Необычайная карьера Отто Герца. Из охотника за бабочками в охотники за мамонтом

Подтаивание вечной мерзлоты. Фото: Андриан Колотилин / GeoPhoto

Уникальная находка

Река Берёзовка по сибирским меркам совсем невелика. Её длина всего 517 километров. Она спокойно течёт по Юкагирскому плоскогорью, пересекая по пути Полярный круг, и впадает в Колыму чуть ниже города Среднеколымска. 

Колымский край богат водой. Озёр и рек разной величины там бессчетное множество. Но если сама Колыма прославилась как район золотых приисков и как печально знаменитая «чудная планета» – место заточения и гибели множества людей в 1930-1950-е гг., то её скромному притоку Берёзовке выпала на долю известность совсем другого рода. В 1901 году эта речка на какое-то время стала объектом внимания натуралистов всего мира. Всё началось с того, что в августе 1900 г. местный житель, эвенк Уяганского рода Колымского округа Семён Тарабыкин, промышлявший поиском и продажей мамонтовых бивней, обнаружил на берегу Берёзовки не очередной фрагмент скелета этого древнего животного, а нечто куда более редкое – законсервированный вечной мерзлотой труп мамонта. Голова животного выглядывала из оледеневшей почвы, из двух бивней уцелел только один. Всё остальное тело скрывалось в мёрзлом грунте. Сейчас мы знаем, что останки принадлежали крупному, матёрому самцу, погибшему в возрасте около 50 лет. Жил он около 44 000 лет тому назад (по другим данным – около 32 000 лет назад).

Бассейн Колымы, красной стрелкой показана река Берёзовка. Карта отсюда

Тарабыкин унёс с места находки бивень и продал его казаку Среднеколымской казачьей команды Иннокентию Явловскому, рассказав ему о замороженной туше. Казак отправился на берега Берёзовки и убедился, что туземец его не обманывает. Явловский знал, что за обнаружение такой редкости полагается хорошая награда. Он подал рапорт исправнику, приписав честь находки себе:

«...бродя постоянно по тайге за промыслом и за розыском мамонтовой кости, дающими мне средства к жизни, я постоянно, вот уже в течение многих лет, прилагал старания к тому, чтобы обнаружить где-нибудь место нахождения мамонта. Наконец, ныне осенью мне удалось это: мною найден целый и почти совершенно сохранившийся мамонт.

Находится найденный мной мамонт в Колымском округе, на левом берегу речки Берёзовки, впадающей в реку Колыму с правой стороны в 100 верстах ниже г. Средне-Колымска… Находится мамонт в полулежачем положении, так что голова его, уткнувшись подбородком в землю, находится почти в перпендикулярном положении… [в теле] от гнилости образовалось небольшое отверстие, чрез которое таким образом беспрепятственно можно проникнуть внутри тела мамонта; передние ноги не видны...»

Исправник послал своего помощника, Николая Горна, чтобы тот проверил правдивость показаний Явловского. Горн не только составил описание трупа, но даже захватил часть содержимого желудка мамонта. После этого был оповещен якутский губернатор В.Н. Скрипицин, который тоже оценил важность находки и немедленно послал донесение в столицу. Его письмо, отправленное из Якутска 9 марта 1901 г., добиралось до Петербурга почти месяц, и 11 апреля было зачитано на заседании Физико-математического отделения Академии наук. Академики сразу поняли, что надо спешить. Если мёрзлый грунт, хранящий в себе драгоценный труп, продолжит оттаивать, то мягкие ткани мамонта достанутся прожорливым падальщикам – волкам, лисам или воронью, – и в руки учёных попадет только обглоданный скелет. Бюрократическая машина Империи, которую только ленивый не ругал за неповоротливость, в этот раз сработала оперативно. Уже 25 апреля министр финансов С.Ю. Витте распорядился выделить из казны 16 300 рублей на организацию доставки мамонта в Петербург. Началась спешная подготовка к сложной и уникальной по тем временам экспедиции.   

