Сейчас в Мурманске

21:09 -11 ˚С Погода
18+

Конференция по арктическому предпринимательству в Институте регионального консалтинга

Как ковидокризис повлиял на арктическое предпринимательство.

Арктическое предпринимательство Малый и средний бизнес на севере Кмнс Пинега
Надежда Замятина
1 марта, 2021 | 15:59

Конференция по арктическому предпринимательству в Институте регионального консалтинга


20 февраля в Институте регионального консалтинга прошла конференция по арктическому предпринимательству, посвящённая обсуждению его актуальных проблем; к конференции была приурочена презентация книги Александра Пилясова «Предпринимательство в Арктике. Проблемы развития малого и среднего бизнеса в Арктической зоне, или Чем арктические предприниматели похожи на белых медведей».


Конференцию открыл Александр Крутиков (в 2019-2020 -- первый заместитель министра Министра Российской Федерации по развитию Дальнего Востока и Арктики). Текущее положение арктического предпринимательства он считает настолько удручающим, что по-своему интерпретировал название представляемой на конференции книги.

«Решил сам озадачиться вопросом, чем же арктические предприниматели похожи на белых медведей, -- рассказал А.В. Крутиков, -- и в поисках ответа на эту загадку я наткнулся на интересную заметку 2017 года в журнале National Geographic, в которой фотокорреспондент Пол Никлен опубликовал фотографию истощённого умирающего белого медведя и написал дословно следующее: «Зверь был едва способен передвигать лапы. … За годы своей работы я видел более 3 тыс. белых медведей, но никогда в столь ужасающем состоянии. И это последствия глобальных изменений в экосистеме Арктики».


Источник фото.


Положение дел в секторе именно малого и среднего предпринимательства в российской Арктике удручает.

"В сравнении с 2018-м годом, число субъектов малого предпринимательства – беру статистику по всему Крайнему Северу и приравненным к нему территориям – сократилось на 22 тыс. предприятий. Причём в 2020 году темпы сокращения удвоились. Да, относительно общего количества это немного (6%), но, вместе с тем, за сокращением такого количества бизнеса последовало и сокращение числа занятых в нём людей. А это 78 тыс. трудоспособного населения. И это уже существенно".

А.В. Крутиков обозначил четыре принципа развития предпринимательства в специфических условиях Арктики, где "никакие рыночные механизмы, развитие конкуренции, не могут исправить эту ситуацию – эту тенденцию, если мы говорим про Арктику… в основе такой господдержки должны лежать следующие принципы. Во-первых, это неухудшение условий работы в районах Крайнего Севера. Северные преференции для людей, для многих предпринимателей – очень тяжёлая ноша.

Второй важный принцип – это понимание особой жизнеобеспечивающей социальной роли бизнеса в Арктике, которая не свойственна, например, для другой части территории страны, где хорошо развита транспортная инфраструктура.

Третье – это понимание определяющей ключевой роли государства в обеспечении спроса на товары и услуги малого бизнеса просто в силу того, что доля госсектора в экономике арктических регионов выше, чем в других субъектах Российской Федерации.

И четвёртое – это особый характер, подход к развитию традиционной хозяйственной деятельности народов Севера, которая является тоже неотъемлемой частью бизнеса в Арктической зоне.

Нет и не может быть какого-то одного универсального решения, которое стимулировало бы рост бизнеса в Арктике. Из этого мы исходили, выстраивая новую и государственную политику – тот особый экономический режим, который запущен в прошлом году. Его главная цель – это именно снижение издержек бизнеса, это постепенное выравнивание условий хозяйственной деятельности. И мы стремились к тому, чтобы этот режим был востребован и малым бизнесом. Сегодня из 56 резидентов Арктической зоны 47 – это малый бизнес. Из почти 300 заявок 250 – это малый бизнес. Да, это не бог весть какие масштабы, но мы же понимаем, что это пока только самое начало работы механизма, бизнес должен в него ещё поверить. Поэтому крайне важно сейчас анализировать все трудности, с которыми бизнес сталкивается в процессе правоприменения. Оперативно вносить изменения. Насыщать новыми востребованными мерами. Упрощать этот механизм.

В будущем доступ к этим всем льготам именно для малого бизнеса можно вообще сделать декларативным. Надо, чтобы чуть-чуть сейчас режим поработал, все огрехи в нём устранить и делать именно декларативный. При таком подходе в течение 3–4 лет масштабы уже будут другими, и, на мой взгляд, количество резидентов именно малого бизнеса будет измеряться тысячами.

Вторая мера – это стимулирование государственных закупок у местных предпринимателей. Речь идет о том, чтобы местные предприниматели, которые ведут деятельность на Крайнем Севере, зарегистрированные там, имели некие преимущества при участии в торгах на поставку товаров для нужд публичного сектора, перед, скажем так, не менее достойными предпринимателями. Это логично абсолютно, имея в виду, что государство своим решением возложило на этот бизнес дополнительные обременения в виде северных льгот для работающих людей".

