Подвижная идентичность. Русские поморы XIX века. Часть II

13 апреля 1837 года положением Комитета министров льготы жителям «Поморского края» Архангельской губернии, т. е. Кольского и Кемского уездов, были распространены на «обитателей казённых волостей: Золотицкой и Мудьюжской Архангельского уезда и прибрежных селений Онежского уезда».(34) Таким образом, с 1837 года льготу на беспошлинную меновую торговлю с северной Норвегией получили, помимо жителей Кемского и Кольского уездов, ещё и обитатели Зимнего берега Белого моря из Зимней Золотицы, Мудьюги и Патракеевки, и Онежского уезда — из Унежмы, Кушереки, Малошуйки, Нименги, Ворзогор, Онеги, Тамицы, Кянды, Нижмоозера, Пурнемы, Лямицы, Пушлахты, Летней Золотицы и Дуракова.

Таким образом, в 1837 году территория льготного Поморского края была распространена с западного Беломорья на восточное. 

8 февраля 1838 года положением Комитета министров льгота «поморским жителям» Архангельской губернии была продлена на очередное пятилетие.(35) С этого года, можно утверждать, что «поморская торговля» с Норвегией в своей основе — мене хлеба на рыбу -- сложилась окончательно. После 1838 года верховные государственные органы Российской империи больше не рассматривали вопрос о продлении льгот для поморских жителей на очередное пятилетие. Их льготный статус стал бессрочным.

Льготная территория

География льготного района, именуемого в государственных документах «Поморским краем» Архангельской губернии — это уезды Кольский, Кемский и, в прибрежной части, Архангельский и Онежский — окончательно сложилась в 1846 году, когда 15 апреля сего года был издан указ об освобождении поморских жителей Архангельской губернии от платежа пошлины за привозимую ими треску.(36) К Поморскому краю по этом указу были присоединены ещё посады Ненокса, Уна и Луда — все расположенные в восточном Беломорье.

До этого в 1842 году именным указом императора частично на уезды Поморского края Архангельской губернии — Кольский и Кемский, плюс Мезенский уезд -- был распространён льготный порядок государственной службы для чиновничества. По своим «особенным преимуществам» чиновники, служившие в Кемском, Кольском и Мезенском уездах Архангельской губернии, были приравнены к служащим в Сибири и на Кавказе.(37)

В дальнейшем российском законодательстве о Поморском крае и поморской торговле и русских поморах важнейшим актом стало постановление Государственного совета от 12 ноября 1862 года, по которому крестьянам и мещанам Поморского края было дозволено, помимо хлеба, вывозить в Норвегию «всякого рода товары», т. е. то, что ранее дозволялось только купцам первых двух гильдий Архангельской губернии.(38)

На территории Поморского края применялся ещё один род льгот. Значительно ранее льготную территорию будущего Поморского края стали оформлять в государственном законодательстве акты о судостроении. 20 февраля 1800 года именным указом императора был отменён сбор пошлин с промысловых судов для «жителей приморских уездов» Архангельской губернии в уездах: Кольском, Кемском, Онежском и северной часть Мезенского уезда. Для жителей остальной части губернии: в Архангельском, Шенкурском, остальной части Мезенского, Пинежском и Холмогорском уездах была установлена половинная пошлина.(39)

Аналогичные нормы по территории Архангельской губернии были установлены в 1806 году высочайшим указом в отношении отмены пошлин за лес для постройки мореходных судов.(40) Беспошлинная норма на судостроение в уездах будущего Поморского края была подтверждена тарифом 1820 года.

22 февраля 1855 года высочайше утверждённым мнением Государственного совета от платежа пошлин на постройку судов были освобождены в Поморском крае крестьяне Золотицкой волости и Патракеевского общества.(41) Патракеевка к тому времени стала важным центром поморского судостроения.

 Постройка шхуны «Вега» в Патракеевской волости. Начало ХХ века. Источник: блог Сергея Некрасова.