Волнение петербургских академиков легко понять. Хотя мамонты относились к числу едва ли не самых хорошо изученных ископаемых животных, практически всё, что знали о них в те годы палеонтологи, основывалось на изучении скелетных остатков. До обнаружения «берёзовского мамонта», как его стали называть в научной литературе, самой выдающейся находкой такого рода был «мамонт Адамса», найденный в 1799 году на острове Быковском, что в восточной части дельты Лены. Его также обнаружил туземный охотник, который в течение нескольких лет наблюдал за тем, как понемногу вытаивает из почвы исполинская туша. Наблюдал, естественно, не из научных, а из совершенно практических побуждений: оттаивавшее мясо шло на пропитание ездовых собак. В 1804 г. место находки посетил любознательный якутский купец Болтунов, оставивший описание и зарисовки увиденного. Но только в 1806 г. известие об этом мамонте дошло до профессионального натуралиста – шотландского ботаника Р. Адамса, находившегося тогда в Якутске. Именно его усилиями в Санкт-Петербург было доставлено то, что сохранилось от замороженного трупа – целый скелет с небольшими фрагментами мягких тканей, кожи и шерсти. В 1808 году смонтированный скелет мамонта Адамса был выставлен в Санкт-Петербурге для всеобщего обозрения. Ни один музей мира в те годы не мог похвастаться подобным экспонатом. 

Скелет «мамонта Адамса» как он выглядел в начале прошлого века. Иллюстрация из путеводителя по Зоологическому музею Императорской Академии наук (1904 г.)

В течение последующего века продолжались поиски замороженных трупов мамонтов, но каждый раз учёных ждала неудача. Чаще всего сведения о находках доходили до них так поздно, что к тому моменту, когда экспедиции добирались до места назначения, брать было уже нечего, кроме обглоданных костей. Бывало и такое, что местное начальство, не желая осложнять себе жизнь хлопотами, приказывало втихомолку уничтожить найденную тушу.

Сейчас в распоряжении палеонтологов имеются несколько трупов мамонтов разного возраста, дошедших до нас в замороженном или мумифицированном виде. Хронология и география подобного рода находок по состоянию на 1981 год дана на прилагаемой ниже карте. Но тогда, в 1901 г. открытие Семёна Тарабыкина стало поистине «находкой века». 

Основные места находок скелетов и туш мамонтов в Сибири по состоянию на 1981 г. Красным цветом выделено местонахождение березовского мамонта. По: Магаданский мамонтенок (1981)

И здесь я возьму паузу и прерву на время рассказ об истории этой экспедиции.

Отто Герц – охотник за бабочками

Как ни замечателен сам по себе берёзовский мамонт, главный герой этого очерка вовсе не он. В конце концов, об этом «пришельце из прошлого» написано немало. Хорошо известна и история экспедиции, отправленной для его доставки в Петербург. О ней рассказал сам Отто Герц в своём отчёте, напечатанном в 1902 г. в научном журнале «Известия Императорской Академии наук», а также авторы нескольких научно-популярных книг, опубликованных позднее. О ней пишет американский палеонтолог Эндрюс в книге «Диковинные звери», изданной в русском переводе в 1963 г. и хорошо известной советским читателям. Без упоминания берёзовской находки не обходится ни одна обзорная монография, посвящённая мамонтам и истории их изучения. Но что мы знаем о человеке, благодаря энергии, воле и самоотверженности которого берёзовский мамонт стал достоянием науки? Об Альфреде-Отто Герце, заплатившем за это жизнью?

