Сейчас в Мурманске

01:38 -4 ˚С Погода
18+

Новоземельская экспедиция 1909 года. Часть II

Почему встреча с норвежцами на Северном острове Новой Земли грозила опасностью.

Коренные народы Севера Природа Арктики Новая земля Владимир Русанов Тыко вылка Крестовая губа
Андрей Епатко
15 декабря, 2021 | 15:13

Новоземельская экспедиция 1909 года. Часть II
Тыко Вылка. Портрет Русанова. 1950-е гг.


Мы продолжаем рассказ о Новоземельской правительственной экспедиции, которая состоялась в 1909 году. В основе статьи лежат дневники члена экспедиции А. Быкова, опубликованные годом спустя после экспедиции.

  

В Крестовой губе

Утром Быков не нашёл ни Русанова, ни Крамера: видимо, ушли знакомиться с окрестностями. Тогда он взялся обустраивать лагерь: перетащил мешки с сухарями, солью и бочки в одно место. Затем устроил из досок скамейки… Рядом сидят проводники-самоеды и греют на костре чайник внушительного размера. Один из проводников – Илья Вылка – будущий знаменитый художник. Быков отмечает, что его настоящее имя Тыко; русские же прозвали его Ильёй. 

«Илья очень симпатичен; он пристрастился к живописи и недурно рисует акварелью, умеет писать и говорить на нескольких языках (?), прекрасно справляется с глазомерной съёмкой. Парень, как самоед, очень интеллигентный. В противоположность ему Санко (второй проводник) совсем дикарь, феноменально ленивый, с типично-монгольским лицом самоеда. Он хитро притворяется не понимающим русского языка и на все обращённые к нему вопросы отвечает своим неизменным «не снаю». 

Быков беседует с проводниками об охоте: Илья Вылка рассказывает, что его отец однажды за зиму убил двадцать белых медведей. Вооружение обоих самоедов составляют норвежские винтовки системы Ремингтона.

Возвращаются Русанов с Крамером. Они говорят, что видели на другой стороне бухты сеть. Не норвежская ли?

Вечером идет дождь. Все залезли в чум, откупорили ром и празднуют день рождения одного из членов экспедиции – Галахова.

11 июля. Проснулись около полудня. Окружающих становище гор не видно: всё затянуло молочным туманом. Океан сердито плещется о берег, собаки уныло жмутся в кучу. Дождь льёт по прежнему. Увы, чум протекает; пришлось дыру в парусине заткнуть чьими-то панталонами. Охоту придётся отложить: была идея пополнить экспедиционные запасы гусиным мясом.

После завтрака все снова ложатся спать. Укладываются на разостланных оленьих шкурах, накрываясь малицами и принимая самые неудобные позы: для семерых чум явно тесен.

Неожиданно порывом сильного ветра приподнимает край чума. Самоеды выбегают наружу, наваливают камней на край полотнища, прижимая, таким образом, его к земле… Ветер, крепчает, сотрясая чум, монотонно лает одна из собак.

Вечером термометр показывает +3°, густыми хлопьями идет снег. На ужин приготовили своеобразное варево, куда вошли консервированные щи, капуста, тушёнка и гречка. Быков отмечает, что эту кулинарную композицию нельзя назвать вкусной, но Крамер уверяет, что она очень питательна. К чаю подают абрикосы и персики -- роскошь для Новой Земли.

Утром 12-го июля погода значительно улучшилась: ветер ослаб, температура поднялась до 6 градусов. В глубине Крестовой губы открылись далёкие горы. Пользуясь погодой, часть команды отправилась «за гусями». Итог вылазки оказался на первый раз неплохими: 13 гусей, 4 гаги, 9 гагачьих яиц и 1 кулик. Неожиданным оказалось обнаружение на Крестовой реке рыбачьего склада с двумя карбасами. К сожалению, из-за сильного течения пришлось отказаться от мысли осмотреть склад поближе.