На конференции Александр Крутиков впервые озвучил новые цифры, отражающие долю арктического предпринимательства в госзакупках, использованные в обосновании нового законопроекта о стимулировании государственных закупок у местных предпринимателей: «Такой законопроект готовился почти на протяжении полугода, и буквально на днях был внесён в правительство. Его эффект приведу на нескольких цифрах. Думаю, это будет представлять для вас интерес, потому что эти цифры ещё нигде не фигурировали. Их мои уже бывшие коллеги буквально на днях получили. Я вам их сейчас назову.

По данным Федерального казначейства, в 2017–2020 годах... в районах Крайнего Севера общий объём государственных и муниципальных закупок в рамках конкурентных процедур составил 1,6 трлн руб. Из них 760 млрд – это почти половина – были поставлены субъектами малого и среднего бизнеса. Из них 450 -- больше половины, кстати, – это объём закупок именно у местных предпринимателей, тех, кто зарегистрирован в этих же районах Крайнего Севера.

Поставки для публичных нужд в районы Крайнего Севера осуществили 1 млн 60 тыс. субъектов малого и среднего предпринимательства, но из них местные, то есть зарегистрированные на Севере, 454 тыс.

И, к сожалению, это важная тенденция: доля местных поставщиков, то есть тех, кто там же и зарегистрирован, ежегодно сокращается, и за четыре года она сократилась на треть. В 18% случаев местные предприниматели проиграли торги, и заказы на сумму почти 300 млрд руб. ушли на исполнение за пределы Крайнего Севера, как понимаете, вместе с налогами.

И если бы та преференция, которая сейчас пока находится в стадии законопроекта, в эти периоды работала бы – а я напомню, там речь идёт о преференции в размере 15% к цене контракта… Почему 15%? Потому что больше не пройдёт через ФАС, через Минфин, а 15% преимущество уже в законодательстве есть. И высок шанс, что такую меру поддержки пропустят. Если бы она работала, то 75 млрд руб. заказов гарантированно бы осталось в районах Крайнего Севера, то есть бизнес бы выиграл торги, и заказы бы получили 90 тыс. местных предпринимателей.

Так что, на мой взгляд, мера стоящая, её будет непросто дальше толкать. Но очень надеюсь, что команда новая с этим справится. Это будет тогда существенная поддержка с точки зрения стимулирования спроса на услуги и товары местного бизнеса.

И третье, последнее решение, о котором хотел сказать – это, конечно, господдержка традиционной хозяйственной деятельности. Как все знают, к ней относится 13 видов деятельности. Да, их вклад в экономику ничтожно мал, и потому у нас на протяжении многих лет государство игнорировало трудности, с которыми такие виды деятельности сталкивались, а избыточная политизация темы коренных народов мешала объективной оценке развития таких видов деятельности. В пакете законов об особом экономическом положении Арктики появился целый ряд новелл, среди которых стандарт ответственности перед коренными народами и упомянутая программа господдержки. Она тоже, вы наверняка знаете, подготовлена, внесена в Правительство, будет в ближайшее время утверждена. И в результате появятся, например, такие меры поддержки как субсидирование части затрат на создание факторий, субсидирование экспорта продукции коренных народов, подготовка кадров для традиционной хозяйственной деятельности.

Помимо финансовых мер в этой программе наконец будут реализованы некоторые регуляторные решения, которых коренные народы ждали годами. Например, это установление особенностей регулирования производства лекарственного сырья из продукции оленеводства. Это, например, установление порядка приобретения общинами коренных народов статуса сельхозтоваропроизводителя, которому идут льготы и меры поддержки. Это, например, установление наконец-то порядка безвозмездного предоставления коренным народам земель лесного фонда для осуществления сельхоздеятельности.

Эти все меры в программе прописаны, они со всеми согласованы. И очень надеюсь, что всё это будет запущено. Ждём мы запуска программ.

В завершение хотел бы сказать, что всё, что перечислено – это лишь часть мер, реализация которых запущена. Они, конечно, не покрывают всех проблем, с которыми сталкивается бизнес в Арктике. Надо работать дальше.

Считаю, например, крайне перспективными такие меры, как субсидирование части логистических затрат, субсидирование части затрат на приобретение специальной техники в арктическом исполнении. И считаю, что очень был бы важен такой механизм, который бы стимулировал госкомпании, которые реализуют свои крупные экономические проекты в Арктике, развивать экосистему именно местного малого бизнеса в рамках их реализации».