Оказывается, очень мало. В русской Википедии нет посвящённой ему статьи (хотя такая статья есть в якутской версии, не говоря уже о наиболее полной английской), нет его имени и в энциклопедиях – Большой Советской и Большой Российской. Конечно, специалисты по истории зоологии помнят и знают о нём. Но до сих пор в научной литературе отсутствует сколько-нибудь полная биография этого незаурядного человека. Мой очерк не претендует на исчерпывающую полноту, хотя и основан на изучении ряда неопубликованных документов о Герце, хранящихся в Санкт-Петербургском филиале Архива Российской академии наук. Подготовка такой биографии – дело будущего. Пока же мне хочется рассказать широкому кругу читателей о судьбе Отто Герца, тем более интересной, что она тесно соприкасалась с биографией ещё одного выдающегося человека – великого князя Николая Михайловича (1859–1919), родного внука императора Николая I и, пожалуй, единственного представителя династии Романовых, которого можно без всяких оговорок и кавычек назвать настоящим учёным. Необычно и то, что подлинной страстью Отто Герца, полностью определившей его жизнь и судьбу, были вовсе не вымершие чудовища, а… бабочки. Итак, давайте проследим, каким образом охотник за бабочками превратился в охотника за мамонтом.

Детство и юность героя моего очерка известны лишь в самых общих чертах. Альфред-Отто Герц родился 28 октября 1853 г. в небольшом городке Хойерсверда в Силезии (современная Польша). После окончания гимназии он по каким-то причинам оставил учёбу на медицинском факультете Лейпцигского университета и получил образование частным образом – в качестве сотрудника знаменитой тогда фирмы по торговле насекомыми в Дрездене, принадлежавшей крупному энтомологу, знатоку бабочек Отто Штаудингеру. Этот учёный-предприниматель владел огромной коллекцией, которая служила ему и способом заработка, и материалом для научных исследований. В те времена, как и сейчас, коллекционирование насекомых, в первую очередь бабочек и жуков, было распространённым увлечением, которого не гнушались ни высшая аристократия, ни крупная буржуазия. Это было респектабельное хобби, а к услугам состоятельных коллекционеров существовало множество фирм и фирмочек по торговле редкими экземплярами. Спустя много лет Владимир Набоков, великий писатель и великий знаток бабочек, напишет в своих мемуарах: «верховный жрец, знаменитый Штаудингер, стоял во главе крупнейшей из фирм, торговавших насекомыми… даже и поныне, через полвека после его смерти, среднеевропейской, а также и русской лепидоптерологии… далеко не удалось сбросить гипнотическое иго его авторитета». Учёное слово «лепидоптерология» означает раздел энтомологии, специально посвящённый бабочкам (Lepidoptera по-латыни).

Отто Герц пристрастился к собиранию и изучению бабочек ещё в гимназии и, работая у Штаудингера, сумел приобрести большие познания и практический опыт в этой области. Спустя десять лет он переезжает в Россию, где становится одним из хранителей огромной коллекции чешуекрылых, которую с юных лет собирал великий князь Николай Михайлович (1859–1919). Этот аристократ и кадровый военный охотно отдал бы многое, чтобы посвятить всю свою жизнь изучению бабочек, но, будучи рождён членом императорской фамилии, был очень стеснён в своих поступках. От рождения ему и его братьям была уготована военная карьера и ничего другого. Но Николай Михайлович ухитрялся ловить бабочек даже во время Русско-турецкой войны 1877 года, находясь на закавказском театре военных действий. Послушный воле отца и условностям своего высокого положения, он двигался вверх по ступенькам военной иерархии, окончил Академию генерального штаба, но при этом всё свободное время старался посвящать своему мирному хобби. Постепенно он стал обладателем огромной, крупнейшей в России и одной из крупнейших в мире, частной коллекции чешуекрылых. Это собрание требовало надзора и ухода. Отто Герц, прошедший выучку в фирме Штаудингера, поступил на службу к великому князю в качестве хранителя его наколотых на булавки сокровищ. Но главное – он получил возможность путешествовать! Николай Михайлович не мог себе позволить бросить свой полк и умчаться на полгода куда-нибудь в Западный Туркестан, чтобы охотиться там за своими любимыми насекомыми. Но зато он мог на свои средства снаряжать специальные лепидоптерологические экспедиции и отправлять своих сотрудников в дальние страны. Собранные ими бабочки частью пополняли великокняжескую коллекцию, а частью оставались во владении собравших их энтомологов, которым Николай Михайлович позволял самостоятельно изучать и описывать привезённые материалы.