Спустя пять лет, 9 января 1861 года, в связи с мерами к прекращению незаконного вывоза в Норвегию леса из Поморского края Архангельской губернии, было принято постановление, предполагавшее прекращение права беспошлинного пользования лесом для промысловых надобностей крестьянам Поморского края.(42) Беспошлинный вывоз в Норвегию лесных материалов и лесных изделий дозволялся только «из дач Поморского края» и в таком количестве, чтобы не было лесного оскудения.

Но в 1866 году право беспошлинного пользования лесом в Поморском крае было восстановлено.(43) Поморы получили право на беспошлинный вывоз леса из Поморского края в Норвегию. Лес стал важной товарной статьёй в поморской торговле.

Распространение поморской идентичности

Комплекс актов верховного законодательства о русских поморах и Поморском крае отвечает на вопрос, каким образом поморская идентичность распространилась с Западного Беломорья на Восточное — на население Летнего, Зимнего берегов и низовьев Мезени. В 1810-1813 годах в Архангельской губернии в Кемском уезде в Западном Беломорье и на Коле правительство создало льготную территорию, получившую в 1835 году в законодательстве официальное название «Поморский край». Ядром этой территории первоначально было историческое Поморье с центрами в Кеми и Сумском посаде. В 1837 году Поморский край с его льготными порядками был распространён на прибрежные территории Восточного Беломорья — на Зимний и Летний берега. Так на население Восточного Беломорья перешла и поморская идентичность. В связи с подобным ходом в идентичностном поле возникло двойственное представление о «поморах» и о «настоящих поморах». Вот как об этом написал наш известный этнограф-беллетрист С.В. Максимов в своём труде «Год на Севере», вышедшем в 1859 году: 

На более широкую поморскую идентичность указывал учитель истории архангельской гимназии К. Б. Пилацкий в своём очерке «Историко-статистическое обозрение Архангельска», опубликованном в 1861 году в официальном губернском издании «Памятная книжка»: 

Географическое начертание Поморского края у К.Б. Пилацкого, как видим, не совсем точное, если сравнить его текст с текстом акта 1837 года, но все остальные правовые коллизии у него отражены верно.

Итак, вывод относительно поморской идентичности ХIХ — начала ХХ века достаточно определён: русские поморы — это население Поморского края Архангельской губернии. Поморский край в составе Архангельской губернии (существовал с 1810 по 1917 год).

Отметим, что Поморский край и населявших его русских поморов не обошла вниманием местная историография конца ХIХ века. Им, в частности, посвятил своё внимание во фрагментах двух глав своего исследования историк Архангельска С.Ф. Огородников.(46)

Этнографы во второй половине ХХ века в своих полевых исследованиях на Русском Севере открывали у местного населения поморскую идентичность ровно на тех территориях, которые в ХIХ веке входили в Поморский край Архангельской губернии.

Финалом поморской торговли, а с нею и Поморского края, стала Первая мировая война. Уже 28 июля 1914 года последовал указ императора об «ограничении коммерческих связей подданных иностранных государств с русской стороною», а 12 августа 1914 года был введён запрет на вывоз хлеба из страны.(47) Это означало автоматический запрет и для меновой хлебной торговли русских поморов с Норвегией. В результате для неё просто не осталось базового товара — хлеба. В ходе Мировой войны и после 1917 года были попытки перезапустить поморскую торговлю, но они не задались. В частности, для норвежцев был интересен такой товар, как лес. Лес мог бы стать основным товаром для возобновлённой поморской торговли. Но после введения большевиками монополии внешней торговли и запустения, последовавшего за Гражданской войной, лесной товар превратился в стратегический для Советов. В Северном крае норвежцы в 1920-х годах получили доступ к лесу не через поморскую торговлю, а через концессии.

