Сейчас в Архангельске

16:59 -7 ˚С Погода
18+

Энецкие беседы. Йогурт из оленьего молока, Николай Чудотворец и Хозяин тундры

У каждого ребёнка в каждой семье были свои игрушки, и таких в другом чуме уже не будет

Коренные народы Севера Энцы Детство в тундре Потапово Дудинка Иван силкин Александр сигуней
Николай Плужников
30 января, 2023 | 14:30

Энецкие беседы. Йогурт из оленьего молока, Николай Чудотворец и Хозяин тундры
Картина энецкого художника-оленевода Ивана Силкина



Энцы – один из самых малочисленных народов нашего Севера. Собственно говоря, это два народа, лесной и тундровой, которые разделились ещё до прихода русских на Тазовский полуостров и Нижний Енисей, может быть, в веке 16-м или раньше, а встретились уже в конце 19-го века, когда лесные подошли по Енисею к лесотундре, чуть южнее Дудинки.

Материал для этой статьи возник из осенней экспедиции прошлого года, которую организовала телепередача «Планета людей» с канала Культура, чтобы снять небольшой этнографический фильм об энцах. В результате фильм получился об этнографической памяти – ещё достаточно свежей, но сама культура вместе с языком почти ушли в прошлое.

Наша маленькая съёмочная группа – режиссёр Анна Коряковцева, два оператора: Михаил Скотников и Артем Никитин, и я – этнограф и научный консультант – записали интервью с восемью людьми разного возраста, от 76 до 25 лет, которые называют себя энцами. Все они относятся к лесной группе, но только двое из них проживают в Потапове, в 90 км от Дудинки вверх по Енисею, остальные – городские жители Дудинки.

Наша киноэкспедиция не преследовала сугубо научные цели, поэтому мы старались говорить с нашими героями о том, что им самим было интересно сообщить нам и вспомнить. В результате, помимо фильма, возникла эта статья.

 

Огонь

Так же как многие народы Сибири и Севера, лесные энцы при многих жизненных проблемах «кормят» огонь очага (а сейчас – печки). У энцев сохранились развёрнутые представления о языке огня в связи с этим жертвоприношением. 

Она (обряд обычно проводит хозяйка) так сядет, послушает, как огонь принял её подношение, и ещё будет смотреть за пламенем, как пламя себя ведёт, какие звуки издаёт огонь: то он «ш-ш-ш» начинает, то «х-х-х», то потрескивает, то сладкие такие причмокивания или резкие звуки, и даже поленья в разные стороны расходятся, и пламя резкие движения делает; как искры летят, куда они падают – в разные стороны или в сторону солнца, или в сторону заката. Брали внутренний жир принесенного в жертву оленя. Я сама присутствовала на таком обряде. Мой дедушка в те давние времена, он был старый уже. Этого оленя звали, я даже помню, Неварий. Этот внутренний жир, он такой беленький, его надо хорошо просушить, и тогда он очень долго может храниться. (Зоя Болина, 1950 г/р).

 

Хозяин тундры

Отец рассказал – это однажды произошло в лунную ночь зимой: «Я еду, вдруг слышу, что сзади кто-то меня обгоняет, прямо слышу, дыхание такое оленей. Я оборачиваюсь, смотрю, олени большие какие-то, на нарте величаво сидит мужчина в сукуе». И вот он так мимо него промчался, отец говорит: «Такая спина у него прямая! Я так смотрю, думаю, кто это? И не узнаю, он мимо меня – так и вперёд. Слегка оглядывается, как будто меня призывает, мол, догоняй – мне прямо так стало, задор какой-то появился. Кто же это так меня вызывает, как сказать, на соревнование? Я прямо так начал погонять оленей и за ним еду, еду, еду, а он едет и меня слегка, как будто подзадоривает, мол, догоняй. Потом на каком-то этапе я как-то вздрогнул, думаю, кто это? Остановил оленей, а никого нет. Так остановился, впереди следа нет, что это? Тут я вспомнил, что есть хозяин или дух тундры, который иногда так уводит людей». Он говорит: «Я остановился, меня прямо так колотит, я закурил, потом подумал так, да, это он. Надо нарты повернуть в обратную сторону, этот след хореем перекрестить и сказать обязательно такие слова: «Хоу, хозяин тундры, я тебе не соперник, ты меня больше не зови». Прямо без оглядки поехать обратно по санному своему следу. Наверное, он меня так завлекал, а потом он всё-таки подумал, что у меня много детей (а у нас было десять), как же вы останетесь без него – кто вас кормить будет, кто вас одевать будет? Поэтому он меня отпустил» (Зоя Болина).