Днём Быков отправился в горы, где наткнулся на могилу какого-то промышленника. Возле каменной пирамиды лежит упавший крест, на котором вырезано: «Осип Кондратьев, скончался 2 сентября 1900».

«Кто ты, Осип Кондратьев, - вопрошает автор «Дневника». – Что сгубило тебя вдали от милых и близких сердцу? Надорвался ли ты от тяжкого промыслового труда или лихая болезнь уложила тебя в могилу?.. Молчаливо стоят вокруг тихие горы и полуночное солнце озаряет призрачным сиянием забытую могилу. Спят вековечным сном голубые глетчеры в горах. Не шелохнётся изумрудная гладь океана… Пустыня… Безлюдье…»

Вечером вернулся пропавший Русанов, который с утра ушёл в горы. Учёный принёс с собой ценную находку – несколько кусков каменного угля.

13-го июля температура поднялась до +11 градусов. Члены экспедиции спят даже без малиц, а самоед Санко пошел искать прохлады под опрокинутую шлюпку, мотивируя уход из чума «жарой».

А тут – первая беда: Русанов уронил на ногу большой ящик с сухарями и сорвал себе ноготь. Неприятная история! Такому ходоку по горам, как он, тяжело будет сидеть месяц в чуме. Впрочем, Лоренц тут же перевязал его «по всем медицинским правилам». В самом деле: уже через пару часов Русанов встаёт и с перевязанной ногой, которая теперь не влезет ни в одну обувь, собирается выйти из чума. «Я отправляюсь в маленькую геологическую экскурсию», - сообщает он изумлённым товарищам». – «Что вы, что вы? С больной ногой?.. Куда же вы пойдёте? – пробует остановить его Крамер. – «Поброжу в окрестностях нашего чума!» -- отвечает заядлый геолог.

Быков отмечает, что непостоянный новоземельный климат в Крестовой бухте какой-то особенный: температура понижается и повышается резкими скачками. Например, ловишь рыбу – совсем тепло; можно сидеть в одной фуфайке. А через полчаса внезапно дует восточный ветер, и сразу становится холодно – хоть шубу надевай!

 «Самоеды, уезжая в сторону Мелкой губы за оленями, накормили собак, - пишет Быков, отмечая, что это – событие. – За время всего нашего отъезда из Маточкиного Шара, они кормили собак только один раз! На мой вопрос по этому поводу самоед Илья отвечал довольно оригинально: он приподнял первую попавшуюся ему под руку собаку за шиворот, критически осмотрел её и, равнодушно махнув рукой, сказал: «Нисего исе, сиру много!».

Вот как! – возмущается Быков. – Оказывается, по самоедскому воззрению, собака должна существовать за счёт собственного жира. А в случае, если жиру не будет, останутся одни кости да кожа, тогда собаку следует немножко покормить. По словам самоеда, собаку нужно кормить через двое суток на третьи, а иначе она избалуется и не будет слушаться. Вообще они с собаками в обращении не стесняются. Бьют их чем не попадя. Особенно Санко; тот прямо достиг виртуозности, швыряя в собак камнями на любом расстоянии.

14-го июля Быков занялся фотосъёмкой. Взобравшись на ближайшую гору, он пытался снять панораму Крестовой губы. «Съёмка далась очень нелегко», - отмечает он: наверху задувал новоземельский «сток» - устойчивый восточный ветер. Покрывало, которым с головой закрывался исследователь, постоянно срывало, а саму камеру даже пришлось привязать за ножки к камням: Быков опасался, что порывы ветра снесут её в море с отвесной скалы.

К ночи вернулся Илья Вылка, который показал всем свои живописные работы. «По-моему, это прямо – талант», - отмечает Быков, - и, если бы его учить, то Бог знает, чтоб из него вышло! И интересно, откуда он выучился рисовать? Ну, тут, положим, ясно видно влияние известного художника Борисова, долгое время жившего в Маточкином Шаре, хотя Илья говорит, что Борисов его рисовать не учил, и он будто бы рисует самоучкой»[1].