Список путешествий, которые совершил Отто Герц, находясь на службе у великого князя, впечатляет. За неполные пятнадцать лет он успел посетить:

1884–1886 гг.: Китай, Корею, Японию и Сиам

1887 г.: Персию

1888–1890 гг.: Якутскую область и побережье Охотского моря, а также Камчатку и Командорские острова

1892 г.: Бухару и долину р. Зеравшан

1893, 1895 и 1897 гг.: Финляндию

1894 г.: Копетдаг (Туркмения) и север Восточной Персии

1896 г.: Кавказ

География экспедиций совершенно не случайна. Почти все поездки совершены или на окраины Российской империи, в те годы редко посещавшиеся энтомологами, или в сопредельные страны, от Персии на западе до Японии на востоке. Великий князь стремился иметь в своей коллекции представителей как можно большего числа видов бабочек, к тому же, обследование этих малоизвестных стран приносило много видов и разновидностей, неизвестных науке, а потому особенно привлекательных для коллекционера. Современные энтомологи придают очень большое значение роли Николая Михайловича как одного из организаторов и «двигателей» лепидоптерологии в России, благодаря которому знание фауны чешуекрылых огромной Империи значительно продвинулось.

Великий князь Николай Михайлович в штатском костюме

«По возвращении из удачного вояжа по Северной Персии в 1887 г., благодаря великой милости Его Императорского Высочества Великого Князя Николая Михайловича, мне было даровано любезное разрешение и средства на эту поездку, и 25 февраля в бодром настроении я отправился в трёхлетнее путешествие в столь интересную местность [Ленскую область Якутии].

Так как не смог убедить ленивых политических ссыльных ловить [насекомых] за плату, то я научил этому ремеслу одного казака, который летом очень усердно коллектировал под Вилюйском. Предложение капитан-исправника сопровождать его в инспекторской поездке по якутским селениям я принял с радостью. Это дало мне возможность обследовать долину Вилюя на протяжении 1300 верст. Но энтомофауна везде оставалась одинаковой <…> Ранним утром 7 сентября мы, наконец, снова увидели крыши Вилюйска. Там я пробыл до начала декабря, а потом вернулся в Якутск и стал готовиться к намеченному на следующий год путешествию на Камчатку.

Я вернулся в Якутск в декабре 1889 г. и, по приказу Его Императорского Высочества великого князя Николая Михайловича, должен был отправиться в экспедицию на столь малоизведанную до сих пор в плане энтомологии Камчатку. Подготовка к этому чрезвычайно трудному путешествию, поскольку совершить его можно было только зимой, когда устанавливался санный путь, заняла более месяца. Расстояние от Якутска до Петропавловска составляет более 5000 вёрст, и мне, с учётом нескольких дней пребывания в Охотске и Гижигинске, потребовалось на него около 3 месяцев, а именно период с 22 января по 15 апреля».

Как пишет хабаровский исследователь Е.В. Новомодный, опубликовавший в русском переводе эти отрывки, «самым тяжёлым был путь от Ямска до Гижигинска, проходивший берегом Охотского моря: [Герцу] с проводниками пришлось пережить в дороге страшную пургу, длившуюся непрерывно девятнадцать суток! Довелось спать, зарывшись в снег, есть падаль; многие километры лезть по скалам над морем, так как шторм оторвал припайный лёд. Вряд ли кто-то ещё ради одной энтомологии преодолевал такие лишения!». После таких испытаний Отто Герц мог смело считать себя опытным и закалённым полярным путешественником.

