Новоземельская экспедиция 1909 года
В 1909 году из Архангельска на Новую Землю отправилась экспедиция, ставившая себе целью разведать особенности восточного побережья Северного острова архипелага.
В 1909 году, по инициативе архангельского губернатора И. Сосновского, состоялась Новоземельская правительственная экспедиция, которую иногда именуют Русановской – по имени легендарного полярного исследователя. Цель последней состояла в обследовании Крестовой губы в колонизационном отношении, а также проверка слухов о пребывании здесь норвежцев, которые в начала XX века ещё претендовали на арктический архипелаг. Также в задачу учёных входило составление коллекции флоры и фауны и сбор образцов полезных ископаемых. Начальство над экспедицией было поручено архангельскому минерологу Юлию Крамеру. Среди его спутников был, между прочим, известный в будущем полярный исследователь Владимир Русанов.
Об этой экспедиции написало немало работ, однако дневник, веденный А. Быковым, можно отнести к малоизвестным источникам. Частично он был опубликован в «Известиях Архангельского общества изучения Русского Севера» в 1910 году. Впрочем, это издание давно стало библиографической редкостью.
Обратимся же к дневнику Быкова… План экспедиции
Предваряя свой рассказ об экспедиции, автор сообщает, что Новая Земля как архипелаг представляет собой большую ценность для Российской Империи ввиду того, что близ её берегов отмечается обилие морских животных. Недаром русские промышленники стали посещать этот арктический архипелаг задолго до того, как первые сведения о нём проникли в Западную Европу. Далее Быков пишет, что всё население Новой Земли скучено в трех пунктах южного острова: в Белушьей губе, в Кармакулах и Маточкином Шаре. Северный же остров совершенно необитаем: к 1909 году там не было ни одного русского становища. Между тем, по словам Быкова, давно уже ходят тёмные слухи, что норвежцы беззастенчиво хозяйничают на севере Новой Земли, увозя оттуда полные грузы ценных промыслов. Указывались даже определённые базы норвежцев: Крестовая и Архангельская губа на западном берегу архипелага. Правительство не на шутку опасалось потерять Новую Землю так же, как уже потеряла старинный русский Грумант – Шпицберген.
Автор дневника описывает следующий предполагаемый маршрут, которым должна была пройти двухмесячная экспедиция: пароход «Ольга» направляется из Архангельска в Маточкин Шар, где, приняв на борт «потребное количество» собачьих упряжек и проводников-самоедов, идёт в Крестовую губу. Там высаживаются Быков, Лоренц, Галахов и несколько «самоедов». Затем судно направится к полуострову Адмиралтейства, откуда Русанов и Крамер последуют вдоль западного побережья Новой Земли на шлюпке. За это время оставшиеся в Крестовой губе основывают самое северное становище на Новой Земле. В первых числах августа Русанов с Крамером возвращаются в Крестовую и, соединившись с другими членами экспедиции, предпринимают ряд экскурсий вглубь острова для выяснения наиболее удобного прохода на Карскую сторону. Найдя такой путь, экспедиция переходит к Карскому морю. По окончании работ на восточном побережье Новой Земли участники экспедиции на шлюпке плывут к Маточкину Шару, куда в конце сентября явится пароход.
Таков был план экспедиции. Заготовка провианта производилась из расчёта на три месяца. Базой экспедиции была выбрана Крестовая губа. Для жилья предполагалось воспользоваться французской палаткой, оставленной экспедицией Бенара в прошлом году. Кроме того, у Русанова имелась собственная лёгкая походная палатка.
4-го июля 1909 года «Ольга» отдала швартовы и покинула архангельский порт, взяв курс на горловину Белого моря, откуда открывается выход к океану.
Новая Земля. Полярные льды Карского моря. Открытка по фото А. Быкова 1909 г.
В пути
5-го июля – штиль. Пароход неспешно ползёт по морской глади. Быков знакомится с пассажирами. Его представляют губернатору Сосновскому, который отправился в рейс, чтобы лично познакомиться с далёкой окраиной своей обширной губернии. Состав пассажиров довольно разношерстный: на Новую Землю едут управляющий архангельским отделением государственного банка Дециуш, итальянский охотник на медведей Нобиле, ботаник Симановский, литератор Кандрушкин, студент Московского университета Морозов, художник Писахов, орнитолог Мюллер. В 3-м классе едут тридцать промышленников, неуклюжими карбасами которых загружена вся палуба.
Неожиданно на палубу взлетает начальник экспедиции и обращается с упреком к нашему герою. Зачем, мол, он кинул бутылку с фотографическим проявителем в корзину с сушками… Оказывается Крамер утром перепутал бутылки и попытался опохмелиться проявителем.
- Что там за раствор?! – кричит Крамер.
- Там гидрохим, метол и сернистый натр, - отвечает Быков.
