].

Соловецкий монастырь наследовал могущество, влияние и земли Великого Новгорода. Московская власть подтверждала законность этих приобретений, препоручая монастырю хозяйственное освоение, духовное окормление и военную защиту северных рубежей Русского государства.

Основой хозяйственной жизни монастыря были солеварение, рыболовство, «зверобойка» (охота на морского зверя). Морские промыслы требовали развития многочисленных ремесел: судостроения, сетевязания, плетения канатов, кузнечного и плотничного дела.

«Труд – та же молитва», – говорили в монастыре. Физическая работа приравнивалась к духовному деланию. До секуляризации 1764 года основной рабочей силой были монастырские крестьяне. «Господу работали» и трудники (работники по обету), и казаки (вольнонаёмные люди), получающие плату из монастырской казны. Постоянным источником монастырского дохода оставались добровольные вклады и пожертвования[9].

Монастырь, адресуясь к высшей власти, неоднократно просил не накладывать тягло на бобылей и казаков. Монахи сетовали на трудности хозяйствования в «земле полуночной». «Детёныши» – сироты, дети монастырских крестьян, воспитывавшиеся при монастыре, – не относились к тягловому населению. Казаками становились крестьяне, приходившие на север и поселявшиеся в монастырских вотчинах. Они строили свои дворы. Состоятельные «казаки» легко переходили в разряд тяглых крестьян, а бобыли – в казаки. Положение бобылей различалось в промысловых и земледельческих волостях. В земледельческих волостях оно во многом зависело от урожая. Разорившийся бобыль нанимался в батраки к казакам, которые, хотя имели свой дом, вынуждены были периодически уходить на заработки. Бобыли-промысловики платили монастырю 1/3 своего улова[10].   

Хлеб в монастырских владениях не выращивали, и в урожайные годы покупали зерно с запасом на несколько лет вперёд. В голодное время монастырь обеспечивал хлебом своих крестьян. Соловецкие иеромонахи были духовными отцами монастырских крестьян, трудников и послушников.

До подавления Соловецкого старообрядческого восстания (1668–1676) экономическая жизнь в соловецких вотчинах предполагала взаимную благотворительность монастыря и монастырских крестьян. Конфликты из-за претензий на земельные угодья или рыболовные тони имели характер семейных разногласий и всегда разрешались в пользу монастыря.

В 1539 г. великий князь Московский Иоанн Васильевич на просьбу соловецкого игумена о. Алексея (Юренева) о помощи после пожара, до основания спалившего деревянные храмы и постройки монастыря, возместил ущерб новыми земельными вкладами: «Дати в монастырь в дом землицы в Обонежской пятине, в Спасском погосте, в Выгоозерском уезде у моря Шизня река да Сухонаволок, да острова Досугея, до Рохново по обе стороны Выга реки… тринадцать луков»[11]. Московский юридический обычай, освящающий право собственности, пробуждал к борьбе за землю, в которой экономически сильный конкурент всегда побеждал слабого[12].

В 1546 году преподобные отцы Зосима и Савватий причислены к лику святых. Почитание Зосимы и Савватия Соловецких как покровителей пчеловодства распространилось по всей Руси. В Поморье к ним обращались за помощью в трудностях морских странствий. Соловецкий монастырь и крестьянский мир связывали прочные узы родственных и хозяйственных отношений, общие социальные и духовные ценности. Соловки постепенно превращались в крестьянское царство. Господствующие формы и методы хозяйствования, мировоззрение, эстетические и этические критерии северного крестьянства приобретали в укладе монашеской жизни образную и символическую форму, которой необходимо подражать, чтобы спастись и достичь материального благополучия в земной жизни.