В ситуации с «поморской торговлей» и Поморским краем мы сталкиваемся с первым случаем социальной компенсации Российским государством в форме льгот и привилегий северной экстремальности определённой группе населения. Российские законы высшей государственной власти в ХIХ веке создали в рамках Архангельской губернии из двух уездов полностью и частей ещё двух уездов компактную приморскую территорию, получившую в официальной государственной терминологии название «Поморский край». Поморский край не был административным районом в губернии. Однако этот особый район с льготами для населения нуждался в топонимическом обозначении.

Особенности идентичности русских поморов XIX века

Население Поморского края получило льготы, выводящие его из общей сословной структуры российского общества. Это население Поморского края стало во второй половине ХIХ века официально именоваться в российском законодательстве «поморами» или «русскими поморами».(48)

«Русские поморы» — это совсем не красочный оборот речи, а юридическое определение, обозначавшее особый юридический статус. Лицо, состоявшее в крестьянском сословии в Российской империи, не имело права вести торговлю, тем более заграничную. «Русские поморы», оставаясь в крестьянском состоянии, такое право получили. Поморскую торговлю разрешили вести без всяких гильдейских свидетельств. В 1837 году жителям Поморского края высочайше утверждённым постановлением комитета министров было установлено выдавать на два года таможенные паспорта для поездок Норвегию, а для промыслов на Новую землю — и на более длительный срок.(49)

Юридический статус русских поморов определялся тем, что целая глава Свода действующих законов Российской империи была посвящена поморским жителям Архангельской губернии с перечнем конкретных территорий Поморского края Архангельской губернии и правовых норм к ним применявшимся.(50)

Таким образом, в ситуации с «русскими поморами» ХIХ века мы имеем дело с таким оригинальным явлением, как региональное сословие, существовавшее на определённой законом территории в рамках одной отдельной губернии. В сохранившемся фонде архангельской таможни в Государственном архиве Архангельской области (ГААО) встречаются документы, касающиеся конкретных лиц, относительно которых прямо указано, что они либо принадлежат к «сословию поморов Архангельской губернии», либо не принадлежат к нему. Один из таких актов, например, недавно опубликовал в своей монографии научный сотрудник Архангельского краеведческого музея А. В. Ружников.(51)

В количественном отношении за всё время существования льготного статуса население Поморского края Архангельской губернии не превышало 10-15% от всего населения губернии. Конкретно по подготовительной переписи 1888 года население Поморского края составило 40.268 душ обоего пола при общем населении Архангельской губернии в 290.786 душ — то есть всего 13% населения губернии. При этом, разумеется, малая, но экономически значимая часть из этих 40 тыс русских поморов — мужчины молодых и средних возрастов -- занимались дальними морскими промыслами и поморской торговлей с Северной Норвегией.(52)

Экономическая специфика такого продолжительного по времени явления как трансграничная бартерная торговля русских с норвежцами с обменом хлеба на рыбу объясняется не архаичностью русского и северонорвежского обществ, не косностью поморов и не «феодализмом», а теми специфическими рамками, которые были заданы российским имперским законодательством «поморской торговле». Они требовало от участника «поморской торговли» транспортировки хлеба на своем судне и обмена этого хлеба на рыбу — треску. Выгода для участника «поморской торговли» крылась в том, что выменянную у норвежцев рыбу он ввозил в Россию через Архангельск ещё и беспошлинно. Последняя норма и обусловила устойчивость во времени бартерной операции, которая же на практике зачастую скрывала денежные отношения. Помимо этого, условия заданной государством рамки поморской торговли стимулировали у русских поморов развитие беломорского частного коммерческого и промыслового мореплавания. Помимо льгот на пользование лесом, власти оказывали прямое содействие техническому совершенствованию поморского судостроения и подготовке кадров в шкиперских училищах Кеми и Архангельска.