***

Степан Земцов (к.г.н., директор Центра экономической географии и регионалистики РАНХиГС) сделал всесторонний доклад о положении малого бизнеса в 2020 году в России в целом, и на общенациональном фоне – на Крайнем Севере и в Арктике. Приводим общее введение, позволяющее глубже понять процессы, происходящие в арктическом малом бизнесе.

«Тема доклада посвящена географии кризиса в малом и среднем бизнесе. Малое и среднее предпринимательство – это очень значимый сектор российской экономики. Если мы посмотрим официальную статистику – она, может быть, не полностью отражает эту роль. Но если мы посмотрим на бизнес-сектор, то есть исключим из рассмотрения государственный сектор, то мы увидим, что из того, что останется – то есть из частного сектора, – малое и среднее предпринимательство составляет около 43% ВВП. Для сравнения – это больше чем в Канаде и примерно так же, как в Соединённых Штатах. И где-то примерно 38% работников, если включить туда самозанятых (на самом деле их может быть и больше, так как мы знаем, что высока доля теневой экономики).

Посмотрим на график:

 Презентация С.П. Земцова доступна здесь


 Что интересного на этом графике? Здесь самое интересное – это коэффициент ликвидации организаций, то есть доля организаций, которые ликвидировались. Зелёным – это коэффициент рождаемости. На графике видно, что с 2016 года они пересеклись, – то есть с 2016 года численность организаций в Российской Федерации, по идее, должна падать. А если мы посмотрим на численность субъектов малого и среднего предпринимательства – она дана здесь 2008 году (данные 2008 года взяты за 100%) – мы увидим, что численность почти во все годы была выше 100%, и только в 2019 и 2020 году упала ниже показателя 2008 года, а до этого всегда росла.

Это противоречие очень интересное: число организаций сокращается с 2016 года, а число субъектов МСП все эти годы росло, кроме предыдущих двух лет. На самом деле объяснять здесь много не нужно. Самое главное – это то, что реестр сам по себе наполнялся. Рост объясняется тем, что реестр просто наполнялся данными о малом и среднем предпринимательстве. Поэтому на самом деле ту динамику, о которой отчитывалось наше правительство, считать за правильную, то есть за рост этого сектора, мы не можем.

Если мы посмотрим на показатель, связанный с долей МСП в ВВП, видим: чуть-чуть выросло, но можно сказать, что примерно так же, как в 2018 году и меньше, чем в 2017 году: то есть было 22%, стало 20,6%. Что-то не так, что-то не работают наши нацпроекты и вообще наша поддержка. В 2019 году уже сократился сектор малого и среднего предпринимательства на 500 тыс. человек занятых и на 100 тыс. субъектов МСП».

Много внимания С.П. Земцов уделил особенностям статистического отражения ситуации в малом бизнесе в период пандемии – и хотя эта тема выходит за собственно «арктические» рамки, эта картина нужна для понимания ситуации и в Арктике, и в стране в целом: 

«Кризисом в России, по нашим оценкам, могло быть затронуто 75% субъектов малого и среднего предпринимательства и где-то 63% занятых в них. Наиболее пострадавший сектор – это офлайн-услуги. Те самые, которые сильнее всего пострадали: гостиницы, рестораны, образовательные услуги, культура, развлечения, досуг – то есть все то, что предоставлялось офлайн, то, что очень сложно перенести в онлайн, как-то адаптироваться и так далее. Выглядит апокалиптически, согласитесь – 75% всех субъектов МСП затронуто. Сколько же из них должно было разориться, если им не помочь?

Если мы посмотрим по динамике потребительских расходов – это данные СберИндекса, сбербанковские данные. Мы очень хорошо видим здесь эти волны: первая волна коронакризиса – резкое падение динамики потребительских расходов. 


    По услугам, вы видите, на 60% падение. На самом деле, не нужно заблуждаться: по некоторым секторам МСП, например, по туризму, это падение было 90%. То есть в среднем по услугам где-то 60%. Потом мы кое-как восстанавливались, при этом по услугам мы даже в ноль не вышли, то есть падение всё продолжалось, и наступила у нас с октября вторая волна. В Новый год малый бизнес чуть-чуть подзаработал. Но, как мы знаем, не во всех регионах – в некоторых всё было не очень хорошо.

В результате, падение числа субъектов малого и среднего предпринимательства, если смотреть по августу, составило 4,2%.

Численность работников -- вот тут начинается удивительное. Численность работников по августу выросла на 100 тыс. человек и даже больше выросла, если по декабрю смотреть.

И тут есть определённые особенности в статистике и статистическом учете. Самое интересное – это то, что многие предприятия до марта 2020 года не сдавали отчётность по среднесписочной численности работников, то есть не сдавали эту форму, не заполняли её. Или сдавали её не вовремя, её не принимали и так далее. Так вот, во время кризиса дали разрешение досдать эту форму, и удивительным образом в апреле число субъектов малого и среднего предпринимательства резко выросло, потому что они вдруг обнаружились в статистике. До этого они просто ничего не сдавали, им не надо было, всё равно господдержку не получить, а тут они поняли, что всё очень плохо, быстренько всё досдали, и занятость выросла на 0,4%.