К середине ХVI века в монастыре появляются социально-экономические предпосылки для каменного строительства, которое было начато игуменом Филиппом (Колычевым). По рождению преподобный Филипп (в миру – Феодор) принадлежал к известной боярской фамилии. Жил и воспитывался при царском дворе. Из Москвы ушёл на север. Два года пас стада в Кижах. Иночество принял в Соловецком монастыре. Пройдя через тяжёлые послушания (работу в кузнице и в пекарне), был избран игуменом. Он сочетал в себе стремление к пустынножительству с талантом организатора, руководителя, наставника братии, состоящей из уроженцев монастырских вотчин. В монастырь крестьяне приходили, руководствуясь не только духовными потребностями, но и для того, чтобы «есть свой хлеб в покое»[13]. О заботах и трудах игумена Филиппа говорит его Уставная грамота: «…А те, которые люди торговые, что ездят по зиме и в лете с вином продажным, – их не принимать и вина у них не покупать, ни приказчикам, ни крестьянам, ни казакам»[14].

При Филиппе хозяйственная и духовная жизнь в монастыре обрела новое качество. На Большом Соловецком острове были проложены дороги на валунном основании, устроены садки для рыбы. На Большом Заяцком острове построена гавань с приливными доками. На острове Большая Муксалма (по образцу греческих монастырей) организовано мясомолочное хозяйство. Соляная варница, требующая большого количества леса, перенесена на материк. Усилиями трудников и монастырских крестьян более пятидесяти озёр были соединены в канальную систему. Святое озеро возле стен монастыря, на котором замыкалась канальная система, стало проточным и чистым. Вода, вытекая из Святого озера в море, обретала механическую силу: приводила в действие мельницу с «подсевальней» и «портомойню» (прачечную). Это стало возможно благодаря восьмиметровому перепаду уровней озера и моря, расположенных на небольшом расстоянии друг от друга. В случае военной необходимости можно было заполнить водой крепостной ров «Вешняк». В середине XIX века на его месте построят сухой док, а рядом с доком в 1911 году – гидроэлектростанцию и лесопильный цех. Соловецкая гидротехническая система и памятники архитектуры XVI века свидетельствуют о высочайшем уровне технической мысли на Русском Севере, о возможности и необходимости разумного природопользования. Влияние «Соловецкого Дома Спаса и Николы» постепенно распространялось на материковые вотчины, оформляя пространство Русского Севера и Поморья. Для этого нужны морские средства коммуникации: лодии, дощаники, лихтеры, шняки и кочи. Без флота было невозможно масштабное каменное строительство, начатое игуменом Филиппом. Белый камень, из которого гасили известь, привозили на Соловки с Подвинья (из-под Орлецов), а железо и слюду – из Керети. Размах хозяйственной деятельности Соловецкого монастыря воплотился в каменном строительстве небывалого масштаба[15]. Так, например, площадь Трапезной палаты Соловецкого монастыря в трапезном комплексе с Успенской церковью (1552-1557) насчитывает более 480 квадратных метров, ненамного уступая Грановитой палате Московского Кремля.

В архитектуре Соловецкого монастыря ХVI века мерцают смыслом идеи пути и спасения. Центральный барабан Спасо-Преображенского собора (1558–1566) высоко поднят на объёмом храма и сдвинут к востоку от центра. Собор рассчитан на восприятие с Запада – со стороны моря. В гранях центрального барабана устроены вертикальные окна, сквозь которые в тёмное время суток (в конце лета и осенью) виден свет паникадила. Исходящее от храма сияние напоминает мореплавателям слова из тропаря преподобным Соловецким чудотворцам: «Яко светильныцы явитеся всесветлии, во отоце окиана моря преподобные отцы наша Зосимо, Савватие и Германе, вы бо крест Христов на рамо вземше, понесли есте, божественне вооружившиеся на невидимые враги». Идея движения к монастырю на пути спасения найдёт буквальное воплощение в храме Вознесения – действующем маяке на горе Секирной (1861). Символика корабля прослеживается в килевидных порталах Трапезного комплекса с Успенской церковью (1552 – 1557).

Храм-маяк на горе Секирной.

