Психологический портрет Роберта Пири, путешествие ревизора в Сибирь и новые сведения о кочах

Дмитрий Шпаро «Неизвестный Пири». – Москва: Паулсен, 2022. – 784 с.

Это уникальная книга. Психологическое исследование, написанное выдающимся путешественником – о выдающемся путешественнике. Из школьного курса географии все знают о соперничестве Руала Амундсена и Роберта Скотта в достижении Южного полюса, о трагедии, которым оно обернулось для Скотта. Но ведь и при достижении Северного полюса была история соперничества – быть может, менее яркая, но зато более тонкая и психологичная. Роберт Пири и Фредерик Кук – кто из них достиг полюса первым? У Дмитрия Шпаро – который сам первым дошёл до Северного полюса на лыжах по дрейфующим льдам – есть обоснованное мнение на этот счёт, и он обязательно познакомит с ним читателя. Но ещё больше его интересует другая сторона вопроса: личность самого Пири.

За спиной американского полярника Роберта Пири стояла могущественная организация – американское Национальное географическое общество; оно активно поддерживало этого исследователя и отчасти финансировало его экспедиции. Дебаты по результатам экспедиции Пири к Северному полюсу были долгими, не всем она внушала доверие, но заключительное голосование было всё же в его пользу, поддержало его славу, дало ему большую пожизненную пенсию и звание контр-адмирала. Что любопытно: даже с учётом этого награду он получил за «арктические исследования, завершившиеся достижением Северного полюса», слов «открытие» и «первооткрыватель» законодатели избежали. А после смерти Пири дневники его и документы на долгое время были засекречены, «чтобы сторонники Кука не могли ими воспользоваться в собственных целях».

Каким же он был – лейтенант Роберт Пири, на полярных исследованиях доросший до контр-адмирала? Уже в бытность свою лейтенантом он имел все те черты, которые позднее создадут его славу и сделают её сомнительной. Хороший организатор, очень энергичный, увлечённый, мужественный, упорный человек – Шпаро полностью отдаёт Пири должное. Но уже в молодости он был необъятно честолюбив. Он страстно желал быть первым, первооткрывателем, и когда факты противоречили этому – тем хуже было для фактов. Триумф Нансена, пересёкшего Гренландию, был для Пири ударом, ведь он сам задумывал такую экспедицию, а Нансен «отправился по кратчайшему из указанных мною путей». Что оставалось делать Пири? Избрать путь «более трудный» - и всё равно стать первооткрывателем в Гренландии!

В этом путешествии по Гренландии Фредерик Кук шёл об руку с Робертом Пири. Они были если не друзьями, то соратниками, уважавшими друг друга профессионалами. Однако уже по возвращении из Гренландии Пири запретил Куку публиковать собранные тем материалы об эскимосах. Возглавлял экспедицию Пири, и Кук был вынужден подчиниться. Но больше он с Пири в поход не пошёл. И к Северному полюсу отправился самостоятельно.

В этой истории ревность к чужому успеху – как в капле воды. Но это было только начало большого соперничества. И начало славы Пири, который всюду искал выгоды, не в последнюю очередь – материальной. Самое же для нас, читателей, интересное, – это как много с того времени сохранилось не только научных, но и бытовых, и личных описаний. Это и откровения самого Пири («кажется, что когда Роберт Пири пишет, то одновременно с восторгом читает себя, а когда говорит, то с тем же восторгом слушает себя»), и записи его жены – спутницы в походах. И воспоминания других участников экспедиций. Огромный материал, который не только дошёл до наших дней, но и – в книге Дмитрия Шпаро «Неизвестный Пири» - был проанализирован и сопоставлен одновременно заинтересованно и беспристрастно. У Шпаро нет личных оснований превозносить одного исследователя и принижать другого, зато у него есть личные основания желать открытия правды – ведь исследования Северного полюса стали делом и его жизни, а трудности, которые подстерегают на пути к полюсу, Шпаро знает не понаслышке. Можно позавидовать читателям, которые прочтут эту книгу – умную, доброжелательную, хорошо написанную, полную фактов и честности настоящего учёного.

Е.В. Вершинин, С.А. Кухтерин, М.Л. Наймарк, П.А. Филин «Коч — судно полярных мореходов XVII века. Новые данные». — Москва: Паулсен, 2022. — 248 с.

В середине XVI — первой половине XVII века голландские и английские купцы искали Северо-Восточный проход в Индию и Китай, но не могли всерьёз углубиться даже в Карское море, а русские, между тем, караванами ходили на Обь. Именно здесь, в низовьях Оби и Таза, была основана Мангазея – «столица» богатого пушниной региона. Для плаваний в Мангазею и далее на восток был выработан особый тип судна – коч. «Главный инструмент», благодаря которому Россия осваивала Арктику. Но мы знаем о кочах недостаточно: его достоверных изображений не сохранилось, архивные сведения обрывочны. Активное использование кочей угасло к началу XVIII века (вслед за уменьшением пушных ресурсов Сибири, изменением приоритетов Российского государства), а изучать их начали только в XX веке. К тому же, с 1714 по 1749 год в России запрещалось строить «староманерные» суда. Итак, за двести с лишним лет воспоминания о кочах, их конструкции и уникальном назначении, стёрлись. Новая книга, подготовленная коллективом авторов – историков и судостроителей – и вышедшая в издательстве «Паулсен», значительно восполняет этот пробел.