Здесь обратим внимание на то обстоятельство, что в работах главного нашего исследователя поморов — российского этнографа Т.А. Бернштам -- русские поморы рассматриваются исключительно как этнографическая группа местного населения. Комплекс документов государственного законодательства ХIХ века о поморской торговле, Поморском крае и русских поморах остался неизвестен Т. А. Бернштам, что обусловило ошибочность её концепции. Между тем, юридический статус группы русского населения прибрежных территорий Архангельской губернии был первичен по отношению к её этнографическим особенностям. Он и определил, в первую очередь, особенности поморской идентичности ХIХ века. Благодаря своему особому статусу и льготам, промысловым занятиям и заморской торговле, это население Поморского края стало осознавать свою особность и развило отличную от прочего населения губернии локальную идентичность, которая, заметим, за отпущенный ей период, не достигла особой этничности.

Отметим, что торговые связи с Норвегией русских поморов были обусловлены их специфическим статусом в сословной структуре населения Российской империи, определённым действующим российским имперским законодательством. Поэтому, образно говоря, не поморы создали поморскую торговлю, а поморская торговля создала русских поморов. Как справедливо заметил по этому поводу норвежский историк профессор Йенс Нильсен: 

  Шхуна «Иоанн Кронштадский» в Тромсё. Источник: блог Сергея Некрасова.

Поморская идентичность по своему содержанию была подвижна, и поморов как единого исторического явления в период ХVI—ХIХ веков не существовало. Поморцы ХVI—ХVIII веков и русские поморы ХIХ века — это разные по своему содержанию идентичности, хотя они были частично связаны во времени и частично в пространстве. Без юридического статуса ХIХ века локальная в Западном Беломорье группа «поморцев» («поморян») так и осталась бы на Русском Севере чем-то вроде мезенцев, пинежан, ваганов и др. — то есть групп населения, определяемых по их уездной локализации. Русские поморы ХIХ века, с их юридическим статусом, связаны уже не с уездом, а с более обширной территорией — Поморским краем, который, впрочем, так никогда и не получил официального окончательного административного оформления.

Настоящая наша публикация вносит ясность в проблему существования поморской идентичности в пространстве и времени. В этом плане мы открыты для дискуссий. Исследователь, который попытается оспорить наши выводы в отношении поморской идентичности, связанной в ХIХ веке с Поморским краем Архангельской губернии, должен доказать с документами в руках, что, помимо неё, на остальных территориях губернии в этот период существовали ещё какие-то другие «идентичностные поморы». В данном случае современных историографических мифов в опровержение наших выводов просим не предлагать.

Автор: Дмитрий Леонидович Семушин, архангельский историк, кандидат исторических наук, специалист по исторической географии Русского Севера, Ph. D. Венгерской академии наук.

(1) Культура русских поморов: опыт системного исследования / Базарова Э. Л., Бицадзе Н. В., Окороков А. В., Селезнева Е. Н., Черносвитов П. Ю. Под общ. ред. П. Ю. Черносвитова. М., 2005.

Культура русских поморов. Историко-культурологический анализ / В. В. Ануфриев, Э.Л. Базарова, Н.В. Бицадзе и др. М., 2013. В обеих связанных монографиях продвигается концепция русских поморов как отдельной этнокультурной группы. Идентичность «поморы» связана и обусловлена специфической культурой.

(2) Ануфриев В. В. Русские поморы. Культурно-историческая идентичность. Архангельск, 2008.

(3) Русские поморы. Связь времен // Правда Севера. 2008. 4 сентября. [http://viperson.ru/articles/russkie-pomory-svyaz-vremyon] В частности, В. В. Ануфриев констатировал, что научная история русских поморов еще не написана. Само слово «помор» известно по письменным источникам только с XVIII века и т. д.

(4) Для анализа документов ХV-ХVII веков на предмет темы поморов мы использовали полную по содержанию базу оцифрованных источников по русской истории из проекта, выполненного в Венгрии в 1998-2006 годах.