Памятники Центрального культового комплекса Соловецкого монастыря соединены между собой с помощью галереи по принципу «северного крестьянского двора», когда из одного здания в другое можно пройти, не выходя на улицу. В строениях XVI века сочетаются черты новгородской и московской архитектурных школ. Стены, наклоненные внутрь, валунный цоколь, вертикальные лопатки на фасадах сосуществуют с внутристенными нишами, комнатами, лестницами. Москва и Новгород, которые исторически и пространственно противопоставлены как два центра Руси, подобно Киеву и Новгороду, а позднее – подобно Москве и Санкт-Петербургу, на Соловках воссоединяются в архитектуре, в традициях, в истории. Один из Соловецких уроков состоит в том, что состояние трудного диалога, не переходящего в конфронтацию, всегда плодотворно. В духовной жизни Соловецкого монастыря соединяются осифлянство и нестяжательство, а также различные формы монашеской жизни: киновия (общежительство), скиты, анахоретство (пустынножительство).

Государь Иван IV настойчиво предлагал игумену Филиппу стать во главе Русской православной Церкви. Когда Филипп после тяжких раздумий и сомнений принял сан Митрополита Московского, в стране на два года воцарились мир и спокойствие. Когда благоденствие народа закончилось и покатилась новая волна опричнины, преподобный Филипп не убоялся перед высшим судом суда человеческого[16]. Он публично обличил кровавые деяния Ивана IV в Успенском соборе Московского Кремля. Царь устроил суд над Святителем, которого обвинили в чернокнижии. Святителя Филиппа сослали в Тверской Отрочь монастырь. Через два года он был убит опричниками Малютой Скуратовым и Василием Грязным[17].

Судьба Филиппа Митрополита дает один из наиболее ярких примеров того, как человек, убежавший на Соловки от мира, обретает здесь новое человеческое качество – преображается. Приняв сан Митрополита Московского, Святитель Филипп оказался единственным, кто нашёл в себе мужество свидетельствовать царю о Христовой правде. Подобное преображение произойдёт впоследствии с Никоном (в миру – Никитой), который также принял монашество в Соловецком монастыре. Он станет патриархом Русской Православной Церкви, но его возвышение кончится опалой, ссылкой, церковным расколом, Соловецким старообрядческим восстанием.

«Мирное и спокойное житие поживети во всяком благочестии и чистоте» – это желанный идеал христианина «в миру». Монастырь – это территория борьбы за души человеческие.

На Соловках почти никогда не было устойчивого мира и покоя. Уже при Иване Грозном монастырь превратился в государственную тюрьму. Инакомыслие приобретало здесь причудливые формы – ставило перед людьми последние вопросы и давало последние ответы.

Идеалы осифлянские (от Иосифа Волоцкого) и нестяжательские (от Нила Сорского и Заволжских старцев) породили двойственное отношение к собственности. Обладание земельной собственностью спасительно или губительно для иноков? На этот вопрос нет однозначного ответа. Монастырь, не обладающий земельными вотчинами, по мнению преподобного Иосифа Волоцкого, плохой помощник Московскому государству, ставшему «Третьим Римом». Для молитвенного и аскетического подвига в лесные дебри уходили отцы Дамиан, Андрей и многие другие подвижники благочестия. Их разыскивали, возвращали в монастырь. Отношение к пустынножителям было двойственным. Предания о великих отшельниках заставляли видеть в аскетизме высшую ступень святости, но «нарушителей благочестия, из тщеславия покинувших обитель», строго наказывали[18].

Если монастырь – это духовная граница, то монастырские вотчины – предмет особого внимания северных соседей. Это беломорское побережье и земли окрест Онежского озера, вклинивающиеся в Каргопольский, Двинской, Новгородский уезды, в Бежецкий стан. Военные набеги были делом обыкновенным. В 1519 г. шведами разорён Онежский по­гост. Монастырь организует строительство острогов вокруг крупных населённых пунктов, чтобы можно было эффективно противостоять «свейским» и «каянским» немцам. Немцами (немыми) называли иноземцев, не говорящих по-русски.

В 1578 году за одно лето монастырь окружен деревянной крепостью. На Соловках появляется стрелецкое войско во главе с Михаилом Озеровым. Настоятель Соловецкого монастыря становится верховным воеводой северного края. Летом стрельцы находятся на островах, зимой, когда монастырь недоступен для врага, – участвуют в боевых действиях на материке.