Помимо лично проведённых полевых исследований, Герц внёс и другой вклад в познание чешуекрылых Арктики и Субарктики. Он обработал сборы бабочек, сделанные И.Н. Акинфиевым, участником геологической экспедиции на Чукотку. Это были едва ли не первые в науке сведения о чукотских Lepidoptera, до этого никому в Европе не известных. В 1904 г. была опубликована его небольшая заметка о бабочках, обитающих на острове Колгуев в Баренцевом море и в дельте Северной Двины. Отто Герца можно вполне считать пионером в изучении чешуекрылых российской Арктики.

Зоологический музей готовит экспедицию

Энтомологическое увлечение великого князя не стало делом всей его жизни. Как свидетельствуют мемуаристы, примерно к 1900 г. он охладел к пристрастию своей юности и спустя некоторое время полностью переключился на учёные занятия по российской истории (не бросая при этом военной службы и не прекращая путешествовать и охотиться). Свою бесценную коллекцию Николай Михайлович преподнёс в дар Зоологическому музею Императорской академии наук, а в качестве её хранителя предложил кандидатуру Отто Герца. Для этого ему пришлось выхлопотать у министра финансов новую штатную единицу, специально предназначенную для Герца. Великий князь хотел бы, чтобы его многолетний сотрудник получил должность старшего зоолога (высшую, после директорского поста, в тогдашней музейной иерархии), но это оказалось невозможным. У Герца не было ни высшего образования, ни достаточного числа печатных трудов, которые требовались от претендентов на эту должность. С другой стороны, обижать Николая Михайловича, преподнёсшего Музею такое сокровище (коллекция включала «13.904 вида… всего в числе 110.210 экземпляров» бабочек. Специалисты отмечали её «удивительно богатый, один из первых в мире, подбор видов палеарктической фауны» и то, что «она отличается обилием экземпляров каждого вида, подобранных из разнообразнейших типов индивидуальных отклонений, и прекрасной сохранностью экземпляров»), – тоже было нельзя. В итоге был найден компромисс, и 1 марта 1900 г. Отто Герц стал сотрудником Зоомузея в качестве «исполняющего должность старшего зоолога». Его личное дело, заведённое при поступлении на государственную службу, содержит такой документ, относящийся к этому же времени:

Германскому подданному Альфреду-Отто Герцу

По всеподаннейшему докладу моему Вашего прошения, Государь Император, в 23 день сего марта [1900 года], Всемилостивейше повелеть соизволил принять Вас, с малолетними детьми Вашими Николаем-Альфредом-Вальтером и Маргаритою-Меланиею-Мариею, ныне же в русское подданство.

О таковом Высочайшем повелении, объявленном мною одновременно с сим за № 14310, Министру Внутренних Дел к исполнению, поставляю Вас в известность.

Главноуправляющий,

Шталмейстер <подпись неразборчива>

Итак, Россия стала для него второй родиной. За год до этого, в июне 1899 г., Герц получил первую российскую награду – орден святого Станислава третьей степени. Жизнь вошла в свою колею, он остепенился, обзавёлся семьей и, возможно, уже оставил планы новых дальних путешествий. Всё перевернуло письмо якутского губернатора о находке берёзовского мамонта.

Почему именно Отто Герцу предложили стать начальником экспедиции на Колыму и почему он согласился, хотя мог бы отказаться, сославшись на свою занятость надзором за великокняжеской коллекцией и невозможностью надолго оставить молодую жену с двумя малолетними детьми? Пока в архивах не удалось обнаружить документы, проливающие свет на это обстоятельство. Но попробуем, держась в рамках известных фактов, реконструировать ход событий.