(5) ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Новгородская четвертая летопись. М., 2000. С. 542.

(6) Вот один характерный пример:

«Се яз, царь и великий князь Иван Васильевич всея Русии, пожаловал есмя поморянина Ивашка Семенова сына Ондронова. Что ми бил челом, а сказывает, что у них в Керети от волости с верству у Лопского Креста по морскому берегу место пустое неписменое и нетяглое, и не владеет им никто, и в писцовых книгах описи двинян Якима Романова да Никиты Пятутина то пустое место, что у Лопского Креста, не написано. И нам бы поморца Ивашка Семенова пожаловати, велети ему то пустое место, что у Лопского Креста, вново очистити и тоня учинити, а оброку ему нам с тое тони в нашю казну давати з году на год по полуполтине да пошлин по три денги.

И мы того пустого места, что в Поморье у Лопского Креста, велели смотрити в писцовых книгах описи двинян Якима Романова да Никиты Пятутина, и то пустое место в писцовых книгах не написано. И оже будет так, как нам поморец Ивашко Семенов бил челом, а то будет пустое место, что у Лопского Креста, неписменое и нетяглое, и не владеет им никто». — Акты социально-экономической истории севера России конца XV — начала XVI в. Акты Соловецкого монастыря 1479–1571 годов. Сост. И. З. Либерзон. М., 1988. № 278. С. 183. С. 183.

(7) Купчая Ивана Менуева сына с братьями у Фалалея из Валдолы, и у Савы и Сидора Юрьевых детей на Каргольский участок в Поморье и на реке Кеми // ГВНП. № 296. С. 294-295.

(8) Титов А. А. Летопись двинская. М., 1889. С. 19. Двинской летописец // ПСРЛ. Т. 33. Л., 1977. С. 152.

(9) Пример упоминания «поморцев» в ряду локальных идентичностей, определяемых по станам и волостям: «…каргополцы, и онежане, и турчасовцы, и порожане, устьмошане, и мехренжане, ѣздятъ къ морю соли купити, да купивъ де у моря соль у поморцовъ да возятъ ея въ Турчасово и на Порогъ…». — Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедицией Академии наук. Т. 1. СПб., 1836. № 211. С. 200–201.

(10) См. вывод: Ануфриев В. В. Русские Поморы. С. 27. О двух группах в Беломорье «поморцах» и «двинянах» в ХVI веке писала и Т. А. Бернштам, правда делая ложный вывод об обусловленности поморской идентичности Мурманскими промыслами. См. Бернштам Т. А. Поморы: формирование группы и система хозяйства. Л., 1978. С. 70–71.

(11) Атлас Архангельской губернии с топографическими, историческими, экономическими и камеральными описаниями. СПб, 1797. С. 75.

(12) См. публикацию актов о русских поморах и Поморском крае в приложении к статье: Семушин Д. Л. «Поморская торговля» и «русские поморы» с точки зрения российского государственного законодательства XIX в. // Русский сборник. Исследования по истории России. М., 2014. С. 122-133.