Тыко добавил, что недавно он вычертил карту восточного побережья Новой Земли, которую преподнёс губернатору Сосновскому. Интересна судьба этой карты: в 1910-м году Сосновский преподнёс её Николаю II. Известно, что император благосклонно принял подарок и распорядился наградить талантливого ненца отличным ружьём.

    

    Тыко Вылка. Карта Новой Земли. 1910 г.


Быков постоянно подчеркивает разницу между двумя Вылками – Санко и Тыко: первый, вернувшись с охоты, развалился, раскинув руки, на груде убитых гусей (чтобы собаки не растащили птиц), а последний – тоже порядком уставший на промысле, ушел к склону ближайшей горы и пишет красками очередной этюд. Один из своих этюдов Тыко обещал подарить Быкову взамен будущих фотографий Новой Земли.

За ночь сильный восточный ветер едва не разнёс экспедиционный чум. Мелкие вещи запросто несло по ветру. У Галахова рассыпало по камням все его папиросы, пустые же банки из-под консервов, сложенные у кухни, унесло в море. Одну из шлюпок, оставленную на якоре, вообще выкинуло на берег.

16 июля – всё тот же упрямый «сток». Впрочем, благодаря ему светит солнце: ветер разогнал облака. Ночью в чуме температура была настолько высока, что все спали без малиц. Русанов, несмотря на свою больную ногу, ежедневно уходит в горы. В своей красной феске и ногой, обёрнутой толстыми портянками с тесёмочками, он напоминает пленного Осман-пашу…

В один из дней Быков с ботаником Лоренцом отправился в горы, где последний сделал поразительное открытие: ему посчастливилось найти гнездо шмелей с небольшим количеством меда. «Эта находка совсем неожиданна для Новой Земли, а тем более на широте Крестовой губы, - пишет автор «Дневника». – Мир насекомых здесь очень беден. А что касается пчёл, то до сих пор ни один натуралист не встречал их на Новой Земле».

Вечером на ужин собрались все члены экспедиции. Кто-то запел «Марсельезу». «Новая Земля – единственное место в России, где можно беспрепятственно петь «Марсельезу», так как здесь нет ни жандармов, ни урядников…», - отозвался Русанов.

Этой ночью экспедиционные собаки набедокурили: съели полбочонка масла, который был плохо закрыт. 

«Собачья публика – вечно голодная, - отмечает Быков. – Это такие господа, от которых надо прятать решительно всё мало-мальски съедобное. Причём, применяясь ко вкусам новоземельских собак, приходится причислить к разряду съестных вещей такие малопитательные продукты, как например, нерпичьи пимы, шкуры морского зайца и т.п. Один из пары моих нерпичьих пимов, сшитых для меня в Маточкином Шару, приказал долго кланяться. Тщетно я разыскивал по всему становищу пропавший пим: он как в воду канул. За мной по пятам ходит несколько собак, а один – Пуро -- вожак из Санкиной нарты, хитрая бестия, лукаво посматривает на меня: ищи, дескать, ищи, а мы твоим сапогом давно позавтракали. Я уверен, что некоторые собаки прямо смеются над нами. Вообще, они по отношению к нам объявили беспощадную войну: не церемонятся забираться в ящики с провизией, вспрыгивают к нам на стол и тащат всё, что плохо лежит; тащат чуть ли не из-под самых рук. Оставшиеся на столе суповые эмалированные миски и тарелки они уносят на предгорье за несколько сот шагов от становища и там тщательно вылизывают их, что уничтожает необходимость мыть посуду».


Жизнь на Новой Земле

17-го июля. Весь день льёт дождь. Забравшись в чум, члены экспедиции читают юмористические журналы, которые кто-то, к счастью, прихватил с большой земли. Вечером Быков отправился вместе с Галаховым к кресту, который они видели несколько дней назад в бухте Сосновского. Крест оказался очень старым. По-видимому, он изгрызен каким-то зверем. «Может быть, медведь с голодухи баловался?» - размышляет Быков, добавляя при этом, что вырезанные некогда буквы сгладились, и теперь надпись не разобрать.