Штат Зоологического музея, экспонатом которого должен был стать берёзовский мамонт, был очень невелик. По состоянию на 1 января 1901 г. в нём, кроме директора, состояло всего восемь научных сотрудников – четыре старших зоолога и четыре младших зоолога. Большинство из них не могли оставить надолго свои рабочие места, семьи, да и не все имели необходимый опыт экспедиционных исследований. К тому же, один из старших зоологов А.А. Бялыницкий-Бируля уже работал в составе Русской Полярной экспедиции, руководимой бароном Э. Толлем. В музее работало ещё несколько препараторов, но они представляли собой вспомогательный персонал, занимались монтировкой коллекцией, набивкой чучел, заливкой спирта в банки с препаратами и тому подобными техническими делами. Герц из всех сотрудников Музея был едва ли не самым опытным путешественником, к тому же лично проведшим на крайнем северо-востоке Азии три года. Он хорошо знал страну, куда предстояло отправиться, живущих там людей, особенности перемещения и условия жизни в этой местности.

Судить о психологии и складе характера человека, не оставившего после себя дневников и воспоминаний, очень сложно. Но я рискну предположить, что по натуре своей Отто Герц был прирождённым странником, которому, подобно великому путешественнику Пржевальскому, не сиделось на месте, было скучно в большом городе, хотелось снова увидеть дикие места, вдохнуть воздух дальних стран. Пожалуй, только истинный энтузиаст учёных странствий мог, как это сделал Герц, почти на год оставить свою семью и отправиться в сложное и опасное путешествие. Его согласие возглавить мамонтовую экспедицию я могу объяснить, в первую очередь, этой «сумасшедшинкой». Хотя, возможно, была и ещё одна причина. Вспомним, что Герц получил место старшего зоолога (пусть даже с приставкой «и.о.») фактически по протекции, не имея в своём багаже формально необходимых для этого научных достижений. Он сразу перешагнул через все ступени и занял должность старшего зоолога, которую «обычные» учёные, с университетским образованием и солидным списком печатных трудов, могли ждать и добиваться годами. Как Герц должен был себя чувствовать в этом маленьком кружке музейных сотрудников, прекрасно знавших друг друга? Я не думаю, что его встретили враждебно или с недоверием, но вряд ли он на первых порах ощущал себя вполне на равных с коллегами, среди которых были весьма авторитетные зоологи. Даже симпатизировавшие Герцу люди недоумевали по поводу его столь быстрого «возвышения». Сергей Алфераки, энтомолог и ещё один сотрудник великого князя, в своей автобиографии, опубликованной в 1909 году, без обиняков пишет: «Я очень любил Герца; отношения наши всегда были наилучшими, но видеть человека без всякой научной подготовки, без малейшего энтомологического взгляда в должности старшего зоолога высшего научного института России – разве это не поразительная неожиданность?!».

Если так писал друг, то что должны были думать и говорить об Отто Герце недруги и завистники?

Возможно, что отправиться в далёкий путь за мамонтов его заставило, в том числе, и желание «вырасти» в глазах коллег, доказать своё право на занимаемую должность, а может быть – кто знает – и стремление на время оторваться от музейной среды, от тесного и маленького коллектива, где каждое движение, каждый поступок были на виду. У меня нет ни малейших сомнений в высокой порядочности и деликатности сотрудников Зоомузея – цвета тогдашней интеллегенции – но люди есть люди, и новичок в любом коллективе, особенно пришедший в него в таких деликатных обстоятельствах, не может рассчитывать на быстрое вхождение в «круг своих». Неизбежен период «притирки», «прилаживания» друг к другу, сопровождающийся разными шероховатостями. Не от них ли Герц хотел убежать на Колыму? Но, повторюсь, эти лишь мои догадки, хотя ни один известный факт или документ им не противоречит.