- Ну, это не так страшно; я боялся отравиться…
После обеда пришлось одеться: на палубе тянуло холодком от близкого Ледовитого океана. Скоро горло Белого моря…
Утром «Ольга» обогнула Канин Нос. Отлежав все бока в каюте, Быков поднялся на палубу и завёл беседу с промышленниками, сгрудившимися около пароходной трубы. Естественно, разговор зашёл о новоземельных промыслах. Затем на палубе показался охотник-итальянец, который беспрестанно замерял температуру в разных углах теплохода. Столбик ртути упрямо замер на отметке +5°. Итальянец в ужасе всплёскивает руками…
7-го июля Быков проснулся от громкого крика соседа по каюте: «Будет вам спать! Новую Землю видно!».
Быков выскочил на палубу:
На Новой Земле
В 5 вечера «Ольга» бросила якорь в Поморской бухте Маточкина Шара. «Самоеды», ловкие и цепкие, как обезьяны, быстро взбираются по спущенной за борт лестнице на палубу. Уже через полчаса, кажется, всё становище со счастливыми лицами заполняет палубу. Шутка сказать – с прошлого лета не было парохода!
Самоеды подходят к губернатору и жмут ему руку с чувством собственного достоинства. Все они в рваных засаленных пиджаках, на ногах – сапоги из нерпичьей кожи, подвязанные у икр веревочками. Головные уборы на нечёсаных и чёрных как смоль волосах отсутствуют. Впрочем, из толпы самоедов выделяется один модник – на нём фуражка и сюртук. Правда, последний весь в заплатах, усеян сальными пятнами и блестит, как шкура морского зайца. Вдобавок, он ещё висит на моднике, как мешок.
После представления губернатору следует неизбежное по ритуалу прибытия поднесение всем самоедам по «чайному» стакану водки. С непривычки водка действует на ненцев очень быстро: речь на палубе сразу оживляется.
Северный архипелаг поразил Быкова почти полным отсутствием растительности: вокруг простирается безжизненная каменистая пустыня, высятся мрачные горы, отороченные белыми пятнами снега. Кроме камней ничего нет. Иногда даже трудно ступать по острым граням сланцевых пород. Если встречается какое становище, то оно бедно и угрюмо. Везде свалены бесчисленные бочки со звериным салом. То здесь, то там на протянутых жердях сохнут медвежьи шкуры, распространяя вокруг нестерпимое зловоние. Здесь же бродит множество разномастных беспородистых собак, которые недружелюбно косятся на прибывших гостей. У крайней избы – четыре привязанных белых медвежонка. Пленники при приближении людей глухо ворчат и начинают метаться из стороны в сторону.
Члены экспедиции пытаются разжиться малицами[2] и пимами. Однако нерпичьих сапог нет. Ненцы снимают с гостей мерки и обещают сшить к утру.
«В избах убого и грязно, - записывает Быков в своем дневнике. - На нарах грудами лежат звериные шкуры. Ворчат и дерутся из-за кости собаки. Боязливо жмутся в углу самоедки, испуганные нашим приходом. На вопросы отвечают робко и односложно, не смея поднять глаз… Самоеды -- те гораздо разговорчивее и общительнее».
Быков возвращается на пароход и, забравшись в тёмную каюту, проявляет свои первые новозмельские снимки. Фотографу важно убедиться, правильно ли он экспонировал пластинки, так как интенсивность солнечного освещения на Новой Земле и прозрачность воздуха для него были совершенно неизвестны. От правильного определения времени экспозиции зависело качество последующих снимков.
На палубе наш герой разговорился с самоедом Митрофаном. Последний рассказал, что вчера они вернулись с Матюшина острова, куда ездили на охоту и где за три дня добыли 190 гусей. «Результат охоты чисто новоземельский! -- восклицает Быков. – Охоты здесь производятся в грандиозном масштабе: гусей засаливают впрок в тресковых бочках. Эти гуси и солёная оленина служат самоедам пищей на всю долгую полярную зиму».
Александр Борисов. Маточкин Шар. Новая Земля. Загадочна судьба этой картины: в 1898 г. она была приобретена известным меценатом П. Третьяковым у автора. Летом 1933 года картина «Маточкин Шар» Борисова была выдана в Германское полпредство. Затем – после начала ВОВ – следы ее теряются. Ныне «Маточкин Шар» входит в «Каталог культурных ценностей, похищенных и утраченных в период Второй мировой войны». (Благодарю эту информацию искусствоведа Ю.Г. Епатко).
Митрофан неожиданно достал небольшую картину без рамы и пояснил, что это – подарок художника Борисова. Это был этюд Маточкиного шара с угольно-чёрными горами и ярко-голубым морем… Сам Митрофан рисует: этому он научился у Ильи Вылки, которому предстояло стать культовым ненецком художником. Митрофан между прочим заметил, что Вылка поедет проводником в Крестовую губу… [3]
Быкова интересовало, можно ли поохотиться на белого медведя, который в летнее время появляется на архипелаге лишь случайно. На это старый ненец отвечал следующее: «Когда сток подует, то тогда на берег выйдет…». Он имел в виду, что, когда задуют восточные ветра, то к Карскому берегу нагонит лёд, а вместе со льдом на острове появятся и медведи.