Днём в бухту совершила неожиданный визит нерпа. Смешно было смотреть на собак, носившихся стаей с оживлёнными мордами в предвкушении вкусного обеда. Однако Санко промахнулся…

Вечером Русанов ставит свою палатку, куда переходит и Крамер. Быков отмечает, что теперь в чуме становится просторнее: «Раньше в чуме мы были набиты как селёдки в бочке. Теперь Лоренцу не придётся жаловаться, что я складываю на него руки и ноги, а Галахову вопить, что я придавливаю его своей спиной. Лишь самоед Санко продолжает по-прежнему спать на свежем воздухе («в сюму сарко»), раскинув руки и ноги, тесно окружённый собачьей ордой. «Заметив какой-нибудь беспорядок среди своих подданных, - пишет Быков, - Санко с видом неограниченного властелина грозно прикрикивает «Ггг-гыть!» - и для большей убедительности тотчас подчёркивает своё приказание увесистым камнем».

18-го июля все члены экспедиции поднимаются на ближайшую гору, окрещённую «Становою», для генеральной топографической съёмки Крестовой губы. Даже Русанов, несмотря на больную ногу, совершил «восхождение». В этот же день убили девять гусей. Быков отмечает, что тем, кто не побывал на Новой Земле, трудно представить невероятные стаи птиц, которые встречаются здесь. «Это рай, эльдорадо для охотников».

Ближе к ужину Санко стрелял по нерпе, однако, попал или нет – неизвестно: нерпа больше не показалась. Может быть, утонула. «Стрелять в эту пору в нерпу почти бесполезно, - пишет Быков. – Осенью и зимой убитая нерпа не тонет, а летом большинство убитых ластоногих пропадает для охотника…»

С топливом у экспедиции проблем не было: море само приносило и выбрасывало на берег целые стволы громадных деревьев [2].

«- Чай таня[3], сахар таня, а сухари – янгу![4] – смеётся молчаливый Санко, сощурив и без того свои узкие глазки». Придётся обедать без хлеба, т.е. без сухарей…

Вечером в сети попались два морских чёрта (разновидность рыбы-удильщика). Крамер хотел положить их в формалин для коллекции, но Русанов опередил начальника экспедиции, и черти попали на сковородку вместе с картофелем. «Мы с напряжённым интересом следили за приготовлением этого оригинального блюда, остря так и этак насчёт несчастных чертей, злобно шипевших на сковородке, - вспоминает Быков. – Русанов предлагал нам отбросить предубеждение и испробовать жареного чёрта. Я рискнул и не раскаялся: рыба очень вкусная, отчасти напоминает навагу».     

На следующий день за время отсутствия людей в лагере собаки снова вдоволь похозяйничали: попробовали сельдей из бочонка, растаскали по долине посуду, забрались в чум и там всё поставили вверх ногами: разрыли и высыпали всё из походной корзины Русанова, не пощадив даже инструментов. Быков отмечает, что астрономическое кольцо Крамера было вытащено из палатки и стояло ребром, словно собачья орда хотела определить широту и долготу Крестовой губы. Псы также съели второй нерпичьий пим нашего героя, о чём он, кстати, не сожалел, так как разгуливать по Новой Земле в одном сапоге всё равно неудобно. «Что за наказанье эти 28 штук вечно голодных собак, изумительно изобретательных на всяческие проказы! – восклицает Быков. Впрочем, в этот же день он заставил Илью Вылку привязать и накормить эту лающую от голода ораву. «Первое было исполнено, а относительно второго Илья решительно отвечал: «Савтра…»

Быков не устаёт удивляться Новой Земле: 

«Удивительно оригинальную жизнь ведём! Солнце не сходит с горизонта, и у нас совершенно утратилось представление о дне и ночи. Ложимся спать утром, встаём вечером. Ночь для нас обратилась в день, а день – в ночь. Всё пошло шиворот навыворот. Сегодня, например, наше раннее утро началось лишь с 3-х часов дня. День изумительный жаркий на Новой Земле. Шутка сказать, + 23 градуса на солнце!»