Северные и арктические регионы исследовательская группа С.П. Земцова выделяет в особый – северный -- тип предпринимательской экосистемы: «там очень слабые экосистемы, довольно слабые связи, и там очень высокие издержки ведения бизнеса». 



 Если мы посмотрим на плотность малого и среднего предпринимательства, то есть число микро и малых субъектов МСП на тысячу человек рабочей силы, то мы увидим, что выше всего эта плотность -- Москва, Новосибирск, Санкт-Петербург, Краснодарский край; а также там, где есть доступ к капиталу: Татарстан, Тюменская область – там хорошо развиты региональные банковские системы и в целом население относительно богатое; и там, где выгодное экономико-географическое положение, то есть рядом с крупными рынками: Калининградская область – развитие портовых МСП, развитие транспортных МСП, обеспечивающих экспорт и импорт; это тот же Санкт-Петербург, это тот же Краснодарский край, это Приморский край – то есть здесь тоже всё ясно.

Если мы посмотрим на Арктику – здесь, конечно, всё гораздо хуже. Плотность малого и среднего предпринимательства в арктических регионах меньше, чем в соседних – в среднем 32,6 против 34,2 субъектов малого и среднего предпринимательства на душу рабочей силы. Чем это обусловлено? Обусловлено это, на самом деле, колоссальными северными издержками. Для того чтобы вам открыть предприятие где-нибудь в средней полосе России, вам надо 16 тыс. рублей на человека. То есть, грубо говоря, поставил палатку, нанял сотрудника, и всё слава богу. А для того, чтобы то же самое провернуть в арктическом регионе, надо 285 тыс. рублей на одного сотрудника. Я думаю, понятно, что тут никакой малый и средний бизнес выжить в принципе не может, поэтому доля МСП в занятости на Севере значительно меньше, чем в других регионах.

Вот география и динамика числа СМП в 2020 году. 


   
 Сильнее всего с падением было, естественно, в регионах с наиболее уязвимыми экосистемами – то есть там, где не развиты связи, там, где слабая государственная поддержка, там, где высокая доля неформального сектора, и там, где очень высоки издержки малого и среднего бизнеса. Это арктические регионы, та же Мурманская область, Архангельская, Республика Коми, Республика Саха, а также, в какой-то степени, некоторые северокавказские регионы – такие как Ингушетия, Еврейская автономная область, Тыва, Крым, Краснодарский край. И конечно же, что удивило, наверное, многих исследователей, – некоторые крупные агломерации. То есть особенности кризиса этого года связаны с тем, что пострадали не только уязвимые экосистемы, как это было всегда раньше – всегда уязвимые экосистемы падали быстрее и сильнее, чем остальные регионы, – но сейчас ещё пострадали наиболее развитые центры предпринимательства, то есть крупные агломерации: Москва, Пермский край, Самарская область. Но хотя далеко не все – то есть в среднем не всё так однозначно.

Что произошло с занятостью? Число занятых в МСП упало в 61 регионе, но выросло в 24 регионах, включая, конечно, Москву и Санкт-Петербург. В общем-то, за счёт Москвы и Санкт-Петербурга эта занятость и выросла в целом по стране. Три объяснения: особенности статистики – то есть разрешили досдать отчётность по среднесписочной занятости работников и, когда досдали, вдруг обнаружили, что у нас малых и средних предприятий гораздо больше, чем мы думали. Ещё один фактор очень интересный – крупный бизнес вдруг объявил, что он вообще никакой не крупный бизнес, а средний, и им нужно срочно дать поддержку, – то есть число средних фирм вдруг неожиданно во время кризиса выросло на 5%. Конечно же, некоторые коллеги говорят о том, что у нас малый бизнес резко взлетел во время коронавируса, но я думаю, что, конечно, объяснение здесь как раз прямо противоположное – просто «крупняк» пришёл получить свою часть государственной поддержки.

В каких регионах выросло число занятых? Например, это Чеченская Республика, Республика Дагестан. Понятно, что, конечно, речь ни в коем случае не идёт о том, что там резко вырос сектор МСП, -- причина в том, что предприниматели постарались быстро всё оформить, быстренько подать в статистические ведомства, чтобы получить поддержку. Я сейчас не иронизирую, я не говорю, что это плохо или хорошо, но это так – на то они и предприниматели, чтобы быть предприимчивыми и быстро воспользоваться теми возможностями, которые есть. Вот у нас наиболее предприимчивые в Чечне и Дагестане, также в Ленинградской области, в Москве, в Московской области, Ярославской, Калининградской. А где у нас самые «непредприимчивые»? К сожалению, в той же Арктической зоне и на Дальнем Востоке – это Архангельская область, Коми, ЯНАО, Магаданская область, Еврейская автономная область.