Первый раздел подготовлен кандидатом исторических наук Евгением Владимировичем Вершининым – это обзорная статья на основе данных, прежде всего, Сибирского приказа. Второй раздел, выполненный Павлом Анатольевичем Филиным, -- анализ документов Якутского приказа, особое внимание здесь уделено разбору такелажа восточносибирских кочей. Третий раздел написан Сергеем Алексеевичем Кухтериным на основе совершенно новых данных о кочах, полученных в ходе раскопок в Мангазее, где в вечной мерзлоте было обнаружено большое количество деталей судна. Четвёртый раздел подготовлен Михаилом Леонидовичем Наймарком — одним из немногих в России специалистов, освоивших технику шитья судов с использованием вицы. Наконец, в пятом разделе представлены выписки из выявленных исторических документов, касающихся кочей, причём большинство документов публикуется впервые. Книга подробно проиллюстрирована замечательными рисунками А. Кухтерина, фотоснимками и чертежами деталей судна, фотографиями с мест раскопок.

Стоит добавить также, что представленная здесь книга – это не только исследование истории судна, но и рассказ о раннем (XVII век) периоде освоения русскими Новой Земли и Сибири, в особенности, северной. Пусть Мангазея исчезла, но Туруханск, Жиганск, Усть-Кут, Якутск и Тобольск существуют поныне, а русские промышленники ходили на кочах и по Енисею, и по Лене; история коча – это ещё и история открытий.

Может ли быть так, что это – незавершённая история? Авторам книги хотелось бы поставить «масштабный исторический эксперимент» по строительству большого шитого судна и пройти на нём Мангазейским морским ходом и по рекам Восточной Сибири. Если подобное удастся – можно будет, наконец, считать, что старинное русское судно коч получило новую жизнь, поскольку прежние «современные кочи» строились без учёта археологических данных и не были шитыми судами. Кроме того, как замечает один из авторов книги, подобный проект не только значим для патриотического соприкосновения с историей, но и «повышает компетентность всех в нём занятых в плане работы с деревом и является важным делом, создающим школу исторического судостроения». Представленную здесь книгу можно рассматривать и как увлекательный учебник для такой школы, в том числе и по технологии шитья вицей, в ней заранее подготовлены некоторые инженерные расчёты и материаловедческие справки.

Булычев И.Д. «Путешествие по Восточной Сибири И. Булычева». — Москва: Паулсен, 2022. — 136 с.

«К нам едет ревизор». В 1843-м году петербургский чиновник Иван Демьянович Булычев отправился с ревизией в Сибирь и на Камчатку – по тем временам, поездка эта заняла три года. Для неравнодушного и вдумчивого Булычева это путешествие стало чем-то большим, чем фискальная проверка, и по возвращении он написал книгу, представляющую немалый интерес для этнографов. И всё же труд чиновника Булычева остался бы просто интересными путевыми заметками, если б дополнением к нему не вышел альбом с иллюстрациями ссыльного художника Леопольда Немировского, всего 57 литографий. Немировский, близкий к сосланным в Сибирь декабристам, был нанят специально с целью создания иллюстративного материала (например, образов встреченных в пути инородцев), но темы его работ строго не регламентировались, и таким образом в книге представлены сразу два взгляда – чиновника и художника.

Работу свою Булычев выполнил добросовестно. Ревизия выявила злоупотребления местной администрации, малоэффективность отраслей управления. Генерал-губернатор Восточной Сибири В.Я. Руперт был смещён со своего поста, а на его место назначен Н.Н. Муравьев.

Булычев не упускает случая отметить и административную деятельность, принёсшую плоды. Например, буряты отчасти приучены к хлебопашеству – это «стоило правительству неимоверных трудов и усилий», но теперь они «охотно обрабатывают землю, особенно потому, что могут запасать корм для скота, который прежде в гололедицу погибал от голода». С благоговением пишет он о подвиге священников, «живущих по нескольку десятков лет в Гижиге, Зашиверске, Нижнеколымске и объезжающих ежегодно безлюдное пространство, равное поверхности Европы». Там, где чиновник видит успешный симбиоз аборигенной и русской культуры, а также благотворное влияние государства – он непременно рассказывает об этом. Его зоркий хозяйственный глаз отмечает «землю, пригодную для огорода», но углубляясь дальше на север, Булычев с горечью соглашается, что для хлебопашества эта земля не годится. Большей частью путь его лежит по дикой пересечённой местности, где путешествуют на крепких якутских лошадях и тунгусских оленях, но гораздо чаще того – на собаках, обращению с которыми Булычев уделяет много внимания.

Имея сведения о местной истории, Булычев рассказывает и о ней:

Чиновник добросовестно описывает быт и нравы встречаемых в пути инородцев; больше всех заинтересовали его коряки и тунгусы. Этот последний народ в особенности восхитил его мастерством в изготовлении одежды и бытовых мелочей и способностью кочевать по столь сложному ландшафту.

Не забывает он и о местных русских:

Цитировать Булычева можно долго: слог его информативный, ёмкий, мыслью по древу он не растекается, но и не предстаёт отстранённым наблюдателем, избегающим давать оценки. Всякому интересующемуся историей Восточной Сибири и Камчатки можно настоятельно рекомендовать прочесть его книгу, а литографии с художественных работ Леопольда Немировского заставляют забыть (а может, даже и порадоваться), что тогда ещё не было фотографии.

***

Татьяна Шабаева, специально для GoArctic