(13) Современная литература о поморской торговле: Бернштам Т. А. Поморы. Л., 1978. С. 111—116; Федоров П. В. Северный вектор в российской истории: центр и Кольское Заполярье в XVI-XX вв. Мурманск, 2009. гл. 4. Ресурсы Кольского Севера и имперская экономика: в поисках эффективной модели сближения. С. 106—132; Ниеми Э. Поморская торговля с точки зрения норвежцев // Народы и культуры Баренцева региона. Тромсе, 1996. С. 26—36; Нильсен Й. П. Российско-норвежские отношения в арктической Европе и история Баренцева Евро-Арктического региона // Barents-Journal. 2002. № 1. С. 14—25; Бацис П. Э. Русско-норвежские отношения в 1905—1917 гг. Автореферат канд. дисс. М., 1973; Булатов В. Н., Шалев А. А. Баренцев Евро-арктический регион и Архангельская область: международное сотрудничество. История и современность. Архангельск, 2001. С. 25—34; Пересадило Р. В. Развитие морских связей между Норвегией и Русским Севером // Слово о людях и земле Поморской. Архангельск, 1993. С. 131—139; Пересадило Р. В. Российско-норвежские экономические отношения на русском Севере (конец XVII — начало XX вв.) // Материалы Шестой ежегодной научной конференции (14—16 апреля 2004 г.) Под ред. В. Н. Барышникова. СПб, 2005; Красавцев Л. Б. Правовые аспекты поморской торговли с Норвегией в XIX в. // Архангельск и северные страны конца XVI — начала ХХ веков: Избранные доклады. Архангельск, 1999. С. 50—58; Репневский А. В. Историческая судьба поморской торговли и день сегодняшний // Санкт-Петербург и страны Северной Европы. СПб., 2004. С. 138—145; Смирнов А. И. Мурманский коридор. (Российско-норвежское сотрудничество в Баренцевом регионе). Мурманск, 1998. С. 12—18; Шрадер Т. А. Торговые связи Русского Поморья с Северной Норвегией (конец ХVIII—начало ХХ вв.). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Л., 1985; Шрадер Т. А. С торгом в Норвегу // Следопыт Севера. Архангельск, 1986. С. 193–204; Шрадер Т. А. С торгом в Норвегу. (Поморская торговля как фактор взаимовлияния культур) // Скандинавские чтения 2008 года: этнографические и культурно-исторические аспекты. СПб., 2010. С. 256—273; Shrader T. A. Across the Borders: the Pomor Trade // Russia-Norway: Physical and Symbolic Borders. Ed. T. N. Jackson and J. P. Nielsen. Moscow, 2005. P. 105—115. Сближение: Россия и Норвегия в 1814–1917 годах. Под ред. Й. П. Нильсена. М., 2017. С. 170-209.

(14) Проф. Л. Б. Красавцев открыл фрагменты — отдельные акты законодательства о поморской торговле в Государственном архиве Архангельской области (ГААО). См. Красавцев Л. Б. Торговое мореплавание на Европейском Севере России во второй половине ХIХ — начале ХХ века. Проблемы развития и правового регулирования. Архангельск, 2006. С. 12-15.

(15) Приведем полностью этот весьма важный фрагмент для понимания всей ситуации: «Хотя не токмо отпускаемого за море, но и оставляемого в запасе, для содержания всего Поморья и самого города Архангельского, количество хлеба предписано законами, но при всем том в хлебных ценах великая бывает разность: обыкновенная цена хлебу менее 20 копеек пуд, но в мою бытность продавался пуд муки ржаной по 50-ти копеек. И можно не ошибаясь сказать, что цены хлеба не от запасных магазинов, но от количества отпусков зависят: тогда по берегам Белого моря и в Кольском уезде живущие обязываются привозить к городу Архангельскому от своих селений свидетельства, сколь велика каждого семья и сколь многолюдны их промыслы, по числу коих количество хлеба и отпускалось по билетам, даваемым из бывшей тогда собственной губернаторской конторы. К сему тягостному для поморян установления подал повод вывоз хлеба поморянами в так называемые непозволенные места, где они оный иногда, как сказывают, на рыбу променивали: но мне кажется, что лучше пусть вывезено будет несколько четвертей хлеба более, нежели зажиточных поморян сделать вечными господами бедных своих собраний, которые, будучи принуждены у богатых забирать хлеб с обещанием заработать оный на промыслах, остаются почти всегдашними работниками». — Полное собрание ученых путешествий по России. Т. 5. Окончание записок путешествия академика Лепехина. СПб., 1822. С. 357—358. И. И. Лепехин во время своей экспедиции по России посетил Архангельск в 1772 году. Редакцию текста И. И. Лепехина к посмертному изданию 1822 года готовил его сотрудник — хороший знаток Русского Севера Н. Я. Озерецковский.