 

Медвежья лапа

У деда Зои и Петра Болиных среди семейных святынь-охранителей была медвежья лапа. Болины на медведя не охотились – он считался их родовым покровителем, поэтому никто не знал, как она могла у них оказаться. Когда Петру исполнилось семь лет, дед этой лапой посвятил его в охотники. (Сейчас Петру семьдесят лет, он живет в Дудинке, но до сих пор ходит на охоту.) Когда дед почувствовал приближение смерти, он решил не оставлять эту лапу своим детям: старший стал коммунистом, дочка – учительницей, младшего своего сына дед считал легкомысленным. Поэтому однажды он унёс эту лапу и оставил в тундре. Где – никто не знает. (по рассказам Зои Болиной)

 

Йогурт

В детстве, я помню, у нас были личные олени и среди них были дойные – мы их доили. У оленей много молока нет, ну пол-литра, может, наберёшь. Ещё ведь телёнок сосёт её. Вот наберёт мама молока, туда ягоду, и получается как что? Как йогурт! У оленей молоко густое. Туда ягоду насыплет мать, перемешивает – и вообще вкуснятина! Сейчас уже давно не доят оленей. Ну, их приучать надо же. Вот телёнка приучат к хлебу, вот он потом взрослеет, эта олениха – потом смирная, людей не боится (Надежда Болина, 1946 г/р).

 

Игрушки

В различные игры играли. В палочки играли, у нас есть такая игра. Потом он нам выстругивал – в тундре магазинов нет, игрушки делали родители сами. Он нам выстругивал оленей из стружек, как он умел. У каждого ребёнка в каждой семье были свои игрушки, и таких в другом чуме уже не будет, потому что там папа совсем по-другому что-то делает, в этом чуме так он делает, в этом чуме совсем по-другому выстругивает оленей. Они были, можно сказать, одноразовые, потому что мы же кочевой народ. Если он из лучинок делал, раз поиграли мы, они помялись, уже всё, в следующий раз он другие настругает. Аргиш строили, отец прямо увлекался этим (Зоя Болина).

 

Немцы

У нас было очень много немцев, которые уже не мыслят себя без Потапова. Они там родились – они мои ровесники, есть ещё и старше меня. Этого при мне уже не было, это было до меня. Всё ходило на оленях, олений аргиш возглавлял Дейграф – немец. Я с его дочкой учился. Он не просто научился оленями управлять и перевозить почту и продукты с Потапова на Дудинку – он этих оленей сам пас, сам ловил, всё делал сам. Вот он, я сейчас не знаю, он живой или нет, но буквально лет пять или шесть назад, он уехал в Германию. Дети остались здесь, а он уехал, говорит: «Хочу всё-таки пожить – ну, среди немцев» (Пётр Болин, 1952 г/р).

 

Тётя Дора

У нас была уборщица, её звали тётя Дора, немка. Полы были некрашеные, она их так мыла, что они были у нас жёлтенькие. Когда тётя Дора мыла полы, мы никогда не выходили, так выглянем, ага, тихо, тётя Дора моет полы, не ходите, иначе в тундре будет ветер, она так ругалась по-немецки и звучала, как в тундре ветер. Тихо, не ходите, тётя Дора моет полы, иначе в тундре ветер будет (Зоя Болина. Donnerwetter – одно из самых распространённых немецких ругательств).

 

ОПХ

Я там вырос – в Потапове, в этом опытно-производственном хозяйстве, с детства знаю – все эти прививки институтские, их эксперименты над оленями, что они делали. В общем, вообще Потаповский люд в этом отношении очень такой прогрессивный.

И у нас тоже были балки, и тоже самодельные. А тут профессор, фамилию его хорошо помню – Камболин, создал балок. Этот балок, он нестандартный, у него ширина – два метра, длина – шесть метров. Спереди все балки, которые вы видели, к примеру, в Хатангском районе – они все тупоносые, то есть с коротким носом, а всё, что с коротким носом – это неуправляемое. Чтобы его повернуть, надо очень много усилий, а когда передок длинный, олени поворачивают балок легко. Это элементарно технический вопрос (Пётр Болин).

 

Чум

Когда я работал в Тухарде, был такой обозреватель политический – Бекетов Виктор Петрович, хороший мужик. Он сюда приехал – в то время ездили сюда, вернее, вообще по Северу: приезжали, смотрели там, и мне в Управкоме говорят: «Пётр Николаевич, покажи Бекетову, ну, чтобы не ударить лицом в грязь». А как не ударить лицом в грязь, если лето, а летом в чуме – это всё: дым, копоть и всё прочее. Прилетели в стойбище, он раз, туда сунулся: «Пётр Николаевич, это что?». Вот, говорю, жилище наше, чум называется. Он и говорит: «Да, конец ХХ века (1980-е), а у нас ещё народ в таких условиях живёт». Я говорю: «В общем-то, просто сейчас дым – от комаров, чтобы их отпугнуть. А вообще ему, наверное, альтернативы нет». И вот, пожалуйста, уже сегодня XXI век, а чум стоит, и будет стоять ещё (Пётр Болин).