"Недружественные норвежцы"

20-го июля Быков со спутниками отправился в вылазку до Южной Сульменовой губы. Когда они на вёслах обогнули второй мыс, на горизонте в океане заметили неясную чёрную точку. Неужели пароход? Бинокль переходит из рук в руки… «Два парохода!» - кричит Крамер, не отрывая глаз от окуляров.

Пароход приближается, и уже можно различить, что он тащит на буксире шхуну… Мнения расходятся: одни говорят, что началась война, и это англичане идут водружать флаг на Новую Землю, другие полагают, что это наше судно «Бакан» конфисковало норвежское судно, промышлявшее на Новой Земле.

На всякий случай Крамер приказывает грести вдоль берега, чтобы их не заметили со странного судна. Пароход шёл полным ходом вдоль противоположного берега Крестовой губы – верный признак, что фарватер хорошо знаком шкиперу. Хотя судно шло довольно далеко, зоркий Вылка различил на нём «нездешнюю» белую полосу на борту и какой-то знак на трубе. А вот и бочка на передней мачте! Судно явно принадлежало к типу норвежских зверобоев. Буксировал же норвежец изящную европейскую шхуну.

«Уединение наше нарушено! Теперь пред нами задача – что делать? – сетует Быков. -- Очевидно, пришли норвежцы, хозяйничающие на Новой Земле, как у себя дома. Предвидя неприятную встречу с хищниками, мы отказались от экскурсии в Южную губу».

Утром Крамер с Быков осуществили разведку: поднялись на вершину горы и в подзорную трубу пытались разглядеть неприятеля. Крамер даже залёг среди камней, чтобы их не увидели с судна. Быкову эта мальчишеская игра в следопытов не очень понравилась, но протестовать было бесполезно.

Пароход и шхуна стояли на якоре в пяти верстах от русского становища. Крамер предложил на следующий день подъехать к ним: узнать, что за люди…

22-го июля в лагере подняли вопрос о визите к норвежцам. Решили, что поедет Крамер, -- как начальник экспедиции, да вдобавок ещё отлично знающий немецкий. Его будет сопровождать Русанов, знающий французский. Быков вызвался быть фотографом…

Увы, пока люди укладывали вёсла в шлюпку, загадочный пароход дал свисток и вышел из бухты в океан. Крамер отметил, что история с этим судном крайне неприятная: он имел на этот счёт определённые инструкции, и вот теперь иностранное судно выходит из бухты курсом на север.

«- Илья, ты не знаешь, нет ли у норвежцев становища на севере Новой Земли?» – спросил у Крамер у самоеда». – «Есть!» - «Где?» - «В Архангельской губе». – «Во-от как!.. Что же у них там, и дома выстроены?» - «Да, симой живут… Там они много зверя промышляют…» - «А вы что же, зимой туда на собаках не ездите?» - «Нет, боимся… Убьют», - отвечал Вылка.

Вечером Русанов вместе с обоими самоедами уехал на шлюпке на полуостров Адмиралтейства, где надеялся найти ключ к разрешению интересующего его вопроса «об отступании или поднятии моря» и геологическом строении Новой Земли. 

«Подняв паруса, шлюпка ушла в океан, - вспоминает Быков. – Сжималось сердце невольной боязнью за Русанова. Поездка в такой старой, полуразбитой шлюпке открытым океаном могла кончится печально. Страшен Ледовитый океан, когда разбушуется сердитыми валами, и опасны прибрежные скалы с их подводными рифами. А от Крестовой губы до полуострова Адмиралтейства не одна сотня вёрст…»

Записи Быкова за 23-е июля почти полностью посвящены собакам… Экспедиция Крамера должна была исследовать южную долину Крестовой губы. Перед отъездом пришлось тщательно паковать съестные припасы, дабы спасти их от посягательства псовой команды за время отсутствия. Дело в том, что собаки с большим искусством научились снимать зубами обруч с бочонков, где хранится их любимое лакомство – масло. Часть его – 10 фунтов – они уже успели съесть!