Теперь давайте посмотрим на Арктику в виде графиков. На этом графике изображена динамика числа субъектов малого и среднего предпринимательства по данным реестра малого и среднего предпринимательства от 100%. То есть в августе 2016 года опубликовали реестр, и мы его приняли за 100%. Начиная с августа число этих субъектов начинает расти, потому что в реестр вносятся всякие новые, отпочкованные, дробления и так далее, и чистится это всё в августе. Видите – реестр почистили в 2018 году, в 2019 году, хорошо очень почистили в августе 2020 года – оказалось, что работают не все из тех, кто сдал отчётность. 



Поэтому мы можем смотреть динамику только по августу. Смотрим: чёрненьким – это динамика в России в целом. По результатам августа и по результатам февраля 2021 года число малых и средних предприятий в России выше, чем в августе 2016 года. Понимая то, о чём я говорил, – что реестр наполнялся, многие досдавали отчётность и так далее. Если мы посмотрим арктические регионы, то они упали, даже несмотря на все эти досчёты и так далее, – падение хорошо видно. И доля Арктики сокращалась: она была где-то 2,2%, и вот она сократилась ближе к 2% – это доля арктических регионов в числе субъектов малого и среднего предпринимательства.

Таким образом, в Арктике малое и среднее предпринимательство «загибается» быстрее, чем на всей остальной территории России, но я уже объяснял, почему. Ямал, на самом деле, тоже вышел в плюс, но в сравнении с 2016 годом. Хотя, если мы объективно смотрим по августу, то всё плохо везде, и хуже всего, конечно, в тех регионах, где были крупные агломерации, – то есть в Мурманской и Архангельской областях. Понятно, что по ним удар был сильнее всего. Почему та же Чукотка даже выросла, несмотря на все проблемы? Это эффект малой базы: если у вас было одно предприятие, а стало два – рост огромный. А вот как раз в крупных арктических регионах падение было очень существенным».

Среди факторов, обусловливающих развитие предпринимательства, есть очевидные (объём рынка, например) и более специфичные – например, число пользователей сети интернет, господдержка и др.: 

«Сектор малого и среднего предпринимательства у нас падал и до кризиса – в 2019 году было очень серьёзное падение из-за падения доходов населения, то есть покупательской способности, из-за повышения НДС и введения онлайн-касс. Очевидно, что многие компании, особенно в Арктике, закрылись, потому что «и интернета у меня нет, и вообще дорого эту онлайн-кассу вести, и зачем мне это надо, лучше я как-то из-под полы, так будет как-то попроще». Кстати, интересная история – в Арктике как раз так не делают, потому что издержки настолько высоки, что твои издержки общения с налоговой просто будут слишком большие, проблем не оберёшься. Грубо говоря, теневая экономика характерна именно для южных наших регионов, но с этим не шутят в Арктике. Понятно, в Арктике и возможностей шутить с этим не так много: там сельское хозяйство не особо развито, а это основной сектор неформальных отношений».

В итоге, заключил исследователь, «в Арктике последствия тоже могут быть гораздо хуже, чем на остальной территории России, потому что там слабая экосистема: сети, связи, господдержка, уровень цифровизации – всё это несколько ниже, чем на остальной территории России. И самый главный фактор – падает стоимость основных сырьевых экспортных товаров, и, конечно, это по цепочке приведёт к сокращению доходов населения и к закрытию малого и среднего предпринимательства».

***

Анна Клепиковская, директор по развитию культурно-ландшафтного парка "Голубино" (Архангельская область) представила обратную «сторону медали»: Анна убедительно показала, что арктическое предпринимательство – не просто сектор экономики, оно несёт важные социальные функции. Предприниматели в удалённых населённых пунктах, безусловно, обеспечивают повышение качества жизни местного населения – например, через расширение возможностей досуга, формирование очагов творческого общения, расширение кругозора (через вовлечение в туристические и культурные проекты). Арктическое, северное предпринимательство нуждается в поддержке, как минимум, ради этих функций – при этом, однако, многие проблемы предпринимательства обусловлены «всего лишь» тем, что большинство инструкций и нормативов создаются без оглядки на северную специфику:

«Если бы у меня было больше времени рассказать о том, что такое вывезти школьников в Архангельской области по всем требованиям российского законодательства на экскурсию за 200 км – на жёлтом автобусе с обязательным питанием, и только в световой день… это же в Москве правила написали. И то, что жёлтых автобусов в области тоже не было в своё время…

При этом реальность жёсткая. Регулярного транспортного сообщения нет, и мы, хоть и малый бизнес, обязаны продумывать сами транспорт для наших гостей. У нас огромные логистические издержки.