Военно-политическая ситуация в Поморье все более осложнялась. Соловецкий монастырь нуждался в надёжных укреплениях[19]. Возведение каменной стены вокруг монастыря началось в 1582 году и продолжалось двенадцать лет. Позднее был устроен пристенок с двумя дополнительными башнями – Поваренной и Квасоваренной. Крепость построена по начертанию вологодского зодчего Ивана Михайлова под руководством монаха Трифона (Кологривова) из поморского села Ненокса. Строителями были «казаки», которых набирали из «поморцев: онежан и многих других волостей». Стены они возводили с конца мая до Покрова. Валуны для строительства заготавливали зимой и подвозили по санному пути. Тяжёлые камни поднимали с помощью блоков и рычагов. Возможно, использовали для этого земляные насыпи.

Крепость построена на узком перешейке между Белым морем и Святым озером в виде вытянутого с севера на юг пятиугольника – «ковчега в волнах моря житейского». Образ и символика «корабля» в культовой архитектуре имеют богословское обоснование: «Церковь, подобно кораблю, приводит христиан в пристанище, то есть в Царство Небесное»[20]. Эта идея определила очертания крепости вокруг монастыря. Кроме того, её форма оптимально отвечает особенностям ландшафта. Западная и восточная стены защищены естественными водными преградами (см. фото заставки).

Высота валунных стен 8 – 10 метров, толщина у основания 5 – 7 метров, а на уровне боевого хода – 3 – 4 метра. Стены имеют два яруса бойниц: для «навесного» и «подошвенного» боя. Первоначально было шесть башен. Они на две трети выдвинуты за пределы стен. В случае военной необходимости из бойниц можно было вести перекрёстный огонь, не позволяющий неприятелю укрыться под стеной. Для пушек («пищалей»), которые устанавливали на лафетах или специальных срубных конструкциях, в толще стен устроены печуры. Пустоты между камнями забуртованы известковым раствором и кирпичом. Строители использовали лучший опыт каменного крепостного строительства, накопленный на Руси к концу XVI века. Длина стены по периметру – 1082 метра. Масштаб строительства значительно превышает уровень необходимый для обороны. Крепость ограждала монастырь не только от неприятеля, но, прежде всего, – от «мира». Могучие стены и башни символизируют духовную мощь твердыни Поморья и Северной Фиваиды[21].

Изолированность подразумевает противопоставление. Осмысливая значение Соловец­кого монастыря, Д.С. Лихачев писал: «Его роль не ограничивалась ускорением процессов феодализации, распространением более совер­шенных форм хозяйствования, технического прогресса и приобщением жителей Севера к более высокому строю общества. Его роль за­ключалась также в развитии оппозиционных настроений по отношении к церкви и к государству»[22]. Сознание людей, живущих в условиях государственного, экзистенциального и духовного пограничья, словно бы двоится. Паломники с удивлением замечали, что Соловецкие монахи, уезжая на материк, говорили: «Едем в Русь». Они отождествляют монастырь с Русью и в то же время осознавали соловецкую ис­ключительность, а нередко и оппозиционность ко всему «несоловецкому», «непомор­скому».

У Соловецкого монастыря богатая военная история. С 1579 по 1615 годы в северных землях происходили военные столкновения не только с «каянскими» и «свейскими» немцами, но и с «черкесами», с «литовскими людьми».

В 1619 г. в монастырских владениях Поонежья бесчинствовали польские и литовские люди во главе с полковником Янушом Шишом. Каргопольцы и турчасовцы писали в челобитной о несчастьях, которые довелось претерпеть от неприятеля: «Стояли, государь, в нашем Каргопольском уезде четыре недили, и ездичи, государь, по деревням и по лесам, сыскивая, многих людей посекли, и хлеб молоченой и немолоченой скормили, и лошадей вывели, а коров и овец выбили, а жен и детей позорили, а иных в полон свели <…> И тех же людей ныне пашни запустели. А наперед де приходу литовских людей и после дозору Семена Языкова да подьячего Семейки Осокина на посаде дворы и в уезде деревни многие запустели ж, и крестьяне разбрелись врознь»[23]. В разгроме «литовских людей» объединили усилия Соловецкие стрельцы и местные крестьяне.