(16) См. доклад министра внутренних дел 31 декабря 1803 года в кн.: Полное собрание законов Российской империи с 1649 года. (дальше: ПСЗРИ). Т. 27. 1802—1803. СПб., 1830. № 21107. С. 1116.

(17) Ниеми Э. Поморская торговля с точки зрения норвежцев. С. 28.

(18) Ниеми Э. Указ. соч. С. 15, 16; Бухаров Д. Н. О меновых торговых сношениях с Финмаркеном. СПб, 1883. С. 5, 7.

(19) Шрадер Т. А. С торгом в Норвегу // Следопыт Севера. С. 194.

(20) Бернштам Т. А. Указ. соч. С. 112.

(21) ПСЗРИ. Т. 27. 1802—1803. СПб., 1830. № 21107. 31 декабря 1803. Высочайше утвержденный доклад министра внутренних дел. Об отмене обряда, соблюдаемого архангельским губернским начальство при отпуске хлеба на продовольствие города Кеми купцам, мещанам и некоторых волостей крестьянам и об облегчении способов продовольствия приморских селений Архангельской губернии С. 1115

(22) Шрадер Т. А. С торгом в Норвегу. С. 196—197.

(23) ПСЗРИ. Т. 18. 1767—1769. СПб., 1830. № 13141. 1 июля 1768 года. Именной, данный Сенату. Об отдаче промыслов сального, кож морских зверей, моржевого и рыбы трески на вольный промысел Архангелогородской губернии обывателям. С. 695—696.

(24) ПСЗРИ. Т. 26. 1800—1801. СПб., 1830. № 19803. 24 марта 1801. Именной, данный Сенату. Об отмене запрещения на вывоз за границу хлеба и вина. С. 597.

(25) ПСЗРИ. Т. 27. 1802—1803. СПб., 1830. № 21096. 22 декабря 1803. Именной, данный Сенату. Об устроении в Архангельске хлебного запасного магазина на особенных правилах местного положения и образу продовольствия того края сообразным. С. 1080—1086.

(26) Шрадер Т. А. С торгом в Норвегу. С. 199.

(27) ПСЗРИ. Т. 31. 1810—1811. СПб., 1830. № 24221. С. 175—176.

(28) ПСЗРИ. Т. 31. 1810—1811. СПб., 1830. № 24767. С. 837—838.

(29) ПСЗРИ. Т. 32. 1812—1815. СПб., 1830. № 25285. С. 471.

(30) ПСЗРИ. Т. 37. 1820—1821. СПб., 1830. № 28356. С. 391.

(31) ПСЗРИ. Собр. 2. Т. 1. 1825—1827. СПб., 1830. № 218. С. 318-320.

(32) ПСЗРИ. Собр. 2. Т. 6. Отд. 2. 1831. СПб., 1832. № 4836. С. 90.

(33) ПСЗРИ. Собр. 2. Т. 10. Отд. 1. 1835. СПб., 1836. № 8006. С. 282—283.

(34) ПСЗРИ. Собр. 2. Т. 12. Отд. 1. 1837. СПб., 1838. № 10133. С. 232—233.

(35) ПСЗРИ. Собр. 2. Т. 13. Отд. 1. 1838. СПб., 1839. № 10960. С. 94—95.

(36) ПСЗРИ. Собр. 2. Т. 21. Отд. 1. 1846. СПб., 1847. № 19948. С. 453.

(37) ПСЗРИ. Собр. 2. Т. 17. Отд. 1. 1842. СПб., 1843. № 15731. 9 июня 1842. Высочайше утвержденное положение о преимуществах службы в отдаленных и малонаселенных краях Империи. С. 438—443

(38) ПСЗРИ. Собр. 2. Т. 37. Отд. 2. 1862. СПб., 1865. № 38910. С. 332.