«Удивительно вороватые собаки! -- замечает Быков. – За сегодняшнюю ночь они забрались на ящики, на верх склада со съестными припасами и стащили оттуда всех гусей. Да что гуси! Они воруют что ни попадя: даже тарелки и кружки! Их таскают не из-за преступной слабости к нашим съёстным припасам, а просто, я думаю, из желания нам напакостить. Недавно кружку Лоренца унесли высоко в гору, и ему не из чего было пить чай. Бедняга в течение нескольких дней разыскивал её. Особенно он сокрушался о пропавшей вместе с кружкой чайной ложечке. После этого случая мы изобрели чудесный способ привязывать с помощью верёвочки ложки к своим кружкам».

Возвращаясь к собакам, Быков высказывает предположение, что все новоземельские собаки дурно воспитаны, так как являются потомками архангельских «подворотников». Ещё недавно из Архангельска отправляли на Новую Землю целыми транспортами бродячих собак, забранных полицией на улицах. Если на собаке не было «надлежащего документа», то есть ошейника с «управским значком», то такая «беспаспортная» собака транспортировалась на северный архипелаг. «Поэтому, - завешает свою мысль Быков, - нет ничего удивительного, что новоземельские собаки на лапу нечисты…»

    

       Александр Борисов. Собаки на нартах. Новая Земля. 1901 г.

     


Вечером, как договаривались Крамер со спутниками отправились на шлюпке к норвежцам.

«Всё ближе и ближе подходим на вёслах к борту, - пишет Быков. – Видны копошащиеся на судне фигурки людей.

- Иностранцы! – сказал Крамер, наблюдавший всё время в бинокль.

- Почему вы думаете?

Одежда нерусская.

- Ну, значит, норвежцы!

- Да, погодите вы!.. Капитан винтовку заряжает! – взволнованным голосом говорит Крамер, не отрываясь от бинокля.

- Ну, что-то будет…

- Дмитрий Солунский, - неуверенный голос Крамера нарушает напряженную тишину. – Ура, ребята, наши!

- Вот тебе и раз… Вместо норвежцев наши оказались!»


Шлюпка подходит к судну… Крамер и его команда поднимаются по скинутой лестнице в капитанскую рубку. Здесь всё и выясняется: пароход куплен нашим промышленником в Норвегии.

            

   «- Так нас сочли за норвежцев? - смеётся краснощекий капитан…

            - Да, да! – усмехается Крамер.

       Грязный, с лохматой головой кок подносит нам ром…»

            Лишь поздно вечером шлюпка покинула пароход «Дмитрий Солунский». Ночью -- полный штиль. Члены экспедиции разложили на берегу плавник и сделали большой костёр. В дневнике Быкова появилась очередная запись: 

«В горах клубится туман. Постепенно открываются близкие горы с их чудными синими глетчерами и белыми пятнами снега, всё розовое в лучах полуночного солнца… Задумчивая полярная тишина нарушается лишь мирным треском костра, да далёкими криками гусей с другой стороны губы».

           Продолжение следует.

Подготовил А.Ю. Епатко,  ст. научный сотрудник Государственного Русского музея.    




[1] Не нужно быть искусствоведом, что увидеть очевидное: никакого влияния на Тыко Вылка творчество Александра Борисова не оказало. Вылка писал свои работы в стиле примитивизма, что, впрочем, не умаляет его заслуг. Работы Вылки очень интересны и самобытны.

[2] На одной из страниц дневника Быков восклицает: «Бог знает, из каких стран принесены эти громадные стволы!». На этот вопрос несложно ответить: на Новую Землю, а также Шпицберген внушительные стволы попадают с канадского Лабрадора, влекомые одним из рукавов Гольфстрима.

[3] Есть (ненец.)

[4] Нет (ненец.)

 

 

 



 

 

 





далее в рубрике