До поздней ночи Быков беседовал с самоедами, расспрашивая их о привычках и образе жизни белых медведей. Одновременно пришлось выслушивать жалобы самоедов на чиновника, заведовавшего новоземельской колонией.
Ночью произошло неприятное событие: превосходную палатку прошлогодней арктической французской экспедиции, на которую возлагали большие надежды, сорвало ветром и унесло в море. Надеясь на неё, экспедиция Крамера не взяла никакой другой палатки. Теперь же пришлось устраивать чум и жить по-самоедски. В Крестовую губу часть экспедиции отправилась на карбасе и старой парусной шлюпке, оставленной ещё шведской экспедицией.
8 июля Быков сделал в дневнике следующую запись:
После завтрака Быков сопутствовал губернатору в предпринятом им восхождении на Пилу-гору. Впрочем, до самой вершины новоявленные альпинисты не добрались… Со склона Пилы-горы открылся широкий вид на пролив, океан и окрестности:
Зайдя в кают-компанию, Быков нашёл там заведующего новоземельской колонией Бориса Садовского и нескольких ненцев.
Автор дневника отмечает, что с этим рейсом самоеды сдают свою добычу и заказывают всё необходимое для зимовки: запасы провианта, оружие. Всё это им должны привезти из Архангельска осенним рейсом. Приём промыслов и заказы – всё это заносится в особую книгу под именную запись.
Сквозь сон Быков слышит «крепкий» разговор между Крамером и Русановым по поводу забытого на Маточкином шаре керосина. Придётся одалживать на пароходе…
В 5 часов вечера «Ольга» входит в Крестовую губу самым тихим ходом: глубина фарватера здесь совершенно неизвестна. Все пассажиры – в кают-компании за обедом. Губернатор Сосновский произносит прочувственную речь, желая членам экспедиции успешного окончания всех намеченных работ и благополучного возвращения.
В Крестовой губе
Место куда подошла «Ольга» выглядело негостеприимным: на рифах шумит бурное море, а вокруг отвесной стеной высятся тёмные мрачные скалы, несущие на себе отчётливые следы прежней вулканической деятельности.
Становище наметили на северном берегу Крестовой губы… Вещи выгружены на берег и в беспорядке разбросаны по пляжу. Быков даже изумился, как на пароходе разместилось столько бочек, досок и мешков! С другой стороны, очевидно, что экспедиция сможет сэкономить на керосине: кругом полно плавника, который послужит отличным горючим. Прощаясь с губернатором, приготовили импровизированный ужин из разогретых консервов. Столом послужили поставленные в ряд бочки, вместо стульев употребили консервные ящики. В честь губернатора Архангельска -- организатора экспедиции -- неотмеченную на карте бухту, где выгрузилась экспедиция, назвали именем Сосновского.
Наконец, во втором часу ночи катер с губернатором отвалил, а уже через полчаса невидимая из-за скалистого мыса «Ольга» послала оставшейся на берегу команде прощальный свисток.
«Ушли… Полное безлюдье… - описывает Быков свое впечатление от той ночи. – На долгое время, на два с половиной месяца, мы теперь совершенно отрезаны от всего мира. Мы остались одни среди гор, льда и моря… Спит всё кругом в тишине таинственной солнечной ночи».
Обустройство нового становища началось с возведения чума. Составленные вкруг колья связали вверху, а образовавшийся конус покрыли брезентом и куском старого паруса. "Вот и всё неприхотливое устройство чума a la samoed, - иронизирует автор дневника. – Это наше первое архитектурное произведение имело довольно жалкий, приплюснутый вид. Внутри чум устлан тёплыми оленьими шкурами. За недостатком места в чуме поместились самые необходимые вещи – ружья и часть инструментов".
Быков отмечает, что непривычно спать на шкурах, да ещё тесно прижавшись друг к другу. «С непривычки кажется очень забавно, - пишет он. – Ложась спать на старой земле, мы привыкли раздеваться, а тут, на Новой – приходится поступать как раз наоборот: здесь нужно одеваться, когда ложишься, и раздеваться, когда встаёшь. Что ж?.. Приходится привыкать на Новой Земле и жить по-новому».
Автор: А.Ю. Епатко, ст. научный сотрудник Государственного Русского музея.
[1] Сток – восток. Господствующий ветер на Новой Земле.
[2] Малица – одежда из оленьих шкур.
[3] За время этой поездки ненецкий живописец и исследователь Арктики В. Русанов станут друзьями. В 1950-х годах Тыко Вылка посвятит ряд картин безвременно ушедшему другу.
[4] Упоминается отец художника Тыко Вылка.
[1] Сток – восток. Господствующий ветер на Новой Земле.
[2] Малица – одежда из оленьих шкур.
[3] За время этой поездки ненецкий живописец и исследователь Арктики В. Русанов станут друзьями. В 1950-х годах Тыко Вылка посвятит ряд картин безвременно ушедшему другу.
[4] Упоминается отец художника Тыко Вылка.