 

Охота на диких

Мы обитаем в лесотундровой зоне, там есть лайды – открытые места, никто здесь больше такой охотой на диких оленей, как мы, не занимается. Для этого нужны две или три упряжки. Одна упряжка – это выбирают такого, который хорошо гоняет оленей. Обычно был этим я, тем более что молодой. А два стрелка – они сзади тоже на оленях, они отстают. Моя задача – просто ехать за этими дикарями. В конце концов, дикие начинают делать круг и пройдут, ну, буквально рядом с этим последним человеком – это их такой закон. Почему мне с детства нравится эта охота? Потому что это как бы спорт, и все на равных: и дикие на равных, и мы на равных (Пётр Болин).

 

Рисунки отца

Когда я в четвёртом классе учился, у меня же старший брат охотиться любит, всё, я думаю, тоже пойду. Первый раз не получалось ставить, потом к отцу подошёл, но отец у меня уже инвалидом был, не мог сам ходить, он мне нарисует (отец, Иван Силкин, был оленевод и известный на Таймыре самобытный художник), как ставить примерно, сколько, расстояние какое, нарисует всё – я с этой бумажкой иду в лес. Всё поставил, и он говорит: «Часто не ходи, не проверяй, буквально дня через три». Всё, я пошел, только начали попадаться куропатки. Также сети тоже на Енисее ставим по осени – тоже всё рисовал, всё по этим рисункам. Потом зять нам помогал ещё, так и научился (Демьян Силкин, 1997 г/р).

 

Николай Чудотворец

Александр Сигуней в своё время был отправлен в Петербург в качестве юного дарования и окончил там среднюю художественную школу им. Иогансона при художественной академии им. Репина. Там он получил профессию скульптора, но в академию не поступил. Вернувшись в Дудинку, Александр освоил ещё и ремесло костореза. Мой друг, напарник – Владимир Сергеевич Таранец. Говорю ему: «Володя, у меня есть идея. У нас вот по дороге на трассе Дудинка – Норильск есть такие места, где водители, попадают в аварии – там сталкиваются, где-то погибают, где-то покалеченными остаются, может быть, сделать скульптуру ангела-хранителя?». Он говорит: «Ну, да, идея хорошая, давай, мы пойдём, посоветуемся с батюшкой нашим в нашей церкви местной православной, к отцу Георгию». Ну, я согласился, и мы пошли. Батюшка подумал-подумал и говорит: «А что, если вы сделаете памятник Николаю Чудотворцу?». Ну, идея тоже хорошая, мы подумали и согласились. Этот памятник из дерева лиственной породы, высотой шесть метров, с цокольной частью – восемь метров. Вес бревна оказался четыре тонны, да, это массивная порода была такая. И вот стоит он возле здания управления дудинского порта (Александр Сигуней, 1970 г/р). Через два года после этого события Александр крестился. Теперь он ещё и пономарь-алтарник Свято-Введенской церкви в Дудинке.



Памятник Николаю Чудотворцу в Дудинке Александра Сигунея и Владимира Таранца, фото Н.В. Плужникова


 

Настоящие энцы

Вопрос о том, какие должны быть настоящие энцы, задавался всем нашим героям. Все они отвечали очень схожим образом, но самую яркую характеристику представила Светлана Рослякова: «Настоящий энец – он как ветер у нас, как солнце. Они хорошо рыбачат, охотятся и хорошо на оленях ездят. Вот такие они добрые и красивые. Душа открытая. Энки-женщины хорошо шили, очень любили своих детей, очень работоспособные были. Преданные». По этому поводу можно сказать: лесные энцы традиционно были одним из самых имущественно-бедных народов Таймыра, и поэтому важными качествами по отношению к бытовым невзгодам оказывались весёлый, неунывающий характер у мужчин, а у женщин – любовь к детям и верность. Подобно лесным энцам, имущественно-бедными «нестяжателями» оказывались многие этнические культуры таёжных охотников и рыболовов. Однако мы не обязательно найдём эти энецкие качества вписанными в их систему ценностей. История лесных энцев за последние столетия показывает, что их всегда было мало, и они всегда жили в иноэтническом окружении. Об этом же говорит их язык, грамматически более размытый, чем родственные – ненецкий и нганасанский. Поэтому система ценностей лесных энцев представляла их как идеальных партнёров – контактных, обаятельных, надёжных и честных.    

 

***

Н.В. Плужников, к.и.н., младший научный сотрудник Института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН, специально для GoArctic

далее в рубрике