Первый канцлер России в северной ссылке: «хождение по мукам» князя Василия Голицына

Государственная печать и цветной портрет князя В.В. Голицына

Во все времена российской истории Север страны служил местом ссылки для инакомыслящих. Северные монастыри и остроги принимали «непокорников» всех рангов: от настоящих разбойников до правителей России. Самые известные из «царственных узников»: малолетний император Иван IV Антонович – «железная маска» в истории России; Филарет Романов – отец царя Михаила Фёдоровича и его соправитель; Иосиф Джугашвили (Сталин).

Одним из подобных высокородных ссыльных был человек, фактически руководивший Россией в последней четверти XVII века, – князь Василий Васильевич Голицын. Будучи «правой рукой» царя Фёдора Алексеевича, а затем царевны Софьи в период её регентства при малолетних царях Иване V и Петре I, он провёл реформы, положившие начало модернизации России, открыл первый в стране вуз, заключил официальный договор с Китаем, положивший начало многовековым торговым отношениям. Более того, он заключил мирные договоры с главными соперниками России: Турцией, Швецией и Речью Посполитой (Польшей), причём последняя уступила России Киев. Он имел самые роскошные «на Москве» палаты и готовил проекты отмены крепостного права. Иностранцы при жизни называли его Великим и именовали канцлером, поскольку именно он ставил печать на государственные документы.

Но как же так получилось, что двадцать пять последних лет жизни князь провёл в ссылке на севере?

Гедиминовичи-Голицыны

Род князей Голицыных ведёт своё происхождение от Гедиминовичей, которые почитались в русских землях по знатности вторыми после Рюриковичей. Гедиминовичи – литовский род, а в русских землях они появились в начале XV века, когда сын Дмитрия Донского Василий женился на дочери литовского князя Витовта Софье. В свите литовской княжны был внук Великого Князя Литовского Гедимина (Гедиминаса) Патрикий. В Москве он пришёлся в прямом смысле слова «ко двору», и князь Василий I упросил его остаться, дал чин боярина и даже выдал за старшего сына родовитого литовца свою дочь. Один из Патрикеевых в XVI – Михаил Иванович, боярин Великого Князя Василия III – получил прозвище Голица за то, что носил на потерянной в бою руке «голицу» – «латную» (железную) перчатку. С тех пор прозвище закрепилось за выходцами из Литвы, потомками Гедимина.

Новой родине Голицыны служили верой и правдой: ходили в походы, в том числе и на Литву, строили города и крепости (например, легендарный Свияжск). В период Смутного времени начала XVII века, когда в России разгорелась гражданская война, Голицыны оказались по обе стороны баррикад. Одни из них от имени Лжедмитрия I (он выдавал себя за Рюриковича, получается – лжеродственник Голицыным!) участвовали в убийстве юного царя Фёдора Годунова и его матери, другие вместе с князем Пожарским (его жена была из рода Голицыных) освобождали Москву от католиков – поляков, наместников королевича Владислава. Были Голицыны в чести и у новой династии Романовых: царь Михаил Фёдорович даровал боярский чин Андрею Голицыну, от которого пошли четыре ветви рода. От старшей ветви ведёт своё происхождение Василий Васильевич Голицын (1643–1714), потомок Гедимина в четырнадцатом колене.

Герб Голицыных

Род матери князя Василия Татьяны Ивановны тоже был вполне родовит: это были князья Ромодановские, родня Рюриковичам через сына князя Всеволода Большое Гнездо (ветвь Стародубских Рюриковичей). Отпрыску двух знаменитых родов Василию Голицыну было заранее уготовано место в Боярской Думе. Следует заметить, что бояре того времени – это отнюдь не непроходимо-бородатые неучи, а «советны люди» царя: они были полководцами, управляли городами и наместничествами, судили, исполняли дипломатические поручения государей. А потому Василия с детства готовили к высоким должностям, он получил блестящее, по меркам XVII века, домашнее образование: знал иностранные языки (немецкий, польский, латынь), много читал.