Приведу примитивный пример, очень, наверное, всем понятный. Купить диван в Москве для гостиницы. Купил диван, привёз. Но что такое купить диван для нас? Это значит, купить его в Москве, потому что в Архангельске практически нет рынка сбыта – такого большого – и нормальной мебели там не купишь. Доставить его из Москвы до Архангельска одной транспортной компанией, потому что транспортная компания не повезёт по грунтовой дороге 200 км ещё от Архангельска один диван. Перегрузить его где-то в Архангельске, найти компанию, которая повезёт его к нам, заплатить за транспорт из Москвы и за транспорт 200 км до нас, разгрузить силами малого бизнеса. Диван вместо 50 тыс. начинает стоить 140 тыс. Это простой пример. А то, какое количество денег мы тратим на амортизацию на наши транспортные средства… Да, у нас есть дороги (хотя сейчас у нас зимники), к нам даже ездят на больших автобусах. Но летом к нам не ездят на автобусах, потому что цена лобового стекла порядка 300-600 тыс., а камни летят с дорог постоянно, колеса пробиваются постоянно, и вкладывать в транспортные какие-то компании, организации без государственных субсидий -- кроме как меценатством, спонсорством назвать нельзя. Бизнесом это назвать сложно. Мы занимаемся таким «меценатством» на текущий момент, покупая нашу технику – тот же ПАЗ Vector в Ярославле… Он приезжает в Архангельск уже сломанный, потому что наша техника такая, и для Арктики она не приспособлена. И в мороз –38 ⁰С, который у нас две недели уже стоит, техника тоже требует огромных усилий специалистов.

Или требования по гарантии: посмотрим, как это работает в глубинке? Допустим, в Москве у меня сломалась машина, и я обязана на эвакуаторе её привезти и починить. Или сдать на ТО утром, а после работы зайти и забрать её вечером. Так вот, сдать на ТО утром и забрать вечером в Арктике невозможно: ты отвозишь в Архангельск технику, два дня ждёшь деталей, у тебя водитель там живёт, и ты оплачиваешь ему проживание… Даже бог с ними, с налоговыми сложностями. Административные, операционные сложности колоссальные. А требования к нам точно такие же, как и к любому другому бизнесу – на Юге ли, в Москве ли, неважно.

Меня это немножечко волнует – почему не думают о том, как здесь люди живут? Когда вводят те самые онлайн-кассы, предварительно не обеспечив интернетом, когда вводят «Меркурий» на покупку туши коровы, например, и не учат местных фермеров с ним работать, когда обязывают местного фермера ставить забор вокруг своих пастбищ, когда никогда в жизни у него не было этих заборов, а на забор ему нужно 300 тысяч. Никто ему не компенсирует. Какие налоговые платежи – давайте посчитаем все эти новинки? Классную вы фразу сказали – «экономическая неопределённость», которая с нами может произойти в любой момент, и она не связана даже с потребительской никак. Она связана с тем, что придумали, и что от нас завтра потребуют: какой новый компьютер, какое новое место, как должна сидеть доярка, как должна сидеть кухарка.

Но это проблема всего малого бизнеса в стране, не только арктического. Я как юрист сейчас бы, наверное, сказала, что необходимо объявить мораторий на все новые законы, вводящие новые требования, хотя бы на год. Моя гипотеза – почему так много обратилось за льготами на субсидии по зарплате -- потому что у нас было время этим заняться: мы не писали бесконечные отчёты и не работали с гостями. А так мы пишем отчёт в налоговую, в Роскомнадзор, в Роспотребнадзор, ещё куча...».

«Более 40 организаций надзирают над гостиничным малым бизнесом в Арктике».

Конечно, был поднят самый больной вопрос – о северных льготах: «Мы тоже люди, которые работают и которые берут на себя ответственность за то, чтобы платить зарплаты другим людям на этой территории. Поэтому мы находимся в ситуации, когда государство людям говорит: «Предприниматели должны. Это они вам не заплатили северные госгарантии…». Но это же «госгарантии», а не «предгарантии»! Это, конечно, очень здорово, и было бы классно, если бы предприниматели хотя бы что-то видели как поддержку за то, что они существуют в этих условиях – с этой нижайшей маржинальностью создают качество жизни, создают рабочие места и платят госгарантии, сохранившиеся со времён бюджетной системы Советского Союза».

Но самая главная тема – это, конечно, социальная функция северного предпринимательства:

«Низкая плотность населения – следовательно, низкая рентабельность любого бизнеса. Здесь, конечно, можно говорить о туризме, что у него есть плюсы, – туризм может работать одновременно и на местное население, и на приезжих; зарабатывать на приезжих, но при этом давать возможность качества услуг местным жителям.