(39) ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 26. 1800-1801. СПб., 1830. № 19285. Ст. 42. (40) ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 29. 1806-1807. СПб., 1830. № 21996. С. 15-17.

(41) ПСЗРИ. Собр. 2. Т. 30. Отд. 1. 1855. СПб., 1856. С. 167-168.

(42) ПСЗРИ. Собр. 2. Т. 36. Отд. 1. 1861. СПб., 1863. № 36521. С. 16.

(43) Максимов С. В. Год на Севере. Архангельск, 1984. С. 245.

(44) ПСЗРИ. Собр. 2. Т. 41. Отд. 1. 1866. СПб., 1868. № 43575. О продолжении срока бестарифного отпуска леса поморам Архангельской губернии для торговли с Норвегией. С. 1056.

(45) Памятная книжка для Архангельской губернии на 1861 год. Архангельск, 1861. С. 68. Проф. Л. Б. Красавцев нашел в архиве более широкую редакцию этого текста К. Б. Пилацкого: «Поморы — жители прибрежного края Архангельской губернии в уездах Кемский, Кольский, Мезенский и Посад Сумской — у них особенные права и могут вывозить из Архангельского порта на собственных мореходных судах хлеб во всяком количестве и беспошлинно, могут беспошлинно привозить соленую рыбу, норвежскую и собственного улова, кроме сельди и трески сушеной, за которые платят пошлину. Ежегодно с марта отправляются в становища и на шняках занимаются рыбным промыслом. С вскрытием Двины на раньшинах или ранних (так названы суда от ранней поездки) с закупленной рыбой возвращаются в Архангельск. Некоторые в течение лета совершают несколько таких рейсов. Много их в сентябре на Маргаритинской ярмарке... В это же время приходит около сотни торговых поморских судов, на которых они торгуют с Норвегией. Около сотни их возят ежегодно в Вардэгузе, Таммерфест, Тромсе и др.: хлеб, пеньку, пеньковые товары, крупу и выменивают их на соль, треску, палтус, треску и сайду сушеную, мягкую рухлядь, оленьи шкуры. Эти товары поморы привозят в Архангельск. В начале октября поморы возвращаются с запасами к себе». — Историческое обозрение города Архангельска // ГААО. Ф. 6. Оп. 17. Д. 66. Л. 48—49.

(46) См. главу 18 и 19. Огородников С. Ф. Очерк истории города Архангельска в торгово-промышленном отношении. СПб., 1890. С. 300-303, 307-311, 312-327.

(47) Трошина Т. И. Великая война... Забытая война...: Архангельск в годы Первой мировой войны: (1914—1918). Архангельск, 2008. С. 52.

(48) См. термин «русский помор» в законодательном акте. ПСЗРИ. Собр. 3. Т. 12. 1892. СПб., 1895. № 8316. С. 90—91.

(49) ПСЗРИ. Собр. 2. Т. 12. Отд. 1. 1837. СПб., 1838. № 10132. С. 232.

(50) Свод законов Российской империи повелением государя императора Николая I составленный. Издание 1842 года. Т. 6. СПб., 1842. Разд. 5. Глава 5. Ст. 1186—1189. С. 203—205; Свод законов Российской империи повелением государя императора Николая I составленный. Издание 1857 года. Т. 6. СПб., 1857. Разд. 5. Глава 5. Ст. 1308—1311. С. 255—257. Соответствующие разделы присутствую и в другие изданиях Свода законов.

(51) См. опубликованный билет на морское судно: Ружников А. В. Судовладельцы Поморья: парусный флот. Архангельск, 2013. С. 40—41.

(52) Подсчитано по таблицам населения приходов: Атлас Архангельской епархии. Архангельск, 1890.

(53) Нильсен Й. П. Российско-норвежские отношения в арктической Европе и история Баренцева Евро-Арктического региона. С. 19.