Службу Василий Голицын начал при царе Алексее Михайловиче, однако за восемнадцать лет дослужился лишь до чина стольника. А вот как только на престол вступил царь Фёдор Алексеевич, карьера князя пошла стремительно вверх. В 1676 году царь Фёдор пожаловал Василия в бояре, минуя чин окольничего. Неужели четырнадцатилетний царь сам сделал такое назначение? Нет, тут не обошлось без дворцовых интриг, причём связанных с «амуром». Скорее всего, князя приблизила к царю сестра – царевна Софья Алексеевна. Она не была старшей в семье – шестым ребёнком и четвёртой по счёту из дочерей Алексея Михайловича, – но была умна и образованна, знала иностранные языки, разбиралась в политике. Не то чтобы девушкам в семье Романовых давали образование специально, просто Софья, испытывая тягу к знаниям, присутствовала на занятиях братьев под предлогом заботы о них: оба брата от первой жены царя Алексея Марии Милославской были физически слабы (Фёдор «скорбел ножками», у Ивана был паралич век). Под этим же предлогом Софья посещала заседания Борской Думы и даже помогала брату Фёдору принимать иностранных послов. И, уж конечно, царевна влияла на назначения на государственные должности и раздачу чинов. В князя Василия Голицына Софья была, вне сомнения, влюблена. Князь Борис Куракин в «Гистории о Петре I и ближних к нему людях 1682-1695» писал: «Софья, по своей особливой инклинации [склонности к кому-либо] и амуру, князя Василия Васильевича Голицына назначила воеводою войски командовать и учинила его первым министром». Ну, положим, «первым министром» он стал позднее, в период регентства Софьи, но уже при Фёдоре В.В. Голицын действительно «вошёл в милость через амурные интриги и почал быть фаворитом». Причём тот же Куракин (а он был из лагеря Петра I – ненавистников Голицына!) отмечал, что Василий Васильевич «был своей персоною изрядной, ума великого, и любим от всех».

При царе Фёдоре Василия Голицына посылают решить самый «щекотливый» на тот момент вопрос: наладить взаимоотношения с Османской империей (Турцией). В 1680 году Голицын отправляется на Украину, где он возглавил полки, оберегающие южные рубежи страны, а в 1681 году участвует в заключении Бахчисарайского мира с Турцией…За успешное решение «турецкого вопроса» царь Фёдор жалует Голицыну огромные земельные наделы, и благосостояние князя начинает расти. Вырос и авторитет князя Голицына: Василию Васильевичу было поручено «ведать ратные дела для лучшего их устроения», то есть провести военную реформу. Традиционно российские и советские историки приписывали создание регулярной армии Петру Великому, однако, первые шаги были сделаны уже при Фёдоре Алексеевиче. Стараниями Голицына русская армия получила деление на роты, в ней появились драгунские, рейтарские, мушкетёрские подразделения. Однако проведению реформы мешало «местничество» – практика, согласно которой места в войсках и думе распределялись в зависимости от знатности рода. И командовать «худородные» теми, кто был более «высокого» происхождения, не могли. Сложилась эта система в XV веке, а уже в XVI стала «тормозом» в государственных делах. Отказаться от неё было сложно, так как местничество охраняло интересы олигархов, но, например, царь Алексей Михайлович в период военных походов указывал «быть без мест». И вот, наконец, при царе Фёдоре местничество было отменено: в 1682 году были сожжены разрядные книги. Казалось бы, реформа армии должна была получить дальнейшее развитии. Кстати сказать, Фёдор Алексеевич не был таким уж «узким гуманитарием» как его иногда представляют, он очень любил все военное: оружие, армию, парады. Это именно он приучил маленького сводного брата Петрушу к «марсовым потехам», устроив в его покоях игрушечный военный лагерь. Фёдор брал братика с собой и на «военные реконструкции» – занятия потешных полков. Фёдор даже искусственное озеро с кораблями затеял сделать возле Кремля… Однако судьба отвела ему так мало времени на жизнь и воплощение планов. В том же 1682 году Фёдора не стало.

Правление Софьи и Голицына: «государство пришло… в цвет великого богатства»