Мы думали, что мы занимаемся туризмом, когда в 2014 году выкупили обанкротившуюся базу со сгоревшим главным корпусом, но мы верили в эти места. У меня муж из Пинеги, его сестра сейчас там работает, родители живут, – мы верили, что можно показывать миру интересные, классные, совершенно неожиданные места. Я никогда не знала, что бывают поморские гигантские дома, про каньоны в Архангельской области я не знала. Я знаю про Колизей, Америку, национальные парки Перу, Чили, но я не знаю про Архангельскую область ничего. Нам очень хотелось показать миру эти места.

Но в 2018 году мы очнулись и поняли, что мы не туризм, что мы точка социокультурного развития. К нам начали приходить и говорить: «Ребята, а вы что-то интересное делаете? А здесь что-то можно делать?» Это было очень классно. Вокруг нас стали объединяться совершенно замечательные люди. В 2018 году у нас было 15 постоянных рабочих мест, сейчас около 25-30 человек.

Да, маржинальность туризма здесь будет небольшая, на это мы не претендуем. Но устойчивость, сохранение жизни и повышение качества услуг – да, оно действительно работает. Раньше школьникам Пинеги негде было банально выпускные провести, негде было свадьбу сыграть, некуда вечером на ужин сходить с семьёй. Мы это обеспечиваем за счёт того, что живём за счёт туристов, но приглашаем наших местных жителей…

Как ещё это влияет на территорию?  К нам приходят на практику школьники или ученики техникума, с креативными индустриями мы проводим разные встречи, выпускаем книги, создаем такие шикарные арт-объекты, привлекая внимание, привлекаем денежный поток в регионы. Буквально один пример. Мы находимся в 200 км от Архангельска, но на праздник оленя, 8 марта, мы в течение трёх лет собирали от 1 до 2,5 тыс. человек одним днём силами нашего небольшого парка.

"Мы очень общими цифрами посчитали, сколько мы денег заплатили в посёлок Пинега в 2019 году. Мы платили за транспортные услуги перевозчикам, мы платили за медосмотры, коммунальные платежи, покупали продукты, платили в Дом культуры, в заповедник, почтовые расходы, налоги, зарплаты… Здесь около 9 млн рублей. Бюджет МО Пинежское на 2019 год составил 32 млн, из них 24 млн – это только культура. Из них 3 млн на дороги… То есть маленький парк, малый бизнес привлекает внутрь денежный поток порядка трети действующего бюджета посёлка".

***

Тему социальной роли предпринимателей подхватил Александр Котов (к.э.н., старший научный сотрудник Института Европы РАН, доцент факультета географии и геоинформационных технологий НИУ ВШЭ):  он выступил с пакетом предложений по учёту арктической специфики в мерах государственного регулирования и поддержки предпринимательства: в частности, в выделении отдельной линии финансирования для арктического предпринимательства, которое носит, по сути, социальный характер, генерирует местные инновации. Стандартные оценки предпринимательской деятельности через достижение прибыльности, вклад в создание стоимости и создание рабочих мест в случае арктического предпринимательства – особом случае – не могут быть главными критериями оценки. Александр обратил внимание на целесообразность разработки Министерством по развитию Дальнего Востока и Арктики РФ научно-методических подходов и методики к оценке эффективности введённого в 2020 г. преференциального экономического режима в АЗРФ для МСП-проектов, в том числе к построению особой системы критериев и показателей. Применение стандартных использующихся методик оценки преференциальных режимов рискует не учесть особенности функционирования арктической экономики и специфическую роль арктического МСП.

***

Конференция завершилась презентацией книги Александра Пилясова «Предпринимательство в Арктике. Проблемы развития малого и среднего бизнеса в Арктической зоне, или Чем арктические предприниматели похожи на белых медведей». Автор рассказал о сущностных особенностях арктического предпринимательства – говоря о регионах с самой суровой средой его развития: о более низкой доле торгового и более высокой – строительного предпринимательства, свойственного высоким широтам, о вынужденной монополии предпринимателей в наиболее удалённых, изолированных посёлках.

***

Владимир Харлов (вице-президент по работе с партнёрами ассоциации Северного морского пути) и Наталья Новикова (ведущий научный сотрудник в Институт этнологии и антропологии РАН): подчеркнули необходимость особой работы с предпринимателями из числа коренных малочисленных народов Севера.

Как заметил Владимир Харлов, «я бы выделил отдельно и малочисленные народы. Их культура бизнеса, их культура понимания бизнеса, надо признать, пока ниже. Там сложнее с производственной дисциплиной, там сложнее с вредными привычками – наркоманией, алкоголизмом, – маленький уровень образования. Это не только Арктическая зона Российской Федерации, это арктические страны. Ваши рекомендации, как нам постоянно их вовлекать? Мы сейчас собираемся два убойных пункта делать, а недавно один убойный пункт ненцы успешно сожгли в Бугрино».