На фоне эсхатологических ожиданий Соловецкий монастырь воспринимался как подобие Града Небесного. Оставался единственным представителем государственной власти на севере, давал пример экономической стабильности, опирающейся на древнее русское благочестие и сложные патриархальные связи. Соловецкие монахи, послушники, трудники, бобыли, монастырские крестьяне, стрельцы в противостоянии иноземцам становились единым крестьянским (христианским!) миром.

Продолжение следует.

Автор: Василий Николаевич Матонин, кандидат исторических наук, доктор культурологии, профессор кафедры культурологии и религиоведения Северного (Арктического) федерального университета имени М.В. Ломоносова. Главный редактор историко-литературного альманаха "Соловецкое море".                        

[1] Савич А.А. Соловецкая вотчина XV – XVII века. Пермь, 1929. С. 48-54.

[2] Летописец Соловецкий. Издание 3-е. М., 1883. С. 14-15, 30.

[3] Соловецкий патерик. Репринтное издание. М., 1991.

[4]Досифей II (Немчинов), архимандрит. Географическое, историческое и статистическое описание ставропигиального первоклассного Соловецкого монастыря. М., 1836.

[5] Иванов А. Север и земство. Архангельск, 1913. С. 6.

[6] Дуров И.М. Словарь живого поморского языка в его бытовом и этнографическом применении. Петрозаводск: Карельский научный центр РАН, 2011. С. 6.

[7] Савич А.А. Соловецкая вотчина XV – XVII века. Пермь, 1929. С. 48-54.

[8] Зимин А.А., Хорошкевич А.Л. Россия времен Ивана Грозного. М., 1982. С. 115-116, 119, 157.

[9] Соловецкие острова. Духовное, культурное и природное наследие. Труды МАКЭ под ред. П.В. Боярского и В.П. Столярова. М., 2006. С. 546-549.

[10] Савич А.А. Соловецкая вотчина в XVI – XVII веках (опыт изучения хозяйства и социальных отношений на крайнем Севере в Древней Руси). Пермь, 1927. С. 240 – 245.

[11] Янин В.Л. Виреемские акты Соловецкого монастыря // Археология и археография Беломорья. Котлас: Кольский филиал АН СССР, 1984. С. 116.

[12] Ефименко А.Я. Крестьянское землевладение на Крайнем Севере // Исследования народной жизни. Вып. 1: Обычное право. М.: Изд. В.И.Касперова, 1884. С. 302.

[13] Преображенский И. Нравственное состояние общества в XVI веке. М., 1881. С. 72.

[14] Акты Соловецкого монастыря, 1479 – 1571 / Сост. И. Э. Либерзон. Л.: Наука, 1988. С. 87 – 89.

[15] Трапезный комплекс с Успенской церковью (1552-1557). Площадь Трапезной палаты – 486 кв. м.; Спасо-Преображенский собор (1558 – 1566).

[16] Скрынников Р.Г. Иван Грозный. М., 1983. С. 118, 137-139, 141 – 142.

[17] Борисов Н.С. Церковные деятели средневековой Руси. М., 1983.

[18] Морозов С.В. Соловецкая крепость // Свеча–99. Экология ду­ха. Архангельск: ПГУ, 1999. С. 40.

[19] Крестинин В.В. Исторические начатки о двинском народе древ­них, средних, новых и новейших времен. СПб., 1784. Ч. 1. С. 17 – 18.

[20] Бухарев И., протоиерей. Краткое объяснение Всенощной, Литургии или Обедни. М., 1904. С. 4.

[21] Морозов С.В. Соловецкая крепость // Свеча–99. Экология ду­ха. Архангельск: ПГУ, 1999. С. 228.

[22] Лихачев Д.С. Предисловие // Гемп К. П. Сказ о Беломорье. Архангельск, 1983. С. 41.

[23] Челобитная каргопольцев и турчасовцев; Наказ и Новгородской чети князю Дм. Пожарскому и дьяку Ивану Луговскому о дозоре Каргополя и Турчасова // Акты писцового дела. Т. 1. М., 1913. С. 130–131.