Царь Фёдор не оставил после себя наследника: первая его супруга умерла после родов, а следом – их младенец, а вторая жена даже не успела «понести». В династии Романовых было на то время двое наследников мужского пола: Иван (родился в 1666 г.) – сын царя Алексея Михайловича от первой жены княжны Марии Милославской и Пётр (1672 г. р.) – сын второй жены царя Алексея Натальи Нарышкиной. По праву первородства царём должен был стать Иван, но, поскольку самостоятельно править он не мог в силу своей физической немощности и за ним стояла Софья с небезупречной репутацией, выбор патриарха (а от его мнения зависело решение этого вопроса) пал на десятилетнего Петра. Софья и партия Милославских не смирились, вскоре разгорелся дворцовый кризис, а за ним стрелецкий бунт 1862 года. В результате сложилась беспрецедентная ситуация: на Российском троне восседали два царя-отрока, а регентшей при них стала девица – царевна Софья Алексеевна. Следует отметить, что современники и историки отзывались о её личности и периоде регентства очень хорошо. Вне сомнения, более всего восхваляли царевну её сподвижники, например, учёный монах Сильвестр Медведев отмечал, что «царевне досталось семь добродетелей: целомудрие, благочестие, великодушие, щедрость, мудрость правдолюбие и дар слова». Возможно, в некоторых из перечисленных достоинств царевны можно было бы усомниться, но мудрой и деятельной Софья была точно. Например, шведские резиденты в донесениях своему королю характеризовали Софью как «умную и рассудительную женщину». А французский дипломат Фуа Де ла Невилль не удержался от иронии: «Насколько её талия коротка, широка и груба, настолько же её ум был тонок, проницателен и искусен». И даже противники Софьи полагали, что она оправдывает своё имя (София означает мудрость). Например, князь Б. Куракин писал, что «правление царевны Софьи Алексеевны началось со всякою прилежностию и правосудием и ко удовольствию народному, так что никогда такого мудраго правления в Российском государстве не было. И всё государство пришло… в цвет великого богатства». Возможно, главная заслуга в этом принадлежит фавориту Софьи князю В.В. Голицыну. Это был зенит славы этого государственного деятеля. Он возглавлял посольский и ещё несколько приказов, был наместником Новгородским, получил чин ближнего боярина.

Царевна Софья руками князя проводила политику либерализации. В эти «шесть лет тишины», как называли период регентства царевны современники, отменили четвертование и практику, существовавшую со времён Киевской Руси, когда женщину за измену мужу закапывали в землю живьём (это очень гуманно было заменено на простое … отсечение головы), строже стали наказывать за должностные преступления. В Москве было продолжено строительство, начатое при царе Фёдоре, большом любителе каменного зодчества. В Кремле появились Палаты присутственных мест, в столице – построено множество каменных домов и достроен большой каменный мост с семью арками, связавший центр города и Замоскворечье. На улицах были сделаны деревянные мостовые и по вечерам дежурили караульные стрельцы, которые следили за порядком и могли наказывать жителей за плохое поведение или даже за бранные слова.

Кроме того, Голицыным были подготовлены проекты почтовых дорог и планы освоения Сибири. Интересно, что при обыске дома Голицына после его ареста была найдена рукописная книга для «поправления дел» в стране. Не случайно француз да Невилль писал о Голицыне, что его «проекты были шире, чем у Петра», а историк В.О. Ключевский полагал, что В.В. Голицын намеревался «дать просвещение народу». Действительно, именно в это время было открыто первое в России высшее учебное заведение – Славяно-греко-латинская академия, причём для неё были построены каменные здания в центре Москвы, получившие название Спасских школ. Москва того времени была городом вполне интернациональным, а центром встреч иностранцев стал дом (дворец!) Василия Голицына, возведённый в самом центре первопрестольной – напротив Кремля (на этом месте сейчас находится здание Государственной Думы).

Палаты Голицына в Охотном ряду

Как отмечали иностранцы, дом Голицына был одним из великолепнейших в Европе. Это были двухэтажные каменные палаты с надстроенным деревянным третьим этажом – теремом и крытым медью шатром над Большой столовой палатой. Кровлю для дворца выполнял мастер «Свейской земли» Готфрид Диттеркофер. В доме было более двадцати комнат, главные из них были расписаны сценами на библейские темы и украшены картинами и гравюрами на тему священного писания («писаны пророческие и пророчиц лица»), портретами иностранных и русских государей. Были здесь портреты Владимира Святославовича, крестителя Руси, от сына которого вели своё происхождение Гедининовичи, и московских царей Ивана IV, Фёдора Иоанновича, Михаила Фёдоровича, Фёдора, Ивана и Петра Алексеевичей. На потолке главной залы была изображена планетная система: «солнце с лучами вызолочено сусальным золотом, круг солнца – беги небесные с зодиями» (знаки зодиака), «планеты писаны живописью, и от солнца на железных трех прутах паникадило белое костяное о пяти поясах, в поясе по осьми подсвечников», а «по другую сторону солнца месяц в лучах посеребрян». На стенах других комнат были гобелены, ковры из Персии и зеркала. Всего в доме было 75 зеркал (из уникальных – в черепаховой раме), и лишь одно из них – подарок Софьи – будет сопровождать Василия Голицына до конца его жизни в ссылке. 