Александр Пилясов ответил, что ответы на эти вызовы есть: «Оленеводством Ямала мы занимались с коллегой, с Валерием Кибенко, читали очень много и общались с Эриком Райнертом, который изучал аналогичные проблемы в Норвегии. И там ключ решения был в чём – он сформулировал его: мало радоваться тому, что сохранено ненецкое предпринимательство в оленеводстве, нужно, чтобы был предприниматель в городе в реализации этого мяса, чтобы это тоже был ненец. То есть когда конечную добавленную стоимость прихватывают и теряют – это государство или это посредник, факторийщик уже осуществляет, – то есть оторвана основная, львиная добавленная стоимость, сформированная оленеводом, она отнята от него. Ему кинута господдержка на голову оленя, а вся оленина отчуждена и продается на рынке уполномоченным органом. И это порождает очень сильные трения.

И он сказал, что только в Швеции эта проблема решена: оленеводы имеют право реализации. А на Ямале ирония в том, что право имеют самые богатые оленеводы, они работают на городских рынках. А средние и бедные вынуждены сдавать государству на факториях по оговорённой цене, и государство уже реализует, или факторийщик. Богатый имеет возможность самостоятельно на городских рынках эту добавленную стоимость концентрировать. Райнерт говорил, что только в Швеции у оленеводов сохранено право реализации оленины на конечных рынках. В Норвегии Министерство сельского хозяйства это право забрало, и уполномоченные предприятия реализуют мясо, продают и получают добавленную стоимость. Вопрос конечной цепочки – в чьих она руках. Тогда, может быть, этот пункт бы не сожгли, если бы не было отчуждения оленевода от конечного результата на рынке городском».

Владимир Харлов добавил: это слышал я от «Ясавэя», его руководителя Юрия Хатанзейского – именно это он и сказал: «Одно дело – сохраним, а кому оленевод мясо повезёт?».

Наталья Новикова добавила, что «необходимо соотносить государственную поддержку предпринимательской деятельности с показателями их вклада в социально-экономическое развитие региона и заключение определённых соглашений и поддержку аборигенного предпринимательства, это могло бы существенно изменить ситуацию в Арктике. Многие здесь знают Ямало-Ненецкий округ. Что же мы видим, кому принадлежат крупные оленеводческие предприятия по переработке оленьего мяса даже в районе Ямальском, Яр-Сале, – это вовсе не аборигенные предприниматели, это люди вообще из Москвы».

В обсуждении презентируемой книги Александра Пилясова был поднят вопрос и о монополизме северных предпринимателей, разных аспектах специфичности. Михаил Довгий (компания «Арктвэб») обратил внимание на возможность расхождения путей развития арктического предпринимательства – не только монополизм (зачастую связанный с низким качеством услуг), но и выход на классическую конкурентную среду в случае развития населённого пункта и соответствующего расширения рынка.

«Михаил, у нас нет противоречия, -- заметил Александр Пилясов: когда я говорил, что предприниматели Арктики основываются и опираются на монополию, я имел в виду бездорожную Арктику. Но я же не закрываю возможности прогресса, строительства новых дорог, развития. Я просто говорю, что с этим развитием приходит и внешняя конкуренция, внешних игроков, что мы видим в Мурманской области, в Архангельской – в «дорожной» части Арктики. Цена за это дорожное инфраструктурное обустройство – растущая конкуренция для арктических предпринимателей со стороны южных коллег. Я не против развития, просто нужно понимать, что оно сопряжено с этими эффектами. Когда ты законсервирован и развиваешься на эффектах монополии, есть минусы, что у тебя нет этого стимулирующего воздействия конкуренции, и есть плюсы, что ты защищён маржой. Поэтому я убеждён, что этот арктический предприниматель, которого я описал, всё время ищет, как ему стать локальной монополией на конкретном месте, которое он обихаживает или на котором он кочует, ища рынки для своего бизнеса. Это нормально, это не плохо. Если ему не удаётся, он ищет новую нишу, чтобы найти эту локальную монопольность. А если не получается -- тогда возникают условия, близкие к среднестатистическому случаю, который мы хорошо знаем, – Центральной России. Этот случай нам известен, он описан, он изучен. Меня волновал другой случай – «антиматерик», где всё по-другому».

Таким образом, предпринимательство – ещё одна тема, где реалии Арктики -- «антиматерика» -- требуют особого подхода, особых норм и учёта, чтобы не создавать проблемы там, где и так тяжело.


Подготовила Н.Ю. Замятина.

Полная стенограмма, презентации и видеозапись конференции доступны на сайте: https://www.regionalconsulting.org/conferences


далее в рубрике