Так или иначе, назначение Отто Герца начальником экспедиции состоялось. В помощь ему были приданы студент-геолог Юрьевского (ныне Тартуского) университета Д.П. Севастьянов и Евгений Васильевич (Ойген Вильгельм) Пфиценмайр (1869–1941), старший препаратор Зоомузея. Этот последний был тоже выходцем из Германии, осевшим в России и принявшим русское подданство. Всю остальную рабочую силу – проводников, погонщиков лошадей, землекопов – небольшому отряду предстояло найти и нанять на месте. Дело, между тем, было поистине государственной важности. Русская наука могла серьёзно укрепить свой международный авторитет, если уникальную находку удастся в целости доставить в Петербург и изучить силами отечественных учёных. Понимали это и при императорском дворе. По крайней мере, если верить словам Пфиценмайра, в старости поделившегося своими воспоминаниями с Эндрюсом:

«Дело о мамонте дошло до царя; он приказал организовать экспедицию для доставки туши. Доктор Герц руководил этой экспедицией и предложил мне принять в ней участие. Мы долго добирались на санях до деревни Берёзовки, близ которой был найден мамонт. Нам говорили, что запах, который издает эта туша, невыносим. Теперь мы в этом убедились! Сперва нам казалось, что вонь эту невозможно вынести. Но царь приказал, чтобы мамонт был в музее! И мы волей-неволей вынуждены были продолжать работу. Кто из нас решился бы возвратиться к царю с сообщением, что мамонта не удалось доставить, потому что туша чересчур скверно пахла! Не знаю, что случилось бы с нами, если бы мы поступили таким образом».

Забегая вперёд, скажу, что с участниками экспедиции ничего не «случилось». Поставленная задача была выполнена вполне успешно. Но пока что герои моего рассказа сидят, удобно устроившись в купе скорого поезда, везущего их в Иркутск. Им ещё предстоит проделать долгий и тяжёлый путь в Заполярье к ледяной могиле «берёзовского» мамонта.

Продолжение следует…

***

Винарский Максим Викторович, д.б.н., профессор, зав. Лабораторией макроэкологии и биогеографии беспозвоночных СПбГУ и главный научный сотрудник Санкт-Петербургского филиала Института истории естествознания и техники РАН. Лауреат премии «Просветитель» в номинации «Естественные и точные науки» за книгу «Евангелие от LUCA. В поисках родословной животного мира». Специально для GoArctic

Список использованной литературы:

1. Герц О.Ф. Отчет начальника экспедиции Императорской Академии наук на Березовку для раскопки трупа мамонта. Известия Императорской Академии наук. 1902. Т. 16, № 4. С. 137–174.

2. Кузнецов Н.Я. [О. Ф. Герц: некролог]. Русское энтомологическое обозрение. 1905. Т. 5. С. 311–312.

3. Личное дело старшего зоолога Зоологического музея Императорской Академии наук О.Ф. Герца. Санкт-Петербургский филиал Архива Российской академии наук. Ф. 4, оп. 4, дело 144.

4. Магаданский мамонтёнок. Л.: Наука, 1981.

5. Новомодный Е.В. Жизненный путь и научное окружение О.Ф. Герца – исследователя чешуекрылых Якутии и Камчатки. Чтения памяти Алексея Ивановича Куренцова. 2022. Вып. 33. С. 5–23.

6. Отчет по Зоологическому музею Императорской Академии наук за 1902 г. Ежегодник Зоологического музея Императорской Академии наук. СПб., 1903. Т. 8. С. 1–62.

7. Отчетно-финансовые документы по расходам экспедиции Герца. Санкт-Петербургский филиал Архива Российской академии наук. Ф. 55, оп. 1, дело 353.

8. Слепкова Н.В. Об обстоятельствах передачи коллекции бабочек великого князя Николая Михайловича Зоологическому музею в Санкт-Петербурге. Труды Зоологического института РАН. 2021. Т. 325. С. 113–136.

9. Тихонов А.Н. Мамонт. М.-СПб: Товарищество научных изданий КМК.

10. Эндрюс Р. Диковинные звери: о животных далекого прошлого. М.: Изд-во иностранной литературы, 1963.

11. Юсупова Т.И., Винарский М.В. Энтомология в дворцовых покоях: великий князь Николай Михайлович и его научный кружок. Вопросы истории естествознания и техники. 2022. Т. 43, № 4. С. 747–771.