Были в доме витражи – «стёкла с личинами», а в буфетах стоял фарфор из Венеции. Много было «часов с боем и столовых во влагалищах черепаховых, оклеены усом китовым, кожею красною, немчин на коне, а в лошади часы». Роскошью отличалась и хозяйская мебель: стулья были обиты «кожами золотными», кресла – бархатом, а описание кровати хозяина заняло в описи конфискованного имущества аж несколько строк. Хозяйская опочивальня служила и кабинетом, судя по тому, что её украшали «в рамах деревянных вызолоченные землемерные чертежи печатные немецкие на полотне (карты), «две личины человеческих каменных арапские», янтарные чернильницы и ящик-аптека.

Были в доме и такие «диковины», как клавикорды и приборы, по описаниям – термометр и/или барометр: «три фигуры немецких ореховые, у них в срединах трубки стеклянные, на них по мишени медной, на мишенях вырезаны слова немецкие, а под трубками в стеклянных чашках ртуть». Но гордостью хозяина дома была библиотека, где были книги и рукописи на русском и иностранных языках. Кстати, во время приёмов в доме главы посольского приказа говорили на латыни, немецком и польском, но при этом хозяина считали «галоманом», то есть любителем всего французского.

Сберегатель печати и великих посольских дел

Иностранные дипломаты не случайно осаждали дом Голицына, пытаясь завладеть вниманием князя, особенно когда к его имени в 1684 году добавился ещё и «титул» «царственныя большия печати и государственных великих посольских дел сберегатель». Но стоило ли радоваться такому повышенному вниманию европейцев? С одной стороны, деятельности главы посольского приказа сопутствовал успех. Не случайно над палатами Посольского приказа был вывешен глобус: политическая зоркость князя простиралась далеко. Например, вполне хорошо шли дела у России на Дальнем Востоке: в 1689 году был заключен первый официальный договор о торговле и границах с Китаем – Нерчинский мирный договор. А вот в Европе было не всё так просто, отчего на приёмах у князя и была представлена «карта Европы» в виде послов и посланников. Россия нужна была европейским странам как союзница на севере против Швеции и на юге против Османской империи. Эти противоречия международной политики и оказались фатальными для судьбы князя, ставшего заложником большой политики. Вот почему так недолго наслаждался князь роскошной жизнью в своих новых палатах: он строил их в 1684–1688 гг., а в 1689 году уже попал в опалу.

Князь В.В. Голицын. Гравюра 1689 года

Должность главы посольского ведомства требовала действий, и князь начал с «выяснения отношений» с северным соседом, поскольку истекал срок Кардисского мира, заключённого после русско–шведской войны 1656–1661 года. Война со Швецией при царе Алексее Михайловиче была неудачной попыткой вернуть побережья Балтики, потерянные после Смутного времени. И в период регентства Софьи, как стало известно В.В. Голицыну, Стокгольм был намерен окончательно «ногою твёрдой стать при море». Для того, чтобы продлить Кардисский мир, Голицыну пришлось прибегнуть к дипломатической уловке, блефу: он сделал вид, что собирается заключить договор с Данией, главным противником Швеции. В результате, мир был заключён, как констатирует историк А.П. Богданов, «на условиях Голицына, не наносивших урона Швеции, но и не признававших уступки России»: в договорах 1683-1684 гг. не было закреплено право шведов на Ингерманландию, где через некоторое время появиться новая столица русского государства. Интересно, что в Московском протоколе от 22 мая 1684 года (он назывался «Ратификация Кардисского мира и Плюсского свершения») есть имена царевны Софьи и царя Ивана, но отсутствует имя Петра! Вообще Софья в эти годы вела себя как истинная «великая государыня, благородная царевна», как её статус обозначали теперь в государственных бумагах. Она принимала послов, подражая королеве Англии Елизавете I, её кумиру: «сидела в своём государственном месте в креслах оправных з запоны алмазными», носила «одеяние: венец низан жемчюгом, … шуба оксамитная золотная соболья, … а подле соболей обложено кружевом большим». Сразу вспоминаются портреты Елизаветы I! Рядом с креслом (фактически троном!) царевны стоял князь В.В. Голицын, наряды и внешний вид которого был предметом обсуждения соотечественников и дипломатов (одна только шапка князя из редкого красного соболя оценивалась в десять тысяч червонцев!).

Между тем, подобные внешние маркировки – это не просто щегольство князя, этого требовал статус «государственных великих посольских дел сберегателя». Посольский приказ всегда был местом собрания наиболее прогрессивных людей в стране, а при Голицыне здесь действовала целая школа профессиональных дипломатов. Стоит упомянуть, например, о том, что полномочный посол России во Франции князь Яков Долгорукий не боялся «ставить на место» самого «короля-солнце» Людовика XIV! Именно наличие сильного посольского корпуса в годы регентства Софьи позволило одержать России ещё одну дипломатическую победу – заключить Вечный мир с Польшей, с которой Россия воевала с перерывами на перемирия почти двести лет – самое длинное противостояние в истории России! Польша (правильнее – Речь Посполитая, конфедеративное государство, существовавшее с 1569 по 1795 гг.) была недовольна результатами последней войны: по мирному договору (Андрусовскому перемирию 1667 г. на 13,5 лет) России был отдан Смоленск, Левобережная Украина и даже Киев (на два года для вывода оттуда российского гарнизона). Как писал В.О. Ключевский, восхищаясь «дипломатической сообразительностью» главы Московской дипломатии, А.Л. Ордин-Нащокин «вытягал у поляков не только Смоленскую и Северскую Землю, … но западный Киев с округом». Вечный мир с Польшей 1686 года ещё больше упрочил позиции Русского царства: Смоленск был закреплён за Россией навечно, частью России оставалась Левобережная Украина и Киев (на правом берегу), за который русские заплатили соседям 146 тысяч рублей. Кроме того, Польша отказывалась от протектората над Запорожской Сечью. Вне сомнения, такие успехи – заслуга не только российской дипломатии и самого В.В. Голицына – на Польшу надавили Австрия и Венеция, которым угрожала Османская империя. Да и сама Польша несла потери от нашествия осман. Европейским державам нужна была помощь России, и потому договор содержал роковой для судьбы Василий Голицына пункт, по которому Россия разрывала сношения с Османской империей и должна была оказать помощь союзникам в борьбе с крымским ханством (подданным Османского султана).

В Стамбуле, по донесению московского резидента, султан «зело со всеми бусурманами задрожал». Весть о заключении договора России и Польши заставила Порту изменить свои планы агрессии на Европу. Но и глава Посольского приказа, стараниями которого был заключен несколько лет назад мир с Турцией, не был рад такому положению дел. Он попал в двойственное положение: союзнический долг велел России нарушить договор с Турцией и Крымским ханом, а ведь он обещал султану мир! Кстати, и султан звал Голицына выступить вместе против Польши…

Князю всё же пришлось участвовать в походах на Крым. Оба похода хорошо описаны в исторической литературе, поэтому оговоримся лишь, что результаты походов были плачевны. Неудачи похода были списаны на отсутствие провианта и воды, выжженные степи и уничтоженные колодцы, предательство гетмана Левобережной Украины Ивана Самойловича и многое другое. Но нельзя и исключить явное нежелание Василий Голицына воевать против Турции. Он вёл себя странно: то затягивал переговоры с султаном, ставя ему невыполнимые условия, то уводил армию перед решающим сражением. Так или иначе, в двух походах погибло множество воинов, причём не легло на поле брани, что считалось бы достоинством, а от плохого питания и болезней.

И только Софья считала князя Голицына героем. Он писала ему трогательные письма: «свет мой братец Васенка здравствуй батюшка мой», восторгалась тем, как он в одном из сражений «разумом и счастием победив агаряны», не стеснялась мечтать «вслух»: «как увижу в обятиях своих тебя света моего», осыпала князя нежностью: «радость моя, свет очей моих», «сердце моё». Кроме того, по её указанию после первого похода была обнародована «память», выхваляющая князя, где так были показаны события: «Крымской хан … с татары … пришли в боязнь и во ужас и отложа обыклую свою дерзость, … и нигде не показались и бою …не дали, и пришед в самое отчаяние, ушли за дальния свои поселения за Перекоп».

Письмо Софьи Голицыну

После второго похода, когда русские полка «дерзнули» дойти до Перекопа, Софья была готова наградить князя: пожаловать ему полторы тысячи крестьянских дворов (подобные дары не были приняты в XVII веке: обычно цари жаловали шубы, кубки, дорогую посуду), но на политической арене появляется новая фигура – Пётр, которому исполнилось на ту пору семнадцать лет. К тому же, он был уже женатым мужчиной, а это, по средневековым меркам, показатель совершеннолетия. К тому времени между Петром и Софьей уже накопилось много поводов для размолвки: Софья приказала чеканить на монетах свой портрет вместе с братьями, намеревалась не просто идти в открытую в крестный ход (это не полагалось делать женщине из царской семьи), но даже пыталась возглавить его и пр.

«Орлиный портрет» царевны Софьи, 1682–89 гг.

Перемена участи: «из князи в грязи»

Поводом для начала открытой борьбы Петра и Софьи, стал «Стрелецкий бунт 1689 года». Это событие давно уже признаётся историками провокацией: на самом деле настоящего бунта не было. В августе 1689 года Москву наводнили слухи: сторонники Софьи убеждали народ, что Пётр с потешными полками собирается прийти в Москву (Пётр жил в Преображенском под защитой будущих гвардейцев) и убить брата Ивана, а Петру донесли, что стрельцы во главе с Фёдором Шакловитым идут убрать Петра и его семью. По легенде, Пётр, узнав об этом, бросил мать и беременную жену, в одном исподнем вскочил на коня и умчался в Троице-Сергиев монастырь. За ним потянулись бояре, патриарх, иноземные полки и даже некоторые стрелецкие. Софья тоже пыталась приехать к брату объясниться, однако он не пустил Софью «на порог». Получается, «бунт», якобы поднятый сторонниками Софьи, имел обратный результат: в итоге к власти пришёл Петр I (de facto, а de jure он оставался соправителем Ивана V до смерти Ивана Алексеевича в 1696 году), царевна же Софья была отправлена в монастырь. Вслед за царевной в опалу попали все её сподвижники. С ними расправились очень сурово: Фёдор Шакловитый и некоторые другие главы стрелецкого войска были «главноотсечены», другим предписано было отправиться в ссылку, многих подвергали пыткам. В вину соратникам Софьи ставили попытку организации переворота. Историк С.Ф. Платонов пишет: «Трудно сказать, насколько обвинение Софьи было справедливо, а не вымучено пытками, но Петр ему поверил и страшно мстил сестре и карал бунтовщиков».

Арест Софьи

Под горячую руку царя попал и В.В. Голицын, а враги князя незамедлительно воспользовались моментом, чтобы опорочить его в глазах Петра. На командующего Крымскими походами сразу накатали «навет», дескать русские войска «дошли по Перекопа и вернулись назад», так как «боярин князь Голицын … у всяких чинов брал сказки, а в сказках велено писать, что к Перекопу приступать невозможно потому, что в Перекопе воды и хлеба нет». А сам князь будто бы «взял с татар … две бочки золотых, и после те золотые явились на Москве в продаже медными, а были они в тонкости позолочены». Поскольку при обыске в особняке Голицына действительно нашли несколько сундуков с золотыми монетами, то доносу молодой царь Петр, возможно, и поверил. В вину главе Посольского приказа вменялось «доброхотство царевне Софье, самовольно вступившей в самодержавие» и то, что «сестре великих государей о всяких делах докладывал мимо великих государей», а также то, что «был послан в Крымские юрты, пришел к Перекопу, промыслу никакого не чинил и отступил, каковым нерадением царской казне учинил великие убытки, государству разорение, а людям в тягость».

9 сентября 1689 г. по именному указу государей Иоанна и Петра Алексеевичей «по сыску, отняты чести у бояр, у князь Василья Васильевича да у сына его князь Алексея Васильевича Голицыных, и сосланы в ссылку… с женами и с детьми». Имущество князя отходило к государям и было пущено «в раздачу». Если верить запискам иностранцев, «в доме князя нашли 100 000 дукатов в сундуке, зарытом в подвале, … 400 пудов золотых сосудов… и разные серебряные деньги». С собой в ссылку княжеской семье было «запрещено брать что бы то ни было».

***

Чуракова Ольга Владимировна, к.и.н., доцент С(А)ФУ, Архангельск